***
8:00 «Доброе утро, Магнолия. С вами Хироо Ватанабэ. Ваш скромный и верный журналист-детектив. Как я люблю говорить: «Частные детективы не похожи на частных детективов. Первое правило частных детективов», поэтому давайте я вам расскажу о моем недавнем расследовании. После краткого ознакомления с собранным мною материалом, мы, как и всегда, послушаем ваше мнение о теме, особенно на фоне произошедших событий. Сегодняшняя тема: Кулачные бои! В современном обществе больше известен как бокс! Интересный факт: а вы знали, что «box» как английское слово, в медицине означало изолятор в лечебном учреждении, т.е. помещение для изоляции тяжелобольных, больных инфекционными заболеваниями. Забавно, не правда ли? Ведь сами участники, попадая в бокс в одном смысле, по окончании своего пути отправляются в бокс в ином толковании. Ведь они регулярно получают тяжелые удары по голове. Насколько опасны такие потрясения для их здоровья? Это зависит от различных факторов, давайте разбираться. Многие считают, что боксеры по окончании спортивной карьеры всю жизнь страдают от повреждений мозга, полученных на ринге. Оно и понятно: если день за днем подставлять голову под удары, то это не может остаться без последствий. В действительности, согласно неврологическим исследованиям, до 20% профессиональных боксеров страдают от рецидивов полученных травм головы — заболеванием под названием Dementia pugilistica, более известного как «боксерское слабоумие». А стоит ли оно стольких усилий и страданий? Ведь мы даже не задумываемся, когда смотрим на тот или иной бой очередных боксеров, и нам даже не важна их причина, мотивация, а главное, цель. Нам важно лишь одно: чтоб было как можно зрелищней. Именно поэтому возникли они: кулачные бои — а именно «Бои без правил». Лучшие бойцы выходили на арену, чтобы развлечь зрителей. От них требовалось умение красиво убивать или красиво умирать. Их любили и боялись. Новые гладиаторы современного прогнившего Рима, мира. Правила просты тем, что их просто нет! Бить по глазам, в позвоночник — можно! Выламывать суставы и кусаться — разрешено! Ну не дикость ли? Для нормальных людей безусловно, но такие бои проводятся далеко не для нормальных. И как-то раз я задумался, ведь никто из бойцов никогда не расскажет, через какое горнило уличных и нелегальных схваток им приходилось проходить, чтобы получить признание. На этом пути многие становятся калеками физически или морально, а зачастую и то и другое, превращаясь в изгоев общества. Этот мир жесток тем, что побежденных никто не помнит. Победителей любят все. И никто не знает, зачем это надо человеку, за которым закрывается дверь железной клетки. У меня есть друг, точнее не друг, а знакомый. Как он говорит: «У таких как я, нет друзей» — является текущим чемпионом по подобным боям. Когда я его спросил, почему он стал заниматься этим, в ответ услышал только одну фразу: «Всегда есть, с кем сражаться». Я больше не мог слушать эту передачу, и уж тем более утомляли дебильные высказывания людей, которые якобы считают себя безоговорочно «умными и правыми». Поэтому переключил на какой-то рэп, построенный на рифмосложении о том, как несправедлив этот мир. Киношный пафос — да и только. Но по сути мне нет дела ни до «урока истории», ни до глупых песенок богатеньких и обиженных мальчиков — я просто делал удар. Монотонно, а иногда прерывисто и резко, по старой груше, которая была в несколько слоев обмотана прозрачным скотчем и серебряной изолентой. Глухой звук удара звучал в пустом зале как метроном. Я уже давно не слежу за временем, а зачем? Мое время это «до» и «после» тренировки. Ну, может, с некоторыми перерывами. Хм, «бои без правил», спасибо что не «уличными» назвал, как некоторые умеют. Откуда вообще они взяли это слово? Уличные бои? Серьезно? Они вообще не проводятся под открытым небом. Это не красивый фильм, романтизирующий бокс и наживающийся на глупых мальчишках-подростках. Это боль, причем в первую очередь душевная боль. Я начинаю чувствовать сильное жжение в руках. Опять. Нестерпимая, но привычная для меня. Мне порой кажется, что я стал зависим от этой мучительной, и в тоже время сладкой истомы, растекающейся от костяшек по всему моему телу, дающая наркотический отрезвляющий эффект. Боже, и когда я стал таким? Где случился этот переломный момент? Точно… тогда, когда я еще наивно надеялся на второй шанс. Но тогда он мне не выпал, и похоже уже никогда не выпадет. Мои руки трясутся, костяшки кровоточат. Бинты, что спасали бы их, давно уже сами дышат на ладан, истертые так, что местами просвечивают. Уже где-то на втором часу тренировки я замечал, как на бинтах начинают выступать новые пятна крови, поверх уже подсохших, и растекаются багровые разводы. Блять, они не успели еще полностью зажить, как снова начали кровоточить. Алые струйки крови стекают по моим рукам, оставляя после себя бурые подтеки, рубиновые капли разлетаются в стороны при каждом ударе, но мне все равно. Я на ринге, в своей клетке. Против противника, которого если и одолею, то это все равно будет последний бой. Я бью грушу, и с каждым ударом еще больше разбиваю руки. Полностью погрузившись в «мое» состояние я даже не заметил, как надрывно орет мой телефон, всеми силами стараясь заставить меня вернуться в реальность и обратить на него внимание. Кого там принесло? Я останавливаюсь, беру этого мелкого «монстра» и нажимаю затертую пальцами кнопку приема. — Да? — Еще жив? — с той стороны трубки послышался старческий голос закадычного курильщика. — Как слышишь. — Хмм… — это был старик Макаров. Страшный человек по кличке «Мастер». Для большинства, но не для меня. Однако, сам он редко звонит. Подобное означает, что намечается что-то серьезное. — Послушай, тут один из моих Партнеров хочет устроить «дружественный» спарринг. Ты как, не против? — Я готов. — Отлично, тогда я попрошу Макса скинуть тебе потом сообщением дату и время проведения. Место как всегда. Доплата будет. — Против кого? Известно? — Кажется, он говорил, что его зовут «Железнобокий». Или его так прозвали? Не суть в общем, но этот парень стал известен своей невероятной невосприимчивостью к ударам. Но думаю, это не проблема, верно ведь? Нацу? В этот момент я почувствовал нарастающее беспокойство внутри себя, вызванное последней фразой. Он не имеет надо мной никакой власти, но почему-то по моей спине бежит капля холодного пота. Я чувствую, что каждую клетку моей кожи пронизывают сотни маленьких иголочек. — Что насчет мавриков*? — О них не беспокойся, я все улажу. Эти облавы и минутные проявления власти лишь временны, и случаются только потому, что я им позволяю. Скажем: «Покидаем пыль в глаза». Мне нужно разобраться еще с некоторыми вопросами. Возможно, у тебя еще остались? — Только один. — Слушаю. — До какой степени? — я задержал дыхание, ведь это был единственный вопрос, из-за которого он мог позвонить мне лично. Я уловил на другом конце приглушенный смех старика, выдавшего себя прерывистым дыханием в трубку. И после минутной паузы я услышал приговор «Железнобокого». — До полного уничтожения. Звонок сбросили, послышались гудки, и я вернул телефон туда, где он пролежал с момента, как я сюда пришел. Взглянув на настенные часы, я понял, что и мне уже пора собираться. Желательно было, конечно, принять душ, но я снова почувствовал усилившееся покалывание и жжение в разбитых в кровь костяшках. Мда… надо бы перед встречей перебинтовать руки чистыми.***
12:25 В богато обставленном кабинете, за массивным письменным столом, сидит молодая, элегантная девушка. Несмотря на то, что ее светлые волосы собраны в высокий строгий хвост, они доходят до лопаток и подчеркивают красоту своей хозяйки. Однако, даже идеально собранный хвост, со временем приобретает изъян в виде непослушных прядей, которые вечно мешают нормально концентрироваться. Цель — отвлечь глубоко задумавшуюся девушку от написания новых уставов школы — оказалась провальной. Составление такого важного документа явно не задача ученика школы, но что делать, если сами учителя, и даже директор, возложили на тебя такую ответственность. Отказаться? Не можешь, ведь ты состоишь в студсовете. Сказать, что у тебя нет опыта в таком деле? Ответят, что опыт приобретается при выполнении подобных задач. Постараться перевести стрелки на кого-то выше тебя по статусу? Обломись, ведь ты — президент студсовета, что сидит за этим а-ля президентским столом — очень схожим внешне с массивным письменным столом «Резолют», за которым сидели почти все президенты Соединенных Штатов Америки. Люси в очередной раз тяжело вздохнула, не понимая, на кой-черт взрослые, казалось бы, люди, возложили на нее такую ношу. Она не имела ни малейшего понятия, как такой устав прописать строго по регламенту и в довесок утвердить его строго по определённым инстанциям. Это ж столько мороки добавляет и, самое главное, времени отнимает. А это самый дорогой ресурс в современном мире. Она еще понимала, что в ее обязанности входит: следить за порядком, организовывать мероприятия и выставлять предложения по улучшению жизни школьников. Но это? Она явно такого не ожидала. Девушка снова тяжело вздохнула. В дверь личного кабинета президента студсовета постучались, и в приоткрытую дверь высказались о намерении войти. Не дождавшись ответа, дверь распахнулась достаточно широко, чтобы впустить еще одну ученицу, являющуюся также членом студсовета. — Только не говори, что до сих пор сидишь над написанием устава? — Не буду, — надулась Люси. Для полной картины ей сегодня не хватало только получить выговор от своего вице-президента, и по совместительству подруги, Леви Макгарден. — Люси, ты должна была его закончить еще час назад. Мы не можем позволить себе и завтра не ходить на уроки, ты это понимаешь? — ее негодование было понятно, ведь пропускать уроки в выпускном классе — не самый хороший способ заслужить рекомендации от учителей. Но холод в ее тоне вообще не добавлял мотивации для написания злосчастного устава. — А что мне делать? Я вообще не должна заниматься этим! Ведь… — Это все отговорки. Ты прекрасно знаешь, что делать. А если и не знаешь, то позволь тебе напомнить, мы живем в 21 веке, где любую информацию можно получить в кратчайшие сроки. Не маленькая девочка уже, — Леви подошла к книжному шкафу, стоящему недалеко от журнального столика. Среди разнообразных переплетенных папок, на книжной полке находился один из самых важных документов — бухгалтерская записная книжка. Только узкий круг самых приближенных к президенту людей знал о существовании данной книжки. В ней были сокрыты такие тайны, знать которые было опасно для жизни. — Злюка, — на Леви Люсина игра в маленькую девочку не действовала от слова совсем. Лишь утомляла. — Знаешь же, что нет, — спокойно ответила Леви. — Вредина, — Люси высунула язык. «Ну что за ребячество», — закатила глаза ассистентка. — Я практичная, — и она была права. Если охарактеризовать Леви, то она была «Стратегом». А Стратеги — это один из самых редких и стратегически одаренных типов личностей. Стратеги составляют всего два процента населения, а женщины с таким типом личности — это особенная редкость — всего 0,8% населения. — Злюка, — Люси была явной противоположностью Леви, и хотя она тоже умела просчитывать ходы и читать людей по лицам, эти навыки были больше приобретенные, нежели врожденные. Но сегодня она обычная школьница, отличница и красавица, с обычными проблемами девушек ее возраста. Леви подошла к письменному столу Люси, подложила ей талмуд цифр и чеков, собрала несколько листовок, чтобы выровнять их по ширине и высоте, слегка постукивая по столу, для создания красоты и порядка на столе. — Ладно, — тихо проговорила Леви. — А? — Люси перевела непонимающий взгляд на подругу. — Я сказала, что напишу, — чуть громче проговорила Леви. Как ни крути, а ее прямая обязанность помогать этой «глупышке». Наслаждаясь внутренним теплом в сердце, Леви и не заметила, как на нее налетел этот золотистый комочек счастья. Обрадованная благородным поступком своего «героя», Люси крепко сжимала хрупкие плечи Леви, которая оказалась на полголовы ниже вскочившей со своего кресла девушки. — Осторожно! — воскликнула Леви, но обращенный на нее взгляд наивных глаз, полных доброты и бескрайнего счастья, полностью обезоруживал. Словно этого «ребенка» освободили от подлинного рабства бумаг и каторги тяжелых раздумий. — Спасибо, спасибо, спасибо, спасибо! — Успокойся, я тебя освободила от одной проблемы, но остались другие. Тебе еще нужно просмотреть всех кандидатов на олимпиаду по информатике и технологии, а также составить план поездки, которая состоится через две недели. После напоминаний об оставшихся задачах, возложенных на Люси, девушка, что секунду назад прыгала как счастливый щеночек, снова сникла и уселась понурой за стол. Нет, она явно не понимала, за что ей все это. — Может, проведем брифинг? — Люси взглянула на свою помощницу с надеждой хоть на минутное отвлечение от основных задач. Её надзиратель и параллельно друг утвердительно кивнул. И начал зачитывать последние новости. — Новый инвентарь для спортивного комплекса благополучно доставлен по нашему заказу. Я проверила качество товара и подписала документы о получении. Сейчас Мистер Йен распределяет все по местам в кладовой. Также он попросил себе в помощь трех ребят, но выделили мы только двоих. Я подсчитала сколько усилий ему понадобится и выявила, что двоих будет достаточно. — Интересно, сколько бы он мешков поднял за раз, если бы ему сказали, что таким образом он побьет мировой рекорд? — комментарии Люси были проигнорированы и монотонное озвучивание ситуации в школе продолжилось. — Далее, Аманда Сю снова просит разрешение на проведение своего сольного концерта на осеннем фестивале, предоставляя список потенциальных клиентов, кто купит дополнительные билеты на осенний фестиваль. — И как? — Неплохо, были представлены несколько владельцев стартапов, а также сыновья некоторых знаменитостей. — Кто бы сомневался, — саркастически ответила Люси. — Нам нужна чистая прибыль, Госпожа президент. — И поэтому ты ей отказывала, пока она тебе не предоставила солидный список её слушателей? — Люси была права, Леви имеет расчетливый взгляд на все ситуации в целом, но не смогла скрыть своё внутреннее удовлетворение от обладания властью и контролем над этой недозвездой. — Ничего личного, только бизнес, — гордо ответила вице-президент. — Ну да, ну да… Ладно, что дальше? Слухи? — Он снова не пришел, — на этот раз ни легкой радости, ни внутренней горделивости не прозвучало в словах Леви. Возможно, только некое беспокойство и явно не за себя. Люси с первого раза поняла, о ком идет речь, и от начавшего улучшаться настроения не осталось и следа. Девушка нахмурилась и поникла. У них был уговор, а он благополучно его не выполнял. Ну, может частично выполнял, но очень редко! Она стала прокручивать в голове любые возможные варианты его местоположения, но быстро убрала подобные мысли на второй план. В конце концов, со своей основной задачей он всегда справлялся на отлично, несмотря на его противный характер. Они просидели несколько минут в молчании, как вдруг за стенами кабинета послышались какие-то вздохи и ахи, а потом резкий крик в самой противной тональности: «Я требую к себе Люси Хартфелию!»***
13:00 В коридоре начала образовываться толпа зевак, которые высовывались из своих коморок, под названием аудитории — все что угодно лишь бы не слушать скучные и супер, по их меркам, затянутые уроки. Дабы посмотреть на этого… смельчака? Не, скорее дурака, что осмелился закатить подобное представление. «Он что, не в курсе, что после такого ему не жить?» — только эта мысль занимала умы большинства учащихся. Ведь все они, пожалуй, начинали догадываться, к кому именно он обращался. А безумец так и стоял в коридоре западного крыла и нервно выискивал в толпе лицо этой «Холодной Королевы», так как, по его мнению, она таковой и являлась. Холодная, даже ледяная, неприступная — таков был ее образ, и под это описание подходил только один человек — Люси. И вот он её нашел. Она хоть и эффектно, соблазнительно, но неумолимо приближалась к нему. Куда бы она ни пошла, поблизости всегда была её подруга, исполняющая роль «робота-ассистента», которая, также как сама Люси, никогда не проявляла и толики эмоций. Но теперь-то он заставит их измениться. Возмутитель спокойствия учебного заведения скривил губы в пошлой ухмылке. — Хаято, ты мешаешь другим заниматься. Если у тебя есть какие-то претензии, то либо напиши жалобу, либо давай обсудим их в кабинете. И не будем создавать этот ненужный шум, отвлекая учеников от занятий. Он посмотрел на Президента, стоящую позади говорящей ассистентки, и почувствовал нарастающее бешенство. Значит, она даже не соизволит лично говорить с ним? Раздражение жгло его изнутри, но он старался этого не показывать. Пока старался. Абсолютная невозмутимость во взгляде, мимике, движениях — все это было… прекрасным, как ни тяжело ему было это признавать. Ему даже на минуту показалось, что перед ним стоит одно из творений Микеланджело. Настолько она была прекрасна и в то же время холодна как мрамор. Белый, и без единого изъяна — как и ее кожа. Почему? Ну почему именно она? Козимо Хаято был красив, спортивен и превосходно владел своими эмоциями. По крайней мере, он так думал. Однако с того момента, как он увидел Люси Хартфелию, первого Президента-первокурсника старшей школы, красота мира и других девушек для него исчезла. Ее запах, волосы, идеальное тело вызывало животное возбуждение вообще у каждого члена мужской половины студенческого сообщества. Однако все это «вдохновение» быстро затухало из-за игнорирования. Это было обидно, сильно, почти оскорбительно. Ему в особенности, ведь почему-то его она словно не замечала, даже не заговаривала с ним. Всегда такая занятая, после школы не гуляет, и даже не общается ни с кем из других учеников, кроме своей подруги. Пару раз ему даже казалось, что они встречаются. Ну знаете, как это бывает. И он мог даже смириться с этим, наблюдая за ней со стороны. Но все поменялось, когда рядом с ней появился этот «зверь». — Я буду говорить только с ней, — и кивком указал на Люси. Опять ее взгляд в прострации. Не замечает, не слышит и просто не видит. Раздражает. — Я с тобой говорю, Президент. Люси отвлеклась от своих мыслей и взглянула на… а на кого? Хаято? Коджи… нет, Козимо? Как Медичи? Нет, стоп. Так, в чем вообще проблема? Даже со стороны было видно, как Люси пыталась быстро вникнуть в текущую ситуацию. И пусть она молчала, но лицо выдавало ее. Хаято действительно не понимал, о чем эта «особа» постоянно думала. И эти немые гляделки с подругой — что они означают? Она хочет снова переложить решение проблем на свою ассистентку? — Даже не думай, — рявкнул Хаято. Девушки непонимающе оглянулись на него. — О чем ты? — уточнила Леви. — Я о тебе, нашем многоуважаемом Президенте. Которая вечно молчит, пока она, — он указал пальцем на Леви, — решает твои же проблемы, твои же задачи. И вот возникает вопрос, почему вообще тебя выбрали как президента студсовета? Подписывать бумажки? Быть просто красивым личиком школы? — все, Хаято был зол. Слишком зол. С каждым словом он выше и выше поднимал голос, превращая нормальный разговор в откровенную, агрессивную провокацию. Повисла гробовая тишина, Люси склонила голову, словно признавая своё поражение, скрывая за челкой глаза, а Леви, стоявшая все это время между ними, волнительно переводила взгляд с Люси на этого придурка. И только она хотела вновь взять ситуацию под контроль и высказать пару «ласковых» нарушителю, как почувствовала прикосновение руки к своему левому плечу. — Если ты хочешь сказать, что я не достойна этой должности, — по началу голос Люси для всех, включая зевак, казался тихим, но по мере того, как девушка говорила, слова набирали вес, становясь громкими и отчетливыми, — то ты ошибаешься! Пронизывающий взгляд. Как у Королев. Так она на него посмотрела, так обратила на него, наконец-то, внимание. Но внезапно, он остолбенел. Опять. «Вот оно! — пронеслось у Хаято в мыслях. — Вот оно, то самое чувство, в которое я влюбился». Он с восхищением смотрел на нее, ему казалось, что он парит, но это пьянящее состояние длилось недолго. — Скажи мне, Хаято. Для чего ты на самом деле пришел? — Хаято напрягся, в смысле для чего? — Я получил извещение, что исключен из школы, и хотел бы получить объяснения. Так как я не вижу ни одной на это причины, и… — Какие причины? — он опешил на секунду. Она его перебила, и не отводила тяжелого взгляда от него. Что такое? Разве не этого он хотел, чтоб она наконец-то смотрела только на него? Однако, сейчас он почему-то мечтал, чтобы она снова впала в то состояние отрешенности, в котором он мог просто созерцать её, как смотрят на произведение искусства. — Ну… эм… — слова позабыты, пульс участился, будто он, как провинившийся мальчик, стоит перед мамой, которая отчитывает его за сломанную вазу, но все же не так, НЕ ТАК! — оценки, посещения и… — Я тебя исключила за продажу наркотиков, — «БУМ» и сердце упало в пятки, кончики пальцев заледенели, а в голове хаос из вопросов: «Как она прознала? Постойте, но он же не продавал их в школе. Тогда как? Она что? Следила за ним?» — Вижу, ты в замешательстве. Что ж, позволь, я тебе объясню прямо. Верно? Ведь ты этого добивался? Люси сделала шаг к нему, и она уже смотрела не просто ему в глаза, она читала его душу. Ее раздражали такие люди, как он. Притворяющиеся такими чудесными, такими правильным, но когда подцепишь ногтем эту корку «лжи и фальши», на свет, подобно гною, сочится их алчность, бессердечность, подлость, корысть и агрессия. — Хаято, возможно, для других ты прекрасно играешь роль «принца», но я уже давно поняла, что ты не тот, кем хочешь казаться. И не надо строить такое лицо, отвечу сразу — нет, я не следила за тобой. Мне хватило лишь проверить твое алиби в некоторых ситуациях. Когда другим ты говорил, что якобы болел, или занят делами, — Хаято был в глубоком замешательстве, граничащим с шоком. Алиби? Играю роль? Как она? Но не успел он и слова произнести, как она продолжила: — Ты был слишком беспечен, раз считал, что никто не будет проверять подобные мелочи. По началу, я думала на это закрыть глаза и просто передать дело полиции, но когда я узнала, что одна из наших школьниц попала в больницу с признаками передозировки, а полиция просто спустила все на тормозах, ограничившись бредом о том, что это она сама виновата, я поняла, что придется мне все взять в свои руки. Хаято побледнел, неужели это была Эми? Та девчонка, с кем он тусил пару раз, когда его тело хотело разрядки? То-то ему показалось странным то, что в последнее время о ней ничего не было слышно. — Ты умный парень, и вроде как сам должен был понимать, что варить мед в домашних условиях — не самая хорошая идея. Тем более, если ты живешь в доме своих родителей. Не говоря уже о том, что приобретение только ингредиентов, для получения этой дряни, требует огромного первоначального капитала. Однако самый большой прокол был в том, что ты не только варил эту «дрянь» и сам употреблял, но и подсаживал наших учеников! Эти слова вызвали волну перешептываний в толпе свидетелей разыгравшегося представления. Недовольный гул нарастал. Неужели это правда? Среди них учится криминал?! И как долго он этим занимается? Как много уже на его счету жертв, зависимых учеников, подобных той девушке? Хаято физически ощущал устремленные на него взгляды, полные презрения и неприязни, чувствовал, как вползает в уши и гудит, сдавливая, разрушая мозг, обвиняющий шепот. Если она продолжит, если всплывет еще больше подробностей его «другой жизни», то не видать ему в обществе власти и почета. Отец лишит наследства, перезаписав все имущество на младшего брата, интеллигенция выкинет из своего круга, вся элита города ополчится против него. У Хаято ушла почва из-под ног, его зашатало, перед глазами начало темнеть. Что делать? Как быть? Она уже доложила полиции об этом? Или может еще есть шанс? Договориться? — Слушай, это, конечно, все очень увлекательно. Но мне кажется, мы пришли к… недопониманию, — кое-как взяв себя в руки, он через силу улыбнулся и попытался сгладить ситуацию. Выйти из воды сухим, как обычно. У него всегда же получалось, так чем этот случай отличается от множества других? — Может, пойдем в кабинет, как ты предложила? Думаю, такие важные темы и вправду стоит обсуждать за закрытыми дверьми. Как Люси и предполагала, если ужа положить на раскаленную сковородку, то он начнет в панике метаться и извиваться. Вопрос лишь в том, до какого насколько сильно этого «ужа» можно поджарить? В это время Леви пыталась осмыслить монолог Люси. Чем больше она раздумывала над ее словами, тем сильнее ощущала неуверенность, ведь она сама и подумать на Хаято не могла. Когда Люси успела провернуть подобное расследование? Они ведь вместе почти 24 часа, если только… И тут Леви осенило. Несколько дней назад Люси вела себя очень странно и была очень загруженной — будто все ее мысли были сосредоточенны на чем-то. И тогда она ей не говорила над чем конкретно размышляла. Люси была хорошим человеком, умным и порой даже слишком сообразительным, но чувством самосохранения она явно пренебрегала, загоняя опасного, а может даже неуравновешенного преступника в угол, раскрывая его подноготную всей школе. Ведь она подвергала опасности не только себя, но и окружающих. — Если ты думаешь, что сможешь меня подкупить, то боюсь, ты ошибаешься. И поэтому я прошу тебя немедленно покинуть академию, и по-хорошему, самолично явиться в полицию с повинной, — Люси развернулась, показывая, что разговор закончен, и уже собиралась пойти в сторону поста охраны, чтобы его выпроводили, как ее остановил ломкий голос Хаято. — Что?! Ха… Не-е, погоди… Все совсем не так, не так, — «блять, чё делать?» — мозг Хаято хаотично подкидывал и тут же отвергал разные варианты, он чувствовал нарастающую головную боль, пульс и дыхание участилось, глаза безумно сверкали, метаясь по безличной толпе, то натыкаясь на холодный взгляд чертовой ассистентки, то перескакивая на хрупкую спину девушки, которая только что так легко разрушила его жизнь. Пригрозить? Ударить? Выяснить, кому еще она рассказала? Бесполезно… Куча столпившихся кретинов все равно все слышала… Их потом подкупить? Не проблема… Но она! Она! Нет, ее надо заставить молчать… Всех их! Ничего! Все еще можно исправить! Все его чувства смешались, глаза застлала розоватая пелена: дезориентация, тремор, одышка. И тут он вспомнил. Точно! Вот путь к спасению — случайно оказавшаяся в кармане цацка, которую какой-то парень отдал взамен очередной дозы. Модный Глок четвертого поколения. В следующее мгновение события стали развиваться с огромной скоростью, что привело Люси в состояние шока, и ей оставалось лишь наблюдать со стороны за происходящим. Ей врезались в память три момента: первый — размытый силуэт подрагивающего Хаято и близко, на расстоянии вытянутой руки, настолько отчетливое, что без труда можно рассмотреть каждую микроскопическую неровность полимера, черное дуло пистолета, направленное ей в лоб, второй — взгляд фокусируется на наркодиллере, и она видит остекленевшие глаза, и тонкий ободок синей радужки, обрамляющий такие же черные и кровожадные зрачки, как направленное на нее дуло, третий — смазанный вихрь, и перед ней пусто, а сбоку, у стены, посреди отлетевших кусков штукатурки, валяется Хаято. На него медленно оседает белый порошок, высыпающийся из стены, на которой теперь красуется сеть трещин, расходящихся на несколько метров от места, куда врезалось тело. Через секунду пришел звук глухого удара, а следом — звенящая тишина. Осознание того, что человек, который секунду назад угрожал ей, уже сам нуждается в срочной помощи, пришло вместе с первым хриплым стоном Хаято, разорвавшим это мертвенное молчание. Он стонал, хрипел и скулил от резкой боли в правой части спины, отдающей сквозь всю грудную клетку, через легкие и, казалось, сердце, в ребра и откатывающейся обратно. Внезапно он начал надрывно кашлять, выплевывая кровь, и судорожно втягивая воздух, что приводило к новым приступам. Неужели ребра все же сломаны? Отстраненно отметив состояние неудавшегося убийцы, девушка сосредоточилась на более важном вопросе: как это произошло? Ответом стала накрывшая её тень человека, что стоял прямо перед ней. Явился главный зверь школы, гроза всех ближайших районов, благоприятных и менее — Нацу Драгнил. Прозвище «зверь» он получил больше не за свой внешний вид, а за поведение. Нацу являлся живым воплощением понятия «сила». Он был чуть ниже шести футов ростом, но его округлые, как гладкие скалы, плечи, и широкая грудь не оставляли сомнений об уровне его физической подготовки. Холодная, непоколебимая решимость во взгляде внушала страх, он источал ауру, подавляющую настолько, что в его присутствии мало кто мог оторвать взгляд от пола. Говорят — тот, кто хоть раз видел Нацу Драгнила, уже не мог забыть его. Люси смотрела на Нацу, не понимая, как он тут оказался. Ведь Леви сказала, что никто его не видел с утра. Его одежда была снова в чем-то испачкана, а местами растянута до ужасного бесформенного состояния. Нацу не носил нормально школьную форму, как это должны делать нормальные ученики школы, вместо этого он предпочитал худи цвета мокрого асфальта и черные брюки «Чинос». И хоть вещи выглядели как поношенное тряпье, он продолжал их носить. Но все же он надевал школьный пиджак с эмблемой школы, красной феей. Для такой школы, как «Хвост фей», Нацу был одет ужасно неопрятно, бедно, словно пришедший из другого мира. Но никто в этой школе для богатеньких детей не смел его упрекнуть или подшутить над ним. Что-что, а глупая шутка не стоит собственной жизни. — Блять, — промычал Хаято. Кажется, его сознание после кратковременного оглушения начало приходить в себя, и сейчас он чувствовал боль по всему телу. Но не чувствовал того, что держал несколько секундами ранее. Где его пистолет? Он аккуратно осмотрел пол вокруг себя, но ничего, похожего на пистолет, там не обнаружил. И тут его окликнули. — Не это ли ты ищешь? — Нацу показал пистолет, покачивая его за дугу рамки на указательном пальце. Все присутствующие резко заголосили от страха, отшатнулись, заметались, стремясь убраться подальше, где-то в глубине коридора истошно завизжала девчонка, но Нацу проигнорировал их всех, ведь в отличие от этого изнеженного идиота, ему самому не раз приходилось держать в руках оружие, и он мог ручаться за то, что никакого самострела не произойдет. Хаято же не просто побледнел, он посерел. Неужели он сейчас его? Однако Нацу сделал то, чего он, нет, чего все ожидали. Под аккомпонимент лязгающих и щелкающих деталей, Нацу неспешно разобрал пистолет, убийственно улыбаясь своим фирменным «волчим оскалом». Он ссыпал запчасти в кучку перед лицом Хаято, последним лег абсолютно пустой магазин. Люси стояла в шоке, Леви злилась, Нацу невозмутимо ссыпал в карман патроны, а остальные просто примерзли к полу. — А теперь слушай меня очень внимательно. Ты сейчас встаешь, и идешь прочь из этой школы, и чтоб в радиусе километра я тебя больше не видел. — Чего? — возмутился пострадавший. Это ведь какой крюк придется делать. Их школа и так находилась вблизи окраины города. — Я повторять не буду. Убирайся, пока я тебе еще чего не сломал, и тогда последнее, что ты увидишь будет белый потолок палаты, когда тебя будут пытаться откачивать. И знаешь что? — Хаято напряжено сглотнул. — Они тебя не воскресят. Парень понял, Нацу не шутил. Неужели все так и будет? Он посмотрел на Президента, в последней, безумной надежде… а она смотрела на Нацу. И только на него. Более того, таким взглядом, которого он никогда не видел у нее. Козимо понял — он окончательно проиграл. С трудом поднявшись на ноги, он тихо поплелся к выходу. Уже выходя из школы, Хаято набрал последний номер и услышал механическое трещание. Оглядевшись вокруг, он замер на месте. Его шестерки лежали избитые, без сознания, с открытыми переломами рядом с его припаркованной машиной, где на дверцах было написано кровью «you next». Зверь знал все с самого начала. Его план был обречен на провал. После того, как Хаято вышел из школы, повисла напряженная тишина. Никто не рискнул даже шелохнуться, гипнотизируя взглядами так же застывших Нацу и Люси. Наконец, на весь холл школы зазвучал, и разнесся эхом по коридорам, голос пришедшей в себя Люси. — Ты совсем офигел?! Почему ты снова приперся в середине дня, и почему ты выглядишь как побитая собака? — у бедных зрителей случился второй приступ шока. Она назвала зверя «побитой собакой», орет на него, когда ранее он одной рукой отбросил человека с весом 70 кг на несколько метров. Нацу же спокойно заткнул ухо со стороны орущей на него Люси, и лениво покосился на нее через плечо. Он устал. Сегодня утром он думал, что пойдет и поспит спокойно в школе. А на него сначала устроили засаду, а потом еще пришлось спасать это «ходячее бедствие». Нацу взглянул на Люси: ее щеки от возмущения слегка порозовели, зрачки расширились от адреналина, а волосы растрепались сильнее, чем обычно. Измученно вздохнув, он, не отвечая ей ничего, развернулся в сторону лестницы школы и зашагал в сторону его любимого местечка. Ему необходимо наконец-то поспать.***
15:00 Удобно устроившись у себя в уголочке, я старался не думать вообще. Так как это занятие могло вызвать только одно ощущение — головную боль. А для сна это вредно. И вот, казалось, ухватив минутки покоя и тишины, я услышал стук каблуков, строго направляющиеся на меня. Я очень надеялся, что эти ноги идут не на меня, однако приоткрыв глаза, я увидел, что передо мной стоял Грей. Мне явно сегодня не везет. Я даже не хотел с ним разговаривать, черт, да я вообще сегодня ни с кем не хотел разговаривать. Почему когда именно сегодня я хотел побыть один, такой шквал напастей. — Нацу, нам надо поговорить, — интересно, о чем этот, принц холода, хочет со мной поговорить? Я все также полулежа сидел на подоконнике двухстворчатого окна, где с третьего этажа можно было увидеть еще пока зеленый лес. Мне нравилась природа, я ее считал как свой рай. Где не важно твое прошлое и никого не волнует твое будущее. Там, в этой лесистой и почти безлюдной местности ты мог быть тем, кем хотел быть. А здесь, в холодных стенах и прожженных асфальтах ты заперт в клетке. — Нацу, не будь это серьезно, я бы не стал обращаться к тебе. — Что? Боишься? — вижу как Фулбастеру не нравится мой сарказм, и он, проигнорировав мою колкость, подошел на шаг ближе. В этой в школе я явно всех сильней, но увидев его решимость в глазах, моя спина невольно напряглась, а руки расположились для удобного удара. — Меня не волнуют все эти всклоки в школе. Я ищу одного человека. — Ну раз ищешь, так ищи. А я тут причем? — если он сейчас скажет какую-то херню, из-за которой я лишусь последней надежды на тишину и покой, ей богу, он будет следующий, кого я расколочу об стены этой школы. — А тем, что ты знаешь его. Я ищу Игнила Рэд, — услышав это имя, я еще больше начинал не понимать, но и в то же время злиться. Нет, не на Грея. — Увы, ничем помочь не могу, — я отвернулся и снова взглянул на окно. Я видел в отражении выражение лица Грея. Он явно ожидал от меня утвердительного ответа. — Ты мне врешь, — кажется, холодный принц становится ледяным магом. — Ты его прекрасно знаешь. — Ну раз ты уже знаешь, то чего меня спрашиваешь? — Я хочу встретится с ним. — Попробуй, — я пожал плечами. Вот его удивит. — В смысле? — Он уже как восемь лет гниет в землянке, где я его закопал, — я посмотрел на Грея, у которого погасла последняя надежда. Его тело словно становилось прозрачным, я заметил, как он еле стоит на ногах. Это на него так новость о смерти повлияла? Я знал Игнила, и уже давно. Но я никогда не видел, чтоб он общался с кем-то кроме меня и их. — Как это произошло? — дрожащий тон Грея лишь дает мне догадки, что о смерти Игнила он не знал. Хотя это логично. Круг друзей и знакомых Игнила был очень маленьким. На пальцах одной руки можно посчитать. — Обычно, на ринге, — слезая с подоконника, я прошел мимо него, как вдруг почувствовал давление в районе локтя. Он посмотрел на меня маниакальным взглядом. Я разглядел его круги под глазами, красные глаза от перенапряжения и недосыпа. Видны были даже его вены от стресса. Да что с ним такое? — Что значит на ринге? С кем? — он тряс меня непривычно сильно. А его крик даже оглушил меня. Достали. — Слышь! Отвали! Я тебе не обязан рассказывать! Хочешь Игнила? Иди капай его в Южном кладбище. А ко мне что пристал? — я вырвал свою руку и пошел прочь. Мне это все достало. День был испорчен окончательно.***
16:00 На улице уже начинало темнеть. Признак того, что скоро начнутся холода. Я не понимал, зачем Грею понадобился Игнил. Зачем он его искал? Для чего? И почему Игнил от меня это опять скрыл? Конечно, можно было это узнать у самого Грея, но я был уже настолько зол, что ни говорить, ни спрашивать я уже не хотел. А еще этот придурок с манией величия. Устроить нападение на меня, а потом и на нее. Сегодня у людей явно что-то с головой не так. Не знаю, то ли фаза Луны не та или еще чего. Но крыша едет у всех! И у меня поедет в скором времени, если я еще с кем-то из человеческого рода повстречаюсь. Я проходил по улочкам к своему дому, слушая, как орут плачущие дети и ругань их пьяных родителей. Местами воет сирена, увозя, наверное, еще одного местного наркошу. А распространившийся дым из канализации, что просачивался наружу, закрывал все больше обзора на дорожку. Шаг в сторону, и ты нарвешься на шестерок банд, а шаг в другую, и ты будешь застрелен полицией, потому что тебя расценили как человека, представляющего опасность. Не жизнь, а «прелесть». Неожиданно мимо проходящих мусорных баков я услышал какой-то шорох. Я остановился, но ничего не увидел. Да и шорохи пропали. Наверное, показалось, однако в тот же момент я услышал новые шорохи, и передо мной выскочило синее «чудо». Я удивился, это был маленький котенок, который был весь разукрашен синим. На его шерстке местами были видны проплешины, а одно ухо было порвано. Правая передняя лапка была пережата пластиковым мусором, из-за чего он не мог нормально распределить вес. Глаза слезились, но это «чудо» все равно смотрело на меня и немного шипело. Забавный, он такой маленький, а все равно огрызается. Я попытался пройти мимо него, но мне не дали сделать и шагу. И тогда я оглянулся и заметил бедного щенка. Его шкурка была, наверное, белой до того, как он стал грязным. Причем он был в разной грязи, включая запекшуюся кровь. Его спинка была раненой и сам он еле дышал. Я хотел подойти и посмотреть на этого беднягу. Котяра зашипел еще сильней и все больше угрожающее зыркал, несмотря на его состояние он всеми силами хотел защитить своего, похоже, друга. Значит это люди их так. А в прочем, я не удивлен. — Эй, не волнуйся. Я только помогу, — но котик мне не верил. Что ж он прав в этом: людям нельзя верить. Иначе они предадут тебя. Я понимал его, но его другу была нужна помощь. Я присел на колени и медленно подполз к ним. Стараясь не отводить свой взгляд, показывая этому «храбрецу» свои добрые намерения, я двигался, наверное, слишком быстро, так как в следующее мгновение я резко вскочил, чувствуя острую боль в руке. Котенок со всей силы укусил мою руку, так, что даже кровь пошла. Пока он держал свой захват и по-кошачьи рычал, я своей свободной рукой начал медленно приближаться к его голове. Его глазки забегали, смотря то на мою прокушенную руку, то на ту, что приближалась к нему. Он со всех сил сжал челюсть у меня в руке и зажмурил свои маленькие глазки, плотно прижимая уши. Но боли для него не было, только тепло. Я его очень аккуратно гладил по макушке, еле касаясь, говоря ему мягким тоном успокаивающие слова. — Тихо, тихо. Все хорошо. Я не причиню вам вред, — котенок удивленно посмотрел на меня. Сквозь слои грязи он чувствовал мои мягкие касания и, кажется, я увидел его слезы. Мое сердце сжалось от боли из-за этой картины. Черт, я даже сам чуть не расхныкался с ним. Котенок медленно отпустил мою руку и принюхался к ней. Дальше он подбежал к своему другу и жалобно промяукал: «Помоги ему!». Иначе просто не может быть. Я тут же снял свою куртку и накрыл бедного щеночка. Его состояние было еще хуже, чем я предполагал. Над ним явно поиздевались живодеры. Я аккуратно поднял щенка и укутал его в свою куртку. Котенок залез своими цепкими лапками ко мне на плечи в капюшон и стал смотреть на меня. Аккуратно и быстро, как это было возможно, я отправился к ветеринарке недалеко отсюда. Едва переступив порог здания, я подумал, что попал в ад… Отделение было битком набито посетителями; в основном, там сидели покрытые агрессивными татуировками неприветливые бритые подростки со своим зверьем (по большей части, стаффордширскими бультерьерами, получившими травмы в боях с другими собаками, и не исключено, что бои проводились на потеху публике). Люди обычно кричат о защите и любви к братьям нашим меньшим. Ну-ну, любовью к животным тут и не пахло. То, как некоторые люди обращаются со своими питомцами, ничего, кроме отвращения, не вызывает. Но жизнь этого щеночка была важней. Я также очень надеялся на то, чтобы они вылечили лапку этому «герою». Несмотря на это нерадушное место, я встретил очень милую девушку-ветеринара. Я объяснил вкратце всю ситуацию, и она немедленно отвела нас в кабинет для осмотра, а щенка сразу унесли в операционную. Котик долго противился тому, чтобы его друга куда-то уносили. Он брыкался, царапался и кусался, но я смог его успокоить и убедить подождать. И тогда я попросил врача осмотреть и его. — Давайте осмотрим, — сказала врач. Она посмотрела на гноящуюся рану у него на лапе и аккуратно срезала на ней полиэтилен, что сильно пережимал ему лапу. Судя по его остальным ранам, котик был явно в лучшем состоянии, чем его друг, но в худшем состоянии для нормальных котят. Когда она сказала, что его шерсть была покрашена насильственно и химическим способом, она яро выразила свое отношение к таким людям, что ставят опыты и делают эксперименты. Что такие центры надо закрывать на законодательном уровне, несмотря на все эти бумаги. Потому что это бесчеловечие не имеет границ. Я ничего не ответил, но и был с ней полностью согласен. Единственное, что меня сейчас волновало, это то, что мне теперь с ними делать? У меня не было никакой подходящей еды, черт, у меня вообще не бывает какой-то еды. Я всегда ел или на бегу к залу, или в школе. А тут? Им нужна нормальная и здоровая пища. Плюс вещи: кроватка, миски. Деньги у меня были, но я никогда не о ком не заботился. И сейчас я стоял как мальчик, который волнуется за своего маленького друга. Она видела, что котик мучается от боли, и вколола ему слабое обезболивающее. Потом сказала, что выпишет рецепт на двухнедельный курс антибиотика амоксициллина. И начала обрабатывать ему раны. Получив бумажку, я и мой друг отправились в зал ожидания. Ни я, ни он не могли оставить тут нашего общего друга. Но когда нам сказали, что все прошло хорошо и отвели к щенку в клетку, где тот еще спал под наркозом, мой маленький друг, сидевший у меня на плече до этого, начал принюхиваться. Да он пах лекарствами сильно, но главное он не пах больше смертью. Врач, что его оперировал, объяснил мне всю ситуацию и сказал, что ему нужно несколько дней полежать у них под наблюдением. Его они могли принять, а вот котика они приютить уже не могли. Вообще, они не брали бездомных животных — как бы они не хотели, им просто не хватало лишних средств и мест. Слава богу, что повезло этому щеночку. Я оставил им свои контакты и отправился в сторону выхода. Котик все также стоял и смотрел снизу верх на клетку, где лежал его друг. Картина печальная, ничего не скажешь. Однако он не выглядел подавленным или грустным, наоборот. Я заметил, как на его моське вырисовывались черты… счастья. Когда я уже собирался его позвать, то понял, что не знаю как его звать. Котик? Храбрец? Герой? Ничто из этого не подходило моему другу. И тогда меня осенило. Я снова на него взглянул, на такого счастливого. И слово просто само вылетело у меня: — Хеппи! — крикнул я ему. И тогда он… отозвался. Он посмотрел на меня своими голубенькими глазками и припрыжку подбежал ко мне. Он доверял мне. Я взял Хеппи на руки, но ему не хотелось сидеть у меня на руках. Активно лазая ко мне снова на плечи, он устроился в уже любимом местечке, в капюшоне, и тихо замурчал. Похоже, это будет его первый нормальный сон после всех его страданий. И мы вместе пошли в сторону моей квартиры. В наш дом.