Что я делаю здесь?

Так до конца войны я ни разу и не вышел из подвала. Было не сильно то приятно ходить под надзором отца, а в его отсутствие, под надзором его верных солдат, которые получили приказ убить меня в случае повторного побега. Да уж.. Мой отец никогда не был приятным человеком, а учитывая эти обстоятельства вполне обоснованным для меня желанием было убить его. Я не получал новостей, газет, лишь ел, пил, мылся и спал, иногда рисуя, но у меня не было никакого вдохновения. Отец давил на меня, рассказывая раз за разом как берут Москву, как на колени перед ним падает СССР, что вызывало у меня высшее возмущение. Благодаря отцу у меня появилась некая ненависть к своей стране, что конечно же раз за разом все больше заставляла меня ненавидеть и самого себя. Однако, сколько бы отец не хвастался, видел я в его глазах панику, которая вряд ли была безпричинной, а значит все явно идет не так гладко. Проходя мимо комнаты отца я услышал там чужие голоса, к которым вообще не сильно хотел прислушиваться, но делать мне было нечего, мало того, мне было даже скучно находиться здесь, тем более с моим отцом, с которым каждый разговор превращался в рассказы типа: "А вот я в твоем возрасте..". Подойдя к двери я прислушался, сначала ничего не слыша, так как говорили они негромко, но потом услышав резкий и громкий вопрос отца: - Как это подходят к Берлину!? Отец пошел к двери и я быстро убежал, спрятавшись от него, слыша как он быстро куда-то собирался, пока я в душе радовался за Ваню, но в то же время не мог точно знать, что он жив. Волнение и радость переполняли меня, но мой отец не должен знать что я все слышал, потому что тогда неизвестно что он захочет сделать со мной. Отсиживался в подвале я не долго, занимая себя рисованием. Как ни странно, рисовал я захваченный Берлин. Это конечно вряд ли было веселым событием, но кто бы меня в войне не винил, я знал, что я не виноват и в целом мало причастен к началу войны. Отец все продолжал хвастаться несуществующими подвигами, возможно просто стараясь не сломаться, но я не хотел ему в этом помогать. В один момент я твердо решил высказать ему все, сказать что я знаю о том, что он проиграет. Последствия, правда, были не очень веселыми, пусть я и получил что хотел. Когда отец пришел ко мне вечером, гордо держа "газету", которую он видимо где-то печатал сам, в своих руках, я был уже готов. - Отец, я все знаю. Я знаю о том, что происходит на самом деле, можешь даже не пытаться. Ты проиграл. - Сказал я достаточно сухо, пожалуй, даже слишком. В глазах отца сразу отразилось разочарование. Возможно это было жестоко, но рано или поздно я бы все узнал, даже почувствовал бы на себе, если рядом не окажется Ваня. Отец ушел, оставив меня одного на целый день. Я смог выйти на улицу и там пока что еще все было спокойно, но я уже чувствовал, насколько это спокойствие было неустойчивым и шатким. Как ни странно, эти ощущения меня не пугали. Наоборот, я хотел приблизить события, только не мог. Всматриваясь вдаль, я ждал. Чего ждал? Сам не знаю. За этот день, правда, не дождался. ... Как и ожидалось лично мной в последние годы войны, Советский Союз выиграл, разве что удивило меня то, что я до сих пор не видел отца. Я не предавал этому значения, ожидая пока Ваня найдет меня, что бы не выходить на улицу к его солдатам, ведь я считался нацистом, тем, кто и начал войну, но.. Потом я заметил странную тишину в доме, такую тяжелую, будто давящую. В ожидании я ходил из комнаты в комнату, желая хоть с кем-то поговорить и отец неплохо подходил на роль "кого-то", пусть в какой-то мере я его и боялся. Открыв дверь в его кабинет, я осторожно зашел, чувствуя противный запах, но к большому сожалению хорошо знакомый мне за то время, которое я провел среди воюющих русских. Мой отец покончил жизнь самоубийством. Он всегда был крепким человеком, говорил что нельзя ломаться под обстоятельствами, но так же.. Что боль причинить может только дорогой, родной человек. Только тот, кому ты доверяешь, кому ты открыл свое сердце. Я вовсе не видел за отцом что бы он доверял мне, но чувствовал себя очень виноватым. Может быть дело во мне? В том что я решил высказаться ему? Не факт, но все же.. Я ощущал вину, будто это я взял пистолет и выстрелил ему в голову, выставляя это как самоубийство. "В этом случае мы с Союзом чем-то похожи - невольно подумал я про себя. - оба убили отцов, пусть и по разному". Звучало это в моей голове без сожаления, но все же, как бы я его ненавидел, я не был уверен что он заслужил смерти. Хотя, о войне я ничего не знал, почти всю её проведя в подвале и лишь часть на самой войне. И то, далеко не за свою страну, хотя и назвать предательством я свои действия не мог. Родина или справедливость? Не знаю, что бы кто выбрал. Многие осудят мой выбор и на здоровье, я не буду злиться, ведь я сам не знаю почему я принял ту сторону. Может быть, это было подсказкой свыше, но только я не знаю кто и что может мне там подсказать. Бога.. Не существует. Это вымысел, людям же нужно во что-то верить. Верить в то, что им кто-то поможет, какая-то нечеловеческая сила. (Важная деталь. Сам я не считаю себя атеистом, но не могу назвать и верующим человеком. Так что, приношу извинения всем верующим, которые искренне верят в существование бога. Я не полностью отрицаю его, хотя и не могу сказать что верю.) Подойдя к письменному столу моего отца, я увидел странный документ. Мы.. Сдались? Капитулировали? Теперь я уже не думаю что виноват в его смерти, хотя и такое возможно, но.. Как-то стало на душе легче, менее совестно. Он сам начал войну и поплатился за это. Справедливо, но совсем не весело. Сев за стол моего родителя, я взял в руки документ и, пусто смотря мимо строк текста, задумался о том, что будет дальше. Что станет с Германией после того как всем станет известно что мы сдались? Доверяет ли мне Ваня? Что если я ему больше не нужен и он даже не попытается меня спасти? Спасти от наказания за преступления, которые я не совершал.. Наказание.. У отца оказалось достаточно причин застрелиться, хах.. Но что с ним такого могли сделать? Казнить? Пытать? Что если люди не поверят Союзу, не поверят мне и этот день станет самым счастливым и, к сожалению, последним? Почему я вообще должен отвечать за поступки отца, являясь ни в чем не виноватым? Он делал все от моего имени, но мог ли я, с моим характером, начать войну? Войну, которая унесет тысячи жизней ранее спокойных людей. Войну, разрушающую города, села, лишая людей всего. Войну, в которой нет смысла, есть лишь ненависть и самоуверенность. Войну, которая может как прославить Германию, так и полностью уничтожить ее. Мог ли я так рисковать? Поставить на кон свою родину, которую любил, куда хотел вернуться? Не думаю что я мог бы на такое решиться. Конечно, идеи захвата мира в какой-то период появляются у каждого человека, да и у страны тоже, но не все идут войной, многие понимают возможные плачевные последствия для себя и своего народа. А кто-то.. Нет. Размышления мои прервал настойчивый стук в дверь. Это Ваня? Или его солдаты? Может быть просто соседка, что так любила поболтать с отцом, считая его приятным человеком? Радость и страх. Странное сочетание, обсалютно неуправляемое, заставляющее то замирать, то оживать. Я тихо подошел к двери и встал около нее, прислушиваясь к стуку. Это вряд ли был женский стук, ведь он был сильнее. Союз?.. Он ли это?.. А если нет? Я даже не знаю жив он или нет, по этому я думаю что терять мне в такой неизвестности нечего. В любом случае, если Союз жив, он за меня отомстит. Моей радости не было предела когда я увидел за дверью Союза. Он был один, без солдат, наверняка понимал что если все сделано от моего лица, солдаты не будут рады видеть меня, возможно даже не будут ждать команды, что бы открыть огонь. Обняв Союза и прижавшись к нему, я наконец-то снова мог почувствовать его рядом. Мне не нужно снова представлять его, бояться того, что я больше никогда его не увижу. Я чувствую его и знаю что он жив.. Он рядом, он со мной.. Я дождался. ... Для меня эта война была как победой, так и поражением. Германия была разделена на две части и пусть я и сбежал в Россию с Союзом, иногда было грустно смотреть на новую карту, видя эту полоску, разделяющую Германию. Когда нибудь обе части соеденятся.. Но не сейчас. - Опять перед картой жизнь просиживаешь? - Спросил вошедший в комнату Союз. Его беспокоило мое состояние, я часто сидел у карты, бесцельно смотря на нее и предполагая при каких обстоятельствах Германия снова сможет стать единой страной, продолжит свою историю, которая, как никак, часть мировой истории. - Меня все больше беспокоит твое состояние, тебя почти всегда можно найти здесь. Может быть тебе есть что мне рассказать? С Союзом мы состоим в гражданском браке, по этому о моем нахождении тут даже никто не знает, кроме, конечно, его детей. Они уже не малы, многие из них достаточно взрослые, но остались еще и те, кто не дорос до совершеннолетия. - Нет.. Просто смотрю на свою родину. Если бы не отец, страна была бы целой и люди не погибли.. У него очень действенные способы мести, как видишь.. - Я говорил тихо при Союзе, уж не знаю почему, но я чего-то опасался. Голос у него от природы был громкий и грубый, по этому, я не знаю, как не попадали с кроватей дети, когда Союз кричал на Россию, за то что тот собирался с братьями, Украиной и Беларусью, улизнуть на рыбалку, пока спит отец. - Я понимаю твои переживания, но ты не должен убиваться из-за преступления, которое совершил твой отец. Твой отец и ты.. Разные люди. Германия когда нибудь обьеденится вновь, а люди.. Пусть они и не воскреснут, сколько бы мы не воспевали их подвиги, но их слава.. Их победы и достижения, я уверен, будут запомнены надолго. И.. Речь не только про моих солдат, немецкие солдаты вряд ли останутся без внимания, пусть многие и будут под вечным клеймом убийцы, но они останутся в человеческой памяти на очень и очень долгое время. - Союз обнял меня сзади, слегка прижимая к себе. - Ни у кого не было другого выбора, если бы не разделили Германию, истребили бы нас. Каждый хотел жить. И сейчас хочет. Я потерся головой о его плечо, целуя Союза в щеку. Только со мной он был так нежен и спокоен. Это бы распространялось и на детей, но их было очень много и сохранять в таких условиях спокойствие не под силу даже самому терпеливому и ответственному человеку. Не сначала даже любовь к детям. Как-то раз у Союза были какие-то серьезные проблемы и тот попросил меня уложить детей спать. Это всегда делал Союз, потому что он любил находиться рядом с детьми. Я готовил им, убирался дома, иногда пытался собрать их в кучу или выпроводить в школу, но все это не сравнится с вечерним их гомоном и шумом. С утра от детей никогда не дождешься оживления, в школу они идут пусть и без особых возмущений, потому что у всех у них есть там друзья, но очень вялыми. Самое сложное в утреннем дежурстве - разбудить детей. Они ни в какую не желают просыпаться, пинаются, кидаются одеялами, возмущаются, орут так, что я радуюсь тому, что у нас нет соседей. Вряд ли мы так легко будем вытаскивать штрафы за каждый час что дети находятся дома. Вечером же все наоборот. Из ниоткуда взявшие силы и активность дети начинают бегать и прыгать по комнатам, играть в чехарду, прятки, просто носиться по комнатам, разбирать все что попало, портить мебель и фарфор. Ты должен успевать следить за каждым. Кто бегает, кто споткнулся, кто пытается залезть в шкафчик с конфетами и прочее прочее прочее. Детей 16, им легко разрабатывать планы, отвлекать на себя внимание и я тогда впервые понял почему Союз после работы, уложивший детей спать, не так уж рвется развлечься со мной и просто засыпает, устало посапывая. Раньше я обижался, но после того случая.. Ему хотя бы хватает сил дойти до кровати, это уже огромный подвиг. - О чем задумался? - Спросил меня Союз, видя что я витаю где-то в облаках и совсем его не слушаю. - Ты в порядке? - Да, конечно, просто вспомнил тот случай когда ты оставил меня и детей вечером одних.. Я так и не смог их уложить, пока не пришел ты.. Даже стыдно как-то.. - Я неловко улыбнулся, поворачиваясь к Союзу и обнимая его. - Да ладно тебе, у меня у самого не всегда получается сразу, они могут измотать меня сильнее чем на работе.. Но я все равно их люблю. Никто не мог предугадать кем станет моя сестра в будущем и сколько у меня будет детей, хах. - Союз поцеловал меня в шею и я довольно улыбнулся, успокаиваясь. ... Много лет прошло до того момента, как началась холодная война и развалился Советский Союз. Я хорошо запомнил его последний день.. А еще.. Последний день для меня.. Жизнью своей я был обязан Союзу, что не бросил меня на раздел и спас от достаточно жестокой казни. Его смерть станет последним днем для всех республик, зависящих от него и для меня. Республики возродятся вновь в другом обличии и начнут новую жизнь, управляя своими странами, но для Союза второго рождения не будет.. Или же.. Я чего-то не знал.. Была зима, за окном стоял лютый холод. Союз чувствовал себя нормально, в плане физическом, но день не складывался с самого утра. Он постоянно ощущал тревогу и ладно бы если бы только Союз, что по натуре своей был параноиком, но и все республики тоже ощущали эту тревогу, а так же, ощущал ее я. Постоянно выглядывая в окно, прислушиваясь к новостям мы искали, откуда пойдет печальная весть, хотя никто не мог предположить что на самом деле происходит сейчас и к чему готовится страна. Готовится слишком тихо. Союз умер первым. Я помню как проснулся с утра с все более и более нарастающим чувством тревоги и первым делом зашел к Союзу. Он впервые попросил уснуть отдельно, расположился на диване под своим любимым пледом и как всегда поцеловал меня перед сном. Это успокоило, но не на долго. Когда я подошел к нему что бы попытаться разбудить, он уже не дышал, а сердце не билось. Я вызвал скорую, понимая, что в любом случае уже поздно и оказался прав. Реанимировать его было невозможно, мне сказали что умер он от остановки сердца, но сердечных проблем у Союза не было никогда, тогда я снова включил радио. Советский Союз распался на 16 частей. К вечеру я сидел в пустой квартире, вокруг были только трупы. Мне не повезло умереть последним.. Увидеть как умирают все республики, отделяясь от главного их источника жизни. Но если это и был конец, то только одной жизни. В мир мы с Союзом пришли снова, что бы воспитать детей, постсоветских республик, которые должны вырасти что бы взять в свои руки управление страной. Только после того как наши дети вырастут, мы сможем дожить свою жизнь. Мы рассказывали детям о их прошлом, Союз много учил их, читал лекции, я наоборот старался быть с ними более добрым, что бы те не чувствовали отцовского давления так сильно, каким оно было. Союза можно понять, он старался дать им знания, пока он еще мог это сделать, но в спешке все получалось достаточно жестоко. Естественно, за его труды награды не было. Дети разошлись, позабыв своих родителей насовсем. Периоды декоммунизации ранили Союза, который сейчас был уже обычным смертным Ваней. Мы с ним максимально удалились от детей, прячась в глуши, что бы никто и никогда не смог потревожить нас. Не так важно, будет ли у нас могила. Нам хорошо и в двоем доживать данный нам век, от которого осталось не так много, но достаточно, что бы в полной мере насладиться друг другом и возможно, когда нибудь в следующей жизни снова встретиться и снова друг друга полюбить.