***
Измучившись неизвестностью, Реджина отправилась в единственное место в Готэме, где точно знали, что могло случиться, — в «Лавку приколов Зойнко». — Тони? — рассеянно спросила она у привычного полумрака магазинчика, и парень возник за прилавком, едва сдерживая пугающе-радостную улыбку, как будто он ждал появления Фокс и очень на него надеялся. Он заметил, что на ней не было лица, но и виду не подал. — Привет, Фокси! Закроешь дверь и повернешь табличку, хорошо? Я что-то забыл, — бросил Тони невзначай, и девушка послушно — щелчки замка: один, второй — закрыла магазин изнутри. Шатко прошла вдоль полок и тяжело оперлась о прилавок, умоляюще заглядывая в глаза. Заплаканная, издерганная, то и дело срывающаяся на мелкую дрожь. — Эй, эй, ты чего? — Чего я? — Редж будто в холодную воду окунули. Она вскинула брови и изобразила подобие кривой, вымученной улыбки. — Чего я?! Где Артур? — А, так тебе все-таки не все равно. Ну же, лисичка, веселее. — Где Артур? — Он взрослый мальчик, не заблудится, — Тони отмахнулся от нее как от назойливой мухи. — Сука, где он? — ворчание готовой к прыжку кошки. — Ты меня за дуру не держи. Вы полторы недели разрабатываете гениальный план, в новостях тишина, все банки целы, а моего мужчины нет. Поэтому еще раз — где он? Тони внимательно посмотрел на нее, оглядел пару раз с ног до головы и расхохотался, запрокинув голову: — Из вас такая чудесная парочка, не налюбоваться! Но ты не такая нелепая. Вон, грозишься, пыжишься. Прелесть! Так почему я должен тебе ответить? Потому что ты его лю-ю-юбишь, потому что вы тра-а-ахаетесь, да? Ну так это не повод. Почему я должен ответить? Давай, убеди меня. — И все это время... с самого начала?.. — Редж окончательно сложила два и два и задохнулась от возмущения и обиды. — Не с самого. Подвез я вас тогда вполне от души. Так вот, — Тони говорил спокойно и деловито: таким же тоном он требовал у шлюх заработанное, — поговорим о цене. Проверим, на что ты готова ради своего Артура. Начнем с простого. Если хорошо отсосешь, узнаешь, жив ли он. Идет? — Да пошел ты нахуй! — девушка отшатнулась от него и раскраснелась от возмущения. — Зачем тебе это?.. За что? — Потому что это весело. Ладно, ты мне почти нравишься, Фокси. Поэтому да, твой ненаглядный жив. Но останется ли он таковым, зависит и от тебя. Поэтому давай, шустрее. На колени, открыла ротик, спрятала зубки. Не блевать, даже если захочется. Стараться, как для себя. Можешь представлять милого-любимого. Я жду. — Ублюдок, — не сказала — выплюнула. — А жаль, Фокси, жаль. Я хотел по-хорошему. Иди-ка сюда, — красивые пальцы гитариста вцепились в рыжие кудри, дернули, заставили согнуться и обойти прилавок, толкнули вниз, надавили и держали, пока девушка, шипя и вырываясь, не оказалась коленями на затоптанном полу. Тони ногой придвинул стул и удобно расселся, на всякий случай придержав Редж еще с минуту и выпутав пальцы из ее волос. — Шаг второй. Скажи а-а-а... Тишина и горящий страхом и ненавистью взгляд. Тони вздохнул и, склонившись к девушке, влепил ей обжигающую, тяжелую пощечину. — Рот, сучка. Или будет хуже. У меня нет правила «не бить женщин». Давай, я тебе еще облегчу задачу, — парень расстегнул молнию на джинсах и стянул их чуть ниже. — Дальше сама. Если хочешь, конечно. Реджина низко опустила голову, плечи ее вздрагивали. Тони даже не хотел ее, и это было вдвойне унизительно. Минет для нее был титаническим подвигом, и Артуру, которому таких ласк перепадало с избытком, невероятно повезло. Но от того, что теперь ей предстояло открыть рот и взять в него — чужой — вялый член, к горлу подкатывали слезы и тошнота. недуматьнедуматьнедумать. Она склонилась ниже к паху парня и немыслимым усилием разжала челюсти, отбывая тяжкое наказание. Тони испытующе наблюдал за ней, пока вымученные старания не увенчались эрекцией, и разочарованно цокнул: — Нет, кукла ты ебаная, ты будешь сосать, как будто тебе нравится. За каждую минуту, которую я потратил на вашу парочку. А будешь изображать мне тут жертву, придется прогуляться до ближайшего бара и отсосать любому, кто захочет. А за бесплатно захотят многие. Ты меня поняла, Фокси? Давай, веселей, — он собрал в хвост распущенные рыжие кудри, больно потянул за волосы и резко надавил Редж на затылок, заставив заглотнуть член до рвотного позыва. Арлекина глухо всхлипнула и шире открыла рот, сжав дрожащими пальцами самое основание с пульсирующей выступающей венкой. Вверх-вниз, вверх-вниз, надавить сильнее, лизнуть, нежно прикусить — и не разрыдаться. Парень откровенно потешался над ней, отпускал колкие замечания, противоречившие его довольным вздохам и стонам, направлял движения ее головы, а, кончая, вжал Редж носом в низ своего живота, заставляя проглотить все до последней капли, и только тогда отпустил ее, ласково погладив по взмокшему от стараний виску и подцепив кончиками пальцев липкую ниточку, протянувшуюся от уголка почти бордовых от стараний губ.***
В доках было ощутимо прохладнее, чем в жилых кварталах. За спиной лениво перекатывал волны океан. Сырой ветерок с воды неприятно путался в волосах и пробирался под полы одежды, в рукава, под воротник. В висок предупредительно упиралось дуло. Джокер в полустершемся гриме зябко кутался в пиджак и будто не замечал пистолета. Проведя несколько часов в тишине и темноте, он хотел понять, что от него нужно человеку в очевидно дорогом пальто, который сидел на стуле в окружении еще шести человек и изучал его пристальным, ледяным взглядом, столь же холодно улыбаясь. Его визави не спешил прерывать молчание и рассматривал Артура как диковинку в цирке уродов. — Здравствуйте, мистер Флек, — наконец проговорил он, неприятно облизнув нижнюю губу. — Приношу свои извинения за то, что заставил ждать. Надеюсь, вам было не слишком дискомфортно. Бывший клоун непонимающе моргал. Карикатурный пафос сбивал с толку, и Артур смутно понимал, что должно быть смешно, но не догадывался, почему. Мужчина выдержал театральную паузу и продолжил: — Меня зовут Сальваторе Марони. Банк, который вы, так сказать, хотели ограбить, принадлежит мне. Но не беспокойтесь: черта с два вам бы удалось претворить план в жизнь. Видите ли, это был наш план. Клоуны, которых вы так вдохновили, начинали становиться проблемой. И мои люди взяли на себя ответственность за их примерное поведение. Пришлось вас занять, чтобы вы не мешались. Вы понимаете? Осторожный кивок. — Славно. Мне рекомендовали вас как человека не самого умного, но вашего уровня интеллекта вполне хватает, как оказалось. — Почему вы так говорите?! — Артур будто оказался в кабинете Хойта, который имел обыкновение распекать его с изредка проскальзывающими словами похвалы. Воспоминания ударили слишком больно, чтобы молчать и продолжать стоять, испытывая смутный страх перед Марони. Дуло пистолета вжалось в висок чуть сильнее, ласково предупреждая о последствиях необдуманных действий и тем более слов. — Я попросил бы вас не перебивать меня, мистер Флек. Знаете, даже люди, с которыми мы давно и близко знакомы, не позволяют себе подобного. Видите ли, мне известно о вас достаточно, чтобы составить о вас определенное представление. Так вот. То, что вы и ваша дама еще живы, — в некотором смысле ваша заслуга. Вы создали идеальную ситуацию для того, чтобы мои люди могли завершить одно крайне важное дело. В конце концов, вы развлекли нас и повеселили своим энтузиазмом и уверенностью в вашем высоком предназначении. А я умею быть благодарным. Даже таким незначительным людям, как вы. Поэтому мой вам совет — исчезните из этого города. Вместе с, кажется, Реджиной. Понимаете ли, все хорошо в меру. И до определенной черты. И вы уже занесли ногу, чтобы ее переступить. В противном случае мы будем считать, что сполна вас отблагодарили, мистер Флек. И тогда вашу клоунессу пустят по кругу и отправят на панель. Парни, кажется, как раз хотели проверить, насколько хорошо она сможет там работать. А вы в лучшем случае окажетесь на улице. Будете настаивать на том, что вы что-то из себя представляете, — ну, вы понимаете. За сим простите, но у меня есть разговор намного важнее, чем эта беседа. Мы же с вами договорились, верно? Артур молчал, забыв про холод, про опасно плещущиеся за спиной волны, и медленно осознавал смысл услышанного. И чем больше он понимал, тем больше поникали плечи и тем меньше в нем оставалось Джокера. Губы сжались в тонкую полоску, и он тяжело, медленно кивнул. Нестерпимо захотелось курить, будто сигареты и горький дым были достаточной привязкой к миру. Нестерпимо захотелось оказаться около Редж и удостовериться, что она в порядке, потому что она была единственным, что у него еще оставалось. Нестерпимо захотелось рассмеяться, хрипло и мучительно, захлебываться абсурдом происходящего. Он чувствовал себя будто птица, налетевшая на прозрачное до невидимости окно небоскреба. И в этом ощущении был весь Артур Флек и все, что он из себя представлял. — Доброго вам вечера, мистер Джокер, — напутствовал его Марони, сделав ударение на последнем слове. — Джек, покажи нашему гостю дорогу. Дуло у виска исчезло, и все это время державший пистолет мужчина твердо взял Артура за плечо. Заворачивая за угол, Флек обернулся: на краю пристани стояли двое с мешками на головах. И это определенно было куда более настоящим, чем несколько унизительных минут, которые он провел на их месте. Джек провел его какой-то тайной тропой сквозь лабиринт зданий и контейнеров и остановился: — Направо — и уткнешься в станцию метро. Пока-пока, имбецил. Где-то за спиной раздался выстрел. Разговор и впрямь был серьезный.***
— Не так и страшно, правда? — издевательски осклабился Тони. — Очень неплохо, хоть и без души, Фокси. Для Артура ты язычком чудеса творишь, да? Полдела есть, он не подохнет. — Полдела?.. — Редж с трудом разлепила припухшие губы, ощущая на корне языка навязчивый кисловато-мыльный вкус. — Мы пока говорили только о том, что он останется жив. Но тебе, наверно, тоже умирать не хочется? — парень поправил одежду и застегнул джинсы. — Есть еще задача со звездочкой, и она тебе тоже не понравится. Идем-ка, у меня для тебя сюрприз. Фокс не собиралась идти с ним. Она поднялась на ноги, отступила: шаг, второй — и взвизгнула, едва парень схватил ее за волосы и медной петлей оплел себе запястье. — Как же с тобой сложно, лисичка. Я же не ради себя — ради тебя, глупенькая, — он издевательски ворковал и тащил ее за собой в дальнюю комнатку. Редж цеплялась за дверные косяки и мебель, выла, царапалась, упиралась, но все было зря: Тони будто не замечал этого, тощий, но неожиданно сильный. Он стащил с Реджины куртку и толкнул на матрас. Она забилась в угол и встретилась взглядом с черными масляными глазами Пабло. От окончательного осознания, что ее ждет, по позвоночнику пробежал мороз, от которого спина покрылась мурашками, а в животе похолодело. Тони хотя бы нравился ей, но этот... «Скажи спасибо, что не Бейб», — донеслось откуда-то сверху сквозь ватную толщу животного, панического страха. «Хочешь ее всю посмотреть?» Сердце билось так, будто готово было остановиться. «Раздевайся, сучка… сладенькая клоунская сучка». Реджина скрючилась в углу, закрыла лицо руками и тихонько, протестующе завыла. Лба коснулось что-то холодное. Прямо между глаз ей смотрело безразличное дуло пистолета. Против такого аргумента она возражать не стала. Разулась. Дрожащими руками сняла водолазку. Юбку. Колготки. Лифчик. Ледяные пальцы подцепили резинку трусиков. Редж чуть приподнялась на матрасе, стянула белье и бросила к остальной одежде, сжавшись в клубок и прикрываясь руками. как же стыдно, Господи... как стыдно... Теплая рука коснулась ее лодыжки, заставив вздрогнуть. — Идите-ка сюда, мисс, — Пабло улыбался, а глаза его блестели от возбуждения. Он резким рывком подтянул Реджину к себе, заставив простереться на матрасе, а она все смотрела и смотрела на пистолет в руках Тони, чтобы не замечать ничего вокруг. «Ты зацени, какие засосы… кажется, мы недооценили придурка. Хоть ебаться умеет». Чужая рука скользнула по телу вслед за жадным взглядом: обвела контур губ, приподняла подбородок, ущипнула за левый сосок, мягко надавила на лобок. «Да тут настоящий «Пентхаус», смотри, какая гладенькая». Мужчина развел ее бедра, попробовал толкнуться внутрь, раздосадованно хмыкнул и, плюнув на пальцы, растер слюну по сухому входу. Он одним сильным движением взял ее до конца — «Тугая, как целочка» — и девушка тихо застонала — не столько от боли, сколько от унижения — и больше не проронила ни звука, как ее ни поддевал Тони, что бы ей ни шептал Пабло. «Ну же, детка, подвигайся хоть немного, тебе же самой будет приятно, или тебе что-то не нравится? А под своим клоуном ты тоже лежишь дохлой рыбой? Давай, бедрами, бедрами…» А она, механически подаваясь к своему насильнику, слепо смотрела прямо перед собой, в белый потолок и отвернулась, когда Пабло наконец кончил ей на живот. Фокс не шевелилась, пока мужчины не вышли, оставив ее одну. Из соседней комнаты послышались голоса и смех. «А хор-р-рошая вышла бы шлюха». Редж собрала застывающую сперму ладонью и вытерла руку о матрас. В голове было гулко и пусто, между ног противно ныло и жгло. Она надела трусы и до боли обхватила себя руками, прижавшись лбом к коленям. Просидела так с десяток минут, собираясь с силами, чтобы одеться, и наконец встала на ноги. Руки не слушались: по колготкам поползла стрелка, лифчик застегнулся попытки с четвертой, рукава куртки отчаянно путались. Вместо души — выжженная пустыня. Реджина не сразу решилась выйти из комнаты. Потом гордо вздернула подбородок, прошла мимо стола, окруженного стульями, мимо Тони и Пабло, мимо прилавка и полок. Уже у самой двери ее догнал насмешливый голос: — Уже уходишь, Фокси? А мы думали повторить. Жаль. Счастья вам, что ли, с клоуном. Девушка напряженно выпрямила спину, дважды повернула ключ в замке и вышла в холодную ночь. На ходу вытащила пачку из кармана, прикурила и свернула на улицу, оживленную даже в этот час. Дорога домой заняла 15 минут и две сигареты. Пару раз Редж столкнулась с идущими навстречу прохожими и даже не обратила внимание на вежливое «Осторожнее, мисс» и возмущенное «Куда прешь, корова»: кокон болезненного безразличия был непроницаем.***
Готэм беспокойно дремал. И чем ближе был центр города, тем больше в нем было жизни. Поезд метро прокладывал привычный путь по рельсам, с лязгом тормозя на станциях и с тяжелым стуком разгоняясь после остановок, нырял под землю, вновь появлялся на поверхность. Артур качался в вагоне в такт движению. Он задумчиво смотрел в окно и видел, что протесты сошли на нет, что жизнь вернулась на круги своя. А он даже не обращал на это внимание, увлеченный, как оказалось, игрой в ограбление. Что-то важное и сильное было в нем сломлено, даже ощущение револьвера за пазухой уже не давало той дикой, хищной уверенности. Джокер? Клоун Карнавал. Люди начали замечать его — но так и не заметили. Только она одна. Только для нее он существовал на самом деле. И он не был готов отпустить ее и верил, знал, что ей нужен Артур Флек. Она сама говорила об этом. А он верил ей. Вместе с осколками и сгоревшими машинами в центре исчезли и мусорные горы. Не все. Но большинство. Готэм казался нормальным, хотя, холодный и мрачный, никогда таким и не был. И он проносился и проносился за окном вагона, то сливаясь в темные пятна туннелей, то рассыпаясь на мириады бликов фонарей и вывесок. Город прожевал его, перемолол неровными зубами небоскребов и выплюнул. Артур вышел из метро, и к черному небу без единой звезды потянулась тонкая полупрозрачная лента горького дыма.***
В пустой квартире Реджина не разуваясь прошла в ванную. Скинула обувь, одежду — и, полностью обнаженная, встала напротив зеркала. Чуть припухла левая щека, да по плечам и запястьям медленно расцветали лепестки синяков. Не боролась, не противилась, не билась за себя... долбаная шлюха... К горлу подкатил горький ком, и Редж резко склонилась над унитазом: ее тошнило спермой и желчью до болезненных спазмов и пены на губах, желудок выворачивало наизнанку. Волосы прилипли к влажным вискам. Фокс наконец отпустило, и она прижалась горячим лбом к холодному фаянсу. Отдышалась. Вытерла запястьем рот. Осторожно встала. Включила душ. И села в ванну, сгорбившись и дрожа под теплой водой. В том, что случилось, она винила себя — потому что не была она никакой неприкосновенной телочкой криминального авторитета, Тони — потому что именно он захотел унизить ее и поставить на место, но прежде всего Артура — потому что он заигрался в Джокера и утащил ее за собой во все это дерьмо, и бессильный страх за него сменился жгучей, болезненной яростью. Когда час спустя в квартиру зашел Артур, он застал Реджину в постели, свернувшуюся калачиком и упершуюся тусклым взглядом в стену. Он понял, что случилось, и разозлился из-за того, что мафиози сказали правду: кулаки судорожно сжались, и лицо исказил болезненный оскал. Ничего-ничего, с — ним — мы еще обязательно разберемся, а пока утешь нашу девочку, ей сегодня досталось. Флек не раздеваясь осторожно лег рядом и мягко прижал Редж к себе, будто боясь сломать ее или оставить россыпь синяков на фарфоровой коже. Ее обида отхлынула, и Фокс развернулась к нему, спрятала лицо у него на груди и наконец разрыдалась первый раз за вечер, и со слезами приходило очищение и успокоение. Артур гладил ее по волосам, а на душе у него скребли кошки. Он будто вновь оказался в палате Пенни и только что увидел, как Франклин потешается над ним. «В вас столько жалости к себе». Ты ничто и никто. Все твое величие — минутное везение. Тебе указали твое место. Твою женщину унизили. И ты ничего, ничего не можешь сделать. Ты проиграл, имея джокера на руках. Ничтожество.