***
«Бунтарским» был не только новый стиль Гаморы, но и период в её жизни. Скоро ей должно было исполниться семнадцать, а там и до совершеннолетия рукой подать, и потому Гамора всеми силами старалась проявлять характер и доводить «достопочтенного папочку» до зубовного скрежета, вдобавок прощупывая тем самым границы допустимого неповиновения. Тактика противоречила всем мыслимым и немыслимым устоям самой Гаморы и, мягко говоря, была сомнительна, но терпеть и притворяться покорной Гамора больше не желала, хотя и кидаться в омут с головой было боязно. Как ни странно, план пока стабильно работал, и без особых потерь Гаморе удалось дойти до той ступени его реализации, на которой можно было, к примеру, запереться в комнате и игнорировать все требования отца впустить его для какого-нибудь очередного «серьёзного разговора». А, чтобы вы понимали, запретить Таносу находиться где бы то ни было на его́ же корабле являлось дерзостью неслыханной и доселе невиданной. И то, что Танос мог войти — а он мог: у него был доступ куда и когда угодно, и для этого даже не требовалось вышибать двери, — однако не входил, говорило о маленькой, но реальной победе Гаморы. Вот и сейчас она решила, что имеет полное право на личную жизнь, как все «нормальные люди» в её возрасте, и занималась тем, что собиралась на самое настоящее свидание. Правда, тайно. Вернее сказать, это должна была быть гулянка в компании нескольких ксандарианцев, а не просто встреча двух влюблённых. К своему избраннику — остроухому красавчику со слегка пухлой верхней губой, сынку какого-то местного «авторитета» — Гамора и чувств-то никаких не испытывала. Но... «Не о том тебе надо думать, дочка». Слова Таноса, вдруг недавно решившего вплотную заняться воспитанием нравственности своих девочек, отчего, как показалось обеим сёстрам, и сам был не в восторге, гулко отдавались в ушах и приводили Гамору в яростное исступление, каждый раз, стоило ей задумать очередную «пакость». В такие моменты в самых недрах Гамориной души зарождалась, а затем одним рывком поднималась на поверхность готовность идти на любые безрассудства, лишь бы наперекор Таносу. И адреналин приятно растекался по венам, щекоча нервы азартом, всякий раз, когда ей удавалось тайком улизнуть на подаренном приёмным отцом ещё на прошлый день рождения корабле и вкусить такой сладостный и такой запретный плод свободы. Небула, хоть и старалась отговаривать Гамору от столь рискованного времяпрепровождения, всё равно каждый раз рвалась увязаться за ней. Но пока все её попытки заканчивались провалом. Гаморе не хотелось втягивать в свою игру и без того отхватывающую от Таноса сверх меры младшую сестру. К тому же взять с собой Небулу означало бы беспрестанно смотреть за ней, потому что, какой бы взрослой та ни казалась, разница почти в пять лет давала о себе знать. И порой весьма своеобразным образом: Небула могла быть опасной, по-настоящему опасной, и не только для окружающих, но и для самой себя. И предугадать, когда случится её следующий «выпад», было невозможно. В очередной раз получив отказ с формулировкой «это для твоего же блага», Небула обиженно поджала аккуратные губки и, едко усмехнувшись, тихо пробурчала что-то вроде: «Благо, благо... А говорит, что не похожа. Как же...» Спустя несколько часов тщательного намарафечивания, Гамора наконец попрощалась с сестрой и, победоносно вышагивая, покинула комнату. Окинув взглядом устроенный Гаморой бардак, Небула не по-девичьи грязно выругалась, затем опасливо оглянувшись — Танос не бранился, и на себе проверять отношение отца к этому делу Небуле не хотелось, — и уже молча принялась запихивать вещи обратно в шкаф. Как придётся. Её дело — спрятать, а остальное уже проблемы сестры.***
Танос шумно вздохнул и тяжело откинулся на спинку кресла, с которого последний раз вставал... А действительно, когда он последний раз вставал? Ноги от долгого пребывания в неподвижном положении ощутимо гудели, а поясница ненавязчиво требовала её распрямить — хоть вертикально, хоть горизонтально. Потерев кончиками пальцев уставшие глаза, уже отказывающиеся смотреть на это безобразие, Танос решил пройтись. Которую неделю он бился над одним из своих проектов, но результаты раз за разом моделируемых экспериментов абсолютно не сходились с ожидаемыми из расчётов. И при этом компьютер продолжал с завидным постоянством утверждать, что никакой ошибки нет и данные, которые он предоставляет, единственно верные. Когда подобное сообщение вывелось на экран, наверное, уже в семнадцатый раз, любой другой на месте Таноса бросил бы безнадёжное занятие, попутно круша всё на своём пути, но титан только ещё глубже погрузился в изыскания. И, как сказала Гамора, уже несколько дней пребывал в состоянии научного коматоза. Таносу необходимо было размяться и отвлечься. Может, тогда он наконец поймёт, что делает не так. И, выйдя из лаборатории, он побрёл куда глаза глядят. Встретив плывущего по коридору прямо ему навстречу Мо, Танос кивнул своему самому преданному из «детей», на что тот, прежде чем ответить Повелителю взаимным приветствием, торопливо перешёл на противоположную от него сторону. Таносу такое поведение сперва показалось подозрительным, но затем он кое-что вспомнил... С ним и раньше случалось, что собственные мысли полностью занимали сознание, почти не оставляя места для окружающей действительности. В один из таких периодов Эбони и не посчастливилось оказаться с Отцом в узком коридоре. В тот день Мо находился в особенно мерзком расположение духа, и отсутствие в жизни Санктуария его хозяина играло в этом не последнюю роль. И потому, завидя своего «отлынивающего от прямых обязанностей» Повелителя, Эбони решил, что тот обладает куда большим числом степеней свободы, нежели какое-нибудь монорельсовое средство передвижения, и что менять проложенного самим Эбони курса он не станет. Это было ошибкой. В последний момент Мо всё-таки успел вжаться в стену и не оказался очередной невинной жертвой Вечного Титана, но самолюбие его изрядно пострадало. Танос же произошедшее осознал лишь постфактум и не придал ему особого значения. Зато теперь для странного поведения «сына» нашлось объяснение. Вспоминая этот забавный эпизод, мимоходом Танос думал, что гордыня Мо когда-нибудь сыграет с ним злую шутку... Сам того не заметив, Танос пришёл к комнатам девочек. Он уже давно хотел обсудить с Гаморой её будущее и предложить первое серьёзное задание. Момент казался подходящим. Танос едва успел занести кулак, чтобы постучать в массивную дверь — девочка росла, и вламываться к ней без предупреждения было себе дороже, — как перегородка неожиданно отъехала. Но вместо старшей дочери из проёма на Таноса, не мигая, уставилась Небула. На губах титана застыл немой вопрос. Танос огляделся по сторонам: ошибки быть не могло, это точно комната Гаморы. – Позови сестру. Лицо Небулы вытянулось, а бездонные чёрные глаза округлились и, казалось, стали в два раза больше. Девчонка будто приросла к месту и молча продолжала смотреть снизу вверх на отца. – Гамора? – Танос заглянул в комнату, перегнувшись через стоявшую в дверях неприступной стеной младшую дочь. Но ответа не последовало. Танос перевёл взгляд на Небулу: – Где Гамора? И что ты делала в её комнате? – Он замер в ожидании, горой возвышаясь над дочерью. Всё. Конец. Именно так Небула себе это и представляла. Врать она не умела от слова совсем. Да и какой от этого прок, когда всё и так написано у неё на испуганном лице. Нужно было что-то ответить, но от воспоминаний к горлу подступил горький комок и совсем не механически онемел язык. Танос никогда не бил дочерей, не держал их в карцере, не морил голодом... Но наказания его от этого не были менее суровыми, хотя кому-то, например, членам Чёрного Ордена, и могли показаться слишком безобидными для такого, как их Отец. Так, в прошлый раз, когда по вине Небулы Танос лишился сразу пары флагманов (Небула пыталась взломать системы Санктуария, чтобы открыть себе доступ к кораблю: «У Гаморы есть, а я чем хуже?» — и что-то пошло не так), он приказал всем игнорировать Небулу и сам больше чем за месяц даже словом с ней не обмолвился. Как потом Небула призналась сестре: «Лучше бы он тогда меня снова на куски порезал, чем не замечал, будто меня никогда и не существовало...» И повторять этот опыт Небуле не хотелось. Из оцепенения её вернул, словно обдав ледяным ветром, вкрадчивый шёпот Таноса: – Небула, ты меня вообще слышишь? Где Гамора? – Она взяла свой корабль и... – И? – Таносу тисками приходилось вытягивать из дочери каждое слово. – И улетела... Гениальный в своей очевидности ответ. Танос прикрыл глаза и медленно глубоко вдохнул. Этот спектакль начинал ему надоедать. – Куда? – Вопрос прозвучал жёстче, чем хотелось. Небула вздрогнула и снова замолчала, сверля взглядом, словно видя впервые, носки своих ботинок. Танос решил пойти другим путём и выпалил первое, что пришло ему на ум и выглядело хоть сколько-то логичным: – Она улетела на Ксандар? Такого поворота Небула не ожидала и удивлённо вытаращилась на отца: – Откуда ты зна... – Поняв, что проболталась, Небула быстро прикусила язык, а Танос победоносно ухмыльнулся. Он действительно был в курсе всех похождений своей старшей дочери. Ничто на Санктуарии не могло укрыться от него. Но Танос понимал, что, ограничивая Гамору, он может потерять её, и потому на многое закрывал глаза. Но на этот раз что-то подсказывало, что стоит вмешаться. – Небула, пойдёшь со мной, – Танос решительно двинулся в направлении посадочных модулей. – Ты меня... не накажешь? – Небула робко обратилась к удаляющемуся по коридору отцу. – Нет, – глухо пробасил Танос, не оборачиваясь. – Ты мне поможешь. Не отставай. И обрадованная двойной удачей Небула чуть ли не вприпрыжку поскакала догонять уже успевшего скрыться за поворотом отца.