«Forget the violence Забудь о жестокости, Forget the world Забудь о целом мире! I see you smilin' Я вижу, как ты улыбаешься, I'm lost for words И я лишён дара речи». Kodaline — Wherever You Are.
Граф почувствовал колющее ощущение в груди, а следом — резкий импульс, моментально распространившийся по всему телу. Он не мог пошевелиться. Не мог даже моргнуть. Перед глазами вспыхивали яркие эпизоды из жизни, которые вместо того, чтобы вызывать улыбку, напрягали и заставляли испытывать нечеловеческий страх. Они сгорали, как сгорала бумага, поднесённая к огню в камине. Воспоминания быстро чернели и тут же заменялись другими, не менее пугающими. Они были все искажены. Граф попытался поднять руки, но безуспешно: не двигались даже пальцы. Холодный пот стекал по его лицу, сердцебиение было сумасшедшим, а в горле всё пересохло, словно он не притрагивался к воде как минимум несколько дней. Ему казалось, что он находился где угодно, но только не в своём теле, которое сейчас он попросту не чувствовал. Всё было мутным и непонятным. Прямо как в воспоминаниях, которые резко прекратили всплывать в голове. Ещё одна мучительная минута, и он, с широко раскрытыми глазами, наконец-то смог перевернуться на другой бок. Но, потерявшись в пространстве и не сумев вовремя прийти в чувства, Граф, сам того не ожидая, повалился на пол. Глухой звук разнёсся по всей комнате. Мужчина испуганно, опираясь руками о пол, старался выровнять сбившееся дыхание и успокоить сердце, приносившее новую боль. Он всматривался в темноте в свои ладони, но не видел даже никаких очертаний — только один сплошной мрак. Граф с большим трудом сел и интуитивно отполз к стене. Он прикрыл лицо, а потом схватился за свои волосы, надеясь таким образом очнуться от этого жуткого кошмара. Но всё оставалось слишком реальным. Если бы кто-то увидел его со стороны, то ни за что бы не подумал, что этот человек, этот жалкий, бормочущий себе что-то под нос человек в самом деле является достопочтенным графом! Сейчас он был кем угодно, но только не тем, кто занимал в обществе существенное место. И не тем, кто должен своим гордым видом вызывать у окружающих выскочек одно лишь уважение. Сейчас это был просто напуганный до смерти мужчина, который из-за темноты не мог разобраться, где он находился и кем вообще являлся. С какой-то стороны послышался нервный стук. Граф повернул голову по направлению к звуку и вместо того, чтобы как-то на это среагировать, только молчал, не в силах подать голос. Раздался новый стук, но куда более сильный. Кажется, его звали. Где он находился? Вивьер сконфуженно посмотрел наверх, но и здесь его ждало разочарование в виде черноты, через которую ничего нельзя было увидеть. Приоткрылась дверь и показался дворецкий, державший подсвечник. Граф тут же, недоверчиво прищурившись, глянул на свет, дезориентировавший его на короткий промежуток времени. — Господин? Михелю не понадобилось даже искать мужчину, он сразу заметил Вивьера, наблюдавшего за Мориа каким-то стеклянным взглядом. Спохватившись, дворецкий шустро преодолел разделявшее их расстояние и, встав на колени, взял одну руку Графа. — Хозяин, oh Dieu! Что с вами? Вивьер предпринял попытку закрыться от режущего зрение яркого света. От вида свечек, от огня, находившегося от него так близко, ему становилось плохо. Он чувствовал подступавшую панику и снова этот страх, проникающий своими склизкими чёрными лапами прямо в сердце. Дрожь охватила всё его тело, а вдоль позвоночника пробежали противные мурашки. — Хозяин? Хозяин! Михель приблизил подсвечник, чтобы рассмотреть напуганного до смерти господина, и только тогда, когда Граф в попытке отодвинуться чуть не задел одну из свечек, дворецкий отстранился. — Потуши их… — Maître, я не понимаю вас… — Потуши их! Живо! Мориа лихорадочно повертелся в разные стороны, стараясь как можно быстрее понять, о чём просил Граф. Когда он обратил своё внимание на свечки, а потом вновь взглянул на господина, следившего именно за ними, дворецкий сразу же, всё сопоставив, подул на пламя, из-за чего в помещении заново воцарилась тьма. — Хозяин… — Помоги мне подняться. — У вас снова приступ? — взволнованно спросил Михель. — Вы сейчас в порядке? — Помоги мне подняться и принеси мне воды. — Д-да, конечно, господин! Граф, опираясь на дворецкого, сумел встать на ноги. Перед глазами всё по-прежнему кружилось, а все движения, которые он совершал, были медленными и вялыми. Уложившись обратно на кровать, он почувствовал секундное облегчение, которое сменилось прежней тяжестью. — Я сейчас принесу вам воды, хозяин. — Да, — отстранённо произнёс Граф еле шевелящимися губами. — Это было бы прекрасно. Михель, сделав жалостливое лицо, нащупал подсвечник и, передвигаясь аккуратно, чтобы не врезаться, благополучно добрался до двери и вышел. Он вернулся действительно в кратчайшие сроки, даже смог немного побыть рядом, чтобы проследить за состоянием господина, которое, к его облегчению, не ухудшалось. Однако несмотря на это, вся оставшаяся ночь для Графа прошла беспокойно.***
Сара слишком резко нажала на клавишу фортепиано, из-за чего звук получился очень громким и немелодичным. Сандрин, недовольно цокнув языком, ещё раз проиграла лёгкое вступление из четырёх нот. Сначала медленно, чтобы её подопечная запомнила, а потом быстро, чтобы та поняла, чего от неё добивались. Сара, нахмурившись, попробовала снова, но попала не в те ноты, из-за чего женщина страдальчески застонала и с досадой повалилась на ближайший стул. — Я не могу, мадам Марен, — грустно подвела итог Сара. — Вы же видите, что у меня нет никакого музыкального слуха. Я бесполезна. — Всё не так, юная О'Нил. Раньше у тебя получалось. Может, неидеально, но получалось. — Наверное… — Наверное, ты сейчас не сосредоточена на учёбе, — Сара понуро опустила голову, и Сандрин почувствовала укол совести. — Ты о чём-то думаешь, petite souris? Ты же знаешь, что всегда можешь поделиться со мной своими переживаниями. Девушка, схватив ткань платья, поджала губы. Она размышляла над тем, стоило ли спрашивать у Марен волнующие её вопросы, которые имели несколько личный характер. Ей казалось, что это простое человеческое любопытство чересчур бестактно, и такие мысли — как запретный плод, который был сладок. Настолько сладок, что всю ночь она ворочалась и не могла сомкнуть глаз, чтобы погрузиться в пленительную пустоту сновидений. — Сара? — Сандрин чуть наклонилась и положила руку на её плечо. — Мадам Марен, я понимаю, что я не должна у вас спрашивать об этом, но кем был тот человек? Вчера. Он занимает особо место в обществе? Женщина, хмыкнув, тепло улыбнулась Саре. Она вновь откинулась на спинку стула и изучающе, словно по-новому, осмотрела подопечную, пытаясь в её неловких движениях и в этом невинном личике найти некоторые ответы для себя. — Он показался тебе необычным? — Я не знаю, мадам. Прежде мне не приходилось взаимодействовать с мужчинами. Я видела их, когда они приходили сюда, но на этом всё, — Сара вспомнила, как тот человек в маске торопливо начал её останавливать, когда она сглупила, и смущённо улыбнулась. — Мне кажется, он не такой, как все. — Ещё скажи, что месье Шеро вовсе не такой глупый. — Он забавный, мадам! — Сара хихикнула. — Но всё равно не такой загадочный, как его друг. Он был очень здравомыслящим и таким спокойным. — Мне не нравится, как ты его описываешь, petite souris. Да, это был твой первый опыт, и я очень рада, что эти впечатления произвели на тебя сильный эффект. Но, прошу тебя, не действуй на эмоциях. Сохраняй хладнокровие, иначе этот мир пережуёт тебя и выплюнет. — Вам не стоит беспокоиться, madame. Мне просто хотелось узнать хотя бы его фамилию. Эта же информация не переходит все рамки дозволенного? Сандрин на пару секунд прикрыла глаза. Она помнила слишком отчётливо вечер и Графа, который поспешно спускался по лестнице вниз. Он не вызывал у неё никакого доверия, хоть она честно старалась относиться к нему более лояльно, чем к остальным. Может, он действительно отличался от основной массы, но Марен это уже, откровенно говоря, совсем не заботило. — Я поспешила, когда сказал тебе, что наступило то самое время, Сара. Ты ещё слишком неопытная для этой жизни, и я не хочу, чтобы она превратилась для тебя в кошмар. — Но, мадам, всё же прошло хорошо? — Да, это было исключение. Но это не отменяет того, что отныне ты больше не будешь обслуживать клиентов. — Даже того человека? — с тревогой спросила О'Нил. — Но он же хороший! — Нет хороших людей, Сара. Есть те, кто носит свои добропорядочные маски и очень умело скрывает истинную сущность. — Мадам… — Четыре ноты, юная О'Нил. Я жду, пока ты сыграешь их мне. Сара обиженно отвернулась от Сандрин и, опустив голову, чтобы никто не видел её слёз, глубоко вздохнула. На выдохе она положила руки на клавиши и начала играть.***
Дворецкий прилежно, как ему и подобало, стоял чуть позади Графа, пока тот безмятежно набирал ложкой бульон и подносил её к губам, чтобы выпить жидкость. Утром, когда Михель обсуждал завтрак вместе с Жоззи, он обмолвился с ней о ночном недуге господина, красочно расписав его тогдашнее состояние. Женщина, испуганно приоткрыв рот, сказала ему, что необходимо было вести хозяина к врачу, чтобы тот проверил его здоровье, и Мориа впервые согласился с ней. После, когда он решил проверить Графа, бодрствующего для себя непривычно рано, дворецкий ненароком затронул эту тему, но не успев даже развить её, получил жёсткий отказ. Так Михель, ощутив себя униженным, сослал эту раздражительность на слишком раннее пробуждение и обещал себе, что не отстанет от хозяина, как бы тот не сопротивлялся. Когда Вивьер разобрался с бульоном, Мориа решил действовать. — Вы выглядите очень болезненно, maître. Граф со звоном положил столовый прибор обратно на стол и, не разворачиваясь, произнёс: — Я думал, мы уже всё обсудили. — Д-да, разумеется, — уверенность постепенно испарялась, когда Михель смотрел на такого равнодушного ко всему Вивьера. — Но, не поймите меня неправильно, господин, я волнуюсь за вас. Вы и представить себе не можете, как больно мне наблюдать за тем, как вы терзаете себя. — Со мной всё в порядке. — Тогда что с вами произошло ночью, хозяин? Если бы вы видели себя так, как видел вас я, то вы бы определённо забеспокоились о собственном самочувствии. — Хватит своё безразличие скрывать за мнимой обеспокоенностью. Мне противно от этого. От слов Графа Михель почувствовал себя так, словно ему только что дали затрещину. — Премного извиняюсь, господин, но я смею вам возразить, — Вивьер посмотрел прямо на него, и он стойко выдержал этот проницательный взгляд. — Я искренне переживаю за ваше состояние, и я очень не хочу, чтобы из-за своего безразличия к себе вы испортили своё будущее. Уж поверьте, ваш отец был таким же и… — Никогда в жизни, — зло перебил дворецкого Граф, — слышишь? Никогда ты больше не затронешь эту тему. Тебя не должно волновать, что со мной не так. Твоя работа — прислуживать мне, так будь любезен: молча выполняй свои обязанности. Образовавший ком в горле мешал произнести Михелю хоть слово. Каждый удар сердца сопровождался неприятным покалыванием, а появившуюся печаль он стойко пытался заглушить в себе. Мориа знал Графа слишком хорошо, поэтому даже сейчас он до последнего пытался относиться к нему с пониманием. В конце концов, тому было недавно очень плохо. — Да, хозяин, — наконец безжизненно ответил он. — Отлично. Подготовь мне парадную одежду. Я собираюсь навестить моего старого друга. — Я вас понял, господин. Вивьер неожиданно поднял указательный палец. — Ещё кое-что, — он отодвинул от себя тарелку с яйцами всмятку. — Те, кто готовил мне сегодня завтрак. Выгони их. Они не обладают ни единым граммом вкуса. — Но господин..! — Выгони их, — с нажимом повторил Граф. — И если надо: найми новых. Но Жоззи не трогай. Не думаю, что это её вина. Михель раздосадовано оглядел сидевшего мужчину, боясь снова сказать что-то лишнее и нарваться на очередной гнев. Поэтому ему, смиренно склонившему голову, ничего не оставалось, как подчиниться. — Я всё сделаю, maître. — Замечательно. Люблю, когда меня понимают с полуслова. Сделав глоток вина, Граф скривился и подумал, что всё же стоило обновить его винную коллекцию, потому что пить эту дрянь было больше невозможно.***
Чарлот Бонье являлся лучшим парфюмером если не во всей Франции, то в городе и в ближайших районах уж точно. К нему обращалась различная знать, советовалась с его мнением, которое было крайне ценным и полезным, и потом, когда они оставались довольными предложенными ароматами, покидали лавку с высокомерно поднятой головой и с такой же надменной улыбкой. И дело было даже не в том, что они не уважали парфюмера, который вовсе не являлся по происхождению герцогом или маркизом. Их хлещущая гордость, пропитавшая всё нутро, вынуждала этих зазнавшихся выскочек постоянно и везде показывать свой статус, дававший им немало преимуществ. Так или иначе, но Бонье научился игнорировать ненужную показушность многих клиентов. У него даже получалось искренне улыбаться им, когда они заходили к нему. Пожалуй, это важное умение много стоило в его непростой жизни, если к нему всё продолжали идти за новыми духами. Когда Граф зашёл в лавку, то Чарлот по-настоящему обрадовался ему. Вивьер являлся для него тем самым умным и обходительным человеком, которому хотелось подобрать только самый лучший аромат. Индивидуальный. Бонье делал ему эксклюзивный парфюм, которого не было ни у кого, и чувствовал небольшую гордость, когда улавливал на нём нотки именно своих духов, а не чужих. Со своим обонянием, даже в таком возрасте, он мог определить очень многое и с закрытыми глазами. — У вас как всегда безумство ароматов, месье Бонье. — А вы как всегда прекрасны, месье Вивьер, — Чарлот кивком поприветствовал его. — Решили вновь порадовать себя? — Пожалуй. Мой парфюм, который вы мне недавно сделали, уже подошёл к концу. — Быстро вы, однако, его израсходовали, — Бонье усмехнулся. — Был какой-то повод? — Нет. Не было. — Жалко, месье Вивьер. Вы живёте жизнью затворника, а это не есть хорошо, — Чарлот развернулся к огромному длинному стеллажу, на котором стояло много склянок с парфюмом. — Я не собираюсь вас учить, Граф, вы не подумайте. Я просто говорю то, что вижу. И я вижу вас очень одиноким человеком, который медленно тонет в чёрной пучине однотипности. — Очень красочно, месье Бонье, но вы заблуждаетесь. Я в полном порядке. — Может внешне вы и стараетесь оставаться беспристрастным, но в действительности, — парфюмер положил ладонь на грудь, почти на сердце, — вам очень плохо. — Ваши слова можно спокойно отнести и к вам. — Я не отрицаю этого, — Чарлот поднялся на носочки, чтобы дотянуться до необходимого флакона. — Но знаете, что меня отличает от вас, Граф? Я целиком посвятил свою жизнь духам. Я не вижу своё существование без всего этого. Однако вы другое дело. Вы стоите на распутье и не знаете, что вам делать, как построить свою жизнь. Вы несчастны, месье Вивьер. — Я доволен тем, что имею, месье Бонье. Вы не знаете меня. — Я знаю вас достаточно, Граф, чтобы иметь дерзость говорить о вас такое, — Чарлот, наконец ухватив необходимый парфюм, повернулся к Вивьеру. — Но, как говорится: chaque chose en son temps. Вы поймёте, когда придёт время, месье. — Давайте приступим к делу. — С радостью! — Бонье подошёл к Графу и показал ему маленький, аккуратный флакончик. — В этот раз я решил добавить вам страсти, месье Вивьер. Я долго думал над сочетанием совершенно противоположных компонентов, которые смогли бы придать этому уникальному аромату нотки дикости и востока… Понимаете, я добивался силы. Я хотел, чтобы он источал этот необыкновенный огонь, чтобы он будоражил кровь в венах. И я склонен считать, что у меня это вышло. Чарлот улыбнулся и, осторожно открыв флакон, протянул Графу, чтобы тот оценил. — Возможно, аромат покажется вам резким, но это только первое впечатление. Как только он окажется на вашей коже, то эффект будет фантастическим. — Интересно, — произнёс Граф после долго изучения. — И для вас очень непривычно. — Да, обычно за основу я беру цветочные ароматы, но вам мне очень хотелось создать что-то новое и необычное. Вам нравится? — Без сомнений, — он отдал флакончик обратно Чарлоту. — Благодарю вас за ваши старания, месье Бонье. Мне приятно знать, что ради меня вы так стараетесь. — Это сущие пустяки, Граф. Я должен радовать своих клиентов — это моя работа. Расплатившись, Вивьер направился на выход из парфюмерной лавки, но Чарлот его окликнул: — Не забывайте о том, что я вам говорил, месье. Попробуйте стать чуть более открытым. Вам станет сразу легче. — Я обязательно подумаю над этим. Au revoir, месье Бонье. Открыв дверь, он вышел на улицу, сразу же встречаясь с потоком людей и городским шумом.***
Поездки в карете успокаивали и приводили нервы в порядок. Если Граф и выходил на улицу, то обязательно передвигался не на своих двоих, а именно на карете, чтобы быстрее разбираться с насущными делами. Помимо этого, такой вид транспорта помогал избегать оценивающие взгляды и перешёптывания в спину, что, впрочем, тоже благосклонно влияло на психическое здоровье: чем меньше переживаний, тем лучше. Однако сесть в карету после парфюмерной лавки и отправиться с чувством выполненного долга домой ему что-то помешало. Возможно, сказывалась небольшая головная боль, которая, к счастью, утихла на свежем воздухе. А может, он просто захотел прогуляться. Без особой причины. Поэтому, оставив всё необходимое у кучера и приказав его не ждать, Граф отправился прямо по мощённой камнем дороге мимо низеньких построек, стоявших вплотную друг к другу. Некоторые дамы, держащие маленькие сумочки, весело беседовали на свои женские темы. Вивьер был уверен, что они обсуждали своих кавалеров, которые по удивительному стечению обстоятельств признались им в любви. За ними, в пышных одеяниях, плелись девушки в куда более простых одеждах и несли покупки своих хозяек. Граф благополучно прошёл мимо овощной лавки, за которой тучный человек с усами зазывал к себе клиентов. Следом была мясная — и уже рядом с ней толпилось немало людей. Обойдя всех, Вивьер, стараясь как можно меньше всматриваться в окружающих, поплёлся дальше. Спустя время он понял, что не смотреть на проходивших мимо людей было невозможно. У одного мужчины, одетого с иголочку, было блаженное выражение лица: не исключено, что он заполучил то, чего так долго добивался. Дамочка с маленькой собачкой была недовольна и явно чем-то разозлена: вероятно, её муж перестал быть для неё достаточно хорошим. Более юные девушки из куда низших слоёв казались обычными мечтателями, которые воображали себе зажиточную жизнь в большом особняке. На Графа тоже обращали внимание. Его с интересом осматривали с головы до ног, некоторые прерывали свои диалоги, чтобы его оценить. Поначалу это напрягало, но чем чаще он стал ловить на себе эти взгляды, тем привычнее ему от этого становилось. Ему было даже лестно. Квартал сменялся за кварталом, одна мысль приходила на замену другой. Множество лиц всплывало в его мозгу, которые он зачем-то анализировал, чтобы понять, какими людьми они являлись по жизни. Деспотичными? Невероятно заботливыми? Равнодушными эгоистами? За чредой новых вопросов Граф не заметил, как прошёл очередное здание. Что-то заставило его остановиться. Пока люди обходили его, он медленно повернулся назад и увидел знакомый фасад, отпечатавшийся слишком хорошо в его памяти. Особенно эти двери, которые он лично открывал. Это был «Forte et tendre», и мужчина отказывался верить в то, что ноги его сами сюда принесли. Собственно, как и отказывался верить в появившееся желание зайти туда и… что? Проявить уважение и поздороваться? Глупее и не придумать. Граф почувствовал странную злость на себя из-за того, что он ничего не предпринимал, а просто нелепо стоял на одном месте и смотрел в одну точку в надежде решиться. Он понимал, что ему это было не надо, что он мог вернуться домой и снова продолжить бездельничать. Может, удастся даже насладиться заветной тишиной и спокойствием. Но разве в этом он так нуждался? Граф вспомнил прощальные слова Сандрин и сразу — Сару. Такую милую, приятную собеседницу, с которой он толком даже не пообщался из-за неловкости ситуации. Он ясно осознал, что не хотел, чтобы у неё были такие глупые впечатления о нём. Собравшись с духом, Граф направился против потока людей прямиком к «Forte et tendre».***
Заведение, что и следовало ожидать, никак внешне не отличалось по сравнению с предыдущим вечером. Появились разве что люди, которые вальяжно сидели на креслах и общались. С ними находились девушки, помогавшие клиентам разливать алкоголь. Все мужчины были в маскарадных масках, и от этого Графу сразу же стало некомфортно: когда он вошёл в помещение, некоторые повернулись к нему и присвистнули, и пришлось, дабы не вызвать новых слухов, быстро повернуться ко всем спиной. Навряд ли это хоть как-то спасло его. Он не предвидел, что на первом этаже кто-то будет, и уже успел много раз пожалеть о своём необдуманном поступке. Он был очень глупым. Тем не менее, быстро сев, как и все, за свободный столик, Граф повернул голову чуть в сторону, чтобы найти взглядом Сандрин. Но её нигде не было, зато вместо женщины к нему направлялась другая девушка с короткими густыми тёмными волосами, которая миловидно ему улыбнулась. — Вы желаете что-то особенное, месье? Не хотите ли расслабиться за бокальчиком вина? — Мне нужна мадам Марен. — Она сейчас занята, месье, — она изобразила на своём лице печаль. — Поэтому вы можете заняться чем-нибудь другим, чтобы не тратить время на ожидания. — К сожалению, мне очень нужна именно мадам Марен. — Я понимаю, месье, но я не могу заставить её отвлечься от своих дел. — Скажите, что её ждёт Граф Вивьер. Она поймёт. Девушка недоверчиво взглянула на мужчину, очевидно, пытаясь побороть в себе желание отказать или всё же послушаться. В итоге придя к мнению, что выполнение просьбы избавит её от этой мороки, она согласно кивнула. — Хорошо, месье. Я сообщу ей о вас. — Благодарю. Когда Граф остался в одиночестве, он явственно понял, что Филберта здесь очень не хватало. Может, он и был раздражающим человеком, но вместе с ним Вивьер хотя бы не выделялся и не привлекал к себе любопытные ненужные взгляды. Он бы обманул, если бы сказал, что ему было совершенно на всё безразлично. Разумеется, его не волновало окружающее мнение или очередная ложная информация — всё это было выше его достоинства. Но некое беспокойное чувство заставляло его ощущать неловкость, и он никак не мог понять, с чем это было связано. Наверное, в глубине сознания ему всё же была важна его репутация. — Месье всё же решил почтить нас своим присутствием. Граф быстро повернулся на голос и увидел довольно ухмылявшуюся Сандрин. — И что вы хотите в этот раз? Про коньяк отлично помню, поэтому не переживайте: в этот раз мы обойдёмся без него. — Доброго дня, мадам Марен, — он поднялся и поприветствовал её уважительным кивком. — Я бы хотел увидеться с вашей подопечной. — То есть вы намерены заказать услугу, дорогой Граф? — Если это поможет мне встретиться с ней, то да. Вы верно поняли, madame. — Сейчас много свободных девушек, поэтому можно спокойно подобрать на ваш вкус. — Нет, — категорично ответил Вивьер. — Я бы хотел встретиться с определённой девушкой. Сарой. Сандрин удивлённо на него посмотрела, впервые за эту встречу встретившись с его серьёзными глазами. — Не хочу знать, откуда вы узнали её имя, — осторожно сказала Марен. — Но, боюсь, у меня для вас плохие новости, Граф. Она больше не участвует в этом. Теперь пришла очередь Вивьера испытывать удивление. Он опустил голову, стараясь осмыслить услышанное и убедиться, что слух его не подвёл и Сандрин действительно имела в виду то, что Сара отныне не предоставляла эти чёртовы услуги. Неужели что-то случилось? На него нахлынуло новое беспокойство. — Но почему, мадам? — При всём моём уважении к вам, Граф, я не думаю, что вас должно это касаться. — Это из-за вчерашней встречи? — продолжил допытываться Вивьер. — Юная мадемуазель в порядке? — Месье. — Пожалуйста, не будьте так жестоки. Мне важно знать, что она не чувствует себя плохо. — Вас это не касается, Граф, — повторила слова Сандрин. — Если вы пришли сюда только за этим, то вынуждена огорчить и сказать, что мы не в силах дать вам желаемое. Марен была настроена решительно, и Вивьер, как бы не хотел, не мог избавиться от желания убедиться самостоятельно, что с Сарой всё было в порядке. После слов женщины ему стало стыдно. Он начал обвинять себя во всех несчастьях, и если бы прямо сейчас он ушёл, то навряд ли бы заснул этой ночью. Его внимание неожиданно притянула к себе знакомая фигура, выглядывавшая из-за ширмы. Он не знал, как она там очутилась, но Сара ему улыбнулась и помахала рукой, и Граф, не сдержавшись, тоже проделал это совершенно нелепое движение. Сандрин, возмущённая тем, что Вивьер её не слушал, развернулась назад и тоже увидела Сару, которая тут же попыталась спрятаться, чтобы её не заметили. Но не получилось. — Глупая девчонка… — без злости прошептала Сандрин и издала смешок. — Я же попросила её не выходить сюда. — Прошу, не сердитесь на неё, мадам. Здесь нет её вины. — О нет, Граф, поверьте: она ослушалась меня, поэтому здесь есть её вина, — боковым зрением Марен вновь уловила Сару. — Oh Dieu! — Вы позволите мне с ней поговорить? Я должен извиниться за вчерашнее поведение, которое было очень бестактным. Я просто хочу загладить вину, ничего более. Сандрин вымученно вздохнула. Было видно, что ей очень не хотелось противоречить своим словам. — Хорошо, Граф. Только разговор. И вы по-прежнему должны носить маску, не забывайте об этом. — Благодарю вас, мадам Марен. Вы позволили мне очистить свою совесть. — Не надо этих речей, месье Вивьер. Я делаю это не ради вас. Она махнула рукой, и Граф, обрадовавшись, последовал за ней.***
Маска по-прежнему мешала ориентироваться в пространстве, но Вивьер чувствовал, что постепенно привыкал к ней. Она больше не вызывала желания поскорее избавиться от неё, поэтому он, хоть и не испытывал от этого ношения положительных эмоций, спокойно терпел её. В этот раз комната бы освещена дневным светом, а от прежних свечек не осталось и следа. Графу нравился такой расклад куда сильнее. Сара стояла возле окна и рассматривала улочку, и когда мужчина подошёл к ней, она резко развернулась к нему и забавно скривила нос. — Вам без маски лучше, месье. Но даже она вам очень идёт. — Я могу её снять, если вы того желаете, — Граф потянулся к ремешкам, но девушка его остановила. — Я очень бы этого хотела, но, боюсь, мадам Марен это не одобрит. Она за этим серьёзно наблюдает и ей важно, чтобы эти правила исполнялись. — Да, точно. Я понимаю, — Вивьер, заведя руки за спину, сделал несколько шагов назад. — И если в обычной ситуации я был бы даже счастлив, если бы на мне оказалась маска, то сейчас она мне очень мешает выражать свои эмоции, которые я бы хотел, чтобы вы видели. — Наверное, ваша улыбка многих сводила с ума. Граф усмехнулся. — Мой дворецкий, к несчастью, не оценил её. — Какой он плохой! — Сара рассмеялась. — На самом деле, месье, вы не создаёте впечатление человека, который любит улыбаться. — Как категорично. И почему вы так думаете? — Я же видела вас сегодня, когда вы общались с мадам Марен. Вы были таким грустным… У вас что-то случилось? Граф, бесцельно побродив по комнате, наконец-то сел на кровать так, чтобы была возможность видеть Сару, продолжавшую стоять возле окна. Он мог поклясться, что при таком освещении она выглядела сказочно и даже божественно. — После слов мадам я испытал страх, что наша вчерашняя встреча пагубно на вас повлияла, из-за чего ваше здоровье ухудшилось. Наверное, это слишком нелепо звучит, но я бы не простил себя, если бы с вами что-то случилось из-за меня. — Не думайте, что здесь есть ваша вина, месье! — Сара встревоженно подсела к Графу. — Здесь совершенно другие причины, и если вам показалось, что мадам Марен настроена к вам враждебно, то это не так. Она осторожная женщина. Её доверие трудно завоевать. — Но меня не волнует, доверяет она мне или нет. Мне важно, чтобы вы не считали меня злодеем. — Не беспокойтесь, месье. Я вам доверяю. Она так мило улыбнулась ему, что Граф под маской улыбнулся ей в ответ. Он почувствовал внутри себя странную теплоту, которая приятно разливалась по всему телу. Ему хотелось проявить нежность по отношению к Саре, чтобы она тоже ощущала себя также свободно, но он побоялся, что это будет слишком навязчиво. — Знаете, месье, — её голос выдернул его из мыслей, — я сегодня не могла уснуть. Я думала о вас. — Обо мне? — Да. Я думала о том, придёте ли вы вновь. В прошлый раз вы дали мне неоднозначный ответ. — Как видите, я здесь. — Я не общалась прежде никогда с мужчинами, но мне становится так легко, когда я говорю что-то вам. И когда вы отвечаете мне, — Сара внимательно смотрела на свои руки, которые смущённо теребила. — Я хочу сказать, что вы очень необычный человек, и я думаю, что вы отличаетесь от других людей. — Я всего лишь имею иные взгляды на жизнь. И не считаю важным тратить время на мелочное удовольствие. — Поэтому вы и другой, месье. Граф следил за Сарой, которая была невероятно милой и невинной. Она и раньше казалась ему такой, но сейчас, сидя рядом с ней, он более отчётливо это понимал. И вместе с восторгом Вивьер испытывал страх. Он безумно боялся, что со временем это всё исчезнет, что не останется ничего, что делало Сару такой. Однако помимо опасений он ощущал желание. Граф хотел довериться ей, рассказать о своих переживаниях, которые так сильно тревожили его бедную душу. Ему было важно услышать её мнение, её приятный, мелодичный голос. — У меня был тоже беспокойный сон, — неуверенно прошептал Вивьер. — Точнее это было сложно назвать сном. Кошмар наяву. — Кошмар? — Мне казалось, что я умирал. Задыхался. Это и раньше со мной происходило, но в этот раз приступ был сильнее. Ему с трудом давались эти слова. Они вызывали в его памяти новые, давно забытые воспоминания, от которых от так тщетно пытался избавиться. — Это началось, когда мои родители погибли в пожаре. Я чудом спасся оттуда, но, смотря на себя сейчас, я жалею, что тоже не погиб, — он горько усмехнулся. — То, что все называют жизнью, я могу назвать мучением. Днём мне получается с этим бороться, но ночью всё возрождается. Оно изводит меня, а иногда даже доводит до состояния, когда я превращаюсь в маленького испуганного ребёнка, который только и может, что беспомощно смотреть на собственные страдания. Граф сжал руки в кулаки, словно стараясь избавиться от своей слабости, напомнившей о себе так не вовремя. Он никому не говорил об этом, даже дворецкому, который хоть и знал о трагедии, наивно полагал, что его господин смог пережить её. Но Вивьер не только не смог её забыть, с годами он только сильнее начал из-за неё страдать. — Я не знаю, зачем сказал вам об этом. Сара потянула к нему руку, но остановилась и заботливо взглянула на него. — Вы позволите вас обнять? Граф повернулся к девушке, глядевшей на него с тревогой. Когда он медленно кивнул, она приблизилась к нему и крепко обхватила мужчину, прижавшись к его неравномерно вздымающейся груди. Растерявшись от её поступка, он не сразу решился положить ладонь на её спину. — Я не могу представить, как вам плохо, — с досадой произнесла она, — но я бы очень хотела, чтобы эти кошмары вас больше не мучили. Знаете, как я борюсь с плохими мыслями? Я представляю что-то светлое и прекрасное. Это необязательно живое существо: можно представить маленькую полянку, усыпанную самыми разными цветами. Вы также можете подумать о какой-то детали, которая в реальном мире вас успокаивает. Когда этот образ станет достаточно чётким, он начнёт выталкивать всё плохое. Граф аккуратно провёл по волосам Сары, пропуская пряди между пальцами. Она дышала так спокойно, а её выражение лица было таким безмятежным, что сам Вивьер почувствовал себя крайне хорошо и умиротворённо. — Я обязательно так сделаю. Оставшееся время до вечера Граф провёл с Сарой, разговаривая на самые обычные темы. И прежде мысль, что общение — это бессмыслица, постепенно покидала его.***
— Вы сегодня припозднились, господин. Я испугался, что с вами что-то случилось. — Кучер не передал, что я решил прогуляться? — Граф неспешно разбирался с мясным блюдом, которое ему было поставлено на стол в качестве ужина. — Мне надо было проветриться. — Да, разумеется, хозяин. Но вас очень долго не было. Я даже не знал, где вы. Поймите мои опасения. — Я не виню тебя. И приношу извинения за самовольничество. Мне не стоило так поступать. — Вы взрослый человек и имеете право делать всё, что вам вздумается. Вы не обязаны извиняться передо мной, господин. Просто из-за вашего долгого отсутствия я не знал, что мне подумать, — дворецкий виновато улыбнулся. — Вы ранее плохо себя чувствовали, а кучер не сказал ничего дельного… — Как видишь, я в полном порядке. Но я ценю твою заботу. — Надеюсь, сейчас ваше самочувствие лучше? — Да. Намного лучше. — Это очень хорошо, господин. Михель продолжал стоять рядом с Графом, пока тот доедал блюдо и уже приступал к сырным закускам и вину. Мориа знал, что его хозяин употреблял минимум продуктов, и несмотря на это, Жоззи всё равно на завтрак, обед и ужин приказывала готовить по максимуму. Эти ситуации вызывали очередные противоречия между ними, ведь половину продовольствия приходилось просто выбрасывать. — Михель. Дворецкий встрепенулся и учтиво обратился к Графу: — Да, господин? — Я хочу принести извинения. — За что? — недоумевающе поинтересовался Мориа. — Вы не сделали ничего, чтобы извиняться. — Я поступил грубо и неуважительно утром. Мне не стоило срываться на твою заботу. — Это пустяки. — Нет, вовсе не пустяки, — Граф, сделав аккуратный глоток, поставил бокал на стол. — Ты переживал за меня, и нарвался из-за этого на грубость. Это неправильно. — Я вас услышал, господин. — И да, Михель. Люди, которых я приказал выгнать. Ты это сделал? — Я собирался сообщить им об этом после вашего ужина, поэтому вам не стоит переживать по этому поводу. — Я беру своё указание назад. Пусть они останутся. Мориа озадаченно кашлянул и переспросил, чтобы убедиться наверняка: — Вы не собираетесь их выгонять? — Нет. — Это очень щедро, господин. Жоззи было бы больно узнать, что вы решили безжалостно избавиться от рабочих рук на её кухне. Граф на это только равнодушно хмыкнул. Наверное, сегодняшний день был для хозяина особенным, решил для себя Михель. Потому что не каждый день он будет отказываться от своих приказов и становиться к вечеру таким добродушным. В любом случае, если после таких прогулок он будет всегда возвращаться с настроением, то почему бы и нет, пришёл к выводу Мориа. Он готов был даже подавлять в себе беспокойство за жизнь Графа ради того, чтобы чаще видеть его довольным. В конце концов, что в этом могло быть плохого?***
Неделя пролетела незаметно. С последней встречи с Сарой он навестил её ещё раз, через два дня, но больше не решился — ему не хотелось быть навязчивым. Граф невольно сравнивал себя с Шеро, который был таким же постоянным посетителем в «Forte et tendre» и над которым Сандрин потешалась. Поэтому, затолкав все свои желания куда подальше, Вивьер продолжал прожигать свою жизнь в доме и слушать от Михеля нравоучительные речи о том, что господину необходимо чаще выходить на улицу, чтобы не вредить своему здоровью ещё больше. Что странно, но иногда Граф слушался его и правда познавал городские просторы. Но это ему быстро надоело. Он уставал от проходящих мимо людей и в скором времени опять возвращался к Мориа, который на время успокаивался и прекращал доставать хозяина. За несколько дней после последнего посещения публичного дома, Граф успел испытать ощущение чего-то недостающего в жизни. Он старался себя чем-то развлечь, придать своему существованию новых интересных оттенков, но всё с крахом разбивалось о непробиваемую стену и сводилось к тому факту, что ему не хватало общения с Сарой. И от этого он лишний раз нервничал, хоть и упорно пытался это всячески подавить. Когда к нему без приглашения вновь ворвался Филберт, то Граф против воли испытал облегчение и радость. Шеро извинялся за своё поведение и говорил, что из-за алкоголя совсем потерял рассудок и предложил Вивьеру что-то немыслимое. Он признавался, что это совсем не входило в его планы и он не хотел, чтобы всё так далеко зашло. Однако Граф, к недоумению Филберта, успокоил и объяснил, что его задумка действительно разнообразила его скучную жизнь и ему было даже весело вытаскивать бессознательного Шеро из заведения. Тот посмеялся над этим и сказал, что Вивьеру необязательно выполнять это глупое пари, которое было обычным предлогом, чтобы вытащить его из дома. Но Граф не был бы самим собой, если бы принял обычное пари как розыгрыш. Его чувство собственного достоинства и гордость не могли позволить ему оставить это дело так просто, поэтому он пообещал, что при разговоре с Сандрин обязательно отзовётся о Филберте как-нибудь лестно. Маловероятно, что это поможет поменять её отношение, но зато Вивьеру будет куда спокойнее, когда на нём не будет долгов. Они посидели ещё немного, и тогда Шеро внезапно предложил, что, коль Графу так не терпится разобраться с пари, можно поехать в «Forte et tendre» прямо сейчас. В конце концов, из-за личных обязанностей он давно не навещал Сандрин, а ему было безумно одиноко без неё. Граф согласился слишком быстро, чем вновь поразил Филберта, и, когда подготовили карету, они с воодушевлением отправились в заветное место.***
Вивьер быстро закрыл дверь и выдохнул. Выполнить пари было несложно — он нахвалил Шеро так, что удивился даже сам Филберт, которому эта похвала и предназначалась. Сандрин же, несколько поражённая тем, куда зашёл диалог, не предвещавший с самого начала никакой беды, пыталась стойко держаться и не смеяться от этого яростного желания выставить друга чуть ли не самым святым. В итоге, когда Филберт остался довольным, Вивьер прекратил свои восторженные речи и ненароком стал заглядываться на второй этаж, стараясь подобрать наиболее беспроигрышный аргумент для того, чтобы покинуть общество Шеро и Марен. И такая ситуация очень удачно подвернулась, когда Филберт стал отвешивать множество комплиментов Сандрин. — Здравствуйте, месье, — Сара встала рядышком с Графом, держащим дверь, и с любопытством перевела на него взгляд. — За вами гонятся? — Пытаюсь осознать, что мне удалось избежать колких комментариев месье Шеро. Хотя это ненадолго — он после обязательно припомнит мне, как я его оставил. — Вы пришли сегодня с месье Шеро? Я уже могу посочувствовать мадам Марен. — Я бы лучше посочувствовал месье Шеро, который столько времени пытается добиться её внимания. Сара рассмеялась и, сделав два особо больших шага, повалилась на кровать. Она положила руки на подушки и не прекращала улыбаться. Графа не покидала ассоциация, что сейчас она была похожа на беззаботного ребёнка. — Как ваша здоровье, месье? — Не могу пожаловаться на плохое самочувствие, — Вивьер подошёл к окну, за которым уже был вечер. — А вы сегодня особенно веселы. — Я успела соскучиться по нашим беседам! — она быстро поднялась и приблизилась к Графу, чтобы тоже узнать, что происходило на улице. — К тому же мне наконец удалось порадовать мадам Марен. Она учила меня музыке, но у меня совсем нет к этому способностей, поэтому я просто запомнила и сыграла необходимую мелодию. — Очень неразумно учить человека, у которого наверняка есть талант в другой области. — Ещё бы знать, какой это талант… — Иногда озарение приходит внезапно. И я уверен, что совсем скоро вы тоже сможете раскрыть свои настоящие способности. Сара повернула голову к Графу. Она всматривалась в его маску очень долго, из-за чего тот успел испытать бурю различных эмоций от непонимания до потаённой радости. Девушка потянула к нему руку и, не разрывая зрительного контакта, расстегнула ремешки, из-за чего маска с грохотом повалилась на пол. — Я же говорила, что без неё вам куда лучше, — довольно прошептала Сара. — Но мадам Марен… — Вам не стоит волноваться из-за неё. Она не узнает. Она чуть наклонила голову, будто выражая своё равнодушие к Сандрин, которая сейчас не имела на неё никакого влияния. Это вызывало уважение. Граф осторожно обхватил ладонью её щеку, и Сара позволила себе прикрыть глаза. Это чужое тепло, которое она ощущала каждой клеточкой тела, заставляло чувствовать себя лёгкой, словно пушинка. Ей даже почудилось, что она находилась в лодке в какой-нибудь тихой гавани, где не было никого, кроме неё и Графа. — У вас очень приятное прикосновение, месье. Его зрачки сузились, и он улыбнулся кончиками губ. — Я рад, что вам нравится. Сара, обхватив осторожно одной рукой его запястье, другой накрыла ладонь и ещё плотнее прижалась к нему щекой. — Пожалуйста, приходите чаще, — она приоткрыла один глаз и с мольбой глянула на Графа. — Без вас здесь одиноко. — Я постараюсь, ma chérie. Обещаю. — Спасибо, месье. — Я Вивьер, — на выдохе произнёс мужчина. — Граф Вивьер, юная мадемуазель. — А я Сара. Сара О'Нил. Она ребячески хихикнула, и его сердце, пропустившее удар, как будто остановилось. Весь мир прекратил для него вращаться. Всё давно отошло на второй план, и Граф не мог сказать, что ему это не нравилось. Это заставляло его жить.***
Дворецкий топтался на одном месте, не решаясь заговорить и испортить аппетит господину. Когда Вивьеру наконец надоело наблюдать за этими неловкими попытками начать диалог, то он первым подал голос: — Что-то случилось? — Нет, ваше сиятельство. Точнее… да. Случилось. — Не тяни. — Дело в том, — Михель нервно посмотрел по сторонам, — что пришло письмо из вашего графства. Управляющий пишет, что вы срочно нужны для обсуждения годового плана и решения некоторых проблем. — И без меня никак не разобраться? — К сожалению, господин. Чётко написано, что нужны именно вы. — Когда мне необходимо отправляться? — Чем быстрее, тем лучше, хозяин, — Мориа оттянул воротничок одежды, чтобы было проще дышать. — Я думаю, вам лучше выехать завтра рано утром. Я подготовлю всё необходимое для вашего отъезда. — Вот оно как, — приговорил Граф и, сложив задумчиво руки, прислонил их к губам и откинулся на спинку стула. — Прошу меня извинить, что сообщил об этом именно сейчас. — Всё в порядке. Я понимаю, что рано или поздно мне надо было бы уехать. — Вы расстроены, господин… — Тебе просто кажется, — отмахнулся Вивьер. — Если мне надо выезжать завтра, то начинай готовить всё сейчас. — Слушаюсь. Михель оставил Графа одного в столовой с немаленьким количеством разнообразных блюд, которые вызывали у него сейчас одни тошнотворные ощущения. Вивьер думал о Саре. И о том, что так бессовестно не сдержал перед ней своё первое обещание.