«It's a life of joy Это жизнь, полная радости, It's a life of fears Это жизнь, полная страхов, It's a life of hope, Это жизнь, полная надежды, Sweet dreams and tears Сладких грёз и слёз». Charlie Winston — A Light (Night).
— Господин, право, вам не стоит так перетруждаться, — подобострастно проговорил дворецкий, с жалостью смотря за тем, как его хозяин самостоятельно застёгивал мелкие, неудобные пуговицы на собственной тонкой рубашке, украшенной жабо. — Пожалуйста, дайте же мне вам помочь… — Всё в порядке, — спокойно проговорил Граф. — Я почти закончил. — Но господин!.. — плачуще сказал Михель, беспомощно стоя рядом и наблюдая за мучениями мужчины. — Я чувствую свою бесполезность каждый раз, когда вам вздумается проявить свою независимость. Я верю в ваши способности, но, прошу, ваше сиятельство, не лишайте меня удовольствия быть вам нужным. — Хватит лебезить передо мной. Ты прекрасно знаешь, как меня это раздражает. — Я приношу свои глубочайшие извинения, — дворецкий учтиво поклонился и тут же выпрямился. — Я ни в коем случае не хотел вас оскорбить. Я просто желал облегчить ваши страдания, maître. Не серчайте на меня. — Тогда будь любезен — умолкни. Мне необходимо подумать. — Д-да, конечно! Тогда я проверю, как Жоззи справилась со своими обязанностями. Она вечно, — Михель скривился, — допускает промахи. А нашему господину нужен только особенный приём. Уж я это прекрасно знаю! — Разумеется, — равнодушно ответил Граф, продолжая смотреть через окно на оживлённую улицу. — Разумеется… Михель Мориа, мелкий старичок, которого трудно было назвать красивым и привлекательным человеком, подобрав несколько камзолов и жюстокоров, оставил наиболее выигрышную по сочетанию цветов одежду и тут же удалился, позволяя хозяину побыть наедине со своими мыслями. Граф, расправившись наконец-то с последней пуговицей, которая успела его вывести из себя, прислонил ладонь к холодному стеклу и с интересом глянул на проезжавшие богато отделанные кареты, на дам и их ухажёров, которые, интеллигентно взявшись под ручку, шли рядом друг с другом и разговаривали на различные немыслимые темы. Мужчина невольно подумал, что это был редкостный бред — так бесполезно проводить своё драгоценное время, которое можно было бы спокойно потратить на что-то более важное, чем на общение. Он презрительно фыркнул и отошёл от окна. Когда он только проснулся, то в голове пронеслась отчасти радостная мысль, что день будет достаточно продуктивным и полезным. Однако сейчас, смотря на всё более осознанным взглядом, Граф понял, что ничего не изменилось по сравнению со вчерашним. Или позавчерашним. Вся эта унылая чреда однотипных событий преследовала и, что странно, не угнетала. Наверное, со временем к этому привыкаешь, когда вся жизнь построена на пробуждении, на бездельничестве и в конце концов — на погружении в очередной невесёлый сон. Окинув взглядом одежду, оставленную дворецким, он решил, что обойдётся без этого напыщенного фарса, к которому Михель его постоянно принуждал, когда Граф выходил в общество — таких же одинаковых личностей, стремящихся соблюсти ненужный этикет. Но стоило ли говорить, что на деле все пытались выслужиться и показать себя с самой лучшей и богатой стороны? Чтобы все проходящие мимо люди окидывали их завистливыми взглядами, перешёптывались и мечтали найти такого же портного, который бы сделал им платье или камзол куда более красивым и пёстрым, чем они видели. Но Граф не планировал сегодня никуда выходить, поэтому принаряжаться в узкую и некомфортную одежду он попросту не хотел. Небольшое бунтарство никто не одобрит, но какое ему было дело до мнения окружающих? А его прислуга была на то и прислугой, чтобы смиряться с любым заскоком господина. В конце концов, в этом доме был главным он, а не они. Спустившись по лестнице, мужчина направился прямиком в столовую — в ту комнату, в которой велась наиболее оживлённая беседа между Михелем и Жоззи, если судить по голосам. Они часто не сходились во мнениях. Мориа являлся старым дворецким, который прислуживал ещё родителям Графа и наизусть, даже ночью, мог рассказать о надлежащем поведении молодого господина в обществе, об этикете и вообще о том, какой ложкой, вилкой или ножом надо пользоваться для каждого блюда. Жоззи же находилась в этом доме не так много, как Михель, однако несмотря на это, будучи кухаркой с небольшим списком иных обязанностей, она ценила себя даже выше, чем Мориа, что его несказанно бесило. Порой Граф их заставал за совершенно бессмысленными спорами, например, мясо какого животного и сорт какого вина лучше подать хозяину на обед, чтобы тот остался довольным. В итоге, конечно, выигрывала Жоззи, упорно отстаивавшая свою позицию, и дворецкого это снова очень сильно раздражало. Он нередко заводил эту тему с господином, но тот не проявлял никакого рвения участвовать в этих дебатах за достижение власти в доме. Мужчина вообще не выделялся особой любовью к похвале. Он считал, что она только портит людей, особенно прислугу, которая начинала задирать нос и считать себя не весть кем. А при идеальном раскладе событий, как правило, всегда должна соблюдаться иерархия, в противном случае может наступить беспорядок. Зайдя в помещение, отделанное под красное дерево ещё со времён отца, он недовольно глянул на кухарку и дворецкого, которые размахивали руками и пытались друг другу доказать очередные гастрономические предпочтения хозяина. Но самым неуважительным было то, что они совсем не замечали присутствия своего господина, который стоял рядом и ждал, пока те наконец-то покорно утихомирятся. Но, видимо, сегодня был точно не его день. — Мясо кролика — это идеальный вариант для обеда! В нём есть все необходимые вещества, глупый ты старик! — Ты слышишь себя или все слова твой маленький мозг не успевает обрабатывать?! — Михель от переполнявших его эмоций топнул ногой. — Свинина и говядина. Только это мясо восстановит баланс сил после сна! — Это слишком тяжёлые блюда! Если ты не хочешь, чтобы наш господин загнулся от твоих бездумных решений, то слушай меня! — Я не собираюсь тебя слушать! Если ты любишь питаться объедками, это не значит, что свои ненормальные предпочтения ты должна спихивать и на хозяина! — Ах ты старый хрыч! — возмущённо выкрикнула Жоззи. — Да не тебе меня попрекать! — О нет, ты глубоко заблуждаешься! Только я смогу поставить тебя на место, когда ты возомнила себя самой главной здесь! — Не ты ли часом превышаешь свои полномочия, дурень?! Смотри на себя, а не на других! — Жоззи презрительно закатила глаза. — У тебя уже на старости лет совсем границы поплыли. Умей себя контролировать! — Я всё расскажу господину, salope! — Как ты меня сейчас назвал?! — Жоззи угрожающе двинулась к Михелю. — Стерва, значит? Да я тебе сейчас такую стерву покажу, будешь молить меня о пощаде, дряхлый кретин! — Прекратите устраивать этот цирк, — Граф, когда ему надоело слушать этот обмен ругательствами и унизительными словечками, почти бесшумно вошёл в столовую. — За вами тошно наблюдать. — Господин! — заискивающе поклонился Мориа. — Приношу свои глубочайшие извинения за эту глупую женщину. Она совсем не понимает, что несёт. — О нет, господин, это я должна приносить извинения за этого неотёсанного мужлана, который только и может, что без толку говорить и поливать всех грязью. — Хозяин, она совсем рехнулась, — с наигранной печалью в голосе вмешался дворецкий. — Вы же видите, как ей дурно от своей невоспитанности. — Ещё хоть одно слово… — Хватит! — грозно сказал Граф. — Я не желаю слушать во время обеда ваши препирательства. Если вы окончательно испортите мне аппетит, я вышвырну вас на улицу и найму новых, куда более здравомыслящих прислуг. — Господин… — захныкал Михель, падая на колени. — Прошу вас, не совершайте такие необдуманные поступки. Я с вами с пелёнок, господин! Неужели вы это не помните? — Я всё сказал. Мориа с ненавистью глянул на Жоззи, которая тоже была ошарашена услышанным. Она очень надеялась, что это была своеобразная, вовсе не смешная шутка, над которой следовало посмеяться. Но смотря на беспристрастное лицо Графа, на его гордую осанку, женщина засомневалась, что он вообще был способен шутить. Мужчина собирался сесть, и Михель любезно отодвинул стул, чтобы лишний раз угодить и, возможно даже, попросить прощение. На столе стояло множество блюд: хлеб, сырные и фруктовые закуски, а также более серьёзная еда — различные сорта мяса от многострадальной крольчатины до говядины со свининой, которые ранее не могли поделить Михель и Жоззи. — Хозяин, мне пригласить служанку, чтобы она помогла привести ваши волосы в божеский вид? — спросил дворецкий, но сразу же испуганно поспешил себя поправить: — Вы прекрасно видите, но, возможно, сейчас ваши волосы вам мешают трапезничать? — Не стоит, — сухо ответил Граф. — Если мне понадобится помощь, то я буду способен сам попросить её. — Конечно, господин, — уважительно склонил голову Михель. — Я оставлю вас, но не забывайте: в случае чего, я буду рядом. Дворецкий вышел из помещения, а следом за ним — Жоззи. Они вновь начали пререкаться, виня друг друга в плохом настроении Графа, но тот их уже не слушал. Он медленно, с наслаждением, смаковал вино и давно прекратил обращать внимание на все мирские проблемы, которые за сегодняшний день достаточно принесли ему бед. Его было трудно назвать раздражительным человеком. Разумеется, происходили случаи, когда он терял своё хвалённое самообладание и показывал истинные эмоции, спрятанные за маской холодного спокойствия, однако все люди из окружения привыкли считать его самым терпеливым и безэмоциональным. Почти никто, кроме прислуги, не мог вспомнить случай, когда он действительно выходил из себя и готов был всё крушить. Наверное, это стоило назвать лицемерием. Но никто не был идеален, а в голодном обществе грифов, которые только и ждали момента, чтобы сожрать, приходилось порой лишаться человечности ради собственного благополучия. Из-за мыслей, окончательно поглотившими его разум, мужчина не услышал громкий стук в дверь, а следом — весёлый голос и недовольный, принадлежавший определённо Михелю. Они о чём-то поспорили. Достаточно громко, из-за чего Граф вернулся в реальность, с досадой поставил бокал и поднялся, чтобы понять, что вообще происходило в его доме и почему вновь так шумно. Но не успел он сделать и шаг, как в помещение ворвался опрятный мужчина, держащий в одной руке изысканную трость. Он широко улыбался и был определённо рад этой встрече. Следом за ним ворвался и сам дворецкий, виновато смотревший своими маленькими глазками на лицо господина. — Мой дорогой Вивьер! — звонко заголосил гость. — О тебе так давно не было известий, что я невольно испугался, что ты действительно… того… — Хозяин, я пытался его предупредить… — Не ври, Михель, — мужчина на каблуках туфель крутанулся к дворецкому. — Ты не останавливал меня, ты выталкивал! Разве так поступают с гостями, а? — Господин был занят насущных делами, поэтому… — О да! Безделье — это, бесспорно, важное дело. И не дышать свежим воздухом. И считаться чуть ли не умершим — ха, тоже! — Фелберт, — тихо сказал Граф. — Ты помнишь моё имя. Это уже достижение, — он поднял руку и согнул три пальца. — А сколько пальцев я показываю, Вивьер? Пять, три, а, может быть, один? — О боже мой… Граф сел обратно на своё место и откинулся на спинку стула. Он вяло махнул рукой, приглашая Филберта тоже присоединиться к трапезе. Хотя если бы не его воспитание, призывавшее оказывать любым гостям достопочтенное внимание, то он бы прогнал Шеро далеко и надолго. И вовсе не потому, что сам Граф Вивьер имел влияние и был заносчивым человеком, ненавидящим всё и вся. Филберт был очень шумным. Настолько, что порой ушные перепонки не выдерживали этих криков и единственное, что оставалось, это либо отдаляться от него, либо закрывать уши. Тем не менее, Шеро был простым, хотя тоже занимал в обществе не самое низшее положение. Он был открытым и даже умудрился найти что-то вроде общего языка с Графом, а это действительно было достойно уважения. — Михель, оставь нас. — Вы уверены в этом, господин? Может, мне стоит забрать у месье Шеро его трость? — Мы справимся без посторонней помощи, благодарю. — Как прикажете, ваше сиятельство. Мориа поклонился и тут же поспешил уйти прочь. Филберт же, успев сесть неподалёку от Графа, уже активно брал сырные закуски и с аппетитом их поедал. — Понятие «этикет» обошло тебя стороной, как я погляжу, — Вивьер кашлянул в кулак и сделал маленький глоток вина. — Что вы, месье, — Шеро неожиданно выпрямился и придал себе напыщенный вид, — негоже на людях вести себя неподобающе, словно мы варвары, а не цивилизованная нация. — Прекрати так делать, Филберт, — Граф, подперев подбородок, продолжал наблюдать за тем, как его друг выпендривался. — А ваш вид, месье? Вы вообще смотрели на себя в зеркале? Или вы совсем одичали? Почему ваши волосы так растрёпаны? А что это за рубашка? Неужели у вас своя мода? Стыд и срам! — Если ты пришёл сюда, чтобы меня унижать, то у меня для тебя плохие новости. — Ты угостишь своего дорого гостя вином? — Гость недостоин такого изыска, — ответил Граф, но всё равно подозвал к себе служанку и приказал ей дать желаемое для Филберта. — Ты никогда не приходишь просто так. Что тебе в этот раз нужно? Пока служанка наливала насыщенно красное вино в хрустальный бокал, Шеро довольно улыбнулся и, наплевав на все приличия, вальяжно откинулся на спинку стула. Он сложил руки перед собой и уставился на мужчину. — Ты обо мне слишком плохого мнения, Вивьер. Я хотел проведать тебя и убедиться, что слухи — лгут. — Слухи? — Ну, помимо того, что тебя действительно некоторые одарённые считают погибшим, — Филберт хохотнул, выражая отношение к этой нелепице. — Другие якобы утверждают, что ты стал нелюдимым человеком, который боится показаться даже в обществе. — Вздор! — Вот и я о том же, — кивнул Шеро. — Поэтому у меня есть предложение, чтобы избавиться от этих бредней. Граф отстранённо повертел бокал в разные стороны, словно дегустируя жидкость, которую он пил. Потом недоумевающе глянул на Филберта, продолжавшего поедать закуски. — В этом и был твой план? Скажи честно: эти глупые слухи твоя выдумка? — Если не веришь мне, можешь спросить у своего дворецкого, — пожал плечами Шеро. — Уж он точно знает про всё и вся. Только говорит он, к несчастью, мало что. Видимо, не хочет расстраивать своего дражайшего хозяина. — Мне всё равно на репутацию. Пусть думают что хотят. — Не глупи, Вивьер! Будь хоть сейчас благоразумным человеком. Слухи — это серьёзно, и если не хочешь провести жизнь с позором, то тебе стоит послушаться меня. — Нет ничего плохого в замкнутой жизни, Филберт. — У тебя совсем перестали работать мозги! — разочарованно выдохнул Шеро. — Нет ничего плохого для низших слоёв, но ты граф. Тебе по статусу необходимо присутствовать на всяких балах и им подобным мероприятиям, чтобы поддерживать на плаву свою фамилию. Поэтому прекрати впадать в такое состояние и возьмись наконец за ум. Вивьер поставил бокал на стол и устало задал вопрос: — И что ты предлагаешь? — Есть одно место, «Forte et tendre», — Филберт подмигнул так, словно задумал детскую шалость. — Его знает каждые уважающий себя человек! — Это публичный дом, — наклонив голову набок, произнёс Граф. — Ты серьёзно? — Владелица там — загляденье… — мечтательно улыбнулся Шеро. — Я приходил к ней, а она? Делает вид, будто меня нет! Будто я — обычный клиент, которому нужны услуги и ничего более! — А разве нет? Обычно туда приходят именно ради этого. — Нет! Как ты мог обо мне так подумать? — невнятно проговорил Филберт, пока жевал очередной тонкий кусочек сыра. — К тому же ты всё извращаешь. Ты не найдёшь места цивилизованнее, уж поверь мне на слово. — Мне всё равно, — Граф поднялся. — Я не собираюсь посещать такие заведения. И уж подавно не собираюсь пытаться таким глупым образом восстанавливать репутацию. — Вивьер, постой! — Шеро тоже подскочил и приблизился к другу. — Ты не пожалеешь. Тебе надо проветриться, и это — идеальный способ. Просто поверь мне. Мужчина прищурился и оценивающе оглядел взволнованного Филберта, который старался выглядеть серьёзным и собранным, но на деле казался жалким и мелочным. Граф нахмурился. — Это всё ради владелицы? — Да!.. То есть, нет… Дьявол! — Шеро нервно потёр переносицу и, сжав губы, посмотрел обратно на Вивьера. — Она не верит, что мы с тобой общаемся. Вдруг если я приду вместе с тобой, то она даст мне шанс? Если бы ты только её видел, то всё бы понял, клянусь… — Значит, ты хочешь похвастаться дружбой со мной, — медленно сказал Граф. — Нет! Я хочу завоевать её сердце, но я не знаю, что ещё мне сделать, чтобы она заметила меня… К тому же тебе самому нужно наконец-то показаться живым на улице, иначе слухи… Сам понимаешь, верно? — Вы очень мелочны, месье Шеро. Заведя руки за спину, Граф направился к выходу из столовой. Филберт смачно ругнулся и последовал прямиком за мужчиной, не желая оставлять начатую тему на таком серьёзном моменте. Ему было необходимо уговорить его, иначе он пропал! — Вивьер, я сглупил, признаю. Но подумай хотя бы о себе. Неужели тебе весело круглосуточно сидеть в своём доме? — Шеро развёл руки в стороны и посмотрел на богато обставленное помещение. — Да, здесь шикарно. Очень шикарно! Но даже это со временем надоедает. Ты не хочешь перемен? Хотя бы одно маленькое изменение. — Мне это неинтересно. — Я не заставляю, чтобы ты снимал чёртову девушку, Вивьер! Этот публичный дом особенный, — он догнал Графа и встал напротив него, чем вызвал недовольство. — Конечно глупо так говорить, но это правда. Ты можешь просто пообщаться. Выговориться о наболевшем. Порой чужим людям доверяешь больше, чем близким. — Ты несёшь бред. — Давай устроим пари? — радостно предложил Шеро, довольный столь обычной, но действенной идеей. — Мы придём туда, и если тебе не понравится, то я больше никогда в жизни не достану тебя этим вопросом. Даже не приду к тебе, пока сам не захочешь. Но если ты оценишь по достоинству «Forte et tendre», то ты порекомендуешь меня владелице. Ты всё равно от этого спора ничего не потеряешь. Одна сплошная польза! Филберт протянул руку, ожидая ответное действие, чтобы закрепить этот маленький спор. Но Граф застопорился. Конечно, с одной стороны, в этом не было ничего смертельного. Если это место пользовалось спросом и его не стеснялись посещать высокопоставленные люди, имеющие за плечами груз вроде семьи, то данное заведение действительно обладало наивысшим уровнем. Но с другой стороны, что мог представлять из себя публичный дом? Ничего хорошего. И сколько хвалебных отзывов не было бы у «Forte et tendre», он просто по определению не мог быть тем развлечением, которое можно было бы назвать полезным. Однако разве сейчас время тратилось с пользой? Граф, раздражённый решением дилеммы, резко развернулся в противоположную сторону, чем удивил Филберта. — Вивьер? — Михель! — игнорируя непонимающего Шеро, позвал дворецкого мужчина. — Вы наконец-то позволите вышвырнуть вашего несомненно дражайшего друга за пределы дома? — Что? — недоумевающе переспросил Граф. — Нет. Приготовь одежду. И карету. Мы поедем в «Forte et tendre». Филберт от радости сжал кулак и широко улыбнулся, а Мориа ошарашенно посмотрел на господина. Он сопоставлял картинки в собственной голове и никак не мог сообразить, что такое должно было произойти, чтобы его хозяин, его дорогой хозяин взял и отправился в это злачное место. — В-вы уверены, maître? Если вас заставил месье Шеро, то вам необязательно его слушать, в конце концов, у него статус имеет весьма… — Если ты не хочешь повторить недавнюю ситуацию с Жоззи, то будь любезен: слушайся меня и беспрекословно выполняй приказы. — Как скажете, господин, — дрожащим голосом пролепетал Михель и убежал приготавливать всё необходимое. Филберт с благодарностью положил ладонь на плечо Графа и кивнул ему. — Спасибо. Ты не пожелаешь об этом. — У нас пари. Конечно же я не пожалею. Вивьер, не сказав больше ничего, ушёл наверх, чтобы подобрать наиболее выигрышный образ. Хоть это заведение и не внушало ему никакого доверия, положение в обществе всё равно вынуждало его выглядеть пристойно и обеспеченно, дабы все взгляды были устремлены исключительно на него. Но, стоит отметить, что его утончённый вкус сам не позволял ему одевать что-то нелепое.***
— Какая прелесть, — со смешком произнесла женщина, когда увидела гостей. Обычно в заведении она скидывала все обязанности, тем более встречать новоприбывших, служанкам, которые играли различные роли. Она не считала важным натягивать улыбку для каждого, кто сюда входил. По её мнению, они не заслуживали никакого уважения. Они были ей противны. И зачем, спрашивается, пытаться заполучить их расположение? Глупо. Но когда ей сообщили, что сам Граф почтил их присутствием — тот самый человек, который никогда не был замечен в таких местах, она удивилась. Женщина, сама того не ведая, возлагала на него большие надежды, и сейчас, видя месье Вивьера, осматривающего её владения, ей становилось слегка досадно. Хотя на её месте все бы радовались, что он пришёл именно к ним, а не к кому-то другому. Ведь это был лишний повод покрасоваться своими достижениями! Да, «Forte et tendre» был другим, не таким, как все публичные дома. Она сама потратила все силы, чтобы сделать его комфортным не только для клиентов, но и для её подопечных. Особенно для подопечных. Однако новички, не знавшие ничего о заведении, приходили сюда с мыслью о том, что здесь можно развлечься. Они не знали, что здесь устроено всё чуточку иначе, но прекрасно осознавали, что это место — обитель наслаждения, и именно поэтому ей становилось противно. — И долго мы будем стоять здесь, Вивьер? — возмущённо поинтересовался Шеро и, опираясь на свою трость, последовал вглубь заведения. — Шустрее. Тебя ожидает ещё один сюрприз. Граф оценивающе оглядел помещения, в котором он находился. Выдержанные багровые тона и картины в золотых рамках, которые казались уместными и не пестрили своим безобразием. Зашторенное большое окно, через которое просачивался тонкий луч дневного света, расставленные тёмно-красные диванчики по всему периметру, а рядом с ними — небольшие столики, за которыми, что странно, никто не сидел. Также было несколько проходов, расположенных в противоположных направлениях, и большая, с позолоченными перилами, лестница, ведущая наверх. При желании это место спокойно можно было принять за элитный ресторанчик, который создан исключительно для избранных лиц. — Граф Вивьер, — по лестнице медленно спустилась элегантная, до безумия красивая женщина в узком чёрном платье, подчёркивающем все её прелести. — И месье… Шеро. Рада вас видеть. — Мадам Марен, — Филберт учтиво поклонился и поднял на неё восхищённый взгляд. — Вы сегодня выглядите ещё более ослепительно. Граф, с интересом изучив хозяйку публичного дома, тоже сделал полупоклон. Марен, чуть сощурившись, улыбнулась кончиками губ. — Меня зовут Сандрин Марен, — она мельком окинула Шеро и повернулась обратно к Вивьеру, предварительно выставив руку. — Но, думаю, ваш друг рассказал достаточно. Он здесь частый гость. Граф учтиво поцеловал ладонь женщине и отошёл назад, позволяя Филберту проделать такой же обряд уважения. — Не хотите ли выпить перед тем, как заказать услугу? Только, к сожалению, сейчас практически все заняты… — Прошу прощения, madame, но я пришёл сюда не за этим. — Ох, даже так? — в её голосе проскользнуло удивление, однако на лице это никак не отразилось. — Однако я всё равно настаиваю, чтобы вы выпили. Я угощаю. Не каждый день встретишь самого Графа. — Вы слишком высокого обо мне мнения. — Вы это заслуживаете. Месье Шеро, — Сандрин повернулась к Филберту, — вы рассказали что-нибудь о «Forte et tendre»? — Только самую малость, мадам. — Любопытно. Подождите меня здесь. Она жестом показала на ближайшие диванчики, а сама временно удалилась. Граф и Филберт, послушавшись распоряжения, послушно присели на необходимые места. Шеро, откинувшись на спинку, закинул ногу на ногу и с улыбкой глянул на мужчину. — Горячая штучка, не так ли? — Наверное. — Она — самое прекрасное на свете существо. Её красоту не смогут передать даже скульптуры, Вивьер. Она — это что-то божественное… — Я согласился с тобой пойти не ради того, чтобы выслушивать твои хвалебные речи, — прервал замечтавшегося Шеро Граф. — Со своей инфантильностью тебе не получится завоевать её сердце. Она куда более серьёзная личность, чем ты думаешь. — Ты никогда не любил. Что ты можешь мыслить в женщинах? — Я знаю достаточно людей, а мужчины и женщины, поверь, очень схожи в мыслях. Филберт рассерженно отвернулся от Графа и принялся бесполезно крутить свою трость, выискивая известное лишь ему. Сам Вивьер, понаблюдав немного за этим обидчивым поведением, продолжил дальше изучать помещение, которое своей обыденностью быстро наскучило. Прямо как родной дом, от которого его буквально тошнило. Впрочем, ему было плохо даже не от дома. Его выводила из себя будничность, которая пропитала всё его жалкое существование. Эта бесконечная волокита, монотонность, унылость. Отчасти это пугало. Граф не сомневался, что будь у него малая доля мотивации, то он бы сразу всё наладил. Но где была эта мотивация, чтобы он смог кардинально поменять нынешний уклад жизни? Её не было — и от этой мысли внутри что-то болезненно сжималось. Появившаяся Сандрин смягчила атмосферу. Шеро быстро оживился и вновь начал улыбаться, как прежде, пока женщина ставила небольшие бокалы, а следом — стеклянную бутылку с плескавшейся внутри янтарной жидкостью. — Вы всех гостей спаиваете или мы сегодня — особенные? — Что вы, Граф, вы всегда были особенными, а сегодня ко всему прочему такой удивительный день. Хочется поделиться своей радостью, если вы меня понимаете. Мужчина остановил чересчур долгий взгляд на Сандрин. Та глядела на него с таким же неоднозначным выражением лица, очевидно, стараясь выискать в нём что-то непонятное, сокрытое от большинства простых смертных. Но не прошло и минуты, как она отвернулась и, проворно открыв бутылку, налила алкоголь. Филберт тут же взял и поспешно сделал глоток, за что сразу же поплатился. Жидкость больно обожгла горло. — Коньяк так не пьют, месье Шеро, — Марен цокнула языком. — А вы, Граф, разве не собираетесь присоединиться и тоже опробовать? — Благодарю, мадам Марен, но считаю важным отказаться. Я предпочитаю исключительно вино. — Ах, точно, — Сандрин понимающе покивала. — Ради вас я могу открыть новую бутылочку. — Не стоит. — Как скажете, — женщина села напротив мужчин и сложила руки на коленях. — Я хочу внести некоторую ясность, чтобы вы не думали о всяких пошлостях, Граф. Публичные дома принято считать довольно некультурными местами по известным для всех причинам. Но когда я придумала это место, я хотела создать некую идиллию между моими подопечными и клиентами, которые должны были сюда приходить. Шеро опять закашлялся, когда сделал очередной глоток. — Подопечные? — Да, именно. Странно звучит, не так ли? — Сандрин улыбнулась. — Я не хочу вдаваться в историю и не собираюсь, но просто знайте: я отношусь к ним, как к родным детям, и если хоть кто-то обидит их, заставит плакать — этому человеку не жить. Это не угрозы. Обычное предупреждение. Граф кивнул, и Марен продолжила: — Здесь всё совершается по согласию, и вам могут доставить любое удовольствие: начиная от физического и заканчивая духовным. Последнее это обычные разговоры или музыка. — Как я и сказал ранее, я не собираюсь пользоваться вашими услугами, мадам Марен. Премного благодарен за это щедрое предложение. — В прошлой жизни он наверняка был святошей! — хихикнул Филберт, окончательно опустошая бокал. — Не серчайте на него: со всеми бывает! — Я думаю, — Граф оглядел раскрасневшегося Шеро, — что тебе не стоит злоупотреблять коньяком. Ты быстро пьянеешь от него. — О чём вы, месье Вивьер! Я трезв и мыслю рациональнее некуда, — он дружески толкнул Графа в плечо. — Давайте, соглашайтесь. Мы же не зря сюда пришли, верно, мадам Марен? Та безучастно пожала плечами. — Я сказал тебе: нет. — А давайте новое пари? Ведь прошлое вы уже проиграли, Граф! — Шеро весело развернулся к Сандрин. — Представляете, мне пришлось его силком тащить сюда. Он такой недотрога! — Замолчи, Филберт. — Мне так жалко вас, Граф, — Шеро махнул тростью в воздухе. — Что только не сделаешь ради благополучия друга! Вивьер склонился и закрыл лицо руками. Прямо сейчас он чувствовал сильное желание сделать что-то плохое с Филбертом, который, кто бы мог подумать, так быстро опьянел от одного бокала коньяка. — Я забыла упомянуть одну деталь. Клиенты носят маски. Это не даёт вам анонимности, но зато позволит чувствовать себя чуть комфортнее, — закинув ногу на ногу, спокойно проговорила Сандрин, не испытывая никакого дискомфорта от поведения Шеро. — У меня есть одна свободная подопечная, которая готова вас выслушать. Вы можете попробовать. Всё равно лучше, чем бесполезно прожигать время, сидя дома в окружении занудных лиц, верно? — Вы все сговорились? — недоумевающе спросил Граф. — Если вы так хотите получить мои деньги, то необязательно заставлять меня использовать ваши услуги, мадам Марен. — Мне вовсе не нужны ваши деньги, месье Вивьер, — с ехидной улыбкой парировала Сандрин. — Моя цель: оставить каждого клиента довольным, а вы, к несчастью, самая грустная душа в этом месте. Шеро налил себе ещё немного алкоголя и пьяно ухмыльнулся другу. — Редкая возможность. Редкая! Соглашайся, ты ничего не потеряешь. К тому же не забывай про пари. — Ч-что вы… — Граф подскочил и раздражённо выдохнул, однако сразу же взял себя в руки. — Я не знаю, сговорились вы или нет, но мне совершенно не нравится эта затея. Как и не нравится слушать этот пьяный бред. — Эй! Ты задел меня за живое, Вивьер! Граф помассировал переносицу и постарался абстрагироваться от всего на свете. Безуспешно. — Если после этого вы все от меня отстанете, то я дам вам своё согласие, мадам Марен. Однако, чтобы вы знали, я не собираюсь здесь надолго задерживаться. — Месье Шеро, вы побудете здесь? — Разумеется, мадам! — он поднял бокал и опять улыбнулся. — Я верно буду ждать вас здесь! Сандрин кивнула и, когда развернулась, презрительно скривилась. — Пойдёмте, Граф. Вас ждёт интересный день.***
Второй этаж ничем не отличался от первого. Был разве что более узким и менее украшенным различными картинами в золотых рамах. Однако стояло больше растений и скульптур, что создавало ощущение некой экзотики. Белую маску с чёрно-красными узорами Сандрин вручила Графу ещё тогда, когда они поднимались по лестнице, и мужчина, не привыкший носить такие изыски в своём гардеробе, двигался очень медленно и осторожно, боясь оступиться и, того гляди, упасть. Помимо этого маска была создана так, что в местах, где были сделаны отверстия для глаз, находилась чёрная, специально натянутая ткань с маленькими дырочками, которые хоть и позволяли смотреть на всё происходящее, но сильно загораживали обзор. На первых минутах он очень желал снять эту адскую штуку, но Марен, всё время поглядывавшая на него, остановила его от столь необдуманного и неуважительного к её персоне поступка. Всё же это были правила, которые она самолично установила в своём заведении, и нарушать их было крайне опрометчиво. — Повторюсь ещё раз, Граф: если вы обидите мою подопечную, то мне будет неважно, какое место в обществе вы занимаете и как приближены к королю. Здесь все равны, и это единственное, что меня по-настоящему волнует. — Если вы так не доверяете мне, то какой смысл был уговаривать меня на эти услуги, мадам Марен? — У каждого есть свой причины, вам же достаточно знать, что вы мой клиент, и вы должны покинуть «Forte et tendre» с улыбкой на устах. — Это вряд ли, — приглушённым из-за маски голосом сказал Граф. — Посмотрим, месье Вивьер. Понадобилось ещё немного времени, прежде чем Сандрин наконец-то остановилась рядом с необходимым местом. Она с прищуром повернулась к стоявшему рядом мужчине и тихо произнесла: — Я вас предупредила. Не испытывайте моё терпение на прочность. И открыла дверь, впуская Графа внутрь. Первое, что он увидел, когда вошёл в комнату, это маленькое окно, которое также скрывалось за плотными шторами. После он заметил множество свечек, которыми было всё усеяно. Они придавали атмосфере некую интимность, из-за чего Вивьер почувствовал сильный дискомфорт. Ещё в помещении стояли высокие цветы и, конечно же, различные скульптуры, заполнявшие комнату. Это не делало место уютнее, но оно казалось хотя бы немного приятнее. Однако самое примечательное из всего имевшегося была кровать, располагавшаяся ближе к стене и по центру. Граф сглотнул и сразу же отвёл взгляд, благодаря чему заметил в самом уголке девушку, которая ранее поджигала свечки. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, но из-за маски вкупе с плохим освещением он с трудом видел её эмоции. Вивьер осторожно сделал пару шагов вбок, и девушка, прижав к себе хрупкие ручки, стала неспешно обходить его. Он не предпринимал попытки приблизиться или как-то заговорить, поэтому только наблюдал за ней, пока та проделывала всё то же самое, боясь пискнуть. Даже её дыхание было рваным, словно она задыхалась. Это напрягало. Граф, присев на самый краешек кровати, наклонил голову. Он честно пытался расслабиться, но вся эта ситуация вызывала у него противоречивые эмоции, а единственное, что ему хотелось сделать — это выйти на свет, на свежий воздух. Он точно не пил? Девушка, издав какой-то жалостливый звук, заставивший бы сжаться даже самое чёрствое сердце, спустила дрожащими пальцами лямку приталенного платья. А потом другую. Оголялись новые участки кожи на женском теле, и Граф, поперхнувшись от этой резкости, подскочил и замахал руками, чем вызвал у неё изумление. — Я не… о боже, прошу вас, прекратите это делать. — Но, месье… — плаксиво сказала она. — Нет, нет. Это ужасно, — он, поправив маску, заметался по комнате. — Меня уговорили просто на разговор. Я не понимаю, зачем вы… зачем вы стали раздеваться. — Я тоже, — опустив голову вниз, девушка неловко потёрла свой локоть, — не знаю. Прошу, извините меня за эту глупость! — Просто давайте забудем про этот случай, — Граф нервно сел обратно на кровать. — И посидим так в молчании до конца. У меня же там ограниченное время? И когда оно закончится, я должен буду уйти? — Нет никаких ограничений, месье. Вивьер страдальчески простонал и тут же, собравшись с духом, вернул себе всё самообладание. Он вновь глянул на девушку, которая стояла впереди и топталась на одном месте, испытывая, по всей видимости, сильный стыд. — Вы… вы в порядке, мадемуазель..? — Меня зовут Сара, — быстро пролепетала она. — Пожалуйста, простите меня. Я совсем не подумала и заставила вас смущаться от моего поступка. — Я сам поступил не очень правильно, — он издал тихий смешок. — Поэтому я тоже приношу свои извинения. — Вы никогда таким не занимались, да? — Сара сделала несколько маленьких шажков по направлению к Графу. — Вы очень напряжены. — Вы тоже, — беззлобно произнёс мужчина. — Мне, наверное, не стоило этого говорить. — Но вы правы, месье. Мне стыдно признаваться и мадам Марен наверняка меня отругает, если узнает, что я рассказала об этом, но вы мне кажетесь добропорядочным человеком, поэтому знайте, что моя неопытность и поспешность объясняется тем, что вы стали первым, кто вошёл сюда. — Вот оно как, — отрешённо прошептал мужчина. — Тогда это до сих пор не объясняет мне, почему она так настойчиво пыталась мне предложить воспользоваться услугами заведения. — Наверное, это должно было стать моим воспитательным процессом, — хихикнула Сара. — Да, это очень нелепо, но мадам Марен разумная женщина. Она ничего не делает просто так. — А ещё она споила моего друга. — У этого тоже должны быть причины! — её голос стал заметно повеселевшим. — Может, она не хотела, чтобы он мешал ей достигать необходимое? Кто ваш друг? — Месье Шеро. Сара тоже села на кровать и, повернувшись к мужчине в маске, улыбнулась. — Я скажу вам, но только обещайте не говорить ему эти слова. — Они настолько грубые? — Нет, — она прижала на пару секунд палец к подбородку. — Скорее правдивые. — Мне интересно услышать, юная мадемуазель. — Он приходил сюда так часто, что мадам Марен порой специально закрывала «Forte et tendre», чтобы не видеть его. Но я лично считаю его забавным человеком. Хоть и приставучим. — Очень точное описание. — Именно поэтому она и споила его. — Однако он стал ещё более говорливым, — резюмировал Граф. — Её план провалился. — Да, пожалуй. Наверное, она тысячу раз об этом пожалела. Мужчина кивнул и взглянул на свои руки. Наступило молчание, которое трудно было назвать напрягающим, скорее — самим собой разумеющимся, возникавшее обычно тогда, когда незнакомые люди теряли нить разговора. Граф вздохнул. Ему хотелось задать много личных вопросов, но он боялся спугнуть Сару и перейти границы дозволенного, поэтому он принял единственное решение. Он поднялся. — Вы уходите, месье? — она посмотрела на него своими большими голубыми глазами. — Так быстро. — Вы очень приятная компания, юная мадемуазель, но мне необходимо идти. Думаю, месье Шеро, если я сейчас не спущусь вниз, натворит дел. Сара подскочила и встала напротив Графа. Она снова прижала ладони к груди и вопрошающе на него взглянула. — Спасибо за проведённое время, ma chérie. Позволите ли поцеловать вашу руку? Как знак уважения к вам. Девушка неожиданно вспыхнула и, зажмурившись, протянула мужчине ладонь. Она немного подрагивала, видимо, от переполнявшего её волнения, но Граф не стал долго нагнетать: почти невесомо коснувшись тыльной стороны безжизненными губами маски, он отстранился и сделал полупоклон. Изящно развернувшись, Вивьер направился к выходу. — Месье? — тихонько подала голос Сара. — Да? — Кто вы? Он усмехнулся. — Давайте оставим это как маленькую тайну. Так будет куда интереснее, не так ли? — Наверное, вы правы… Благодарю вас, месье. Граф, оглядев Сару ещё буквально пару секунд, открыл дверь и вышел из комнаты. Его сразу же встретила Сандрин, которая чуть отошла назад, дабы не нарушать личное пространство. Мужчина, не произнося ни слова, ни одного язвительного комментария или возмущённого замечания, устало пошёл к лестнице. Он снял маску и теперь, держа её за ремешки, выискивал Филберта, который, расположившись на том же диване, спал. — Как ваши впечатления, Граф? Шедшая следом за ним Сандрин, очевидно, не хотела так просто оставлять его. — Разве это не должно быть анонимным, мадам Марен? — Разумеется, но вы особый гость, — с неоднозначной интонацией заявила женщина. — Ваше мнение важно для меня. — Пожалуй, придётся с этим повременить. Бросив маску на стол, Граф пару раз несильно ударил Филберта по щекам, стараясь привести его в чувства. Но тот вяло приоткрыл глаза, сказал что-то невнятное, пьяно ухмыльнулся и вновь заснул. — Какая жалость! Месье Шеро совсем не умеет пить. Граф, сохраняя спокойствие, расплатился с Сандрин и, ударив Филберта по щеке чуть сильнее, чем надо, заставил его немного очухаться. Он недоумевающе взглянул на своего обидчика и, открыв рот, собирался как-то ответить, но сразу же умолк. — Благодарю за гостеприимство, мадам Марен. — Очень надеюсь, что вы вновь почтите нас своим присутствием, Граф. Ничего не ответив, он перекинул через плечо одну руку друга, находящегося где угодно, но только не в мире живых, и двинулся вместе с ним прямиком к выходу из заведения. Тот продолжал что-то бубнить и пытался даже петь, но быстро утихал, чтобы через некоторое время опять начать бурчать. Однако помимо голоса Филберта он услышал ещё один, который определённо принадлежал Сандрин: — Вы особый гость, месье Вивьер, не забывайте это. Не разворачиваясь к ней, Граф фыркнул от этой ненужной напыщенности и окончательно, к своей радости, покинул «Forte et tendre».