Ты крутись, крутись, колечко...

Ранее, Лориэн. Владычица Галадриэль склонилась над спокойной зеркальной гладью. Думы колдуньи Золотого леса были отнюдь не радостны. Вот уже вторую неделю, как нет вестей от её законного супруга. Брак с Келеборном когда-то помог ей укрепить положение в Дориате, все-таки племянник Элу, и вот уже никто не поглядывал косо на беженку из Валинора. Родословная её супруга, впрочем, не была его единственным достоинством. Келеборн был умен, но глупее, чем она, он был влюблен в неё и готов был носить на руках — Галадриэль использовала это сполна, ведь он был покладист и не мешал ей в осуществлении её заветных целей. Даже когда Дориат ушёл под воду и данное ей супругом имя во всю гремело в Средиземье, Келеборн всё равно был ей удобен — мягкий, спокойный — он был тихой гаванью, в которую всегда можно было вернуться. Возможно, колдунья никогда его не любила, а в последнее время они ещё сильнее отдалились друг от друга, но он был её, а это многое значило. Никто не смел забирать у хранительницы одного из великих эльфийский колец то, что принадлежало ей по праву. Кто-то всё же посмел. О, как же она ненавидела этого заносчивого выскочку! Со своего первого дня в Дориате эта нелюбовь была взаимной. С того самого первого взгляда, которым её одарил Трандуил тогда. Все восхищались её красотой, все! Но только не этот пижон, что купался во всеобщей любви и не знал никаких более ярких потрясений, кроме как случайная стычка с орками за пределами купола. Он не знал жизни, но смел смотреть на неё снисходительно и высокомерно. О, как ей нравилось бесить его, постигая те азы природной магии за месяцы в то, время как ему на них же потребовались годы. Мелиан учила его с детства, однако Артанис была сильнее и талантливее и это невероятно бесило его. Вскоре стало очевидно, что колдунья превзойдет его. О, как она упивалась отчаянием в его блестящих глазах, как ей нравилось смотреть за тем, как опускается его гордый подбородок. Это была победа. И всё же для него магия была скорее приятным дополнением, игрой, чем целью в жизни. Он не планировал становиться целителем, хотя был весьма неплох в этом. Трандуил был мужчиной, а потому мог строить военную карьеру, в то время, как она выкладывалась по полной здесь, стремясь стать такой защитницей, чтобы её боялись и уважали все мужчины! Вообще отношение в этом месте к женщинам, как изнеженным созданиям, созданным лишь для шитья и пения медленно убивало её. Нолдор были не такими. Она была не такой, а потому она завидовала страшной силой всем окружавшим её влиятельным и молодым отпрыскам. Потому как Трандуил снова выкинул финт и обогнал её, выбившись в капитаны разведки, пусть только по делам нуагрим, но она-то знала, что у него в отличие от неё была власть. Тогда Галадриэль решила выйти замуж. Жертва была подобрана, как исходя из соображений разума, чтобы через мужа её влияние на двор возросло, а с другой, чтобы уязвить ненавистного ей Трандуила. Келеборн был его дальним родичем, но самое главное он был его лучшим другом. Совершенно не схожий характером, но их отношениям можно было только позавидовать. Галадриэль с превеликим удовольствием отняла его у своего заклятого соперника. И всё же что-то было не так. Келеборн, прислушиваясь к своей мудрой жене, отдалился от своего безрассудного друга. Она получила положение, став практически третьей леди Менегрота, но чего-то не хватало. Всё чаще Галадриэль ловила себя на мысль, что супруг её слишком скучен и что она с большим удовольствием доказала бы свое превосходство в постели кому-то совершенно другому. Эти мысли сводили её с ума, заставляя кусать губы, глядя как знакомая лучащаяся самодовольствием и верой в собственную неотразимостью фигура проплывала мимо неё. Она ненавидела его. Ненавидела за то, что он стал королем много раньше, чем она получила владения Амрота. Ненавидела потому, что он выбрал себе в жены безродную дикарку, сделав это изящно без всякого расчета и умысла, тогда как ей самой пришлось совершить совершенно иное. Ненавидела она его и за то, что король Трандуил легко отмахнулся от её более, чем щедрого предложения защитить и его земли. Будто бы использовать Нэнью было так просто, будто бы он мог справиться сам… Но больше всего уязвляло в нём её отсутствие к ней всякого уважения. Он не признавал ни её силу, ни талант, называя за глаза спятившей нолдорской ведьмой. Наглец смеялся над её мэлорнами и откровенно презирал за поддержание вечного лета. Колдунья бы всё отдала лишь бы впиться своими когтями в его самодовольную рожу, испортив это прекрасное личико, но порой её посещали странные мысли, что в чем-то мерзавец, возможно, и был прав. Когда трагически умерла его жена, Галадриэль почувствовала такой прилив злорадства, что сама испугалась. Когда же похожая беда постигла её дочь, колдунья впервые пришла в ужас. Она долго ни с кем не разговаривала, даже с пытавшимся её ободрить Келеборном. Тогда она было почти готова унять свою гордость и встретиться с Трандуилом с глазу на глаз. Поговорить обо всем, но она так и не решилась. Затем мир вокруг всё темнел и темнел, Галадриэль ненавидела собственное бессилие и проклинала Трандуила за его гордость и беспечность. Пока она пряталась, он сражался с тьмой в своем лесе. Возможно, ей тоже хотелось сражаться… Очень хотелось, но колдунья была слишком осторожна. Именно это её качество сподвигло её обзавестись своим шпионом во дворце соседа. Трандуил имел одно безрассудное качество — привечать нандор в собственном дворе. Нандор были и среди её подданных. Никто бы не стал проверять досконально откуда взялась одна из почти не заметных служанок. Многие нандор вообще жили отшельниками. Так, Галадриэль узнала, что после битвы пяти воинств Трандуила словно кто-то ужалил за причинное место и веками сидевший на своем троне и лениво потягивающий винцо король вдруг развёл бурную деятельность. Более того эта деятельность оказалась тщательно скрыта от чужих глаз. Трандуил вовсю готовился к войне, причем в открытую притворяясь все той же Лесной Феей, что не может даже толком контролировать расплодившихся пауков у себя в лесу. Это пугало её, все же вряд ли он обезумел настолько, что готовился объявить поход во имя освобождения Золотого леса от её владычества. Нет, скорее Трандуил собрался сделать то на что не хватало духу и ресурсов ни ей, ни её бестолковому зятю. Это злило. Более того её злило то, что её зеркало упорно отказывалось показывать то, что происходит в Лихолесье, которое стремительно превращалось в Темнолесье. Ещё её тревожила та наглая девчонка, которую мерзавец вопреки здравому смыслу не изгнал из своего королевства. Тауриэль находилась непростительно рядом с владыкой и бросала на того голодные взгляды, что были так схожи с её собственными. Пожалуй, больше всего она боялась, что этот подлец наплюет на все приличия и вновь станет счастливым таким, какой ей самой уже давно не светит стать. И не потому что рядом маячит Келеборн, но и… Хотя и от этого тоже. Потому, когда ей доложили о тех мерзких слухах, Галадриэль не выдержала. Это было слишком. Ещё и муж куда-то запропастился, чего уж никогда с ним не бывала да Курунир, подлец этакий, в рамках очередного обмена информацией ничем особо новым её не порадовал. Только остался на пару дней погостить задарма. Когда на тринадцатый день муж вернулся к ней живой, здоровый и до непростительного счастливый, Галадриэль не выдержала и закатила скандал. Как этот идиот посмел не только уйти от неё, но вернуться таким счастливым, каким она его один Моргот знает сколько не видела? Колдунья бушевала, а Келеборн продолжал немного глупо улыбаться, старательно пряча согретую на груди тайну. Это стало последней каплей. Галадриэль демонстративно хлопнула дверью и ушла ночевать на другое дерево, однако нужного эффекта это не возымело. На следующее же утро благоверный поверг её в шок тем, что устроил внеочередной смотр войск, более того этот увалень проводил инвентаризацию оружия. Не выдержав, Галадриэль прямо спросила мужа: «Какой Трандуил его покусал?» и выпала в осадок, заметив тень страха в его глазах. Подобного предательства и сговора за своей спиной колдунья простить не могла и оттого выехала прочь, послав Митрандиру весточку о необходимости скорой встречи. Этот истари притягал её своим умом и что уж греха таить, он был ей симпатичен и если бы не это дряхлое тело… Галадриэль вздохнула. С ней также увязался Курунир под предлогом сопровождения переброса пары слов с коллегой по цеху. Если бы она знала к чему приведет эта их встреча… Но она не знала. И сейчас, обмякнув, повисла в сдерживающих объятиях Митрандира. с нарастающим ужасам оглядывая дело рук своих. Весть о том, что Трандуил скорее всего завладел кольцом всевластия свела её с ума. Этим своим поступком её соперник вновь пролетал на несколько ступеней вверх к власти в то время, как она топталась на одном месте. Однако глядя сейчас на то, как медленно поднимается и отходит от изломанного тела Радагаст, колдунья чувствует, что в своей борьбе за власть упала в такую непроглядную пропасть, что выбраться теперь будет также нелегко, как и забыть… Забыть его белое, как у разбитой фарфоровой куклы лицо, только вдобавок залитое алой краской. Кажется, её затошнило. Митрандир рядом что-то неразборчиво говорил, придерживая её спину и волосы. Галадриэль было плохо, и как она чувствовала вполне заслужено. Происходящее никак не желало укладываться в её голове. «Я убила его,» — глухо произнесла она в ужасе оглядывая свои абсолютно чистые ладони, словно ожидая увидеть на них кровь. — Это не совсем так, — тихо сказал Радагаст где-то очень близко с ней. — Он уже был очень болен, когда применил это заклинание, слишком сильное для его неокрепшего организма. Но да это ты его добила. — Я… — глухо повторила Галадриэль, чувствуя, что на глаза впервые за много столетий приливает предательская влага. — Оставим это на потом, — неожиданно твердо звучит голос Митрандира. — Кольцо было при нем? — Нет, чтобы вы о Трандуиле не думали, глупцом он не был никогда, — покачал головой Айвендил. — Если у него и было кольцо, то, вероятно, оно плывет сейчас вниз по реке. — Ты, действительно, думаешь, что он смог бы сотворить такое с Саруманом без кольца? — недоверчиво переспросил Гэндальф. — Вы зря недооценивали его, сегодня у Трандуила была только одна цель — умереть и забрать Сарумана с собой. Он умирал с чувством выполненного долга и, знаете, я ему поверил. Вы не видели его глаза, — Бурый маг тяжко вздохнул, больше всего ему хотел сейчас как следует затянуться своим самым забористым сбором и свистнуть своих верных кроликов, чтобы умчаться, как можно дальше от этого безумия. — То есть ты поверил в то, что наш командир — предатель? Вот так просто? — выдохнул Митрандир, впрочем, скепсиса в его голосе почти нет. — Не ты ли мне говорил, что Саруман стал подозрителен? — кисло улыбнулся Радагаст. — Как бы там не было, я уверен, что ты докопаешься до истины, какой бы она не была, а пока вам с владычицей стоит поспешить. Скоро здесь будет очень много жаждущих найти виновных эльфов, присутствие же госпожи да ещё в таком состоянии сродни объявлению войны. Поищите кольцо вниз по течению, я присоединюсь к вам позже. — Что ты намерен сказать им? — после недолго молчания, признав правоту друга, кивнул Митрандир. — Что ты скажешь Леголасу? — Вы заберете обломки, — всучил Бурый маг половинки посоха в руки недоумевающему Гэндальфу. — А я скажу эльфам, что прибыл немногим раньше их, точно также услышав крик. Также я намекну на то, что от того дерева веет темными силами и, предположу, что их король ценою своей жизни спас их от неведомого зла, готовившегося напасть на мирно спящее Темнолесье. Это будет честным по отношении к Трандуилу, потому как мы не можем отрицать, что он всё сделал для своего королевства, и одновременно это обезопасит нас, сбережет хрупкий мир. Леголасу же я скажу правду, как и обещал его отцу. — Ты не посмеешь! — ненадолго очнулась Галадриэль. — Этим ты только поставишь под угрозу мир! — Принц не станет тебе мстить, госпожа, — ровно ответил Радагаст. — А сейчас уходите, я слышу шаги.

***

Чуть ранее, комната Леголаса. Леголас ещё раз перечитал отчет о своем путешествие по средиземью. Это была уже четвертая редакция и не было никаких гарантий, что она останется последней. Король немыслимым образом ухитрялся каждый раз придираться к какому-то новому моменту, зацепившись за крохотную деталь, которую совет мог истолковать двояко. Принц чувствовал, что ещё немного и он изведет весь их лес на написание проклятого отчета. Однако сейчас ему было уже все равно. Его внутренние часы подсказывали что ещё немного в таком темпе и он помрёт. По ночам пытаться отразить свою отлучку в такой форме, чтобы ни у кого не осталось и тени сомнения, что все было сделано и исключительно и ради блага государства; а всё остальное время, не считая пары украденных перед рассветом часов, Леголас занимался тем, что постигал всю нескончаемую бездну ада неумолимой бюрократической системы. Он никогда раньше не думал, что бумажная работа может так выматывать. Но принц сам на это напросился, а пойти на попятную мешала собственная гордость и данное себе слово. И если первое время король ещё щадил его, то вскоре принц познал всю тленность и боль нет не бытия, а документооборота. Самым страшным для него было набраться смелости и попросить поща… нет, помощи у отца. Потому как с Тауриэль после той ужасно неловкой и вынужденной помолвки, Леголас просто боялся заговорить, более того, находясь с ней в одном помещении он чувствовал такую неловкость что был готов провалиться под землю. Повезло ещё, что король, заполучив к себе в помощники Леголаса, теперь в основном гонял Тауриэль по королевству с поручениями в то время, как принца держал под боком. Удивительное дело, но король не съел его за очевидно глупые вопросы, которых бы у него не было, занимайся он в своё время прилежнее. Объяснял владыка в своей излюбленной манере — немного ехидно, да ещё и не стесняясь в выражениях, так что у Леголаса порой уши алели, но, в целом, доходчиво. Скоро принц стал косячить меньше, так что сего… то есть уже вчера даже удостоился одобрительного хмыка. Трудно сказать работал ли его план, но работать сообща эту недолгую неделю у них получалось. Не без эксцессов, конечно, но Леголас не забыл, как три дня назад вырубился прямо на кипе бумаг, а проснулся затем в своей постели. И судя по тем хитрым взглядам, которыми его одарили стоявшие накануне на посту караульные, тащили его до постели точно не они. Слегка улыбнувшись своим мыслям, принц сладко зевнул, когда услышал это. Нечеловеческий вопль, доносившийся откуда-то со стороны леса. Будь он хоть трижды наследником, подобное Леголас проигнорировать не мог, а потому, наплевав на маячившую впереди выволочку от отца, выпрыгнул в окно. Он не ушёл далеко, когда почувствовал, что за ним кто-то следует. Ему не потребовалось оборачиваться. Леголас и так узнал бы эти шаги. Какие бы сложности он не испытывал сейчас с Тауриэль, но он был рад, что та продолжает следовать за ним. Ничего друг другу не сказав, они нырнули в чащу леса. Точно определить откуда шёл крик было невозможным, всё давно стихло, если бы не стаи потревоженных птиц, летящих прочь. Вскоре они вышли туда, откуда спешно ретировались пернатые. Первое во что врезался взгляд принца — это необычайное белое древо с черными листьями, он мог поклясться, что ещё совсем недавно ничего подобного здесь не было, а деревья как известно не вырастают в одночасье да ещё и в такую вышину. Вторым, что заметил Леголас, это идущего к ним навстречу Радагаста, уже одно выражение лица которого, заставило внутренности принца сжаться. И только, когда позади него тихо вскрикнула Тауриэль, он обратил внимание на покорёженный дуб, точнее, на то кого, кто сломанной куклой лежал под ним. Ветер вдоволь поиграл светлыми волосами, забросив часть прядей на залитое кровью мертвенно бледное лицо. Сердце Леголаса пропустило удар, когда он узнал в нём своего короля. На негнущихся ногах он подошёл ближе, рухнул на колени и в отчаянном жесте приложил палец к поломанной шее, силясь нащупать бьющуюся жилку. Бесполезно, плоть под его пальцами была нема, только его собственное сердце сходило с ума, отзываясь звоном в ушах. Прерывисто вздохнув, он бережно отодвинул слипшиеся от крови пряди с его лица. В последней безумной надежде принц приподнял, словно окоченевшее веко. Увидев там замутненный расширившийся зрачок и полное отсутствие света, он невольно отшатнулся, перекатившись с колен на пятую точку. Осознание случившегося медленно проникало в его разум, обхватив колени, он сделал судорожный вздох, пытаясь взять себя в руки. Вместо этого он снова приблизился к отцу, схватил странно окаменевшие пальцы и начал кричать всякую чушь прямо в его, словно в насмешку умиротворенное лицо. Когда Леголас совершенно утратил над собой контроль и был готов ещё сильнее попортить застывшее фарфоровое лицо, разгоряченная ладонь Тауриэль перехватила его кулак, в то время, как другой она притянула его к себе. Принц не сопротивлялся, с благодарностью ухватившись за предложенное плечо, он даже позволил отвести себя подальше от… тела. Леголас шумно выдохнул, признавая это. Что-то горячее побежало по его щекам, когда он судорожно хватался за плечи подруги. До него его разума едва ли долетали слова, что тихо шептала ему Тауриэль, но он чувствовал её запах, разгоряченное прерывистое дыхание и руки обнимавшие его. Вскоре вокруг стало очень шумно. Кажется, до них наконец добрались постовые. Радагаст что-то активно объяснял, упоминая такие слова, как «не успел», «не знаю, что произошло» и «что-то темное и злое заключено в том древе», наконец мозг принца вычленил из всего этого потока: «король, вероятно, пожертвовал собой, чтобы отвести беду от Темнолесья». Тут его прорвало, отлепившись от Тауриэль, Леголас, слегка качаясь, направился к Радагасту. Он смотрел и не видел взгляды, направленные на него, он шёл и не слышал, не желал слышать, как кто-то прикрыв ладонью руку, сокрушено потребовал дорогу королю. Радагаст понятливо отвел его туда, где их не мог услышать никто. Даже Тауриэль не рискнула последовать за ними. — Что произошло на самом деле? — потребовал ответа Леголас, сжимая кулаки до боли в ладонях. — Это кольцо, да? — Мы точно не знаем, — тяжко вздохнул Айвендил и не давая ярости принца вырвать, добавил, — Это была плохая идея, но я, Митрандир, Курунир и Галадриэль решили поговорить, только поговорить с ним о наших подозрениях. Однако Трандуил нас не так понял. Он сказал, что избавит нас от предателя и страшным проклятием обратил Белого мага в древо, после чего его, не сдержавшись атаковала Галадриэль, результат ты видел. — Что он сделал? — мучительно переспросил Леголас, чувствуя, как его начинает мутить. — Думаю, Трандуил не ошибался. Мы давно подозревали что-то такое, но доказательств нет, пока нет. Митрандир этим займется, о результатах я тебе сообщу. Но, Леголас, ты должен принять, что, как бы там не было на самом деле, Трандуил верил в свою правоту. Он умирал с чувством выполненного долга, я видел это. Если кольцо и правда было, то, скорее всего, оно свело его с ума, но он продолжал по-своему заботится о Лихолесье. — От твоих слов ничуть не легче! — зло выкрикнул принц. — Вы нашли у него кольцо? — Ни в чем нельзя быть уверенным, но кольца при Трандуиле не было. Возможно, оно давно сгинуло по течению местной речки, а может пылится в одном из его сундуков, что крайне маловероятно. А возможно и не было его вовсе. — Ты, правда, так думаешь? Он бы смог сотворить такое без кольца? — голос Леголаса прервался. — Да, — кивнул Бурый маг. — Мог. Потому как слишком много в этой истории темных пятен, я прошу тебя поддержать ту версию, что я сообщил остальным. Пусть твой отец будет считаться героем, в конце концов для Лихолесья он им и был, несмотря на все свои действия. и пусть Курунир, даже окажись он предателем, не будет предан огласке. Если это правда, то его позор ляжет на всех истари и подставит под угрозу нашу миссию. А если ты позволишь вырваться злу на владычицу Галадриэль, то это приведет к войне. — Я понимаю, — наконец медленно кивнул принц. — Понимаю… это. Но только не то, что я буду делать, если окажется, что под воздействием Единого он был… — судорожный вздох. — Куда живее, чем когда был самим собой. Что, если все его последние попытки сблизиться со мной были ложью? Что, если это был какой-то гнусный план… — голос подвёл принца. — Леголас, — Радагаст крепко сжал его плеча, чуть встряхнув поникшего эльфа. — Он тебя любил, это точно. Он думал о тебе, умирая. — Если бы он думал обо мне, то не оставил бы разгребать всё это дерьмо, — глухо пробормотал Леголас, уткнувшись в плечо Бурого мага, абсолютно не замечая того, что то вымазано в птичьем помете…

***

Позднее, покои короля. Леголас в нерешительности стоял на пороге. Уже прошло много часов с тех пор, как он, выкурив какой-то дряни, предложенной Айвендилом вышел из леса. Тело короля давно унесли в замок, куда именно он не знал. Все хлопоты взяла на себя Тауриэль. Спасибо ей за это, её работоспособность поражала, хотя он и не сомневался, что ей нисколько не легче, а то и хуже, чем ему. Принц чувствовал себя опустошенным. Ему предстояла нелегкая миссия, которую мог выполнить только он. Обыскать покои короля. Как же он боялся отыскать это проклятое кольцо. При одной мысли об этом удушливая злоба начинала душить его. Его отец не был никаким героем, он был настоящей бесчувственной сволочью! Только последний мерзавец решился бы вылезти из своей раковины, растеребить всю душу и затем умереть. Леголас его ненавидел. И всё же, зайдя внутрь, он чувствовал себя нашкодившим малышом, ожидавшим что отец вот-вот выскочит из своего гардероба (являвшему собой настоящее другое измерение, столько всего там было навалено) и отчитает его строгим голосом с подрагивающими от злости бровями. Это выглядело бы даже забавно, не будь так страшно. Как же ему хотелось, чтобы именно так всё и было. Но никто из гардероба не выскакивал. Для верности принц даже заглянул внутрь, чтобы удостовериться, но на него оттуда лишь выпала старая лисья шуба. Тяжело вздохнув, Леголас принялся за работу. Аккуратностью в своих личных покоях король не отличался. Постель была смята, так словно тот вскочил среди ночи, а так оно скорее всего и было. На раскрытом подоконнике стоял пустой кубок, очевидно, это был его последний бокал, перед тем, как он спрыгнул вниз. По спине Леголаса пробежала дрожь. Усилием воли, взяв эмоции под контроль, он прошел дальше. Часть вещей со столика лежала на полу и, в целом, сбитая шкура на полу выглядела так, словно король совсем недавно в бешенстве метался по своим покоям. А может и не в бешенстве… А в совершенно ином чувстве, при этой мысли в горле принца вновь стал нехороший ком. Со странным чувством он покосился на стену, за которой располагались его покои. Он ведь был там. Писал дурацкий отчет. Если бы он… Додумать ему не дал дребезжащий звук откуда-то из кабинета. Сдавленно выругавшись, Леголас вышел посмотреть на того бессмертного, кто рискнул к нему приблизиться в таком состоянии. Им оказался Галион, и их бестолковый дворецкий был просто никакой. Взглянув мутным взглядом на выплывающего из покоев короля Леголаса, он опрометью бросился к нему с криком: «Я знал, что все эти *уки врут!» Однако уже в пути Галион резко затормозил, видимо, признав принца. — Так это правда? — надтреснутым голосом спросил он, глядя на него невидящим взглядом. — Да, — тихо выдавил Леголас, теперь понимая, почему отец держал этого безнадежного пьяницу при себе. Галион был предан ему, возможно, он единственный из живых, кто знал короля совсем другим. И если он расспросит его, то сможет узнать были ли все перемены всего лишь игрой. — Галион, не хочешь ещё выпить? — тихо предложил он, кивая на покои короля. Дворецкий колебался ровно три секунды, после чего воспользовался предложением. Следующие несколько часов жизни принца были подернуты пьяным угаром, зато он узнал о своем отце больше, чем за всю свою жизнь рядом с ним. Причем узнал он такое, о чем и вовсе предпочел бы никогда не знать. Вот к чему ему информация о том, что в юности его отец был пойман Галионом за подглядыванием в женских купальнях? Несколько стражей только что, по приказу Леголаса, унесли дворецкого к целителям. На всякий случай. Всё же даже у эльфов печень не вечная. Да и принц испытывал легкое угрызение совести от того, что на сей раз это он подливал Галиону винцо из бочонка. Бочонок, к слову, обнаружился под кроватью, где как просветил принца дворецкий, у короля был мини-погреб. Взгляд Леголаса против воли переместился на столик, куда он только что швырнул принесенные стражей ключи. Точнее это была цепочка с пятью ключиками, которые владыка всюду таскал за собой. И хотя, как принц не приглядывался не разглядел на ключах ни пятнышка, он отчего-то знал, что те побывали в крови. Голова снова закружилась, так что ему снова пришлось открыть окно. Окно… Ему необходимо было собраться, вскоре его короткая передышка закончится и начнется сущий ад, но пока он ещё принц, не король, Леголас намеревался вскрыть все старые нарывы и обыскать каждый закуток этих покоев лишь бы только убедиться, что этого кольца здесь не было и нет. Вздохнув он, он открыл первый сундучок, стоявший на столике. В нем не было ничего интересного — пара старых писем, несколько документов, видимо, особо важных. В следующем сундуке оказалось поинтереснее — там обнаружилось несколько несколько совершенно обычных на вид колец, но Леголас сгреб их в небольшой мешочек, чтобы отдать Радагасту на проверку, но ни одно из них не выглядело, как то, что однажды примерещилось ему. В основном то были громоздкие перстни и лишь одно маленькое, явно не на руку отца изящное колечко с изумрудным камушком. По спине Леголаса пробежали смутные догадки, но он запретил себе об этом думать. чтобы не расклеиться ещё больше. В том же сундучке обнаружилось несколько шпилек и пара флакончиков духов. Не знал бы принц короля, решил бы что роется в закромах у эллет, но для его отца всё это было естественно. Пробираясь к следующему сундуку, он наткнулся на небольшой горшочек с орхидеей. Отчего та занимала столь почетное место было понятно, поговаривали, одержимость этими цветами у владыки возникла после смерти королевы, которая их любила. Теперь ему придется проследить, чтобы растения не сдохли. Леголас вздохнул. Следующий сундук оказался гораздо, гораздо интереснее. В нем были книги и почерк в них не оставлял сомнений в их авторстве. Более того часть из них была иллюстрирована. Самая верхняя книга была особенно новой, на последних страницах даже чернила не успели до конца обсохнуть из-за чего образовалось несколько клякс. Он писал её совсем недавно. Открыв её на титульной странице, принц против воли почувствовал, как по губам сама собой расползается грустная улыбка. Книга называлась: «Краткое пособие для зеленых листьев о том, как управлять государством и не сойти с ума». Пролистав её немного, Леголас обнаружил, что вскоре той предстоит поселиться на него столе. Особенно повеселили его иллюстрации, в карикатурной форме обозначавшие всю суть политики, не стесняясь изображать и ныне живущих персон. Особенно хорошо владыке удались гномы. Так, линия Дайна была прорисована с особой изощренностью. Другие книги оказались «Историей Арды без прикрас» в нескольких томах, также снабженными безжалостными карикатурами. В одной из них принц даже разглядел целую орду нуменорских кошек, трущихся вокруг Саурона. Заперев вновь ценные книжки и положив запазуху пособие, он нырнул в дебри гардероба. В ходе обыска он обнаружил несколько предметов одежды, которые заставили его густо покраснеть, но ни одного даже самого завалявшегося колечка. И слава Эру. Он даже не удивился, когда, выходя из покоев, столкнулся с Тауриэль. — Я прикрывала тебя сколько могла, но… Всё уже готово и все ждут только тебя, — её голос дрогнул. — Легалас, ты не… — Я должен, — тихо остановил он её. — Только почему так рано? Мы же не на войне, его тело ещё даже не остыло. Может, в случае с королем Орофером спешка и была оправдана, но сейчас… — принц покачал головой, цепляясь за последние мгновения свободы. — Тем страшнее смерть короля, — тихо выдохнула она, легонько касаясь его руки. — Эльфы напуганы. Их король умер так неожиданно, от рук неизвестного врага, чье тело обратилось в зловещее древо. Несмотря на все предосторожности тьма пробралась в самое сердце нашего королевства и нанесла по нему удар. Ты им нужен, но если ты не можешь, то ты не обязан принимать эту корону. Я не знаю, что будет тогда, скорее всего та свора шакалов передерется друг с другом, а победивший будет править руинами, но… Леголас, ты не обязан. — Ты и сама знаешь, что я уже всё решил, — он слабо улыбнулся, отвечая на касание её руки тем, что переплел их пальцы. Взгляд его против воли упал на простенькое кольцо, инкрустированное одним единственным небольшим сапфиром, что недавно появилось на пальце Тауриэль. Его на их вынужденную помолвку ему дал отец. Внезапная мысль прошила его мозг. — Тауриэль, ты не могла бы на время вернуть мне кольцо? — Так и знала, что ты захочешь её разорвать, — с горечью прошептала она, резко вырывая свои руку из его. — Нет, Тауриэль! — запоздало прикусил себе язык принц. — Я просто хочу отдать все кольца, к которым так или иначе имел отношение отец Радагасту на проверку сама знаешь чего. Вдруг это иллюзия и ты на самом деле носила всё это время то самое кольцо? — Тогда пойдем к Радагасту вместе, — тихо прошептала она, не желая расставаться с кольцом. — Ещё есть немного времени, и ты не представляешь, какие слухи пойдут, если я покажусь без кольца. — Да уж, наверное, ты права. Мне не нужны толпы эллет, желающих выйти замуж за короля, — он впервые назвал себя им и в груди у него что-то умерло. — Тогда поспешим, — Тауриэль скрылась за дверью. Ни в одном из колец Бурый маг ничего предрассудительного не обнаружил, только предупредил, что все кольца являлись накопителями и будут защищать своих владельцев, пока запасы магии не иссякнут. Сам Радагаст так же безрезультатно перерыл всю сокровищницу. Однако отрицательный результат — тоже результат, как заметил майа и они все вместе поспешили в сад. Как и все летние церемонии коронацию также решили провести там, а может дело было в том, что, как шепнула ему Тауриэль, в тронном зале сейчас покоилось тело владыки. День был до тошноты хорош. Природа вокруг, словно не понимала, что нечто страшное случилось с властителем этим мест. Птицы были отвратительно веселы, а сам Леголас чувствовал себя до ужаса неуютно в позаимствованной ради такого случая из отцовского гардероба вычурной мантии, у которой был лишь один весомый плюс — нежно зеленый цвет. Минусами же был добрый килограмм изумрудов, переведенный на вышивку, не говоря уже о золотых нитках, что, как заметила вездесущая Тауриэль, шли к его волосам. Так как, естественно, мантия была ему безнадежно длинна, то рукава и подолы пришлось спешно подколоть иголками, потому сейчас Леголас невольно боялся, что либо одина из игл вопьется ему в плоть либо что он расстелится прямо посреди всего честного народа. Однако ни того, ни другого ни случилось. Он спокойно прошествовал мимо собравшись эльфов, у некоторых, особенно у эллет, на глазах всё ещё блестели слёзы, однако он ощущал на себе их взгляды: давящую жалость, недоверие и легкое презрение. Ему придется сильно постараться, чтобы заслужить их доверие. Сменивший свое задрызганное одеяние на вполне приличную коричневую мантию Айвендил ждал его в конце живого коридора. В руках у истари, помимо посоха, была корона, вопреки традициям, та самая повседневная, что была на голове отца в момент его смерти. Против воли Леголас на секунду сбавил шаг, это было жестоко, но понимал, зачем бурый маг это сделал. Напоминание. Казалось, что с неумолимо опустившимся на его чело и вгрызшимся с непривычки в виски чужим венцом к нему перешёл и весь груз ответственности предыдущего владельца. В тот день король Леголас Трандуилион поклялся сделать всё возможное, чтобы Темнолесье вновь стало Зеленым лесом.

***

Десятая ночь после, Темнолесье Лунный свет мягко касался верхушек вековых деревьев. Это был древний лес. Многие стволы были перекручены в борьбе за место под солнцем и землю. Однако одно были здесь и прямые деревья. Так, на небольшой прогалине раскинулся белый пришелец неизвестного вида с темными листьями и странной кроваво-красною смолою, сочившеюся из его коры против всякого объяснения, птицы и звери намерено избегали его, облетая за три метра. Ещё совсем недавно этого дерева здесь не было, а сейчас от него веяло чем-то нехорошим. Одна любопытная белка приблизилась к нему так плотно, что смогла различить за шумом белых ветвей чьи-то злобные проклятия. Испугавшись, она попыталась сбежать, но чья-то злая воля не дала ей ступить и шага: белочка свалилась замертво. С той поры все лесные жители обходили прокаженное дерево. Однако они не исчезли совсем из этой части леса. Напротив, в нескольких метрах от нехорошего места у погнутого могучего старого дуба примерно в это же время появилась каменная плита, с обвивающими её зелёными ростами. От этого места в противовес прокаженному бело-черному древу исходила сила и покой, покореженный дуб вовсю покрывался новой порослью, вокруг против обыкновения расцвели красные маки, а на дубе свили гнёзда сразу несколько певчих птиц. Слабый лунный луч озарил каменную плиту. Та была только что высеченной. Работа была грубой — видно было, что мастер торопился либо не ставил пред собой такой цели. Работа определено была лишена эльфийского изящества да и не было у эльфов такого материала как и инструментов. Надписи на синдарине и нандорине набили позднее, а вот притаившаяся с боку толстой монолитной плиты неприметная надпись явно была работой нуагрим. И сказано там было: «Единственному остроухому, который меня перепил». Где-то на ветке страшно, словно ребёнок кричала сова, перекрывая собой шорох пушистых лап. К гробнице приближался белый не волк, не песец, а волколак. На шее у могучего зверя поблескивало простое золотое кольцо. Волколак остановился, свесив морду на плиту. Какое-то время лишь ветер доносил проклятия от прокаженного древа да надрывалась сова, а затем лес пронзил отчаянный гиблый вой, которому тут же где-то вдалеке завторили обычные волки. Внезапно откуда-то снизу раздался оглушительный треск. Волколак прекратил свой плач, пятясь от внезапно осветившейся ровными белым светом гробницы. Раз — обвивающие плиту стебли попрятались обратно в землю, два — тяжелая крышка отъехала в сторону, три — за край плиты схватилась синюшно бледная некогда изящная кисть, четыре — и сам мертвец показался из могилы. Выглядел восставший довольно страшно. Нет, обошлось без видимых признаков разложения, но с кожей явно что-то было не так. Во-первых, мертвец явно сбавил в весе, так что казалось, что синюшная кожа, из которой кто-то словно выкачал всю кровь, вот-вот порвётся. Белые волосы утратили последние капли теплоты и света, оставив лишь абсолютно белую краску. Но самым страшным были глаза: полностью лишенные белка они горели потусторонним изумрудным пламенем, посреди которого чудился золотой отблеск. Существо какое-то время просто сидело в могиле, словно не понимая где очутилось. Наконец, мертвец медленно повернул голову к волколаку, зеленое пламя в его глазах стало ярче, когда он высоким голосом проскрежетал: — Что ты со мной сделало? — О, Трандуил, а тебе идет новый облик. Правда, малышку Тау теперь в таком виде тебе точно не светит поразить, но зато, думаю, нолдорская ведьма оценит по достоинству, — Единое рассмеялось, раскачиваясь на веревке у Пирожка. — Я что теперь назгул? — с ужасом и отвращением возрился бывший эльфийский владыка на свои выпирающие из-под кожи кости. Теперь он выглядел нескладно: скелет под два метра росту, обтянутый синюшной кожей, и одетый в болтающийся как на пугале полный доспех. — Не совсем, — помедлив ответило кольцо. — По правде я не знаю, что ты. — Как это не знаешь? — бряцая доспехом, Трандуил с трудом выбрался из гробницы. Привыкать к новому равновесию он будет долго, как и к тому, что его тело не дышит, а сердце не качает кровь. Да есть ли у него сейчас это сердце? — Признаться, по правде, я подобных штук ещё не отмачивало. Эльфов не обращало да и с хранителями лесов дел не имело… В любом случае, ты сам виноват! Знал на что шёл, когда подбирал меня. Теперь твоя фэа принадлежит мне — и ты упокоишься только тогда, когда я тебя отпущу. Не думал же ты в самом деле, что я отдамся в руки какой-то сопливой девчонке? — Ты больной ублюдок! — Трандуил взревел, попутно пытаясь снять мешающую груду метала. — Я думал ты меня хоть немного уважаешь, а ты… Разве Тауриэль тебе не нравилась? Ты только о ней и говорил! — О, это было забавно бесить тебя её постоянными упоминаниями, однако твоя зловредная натура мне ближе, уж прости. Ты не должен был забывать с кем имеешь дело. И даже то, что ты, эльф, мне нравишься — сыграло против тебя самого! — И что же я теперь твоя игрушка? — прошипел бывший эльфийский король. наконец избавляясь от верхней части доспеха, однако от этого движения он потерял равновесие и треснулся черепом о собственную могилу. Боли он не почувствовал, но было всё равно неприятно. — Это было бы слишком скучно, хотя тогда бы ты понял, каково мне живется в постоянном страхе, что Он меня вернёт. Нет, дубина ты этакая, я могу тебя временно развоплотить, могу навсегда упокоить, но волей твоей я не владею — скажи спасибо своему дремучему лесу. Эти силы даже мне не подвластны, вцепились тебя своими ростками и не дали поглотить волю и разум, как и остатки света. Ты не назгул, по крайней мере не такой, как те девять дремучих идиотов, ты скорее немного злобная лесная фея… — Кину в болото, — зло пообещал Трандуил, наконец с наслаждением выпрямляясь. От доспеха он избавился, оставшись в одной рубахе и штанах, которые с него то и дело слетали. — И тогда навечно застрянешь здесь, — спокойно парировало Единое. — К слову, штаны в униформу назгулов не входят. Советую спереть один из твоих банных халатов, чтобы прикрыть срам. — Ты же знаешь, что я тебя ненавижу? — простонал в темноту Трандуил, неловко приблизившись к Пирожку, который настороженно его обнюхав, наконец, приветственно лизнул протянутую руку. — Не сомневаюсь, — игриво усмехнулось кольцо. — Давай уже надевай меня, станем невидимыми и сходим на разведку в замок. Посмотрим осталось ли что ещё от него. Против такого предложения Трандуил ничего не мог возразить.