«Welcome to the devil's playground Добро пожаловать в игровую Дьявола, You can tread where demons play Ты ступаешь там, где играют демоны. It's your Candyland where dreamers dance... Это твоё Сладкое Королевство, где танцуют мечтатели... Welcome to the devil's playground Добро пожаловать в игровую Дьявола… …It's a real fine day at the black parade ...Это отличный день, чтобы умереть…» The Rigs — Devil's Playground.
— Ты выучила новое движение? — Я не совсем уверена, что у меня получится... — Что? У нас сегодня выступление! Какого чёрта, Сара? Сара стыдливо посмотрела вниз, на пол, боясь поднять голову и встретиться с осуждающим взглядом Жоззи. — Ты думаешь, хозяин так просто оставит твою халатность к работе, которую ты обязана выполнять? — она грозно нахмурилась и презрительно фыркнула. — Ты очень зря на это надеешься. — Я просто… — Просто что? Ты вообще ни на что не годишься! Ты не урод, ты даже никакими талантами не обладаешь! — Я разберусь без тебя. Ты не командуешь мной. На лице Жоззи промелькнуло удивление, которое она, впрочем, сразу же спрятала за очередной мерзкой улыбкой. — Ах, ну да. Как же я забыла! — она театрально приложила ладонь ко лбу и чуть закинула голову назад. — Ты же у нас недотрога. Любимица у хозяина. Последние слова Жоззи сказала сквозь зубы. Её раздражал тот факт, что Саре вечно всё спускалось с рук, когда как других в таких ситуациях ждало подобающее наказание: лишение еды, например. — Я не хочу это обсуждать, — Сара наконец-то решилась поднять голову и с вызовом уставиться на своего обвинителя. — И ты не имеешь право так со мной разговаривать. Мы все здесь на равных, если ты не заметила. Поэтому я не потерплю к себе такое отношение. — Когда-нибудь ты за это поплатишься, О'Нил, — грубо бросила Жоззи и развернулась на своих деформированных ногах. — И, поверь, я буду очень, очень долго смеяться над твоим отвратительным трупом.***
В зале повисла тишина, когда на сцену вышла прекрасная девушка, одетая в удивительно белое, лёгкое платье, смотревшееся слишком контрастно на фоне приглушённого цвета. Сама девушка выглядела крайне чужеродно в этом месте, которому понятие красота было попросту несвойственно. Сара была изящной, элегантной и невероятно подвижной. Живой. Её отточенным движениям, её грациозности, с которой она двигалась, могли позавидовать абсолютно все. О'Нил казалась на сцене пушинкой, способной в любой миг воспарить над землёй. А она действительно парила над землёй. Сара перемещалась так быстро, что практически не касалась носками пуантов до твёрдой поверхности. Она даже прикрыла глаза, чтобы полностью отдаться воображаемому ритму, который давно для себя выдумала. Ей было куда проще, когда мелодия играла в голове. Люди в зале поражённо охнули, когда Сара, ловко оттолкнувшись, высоко прыгнула, зависая на считанное время в воздухе, а потом, как ни в чём не бывало, продолжила грациозно крутиться, заставляя каждого затаить дыхание и молча наблюдать. Её выступления всегда были особыми. Они приковывали к себе всё внимание, и даже самый заядлый критик, повидавший в мире все чудеса света, не мог не выразить своего восхищения к этой юной особе. В ней было что-то особенное, то, что делало её такой. Возможно, всё дело было в том, что она, как единственный лучик света, находилась в этом омерзительном и страшном обществе, среди этих странных, уродливых чудиков. Конечно, в цирке были и нормальные люди, без каких-либо физических увечий, но их было ничтожно мало, они практически не попадались на глаза, поэтому это место было принято считать цирком уродов. Портило ли это его? Ничуть. Зрители любили наблюдать за тем, как над дефектным человеком потешались. Они любили показывать на него пальцем, во всю глотку крича, что две уродливые головы так нелепо срослись в одном теле! Всем нравилось смотреть и понимать, что они по сравнению с этими отбросами были чуть ли не эталоном красоты. В этом не было ничего человечного. Это было аморально, тошнотворно, но кто имел право их осуждать, попрекать? Кто мог говорить про то, что так поступать нельзя, что каждое существо — божье создание? Никто, ведь абсолютно каждый побывал в этом цирке, каждый слышал о нём, каждого охватывало любопытство, с которым было трудно бороться. Люди не были святыми одуванчиками, но, стоит отметить, что сами уродцы никак не испытывали из-за этого дискомфорта. Эта была их работа, их пропитание. И разве было лучше торчать на грязной улице и бесполезно просить милостыню у равнодушных прохожих? Цирк стал их домом, как бы паршиво это не звучало, и другого существования они просто не видели. Сара сделала ещё один изящный прыжок. Она чувствовала прикованное к ней внимание, абсолютно всех, и ей совсем не хотелось облажаться, чтобы после из-за своей глупости страдать. Она должны была закончить выступление прекрасным фуэте, сыгравшим бы в её номере роль аккорда, который бы окончательно пронзил сердца зрителей, но Сара была не готова. Ей было страшно, что у неё это не выйдет, что из-за одной малейшей ошибки все старания посыплются крахом. Да, она разучивала эти движения непозволительно долго, но на последних поворотах ноги каждый раз предательски подгибались, и О'Нил беспомощно валилась на пол. Ей не хватало сил сделать полное фуэте, и где были гарантии, что сейчас ей повезёт? Она упростила себе задачу, уже предвидя, что её будет ожидать за такую самовольность. Но лучше так, чем вообще никак. Вместо тридцати двух быстрых поворотов она совершила пятнадцать и после, элегантно выставив худую ногу вперёд, сделала красивый реверанс. Зал взорвался аплодисментами, и Сара, тяжело дыша, с улыбкой осмотрела всех присутствующих. В такие моменты она чувствовала себя потрясающе. Её переполняла немыслимая гордость за себя, ведь все старания, всё время, посвящённое изнурительным тренировкам — окупалось. Люди встречали её с таким восторгом, обожанием… Это льстило. Саре это нравилось. Но долго упиваться собственным триумфом она не могла. Ещё раз с благодарностью поклонившись, О'Нил, словно птичка, упорхнула за кулисы, позволяя шоу продолжаться. Жоззи, глянув на Сару своим фирменным презрительным взглядом, бодро вышла на сцену, с широкой, неискренней улыбкой приветствуя зрителей. — З-здравствуйте, дамы и господа! — дети радостно визгнули. — Мы очень счастливы видеть вас на нашем незабываемом шоу! На самом деле, вас здесь ненавидели. Под одобрительный гул на сцену выкатился Мистер Эрик. Неловко сев, насколько вообще позволяло это сделать отсутствие всех конечностей, он с противной ухмылкой взглянул на Жоззи. — Сегодня мне на ум пришла странная идея! — Какая же, Мистер Эрик? — она с удивлением охнула, а потом перевела поражённый взгляд на публику. — Неужели вы опять увидели своё уж-жасное отражение в зеркале? — Хуже! — его лицо в жалости исказилось, и без того уродливая внешность стала ещё более противной. — У меня же нет волос! У всех есть, а у меня — нет! Внезапно на сцену выбежали сиамские близнецы. Мэри недовольно фыркнула, а Дэри глумливо засмеялась. — Кто бы говорил, Мистер Эрик! — гадким голосом произнесла Мэри. — Ой, лучше бы ты замолчала! — в ответ сказала Дэри. — Вечно ты нас позоришь! Надоела! — Это ты вечно нас позоришь! Не перекидывай все проблемы на меня, дура! — Заткнись, истеричка! Мистер Эрик с глупой улыбкой посмотрел на Жоззи, которая в свою очередь заискивающе глянула на публику. Она, прислонив ладонь ко рту, будто делясь с самой сокровенной тайной, более тихо, но чтобы её услышали, проговорила: — Не обращайте на них внимание. Кажется, что у них две головы и два мозга, но мы-то знаем, что у них один мозг на двоих! Зрители разразились громким смехом, и Жоззи довольно выпрямилась, удовлетворённая своим оскорблением в сторону уродцев. — Ах, я всегда это знал! — засмеялся Мистер Эрик, снова перекатываясь. — Чёрт! Как сложно мне живётся! — А знаете, кому ещё сложно живётся? — Жоззи чуть наклонилась, безумно улыбнувшись. — Карликам! — Карликам? — Не тормозите, Мистер Эрик! — в её голосе на миг проскользнуло разочарование из-за того, что собеседник не понимал той заветной сути, которую она хотела до него донести. — Я бы хотела посочувствовать карликам, ведь они не могут дотянуться даже до стола! Но у меня, к счастью, нет таких проблем! Мэри и Дэри, словно забыв про то, где они находились, продолжали ругаться и выяснять свои отношения. Публика, увлечённо то следя за сиамскими близнецами, то за будничным диалогом Мистера Эрика и Жоззи, одобрительно загоготала. — А вот я могу дотянуться! — Не обманывайте себя! У вас же нет рук! — Зараза! — огорчённо бросил уродец и вновь откатился в сторону. — Вечно ты портишь мне настроение, Жоззи! — Ни в коем случае! Я, знаете, как ваш голос разума: постоянно возвращаю вас в реальность! — Стерва! — прокричала Мэри. — Я бы вырвала тебе все волосы, если бы они были на твоей тупой голове! — Я бы давно скинула тебя с обрыва, если бы ты не приросла ко мне, долбаная уродка! — Я бы оставила их наедине, — со смешком произнесла Жоззи, внимательно вглядываясь в публику, — но даже мне надоело их слушать. — Мне тоже! — Мистер Эрик! Ваш черёд! Мистер Эрик, обречённо вздохнув, покатился, как шар, в сторону сиамских близнецов. Он врезался в них, что они даже пошатнулись, а после спокойно покатился дальше. Мэри ругнулась, как и Дэри, и они, понуро опустив головы, поплелись прочь. Однако им на замену прибежали три одинаковых карлика, которые, пытаясь удержать равновесие на мячиках, кружили вокруг Жоззи. Зрители опять охнули и ещё внимательнее стали вглядываться в то, что разворачивалось перед их глазами. Тем временем за кулисами Сара, прихрамывая, уселась прямо на пол. Она устало смотрела вниз и думала о чём-то своём, куда более прекрасном и невинном, нежели о гадком цирке уродов, где не было ничего нормального и человечного. — Ты сегодня была не так хороша. Я бы даже сказал: ты была отвратительна, словно мешок с картошкой, — Мистер Эрик, разместившись напротив Сары, насмешливо улыбнулся своими уродливыми губами. — С чем это связано? О'Нил подняла голову и сердито посмотрела на чудика без конечностей. — Я не… — Хотя можешь не продолжать, — грубо перебил он. — Мне плевать. — Иди к Дьяволу, — огрызнулась Сара. — Хватит ко мне придираться. — Я? — Мистер Эрик наигранно удивился. — Да ни разу! Мы все тут уважаем друг друга. — Но только не тебя, ха-ха! — влезла в диалог Мэри. — Наверняка хозяин будет недоволен твоим выступлением. — А что она вообще должна была сделать? — спросила Дэри. — Она должна была сделать фуэте. Так приказал хозяин. — И она его не сделала? — Нет, дура! — огрызнулась Мэри. — Даже близко не похоже на то, что она вытворила! — Бездарность. — Бесполезная, — добавил Мистер Эрик. — Мусор. Жоззи абсолютно права насчёт тебя. Без тебя бы в цирке было куда лучше. Сара резко поднялась и, не сдержавшись, влепила сильную пощёчину противному уродцу. Так, что на его испорченной коже остался ярко-красный отпечаток — след от её ладони. — Шлюха! Совсем рехнулась?! Сара вновь влепила ему затрещину, но на этот раз с другой стороны. Мистер Эрик застонал от боли и, пожалуй, в этот момент сильно пожалел, что у него не было хотя бы одной руки, чтобы ударить наглую девушку в ответ. — Ещё раз что-то скажите про меня — я церемониться не буду. Вам всё ясно? Мэри фыркнула, а за ней и Дэри. — Ты не королева, чтобы о тебе постоянно говорить. — Вот именно! Мерзкая девчонка. Сара бросила на них уничтожающий взгляд и, не желая больше тратить время на этот убогий дурдом, на этих ненавистных ей существ, — у неё не поворачивался язык назвать их людьми, — вышла на улицу. Свежий воздух немного охладил её, приводя в чувства. Она не пожалела о своих действиях или словах. Сара слишком долго боролась за свою независимость, за право быть уважаемой. Конечно, уважали её до сих пор не все, и многие по-прежнему ненавидели и презирали О'Нил, но сейчас это отходило на второй план. Если раньше она не могла постоять за себя, то теперь… Сара без проблем могла ударить обидчика, оскорбить его. Она больше не была той наивной девочкой, верящей в человеческую доброту. Не после этого жуткого цирка, изменившего её до неузнаваемости. Присев в платье на землю, Сара схватилась за голову. Она не находила в себе сил переодеться, чтобы не пачкать одежду. У неё невыносимо болели ноги, а руки дрожали так, словно у неё был нервный тик, а не просто тяжёлый день. О'Нил вздохнула. Она старательно пыталась избавиться от всех навязчивых образов, вызывавших в ней пугающую бурю неконтролируемых эмоций. Вот Сара представила милую полянку. В этом чудесном месте неторопливо порхают бабочки, а нежные цветы поражают воображение своей красотой. Стрекочут кузнечики, громко поют птицы, полностью расслабляя. Но в один миг светлые оттенки поляны сменяются на мрачные. Птицы больше не поют — наступила настораживающая тишина. Все цветы завяли, превратившись в черноту, а бабочки, прежде олицетворявшие заветную свободу, камнем попадали на землю, будто им разом обрезали крылья. А в самом центре поляны теперь красовался до боли знакомый цирк… — Сара! О'Нил встрепенулась и слегка затуманенным взглядом повернулась в сторону голоса. — Сар-ра, — вновь повторили её имя. — Что тебе нужно, Мордогрыз? Уродец глумливо усмехнулся и, встав напротив сидевшей О'Нил, указал рукой куда-то вперёд. Она проследила за его движением, но это совершенно не помогло ей понять, что от неё вообще хотели. — Ну и? Опять твои дурацкие шутки? — Не будь так жестока! Хозяин поручил мне обращаться к тебе, когда происходят такие… ситуации. Сара дёрнулась. Она пугливо осмотрелась, ища в очертаниях то, что её волновало, а после опять вернулась к Мордогрызу, равнодушно ковырявшемуся в носу. — Чёртов урод… — сказала себе под нос Сара, надеясь, что Мордогрыз и никто её не услышал. — А ты не можешь подождать Жоззи? Пусть она занимается этой ерундой, ей же так нравится это. А я не хочу больше. Мне надоело! Уродец без всякого интереса пожал плечами, не желая участвовать во всех этих бездарных моральных противоречиях. — Я не пойду ради тебя против хозяина, Сара. Я выполняю только то, что он мне говорит. Если ты ослушаешься, я буду вынужден рассказать об этом ему. — Как после таких слов я могу называть тебя другом? — Друзья не всегда идут на риски, — мерзко, с запинкой, ответил ей Мордогрыз. — Вставай! Нам нужно быстрее с этим разобраться. — Ненавижу! Он предпочёл проигнорировать её эмоциональные речи и поплёлся на своих коротких конечностях в нужном направлении. Сара, прокляв всё в который раз, с болью поднялась на ноги и, пересиливая невыносимые ощущения, последовала за Мордогрызом. Она знала слишком хорошо, что именно предстояло ей сделать, что вновь пережить. Сара терпеть не могла этим заниматься, она просила его прекратить поручать ей такие задания, но кто она такая, чтобы её хоть кто-то слушал? Глупая девчонка, не имевшая никакого голоса, никакого права перечить воле директора. Это так раздражало! Сара чувствовала себя вещью, игрушкой для развлечений, но не человеком. Это чувство так мучило её, что порой её охватывала истерика. Она кричала, била, царапала собственную кожу до крови, но это не отрезвляло, наоборот, ей хотелось ещё больше кого-нибудь прикончить. Они проходили мимо цирковых лавочек, где некоторые зеваки рассматривали различные товары. О'Нил с досадой разглядывала озабоченные лица посетителей, вновь поражаясь чудовищной человеческой натуре к ужасному. — Сар-ра, — позвал её Мордогрыз. — Ты опять разругалась со всеми? — Разве тебя это волнует? — огрызнулась она. — Сомневаюсь. — Я слишком хорошо знаю твою боевую натур-ру. Потому меня волнует, что ты опять натворила. — Чтобы вновь пожаловаться ему? — Сара поравнялась с Мордогрызом, в её голосе было настоящее отчаяние. — Только не пытайся себя оправдать. — А зачем мне оправдывать себя? Я рассказываю хозяину про тебя только тогда, когда ты не слушаешься его приказов, — он мерзко захихикал. — В остальном же!.. Я молчу-у. — Как обнадёживающе, — Сара недовольно скрестила руки на груди. — Тогда скажи ему, что у меня ни черта не вышло. И я не испытываю никакого огорчения по этому поводу. — Он уже з-знает, — таинственно приговорил Мордогрыз с довольной улыбкой. Сара сжала кулаки, впиваясь ногтями в нежную кожу. Ей… ей стало очень трудно дышать. Грудную клетку что-то сдавило, а сердцебиение стало таким быстрым, что его гул отдавался прямо в ушах. — Отлично. Она очень надеялась, что её голос не дрогнул и не звучал слишком жалко. Они прошли ещё немного, прежде чем Сара заметила сгорбленный силуэт взрослого с, по всей видимости, ребёнком. Когда человек увидел подходящих к нему гостей, он встрепенулся, даже выпрямился, чтобы казаться презентабельной и серьёзной личностью. Однако на О’Нил он произвёл впечатление труса: ей было противно понимать, что эти жалкие люди всерьёз готовы были идти на такие ужасные жертвы. — З-здравствуйте! — мужчина протянул руку, чтобы поздороваться, но ни Мордогрыз, ни Сара никак на это не отреагировали. — Мне… мне очень горестно просить об этом… делать так! Но моя семья… мы очень бедные, понимаете? Мы не больше не можем кормить… я не… о боже! Он шмыгнул носом, вытер лицо. Незнакомец постоянно смотрел на собственного сына (он был очень худым, практически кожа да кости, а ладони имели очень странную форму), а после отворачивался, не в силах выдерживать невинный взгляд собственного чада. — Папа? Почему ты плачешь? — голос мальчика был тихим, и Сара, следившая за этой сценой, почувствовала, как внутри что-то обрывалось. — Папа? — Малыш… всё будет хорошо, — мужчина, обхватив маленькое лицо руками, встал перед сыном на колени. — Это временно… Когда… когда всё наладится, я обязательно тебя заберу! — Не надо давать ложных надежд, — вмешался Мордогрыз. — Когда в цирк отдают уродливых детей, они ос-стаются с нами навсегда. Человек беспомощно повернул голову к уродцу, моля всем своим видом, чтобы такое не говорили при ребёнке. При маленьком, бедном создании, которое не было виновато в том, что оно являлось… таким неправильным! Но Мордогрызу было всё равно. Он слишком часто видел эту ложь во благо, которая вовсе и не несла в себе никакие добрые побуждения. — Я заберу его! Клянусь! Я подкоплю и… выкуплю! — Все та-ак говорят, — противно хихикнул Мордогрыз. — Но никто не приходит. — П-папа? О чём… о чём вы говорите? — жалобно спросил мальчик, смотря своими большими глазами то на отца, то на чудика. — Ни о чём, моё сокровище, — мужчина ласково потрепал ребёнка по голове. — Тебе никто не причинит вред. Я клянусь тебе. Сара поджала губы. Ей хотелось заставить одуматься этого человека, чтобы он не совершал этот подлый, бесчеловечный поступок! Ей хотелось рассказать, что именно ждёт его бедного сына здесь, но вместо этого она молчала, не смея сказать что-то против. Сару принуждали в таких ситуациях закрывать рот, и как бы ей не была дорога жизнь бедного создания, она больше не могла выдерживать очередных наказаний за непослушание. — Папа… Мужчина вновь обречённо повернулся к Мордогрызу и О’Нил. Он пытался выдавить из себя улыбку, но он был слишком напуган, слишком растерян, чтобы казаться сильным. — Он… он подходит для вас? Я слышал, что вы берёте не всех. — Если у ребёнка просто искривлённый зуб, то зачем он нам нужен? — Мордогрыз рассмеялся, что выглядело при такой трудной ситуации очень жестоко. — Нам нужны уроды. У-ро-ды, чтобы люди от них ужасались, чтобы их жалели, но вместе с тем и потешались… Человек, рвано задышав, испуганно прикрыл рот. Ему было нестерпимо больно слышать такие равнодушные речи, когда дело касалось этой щекотливой темы! Когда решалась жизнь его ребёнка. Его! — Мордогрыз! — Сара грубо его пихнула, чтобы он перестал говорить. — Замолчи. — А что? Он должен знать, что его сын будет пос-смешищем! — Я не специально! — отчаянно закричал мужчина. — Я люблю его… господи, я его так люблю! Но я больше не могу… моя жена… она заставляет меня… Пожалуйста, боже, просто скажите: он подходит? Прошу! Мальчик заплакал, и отцу пришлось притянуть его в объятия, чтобы попытаться успокоить. Ему было и без того паршиво на душе, а рыдания сына… Как же они всё усложняли! Он чувствовал себя негодяем, свиньёй, гадким человеком, преследующим корыстные цели. Он искренне желал своему чаду добра, но одновременно с этим он понимал, что не сможет дать ему счастье. Над их семьёй и так насмехались, его жена била мальчика… что ему ещё оставалось делать, как не пойти в единственное место, где его ребёнка могли хотя бы понять? — Его руки напоминают клешни краба, — Мордогрыз прижал указательный палец к среднему, а безымянный к мизинцу, стараясь изобразить клешню. — Я думаю, из него выйдет отличный клоун! Хозяин найдёт для него применение! Мужчина встрепенулся, когда упомянули хозяина. — Я могу… я могу поговорить с вашим директором? Я должен… — Нет, — жёстко перебил его Мордогрыз. — Вы говорите только с нами. Человек беспомощно уставился на Сару, прося своим взглядом у неё хоть какой-то помощи. — К сожалению, это невозможно, — со вздохом подтвердила О’Нил. — Извините. — Я… я понимаю, да… — мужчина, отстранив от себя мальчика, положил ему ладони на хрупкие плечи. — Ты помнишь, что я тебе говорил, сокровище? Ты мой маленький талисман. Ты — особенный, и окружающие просто завидуют твоей индивидуальности, — он с горечью улыбнулся. — Эти люди тебе помогут, а потом… потом я тебя заберу обратно домой, хорошо? Ты будешь сильным? Ради меня, малыш? — Папа… — Пожалуйста, скажи, что ты будешь сильным! — умоляюще проговорил отец, со слезами на глазах смотря на ребёнка. — Прошу… скажи это… — Папа… я не понимаю… — И так каждый раз. Как же мне надоело это! — Мордогрыз грубо взял мальчика за деформированную ладонь, из-за чего тот начал рыдать. — Не надо устраивать все эти сопливые сцены перед нами. Это вызывает отвращение. И чудик, покрепче ухватив кричащего ребёнка, поволок его в сторону цирка. Мальчик тянул руку к отцу, с нечеловеческим страхом глядел, как он удалялся, как превращался в тёмный силуэт, и на грани сознания понимал, что он никогда больше не вернётся к нему. Сам мужчина, убитый горем, повернулся к сыну спиной. Он закрыл лицо руками, подавляя рвущий наружу крик. — Пожалуйста, не беспокойтесь, — Сара хотела в успокаивающем жесте положить руку на дрожащее плечо этого бедного человека, но она осеклась. — Клянусь: я позабочусь о вашем сыне. Я не позволю, чтобы его обидели. — Я… я не знал, что это будет так больно! — он повернулся к О’Нил, и его глаза были красными, воспалёнными. — Я не хотел его отдавать, клянусь! Но моя жена… ненавижу эту стерву!.. Она заставила меня отдать моего мальчика сюда!.. У нас нет денег, чтобы его прокормить! Его вечно избивают! Мне так… так больно видеть его слёзы!.. — Я вас не осуждаю. — Мне так больно! — повторил он, не слушая Сару. — Мой маленький мальчик! Он не виноват в том, что он родился… таким! Господи, за что ты так со мной?! — Прошу, успокойтесь. — Я не могу… я не могу! — мужчина, уже не стесняясь рыданий, начал оседать на колени. — Я не выдержу, если с ним что-то случится! Моё сердце не переживёт этого… О господи… Пожалуйста… пожалуйста, поклянитесь мне!.. — он грубо схватил Сару за запястье, принуждая также упасть на колени. — Поклянитесь мне! — Я клянусь! Только отпустите меня! Человек, будто опомнившись, виновато отстранился от О’Нил, которая, шустро поднявшись на ноги, испуганно следила за истерикой этого мужчины. Она представляла, какие эмоции сейчас в нём бушевали, как отвратно он себя чувствовал, но она не могла ему позволить, чтобы из-за нервного припадка он сделал ей больно. — Простите… простите меня… — теперь он более осознанно посмотрел на Сару. — Я не хотел… но мы так бедны… а я больше не могу терпеть это… Я устал! — Прекратите. — Вы назовёте меня мразью, но вы бы поступили так же! Я не сомневаюсь! Вы понимаете меня? Прошу, скажите, чтобы понимаете меня! — Забирайте свои деньги и выметайтесь вон, — резко отчеканила О’Нил и бросила небольшой мешочек монет, который ей передал Мордогрыз. — Вы такой же лицемер, как и все. Вы готовы из-за уродства пожертвовать своим ребёнком. Сложности, жена, издевательства — это всё не оправдания. В глубине души вы осознаёте, что больше просто не можете смотреть на своего сына. Извините, но нам больше не о чем говорить. Сара в последний раз окинула уязвлённого мужчину, прижимавшего к груди деньги, и, презрительно скривившись, ушла от него прочь.***
— Мама! Мама! Сара цеплялась за платье матери, как за последнюю надежду, пока сама женщина, неловко осматриваясь, что-то шептала, стараясь успокоить дочь. Её отчасти раздражала эта сцена, которую устроила Сара прямо посреди улицы! Да, конечно, рядом с цирком утром не было посетителей, но ей было невыносимо стыдно хотя бы перед директором. Она знала, чувствовала, что за маской он гневно вздыхал, определённо испытывая не самые приятные чувства из-за этой нелепой ситуации. Отец Сары, также неловко переминаясь с ноги на ногу, смотрел куда угодно, но только не на дочь. Ему было не менее стыдно понимать, что всё происходившее было и его рук дело. — Сара, успокойся! Живо! — Мама! — О’Нил вытирала слёзы, с искренним непониманием смотря на злое лицо матери. — Не веди себя как ребёнок, Сара! — прикрикнул отец, которому осточертели эти мольбы дочери. — Ты притягиваешь к себе ненужное внимание! Ты позоришь нас! — М-мама, прошу! Давай пойдём домой! Миссис О’Нил недовольно закатила глаза и фыркнула. Неужели было так сложно понять, что больше нет никакого дома? Точнее его нет для Сары. Она же так долго объясняла ей всё вчера. Буквально на пальцах! И что сейчас она видит? Снова проклятую истерику! — О боже, дай мне сил с таким глупым ребёнком! — женщина с трудом отцепила от себя дочку, но та, игнорируя настойчивые попытки матери отвязаться от неё, всё равно схватилась за платье. — Хватит! — Мама, пожалуйста!.. Миссис О’Нил ударила девочку по лицу. Ощутимо, со всей дури, даже не контролируя собственную силу. И что, что это был ребёнок? Плевать! Из-за её криков у неё разболелась голова, а как ещё эффективнее заставить человека замолкнуть? Применить физическую силу, оглушить, ошарашить. Сара, к слову, действительно умолкла. Она, не ожидая такой подлости от родной матери, смотрела на неё широко раскрытыми глазами, в которых читалась обида, досада и разочарование. О’Нил желала попросить помощи у отца, но тот намеренно игнорировал её присутствие, смотря вбок, но только не на дочку. Сара хотела заплакать. Щёку жгло невыносимо, словно к её бедной, непривычно белой коже прислонили горячие угли. Она глупо прижимала к покрасневшему месту ладонь, в жалкой попытке желая хоть чуть-чуть унять острую боль. Но разве это было возможно? О’Нил задрожала. Неприятные чувства разрывали её изнутри, морально калечили. Сара старалась держать себя в руках, однако слёзы всё равно текли против её воли. Она опустила голову, чтобы никто не видел этой детской слабости. — Как бесчеловечно, — наконец после такой длительной паузы подал голос директор цирка, с интересом наблюдая за Сарой. — Обычно родители ненавидят уродливых детей, а здесь… — Пожалуйста, не говорите ничего, — оборвала его на полуслове миссис О’Нил. — Разве вам нужны мотивы? — А вам? — мягко спросил он, повернув голову прямо в сторону женщины. — Это цирк уродов. Ваша дочка не урод. — Она урод, — отчаянно сказала миссис О’Нил. — У неё есть белые пятна на теле! Но если вам этого недостаточно… Вы можете сломать ей руки! Или ноги! — Белые… пятна? — в голосе директора было удивление. — Интересно. — Да!.. Точнее… Я не знаю! Но нас это пугает… очень! Мы пытались это вылечить, но не получилось. Все говорят, что это какая-то хворь! Заразная! А у вас наверняка есть какой-то к этому иммунитет… вы же работаете с уродами! — Вы так узко мыслите, — со смешком проговорил мужчина. — На что только готовы пойти люди, чтобы сохранить собственную жалкую жизнь. — Мы пришли сюда не за тем, чтобы вы читали нам нотации, — грубо влез в диалог отец Сары. — Давайте просто покончим с этим? Нам не нужны даже деньги — просто заберите её. О’Нил всхлипнула, привлекая к себе внимание директора цирка. Он опустился на колени, чтобы быть на одном уровне с ней. Взяв девочку за подбородок, он настойчиво поднял её голову, всматриваясь в мокрые, проницательные и не по годам умные глаза. — Тебя готовы отдать за просто так, — его тон был необычайно тих и спокоен. — Что ты чувствуешь? Сара упорно пыталась отвернуться, чтобы не смотреть в чёрные прорези маски, но, когда она поняла, что это бесполезно, с вызовом уставилась на человека. — Что вы делаете? — с недоумением спросила миссис О’Нил. Директор элегантно поднял руку, призывая женщину замолчать. От такой вопиющей наглости она в самом деле умолкла, не зная, что сказать. Она даже посмотрела на мужа, ища в нём поддержку, но тот, впрочем, пребывал в таком же состоянии. — Тебе должно быть больно, — продолжил мужчина. — Досадно? Да… пожалуй. Ты не понимаешь, чем заслужила к себе такое отношение, я прав? Я объясню тебе. — Вы перегибаете палку! — Не мешайте мне. Или мои чудики навсегда выгонят вас с моей территории, — угрожающе предупредил он, и родители возмущённо охнули. — Так вот, моя дорогая Сара. Тебя боятся. Ты особенная, и твои родители просто не знают, как с этим справиться. Они мелочные, лицемерные люди, думающие лишь о собственной безопасности. Им плевать на тебя. Но мне — нет. Я хочу предложить тебе новый дом, где тебя будут ценить. Ты согласна? — Меня не будут… оскорблять и бить? — растерянно поинтересовалась Сара. — Ни за что. — Вы не обманываете меня? — спросила она и чуть тише добавила, чтобы кроме директора цирка её больше никто не услышал: — Родители меня постоянно обманывали… — Эти люди думают лишь о себе. Они эгоистичны, Сара. Они будут вечно унижать тебя, чтобы потешить своё эго. Разве ты хочешь жить в их тени? Быть вечно обузой для них? — Нет… — шёпотом произнесла она. — Я не хочу. — Тогда идём со мной. Сара не могла объяснить свои ощущения. Она не могла доверять незнакомцу. Она вообще никогда никому не доверяла. Но тон этого человека… он был таким убаюкивающим, гипнотизирующим. О’Нил хотела ему поверить, и это уже что-то для неё значило. — Хорошо. Она, улыбнувшись кончиками губ, словно боясь проявить лишние эмоции, вложила свою маленькую ладошку в его. Сара верила до последнего, что с этого момента её жизнь наладится. Станет хотя бы чуточку лучше.***
Сара надевала пуанты после того, как перемотала ступни в несколько слоёв ткани. Они кровоточили, болели. Все её ноги давно были в синяках и ссадинах, она с трудом передвигалась. Ей постоянно приходилось подавлять в себе эту слабость, держаться из последних сил, чтобы никому не показать то, что она по-настоящему чувствовала. Сара не знала, догадывался ли кто-то об этом или нет. Но даже если кто-то знал, ей было глубоко наплевать на мнение этих уродов во всех смыслах, ведь что они могли ей сделать? Посмеяться? Снова оскорбить? Пошли они к чёрту. Эти существа никогда не были для неё авторитетом. И никогда не будут. Она тихо застонала, когда коснулась пальцев ноги чуть сильнее, чем надо. Быть такой молодой и уже иметь такие серьёзные проблемы. Неужели на неё так пагубно влияла эта атмосфера проклятого цирка? — Сара? О'Нил настороженно повернулась и встретилась с уродцем, тело которого было очень непропорциональным: голова была намного больше короткого туловища, а ладони и ступни, наоборот, — очень маленькими. — Привет, Бобби. Как ты? — Я не знаю… сложно сказать, — он потупил взгляд, не решаясь перейти к волнующей его теме. — Сара? — Да, я ещё здесь. — Я слышал, как Мистер Эрик рассказывал, что ты сделала ему, — он вымученно улыбнулся. — Это добром не кончится. Жоззи была очень зла. — Стоит признать, она по жизни зла. Бобби хрипло рассмеялся и уселся рядом с Сарой на самый уголок коробки, которая была своеобразным стулом на арене. — Здесь ты права, однако… — Бобби кашлянул в кулак. — Они могут тебе отомстить. — Я знаю. — Тебя это совсем не беспокоит? — Ты помнишь, что она сделала мне, когда я только-только появилась в цирке? — Она напугала тебя, — сразу же отозвался Бобби, даже не задумываясь. — Но тогда хозяин приструнил её. Сара кивнула и сразу же потеряла весь интерес к диалогу. Она пристально следила за тем, как некоторые уроды отрабатывали выступления к следующему фрик-шоу. Вот три карлика, забравшись друг на друга, пытались удержать равновесие. Но у них это не выходило, и они падали на землю. А вот Мэри и Дэри снова ругались и никак не могли поделить парик, который им ранее выделила Жоззи для нового сценического номера. Некоторые, например, длинная Кэтти, очень старалась на пару с Кевином, чей позвоночник был искривлён до предела, из-за чего казалось, что у него вырос огромный горб, разыграть семейную драму. Кэтти держала на руках маленькую девочку-карлика, которая издавала странные булькающие звуки, а Кевин презрительно хмурился и говорил, что у него не могло родиться такой дочери. Мистер Эрик же проворно катался рядом с новеньким, чьи ладони напоминали клешни. Он что-то говорил мальчишке, но тот не слушал его и только пугливо осматривался, надеясь найти знакомое лицо. Другие чудики, чтобы держать свои дефектные тела в тонусе, повторяли заученные акробатические упражнения. — Знаешь, — когда Саре надоело наблюдать за неторопливой жизнью в цирке, она вновь повернулась к задумчивому Бобби, — я не боюсь ни её, ни его. Я не жалкая букашка. — Я знаю, что ты сильная. Но даже ты не сможешь долго противостоять, если они соберутся вместе против тебя. — Тогда я сбегу отсюда, — решительно произнесла О'Нил. — И никто меня больше никогда не достанет. — Сара! — Всё, Бобби. Я не хочу больше это обсуждать. Иди отрабатывай свои номера. А мне надо… свои. — У тебя так и не получается это сделать, да? — он сочувствующе положил ей ладонь на плечо, из-за чего О'Нил дрогнула. — Может, тебе стоит сегодня отдохнуть? — Ты сейчас шутишь? Мне не дадут отдохнуть. Всем всё равно на то, что у меня что-то не получается, — Сара поднялась и, сжав руки в кулаки, прикрыла глаза, чтобы не издать ни малейший писк, который выдал бы её подлинное физическое состояние. — У меня должно получаться. Вот что всех волнует. — Сара… — Всё хорошо, Бобби. Я ценю твою заботу, но я справлюсь сама. Спасибо. Было сложно собраться. Было сложно терпеть боль. Сара привыкла к ней за такой огромный промежуток времени, однако сегодня, именно в этот злополучный день, она усилилась. Ей стало куда труднее её терпеть, но О'Нил не могла позволить себе так некстати отступить и сдаться. Набрав побольше воздуха в лёгкие, Сара, встав на пару секунд в необходимую позицию, оттолкнулась и начала кружиться прямо на носочках. Раз, два, три… десять… пятнадцать… двадцать… двадцать пять… двадцать девять!.. Импульс боли прошёл по всем нервным окончаниям, и Сара, не удержав равновесие, всё же повалилась вниз. Она умудрилась не только ушибиться, но и поцарапаться. Распластавшись по всей поверхности, О'Нил с ненавистью ударила кулаком землю, проклиная всё на свете. Какая же она была слабая! Сара так ненавидела своё бездарное тело, которое не могло справиться со всеми нагрузками. Она ненавидела себя, это место, всех! — Сара! — Бобби подбежал к ней сразу же, когда увидел, что у неё вновь не вышло сделать необходимое движение. — Ты в порядке? О'Нил, опираясь на дрожащие, поцарапанные руки, кое-как приподнялась. Она села и, прижав к себе ноги, опустила голову на колени. — Сара? — жалобно позвал её Бобби — Что и следовало ожидать от бездарности. Появившаяся из ниоткуда Жоззи заставила Сару мигом забыть о всей боли. Она что-то промычала и с негодованием повернулась в её сторону. Жоззи, самодовольно усмехаясь, с непередаваемым удовольствием изучала потрёпанную О'Нил. Рядом с ней находился Мистер Эрик, который также упивался никудышным номером Сары. — Это карма, дорогая, — продолжила Жоззи. — Думаешь, что всё в мире тебя так любит? Или ты считаешь, что тебя никогда не настигнет беда? Ты так заблуждаешься! — Надеюсь, тебе сейчас так же больно, как было мне! — Мистер Эрик глумливо захохотал. — Да, надеюсь, тебе очень больно! Бобби, испуганно глядя на уродцев, сглотнул. Другие, тоже испытывая дискомфорт, предпочли не вмешиваться, а только наблюдать. — Стоит ли мне снова повторять, что тебе здесь не место? Тебе вообще нигде не место. Ты же мусор! Мэри засмеялась, а следом за ней и Дэри. Некоторые чудики тоже поддержали и издали смешок. — Когда же ты уже переломаешь себе все ноги, а? — Жоззи, театрально коснувшись груди, охнула. — А может, тебе надо немного подсобить? Как вы думаете, Мистер Эрик? — Отличная идея! Сара, слушавшая эти мерзкие речи, нервно потёрла переносицу. У неё не было никакого настроения вступать в эти идиотские конфликты. Не в этот момент, когда она испытывала немаленькие проблемы со здоровьем. — Можно ещё придушить… Да, так будет даже действеннее. — Себя придуши, ненормальная, — сорвавшись, наконец грубо сказала Сара. — Утопись в собственной желчи! Ты считаешь меня лишней, но лишняя здесь только ты. Ты отброс общества, который ставит себя выше всех. Какая же ты противная! Ужасная, мерзкая, отвратительная гад..! — Сара. О'Нил осеклась. Все уродцы, услышав этот до боли знакомый голос, начинали чувствовать странную панику, пробуждавшуюся где-то внутри. У всех при его присутствии инстинкты самосохранения кричали до изнеможения. Абсолютно каждый боялся его. А особенно боялись его гнева. — Хозяин. Жоззи почтительно поклонилась, и все остальные последовали её примеру. Только Сара, сидевшая на земле, не проявила никакого уважения. Она смотрела в сторону, но не на него. — Хватит этих церемоний, — вздохнул Человек в маске и сделал пару шагов, чтобы оказаться в центре арены. — Я хочу похвалить вас за сегодняшнее шоу. Вы справились на отлично. Пауза. Жоззи благодарно улыбалась, Мистер Эрик, сиамские близняшки и все остальные — тоже. Они с фанатизмом смотрели на властного директора цирка, и, если бы он прямо сейчас приказал кого-то убить, они бы не задумываясь послушали его. Человек в маске был для них всем. Каждый уродец так или иначе считал важным выразить ему своё обожание. Они считали, что он спас их из самой пучины Ада. А как надо было оплачивать своему спасителю? Верно. Преданностью. Сара бы посмеялась над этой нелепостью, над всеми уродами, которые так трепетали перед ним. Но она чувствовала на себе его тяжёлый взгляд, явно не суливший ничего хорошего, и смеяться ей совершенно не хотелось. — Справились все, кроме тебя, Сара. Дерьмо. — Ты ужасно выступила. Послышался смешок, принадлежавший явно Жоззи. — С чем это связано? — Я не знаю, — буркнула наобум Сара. — Даже так? — Человек в маске театрально изумился. — Какая досада. — Она просто бездарность, — подала голос Жоззи. — Это очевидно с первого взгляда. Я до сих пор не могу понять, почему вы её не выгнали, хозяин. Она же... Директор так медленно развернулся к ней, что Жоззи успела тысячу раз пожалеть о том, что она не удержала свой язык за зубами. — Я тебя не спрашивал. Будь любезна не вмешиваться в чужой диалог. Ха-ха. Сара внутренне торжествовала, хотя прекрасно осознавала, что это не продлится долго. — Так вот, Сара, — Человек в маске казался таким расслабленным, что это даже напрягало. — Я жду твоих убедительных оправданий. Но, пожалуй, здесь — это плохая идея, не находишь? Слишком много говорливых особ. Чёрт. — Поэтому мы поговорим наедине, пока все остальные будут упорно готовиться к новому шоу. Очень справедливые условия, не так ли? Уродцы тихо и нестройно согласились, и Человек в маске, оставшись довольным таким вполне сносным ответом, покинул арену. Сара, убито взглянув на собственные ладони, подумала, что хуже быть просто не может. Хотя… Всё самое худшее ждало её впереди.