***
Танос позаботился о том, чтобы корабль его дочери был «чист» во всех отношениях, и потому прибытие Гаморы на планету прошло гладко: таможня, даже если бы захотела, вряд ли бы смогла подкопаться к ней. Но на этом везение Гаморы, похоже, и закончилось. Вместо «бойфренда» и пары его приятелей, с которыми договаривалась встретиться и погулять по паркам и скверам Гамора, её ждала целая толпа незнакомой молодёжи. Друзья и друзья друзей с любопытством обступили «новенькую» и бесцеремонно начали засыпать её всевозможными вопросами. Гамора, несмотря на внутреннюю растерянность (она терпеть не могла, когда что-то шло не по плану), держалась уверенно и развязно, копируя тон напирающей толпы, и, не ударив в грязь лицом, быстро была принята «за свою». Однако вечер обещал быть непростым.***
Спустя пару часов бурного и безбашенного кутежа, в который оказалась вовлечена Гамора, она успела несколько раз пожалеть о своём решении сбежать с отцовского корабля и уже совершенно не была рада «веселью». Шумная невменяемая компания, состоящая в большинстве своём из недоумков всех мастей и размеров, раздражала её. Но Гамора не уходила и вполне успешно продолжала играть роль легкомысленной, но «крутой» девчонки, лишь бы не казаться белой вороной. Зачем ей это было нужно, она и сама не знала. Но именно такой, стереотипно сумасбродной, Гаморе представлялась «нормальная» юность, которой она и старалась соответствовать... Незаметно на город опустилась ночь, но улицы, озаряемые неоновым солнцем подсветки, были неестественно светлы. Пьяная одурманенная компания шумной гурьбой вывалилась из облюбованного ею бара и, громко гогоча и выкрикивая налево и направо разного рода скабрёзности, двинулась в неизвестном направлении, лишь бы оказаться подальше от центральной аллеи, где была сосредоточена основная масса представителей правопорядка, которым поведение подростков вряд ли бы понравилось. В отличие от приятелей, Гамора почти не пила. Лишь в начале, под гул всеобщего одобрения, она опрокинула в себя рюмку чего-то приторно-сладкого и обжигающего. Вкус был неприятным, вспомнилось какое-то лекарство из раннего детства, и Гамора едва удержалась, чтобы не поморщиться и не выплюнуть всё на пол. Она боялась, что её новые друзья захотят, чтобы она пила ещё, но интерес компании затух так же быстро, как и разгорелся, чему Гамора была безмерно рада. Но стоило ей немного расслабиться, как кто-то тут же влетел в неё и облил терпким алкоголем, оставив на футболке расплываться уродливое пятно. Выбежав в уборную, чтобы хоть как-то попытаться смыть с себя этот кошмар, Гамора ощутила, что вся она, и в особенности её роскошные с пурпурными концами волосы, пропахла зловонным дымом курительных смесей, плотной завесой стоявшим в помещении, но здесь так внезапно развеявшимся. В глазах отчего-то остро защипало...***
Прохожие осуждающе косились на пьяное сборище, но никто, кроме Гаморы, не замечал этого. Ей было ужасно стыдно являться частью всего этого действа, и в конце концов, когда стало совсем невыносимо мерзко, Гамора решилась уйти. Она засобиралась «домой», но незаметно ускользнуть не вышло. Остроухий ухажёр решил, что Гаморе покидать его общество пока рано, ведь он так и не получил от неё ни тепла, ни внимания, и, развязно обвив Гамору руками, совершенно не стесняясь при этом любопытствующих взглядов, попытался удержать «строптивую подругу», прижимая к себе. Гаморе не составило бы труда вырваться из непристойных объятий, попутно сломав обидчику несколько бесстыжих пальцев, но она была крайне растеряна и тем более не хотела никому вредить. Как выкрутиться иначе, без рукоприкладства, Гамора не представляла. А ещё она боялась. Боялась обрубить единственные концы, связывающие её с нормальным миром. Парень был пьян и, не встретив со стороны Гаморы сопротивления, вовсе потерял контроль. С силой развернув её к себе, он попытался поцеловать Гамору, но лишь размазал яркую помаду по лицу, внезапно ушедшему в сторону. Такой наглости Гамора уже стерпеть не могла и влепила мерзавцу звонкую пощёчину, так что тот не удержался и рухнул к ногам своих дружков. Повисла гнетущая тишина. Постепенно со всех сторон сначала тихо, но затем всё громче начал нарастать гул. Толпа роптала. «Пришлая совсем охренела!» «Да что она о себе возомнила?» «С её рожей — ещё и выпендривается!» Но апофеозом происходящего стал визгливый крик самого́ остроухого: – Сука размалёванная! Да я тебя!.. По всей видимости, уже бывший бойфренд поднялся, не без помощи приятелей, и собирался мстить за прилюдно нанесённое ему оскорбление. Ни его самого, ни компанию совершенно не смущало то, что перед ними стояла хрупкая, пусть лишь и на первый взгляд, девушка. Гамора слишком поздно поняла, что зажата в кольцо по меньшей мере дюжиной пьяных и отнюдь не пышущих дружелюбием лиц, многие из которых в несколько раз превосходили её в размерах. Как назло вспомнились слова отца. Танос всегда наставлял их с Небулой избегать подобных ситуаций в бою, делая особый акцент на том, чем такая самонадеянность может для них — «щуплых и неопытных» — закончиться. Гамора была бойцом больше, чем все окружившие её вместе взятые, но колени предательски дрожали, а от той, хоть и единственной, рюмки неестественно сильно кружилась голова. Сдюжит или нет — Гамора приготовилась драться...***
Ночь была жаркой и от безветрия душной. Казалось, будто воздух накалился под натиском происходящего на этой плохо освещённой улице. Внезапно, как по мановению чьей-то могущественной руки, вверх поднялись тучи густой удушливой пыли, а волосы Гаморы разметались по сторонам и забились в бешеном танце от возникшего из ниоткуда неистового вихря. Вдали что-то глухо зарокотало, с каждым мгновением приближаясь всё ближе и становясь громче. Низкий гул движков Q-Ship'а Гамора узнала сразу. Именно этот звук на протяжении почти десятка лет преследовал её в ночных кошмарах, заставляя из раза в раз просыпаться покрытой холодной испариной и до самого подъёма сверлить взглядом тёмный равнодушный потолок. Пространство в паре десятков метров от толпы разрезал широкий голубоватый луч, являя двоих. Кто-то из редких прохожих поспешил быстрее ретироваться, предчувствуя недоброе, другие же, напротив, остановились в ожидании зрелища. В груди у Гаморы всё сжалось. Не узнать массивную фигуру отца, двинувшуюся ей навстречу, она не могла. Следом за Таносом, стараясь не отставать, семенила Небула, роль которой пока была непонятна. Гаморе захотелось малодушно убежать, но одновременно с этим она испытала и искреннее облегчение. Толпа, окружавшая её, беззвучно расступилась, обратившись в сторону неотвратимо приближающего титана, и попятились назад. – Танос... – на грани слышимости раздался чей-то испуганный шёпот. Титан двигался неторопливо. А может, Гаморе это только казалось, но она готова была поклясться, что с момента высадки отца прошла целая вечность тягостного ожидания. Танос остановился в нескольких шагах от дочери. Ещё издалека он успел оценить компанию, в самом центре которой стояла Гамора, и то, что он увидел, ему очень не понравилось. Уловив едкий запах алкоголя и сигарет, идущий от воспитанницы, и во всех деталях рассмотрев её скудный наряд, растрёпанные волосы и размазанный, вероятно, в некоем бурном порыве макияж, Танос, возможно, впервые в жизни сделал слишком поспешные выводы. Его окутала пелена невиданного доселе по отношению к дочери гнева. – Гамора! Имя раскатом грома прокатилось по улице и затерялось где-то на самых её окраинах. – Отец... – Гамора хотела было двинуться навстречу так вовремя появившемуся родителю, обрадованная чудесным спасением, но тон Таноса заставил её остановиться: «А спасение ли?» – Гамора! Объясни, что ты здесь... делаешь? – чеканя каждое слово, прорычал взбешённый титан. Гамора обмерла. Она не ожидала, что её выходка может вызвать такую реакцию. Никогда раньше Танос не повышал на них с Небулой голос. Гамора не знала, что ответить отцу и, ощущая себя совершенно беззащитной перед ним, машинально постаралась хотя бы как можно ниже одёрнуть теперь кажущуюся слишком короткой юбку. Этот жест только подлил масла в пылающий адским пламенем огонь ярости Таноса. – Я к тебе обращаюсь. Отвечай! – Его не смущала даже во все глаза наблюдающая за семейными разборками толпа. – Отец, прости, я... – Гамора начала что-то неуверенно мямлить, но вдруг её будто перемкнуло. Она поняла. Теперь злость клокотала и в её груди тоже. Да как он вообще мог подумать о ней такое?! Гамору захлестнула обида настолько сильная, что она не сдержалась и не смогла промолчать: – Нет! Что забыл здесь ты́, папочка?! Какое ты вообще право имеешь мной к... А-а-а! Гамора не успела понять, что произошло. Левое ухо словно полоснуло раскалённым металлом. Она вскрикнула и повисла на предплечье Таноса. Никогда прежде он не позволял себе поднимать на дочерей руку, но подобной дерзости спустить уже не мог и весьма ощутимо схватил Гамору за ухо. – Я тебя разве так воспитывал? Разоделась, как последняя... А то я не вижу, чем вы тут занимаетесь! При иных обстоятельствах Небула, наверное, даже обрадовалась бы, что наконец от отца перепало и вечно такой идеальной Гаморе, но сейчас ей было просто жутко. До этого момента довольная как слон, сейчас Небула, казалось, стала такой же серой. Она и подумать не могла, что по сути рядовая выходка сестры может вызвать такой шквал негодования со стороны Таноса, и теперь Небула не находила в себе ни капли прежнего злорадства. Всё так же, не разжимая пальцев, Танос вытащил мычащую что-то нечленораздельное дочь из «порочного круга» и только затем отдёрнул руку. – На корабль. Быстро! И Гамора поплелась, дважды опозоренная, закрывая ладонью пульсирующее ухо и сгорая от стыда. Танос обернулся к младшей дочери, за всё это время даже не сдвинувшейся с места, и уже тихо, но по-прежнему зло проговорил: – Небула. Найди и пригони на Святилище челнок этой дуры. И даже не думай зря шататься. Поняла? – Д-да, отец, – Небула сдавленно кивнула. От произошедшего у неё неприятно крутило где-то в животе. Луч телепорта поглотил Таноса с Гаморой. И буря, так внезапно разразившаяся, стихла, будто её и не бывало. Толпа, ставшая невольной свидетельницей чего-то, пока находящегося за гранью её понимания, пребывала в состоянии шока. На Небулу устремились десятки глаз, от внимания которых ей стало не по себе. Хотя, казалось бы, куда больше. Кто-то неуверенно спросил: – Это ведь был Танос? Безумный титан? – Безумец тот, кто осмеливается так его называть, – надменно бросила в ответ Небула и, высокомерно смерив взглядом спросившего, потопала прочь от толпы, довольная произведённым эффектом. Ей нужно было убраться раньше, чем сюда полным составом явится Корпус Нова.***
Танос, погружённый в свои мысли, сосредоточенно вёл корабль, хотя в этом и не было прямой необходимости — автопилот справился бы с задачей не хуже. Гамора сидела в самом дальнем углу и с того момента, как поднялась на борт, не проронила ни слова, стараясь даже не смотреть на массивную спину отца. Она была смертельно обижена на него, и в то же время её разрывало чувство вины. У Таноса, несмотря на внешнее безразличие, на душе было как никогда паршиво. Он осознавал, что сорвался, и виной тому — расшатанные за последние несколько недель нервы, но даже это не могло служить ему оправданием. Лишь остыв, Танос понял: он абсолютно не знает, что происходило на Ксандаре до его появления. Но вместо того, чтобы спокойно во всём разобраться, он прилюдно опозорился сам и опозорил дочь, личность которой к тому же теперь наверняка станет достоянием общественности. В очередной раз услышав донёсшееся из угла шмыганье, Танос не выдержал и, всё-таки поставив корабль на автопилот, направился к Гаморе, которая всё так же сидела, прижимая руку к пострадавшему уху. – Дай посмотрю, – Танос присел на корточки и потянулся к дочери. – Не трогай меня... – Гамора ещё глубже забилась в угол, как загнанный зверёк, и, подтянув к груди острые коленки, размазала по лицу остатки макияжа, стараясь стереть предательские слёзы. – Ну-ну, дочка... Прости меня, я не должен был... – Аккуратно отодвинув такую крохотную, по сравнению с его, ладонь, Танос осмотрел несчастное ухо. Оно было целым, лишь чуть припухшим, и казалось горячее, чем другое. Таносу не составило бы труда сделать в случае чего Гаморе и новое ухо, но кем бы он был, если бы это пострадало настолько, что потребовался имплантат. У Таноса защемило в груди. Весь вид Гаморы кричал о том, что с ней произошло что-то крайне нехорошее, а он вместо того, чтобы защитить её, сделал только хуже. Чтобы быть к дочери ближе, Танос опустился на пол. Тихо и, насколько умел, мягко Танос спросил: – Гамора, что там произошло? Они что-то с тобой сделали? Но вместо ответа получил полный презрения взгляд. Гамора криво усмехнулась: – Неужели волнуешься? – Из её голоса сочился яд, а из глаз снова катились обжигающие слёзы. – Пережива-аешь. Как же! Гамору затрясло от спазмом подступивших рыданий. Накопившиеся за весь этот день, а может, и всю её жизнь, эмоции бурными потоком болезненно хлынули наружу. Она пыталась, но никак не могла успокоиться. Такая реакция дочери не на шутку испугала Таноса. – Гамора... – Он подался вперёд и крепко прижал дочь к своей широкой груди. Танос был без брони, и даже через плотную ткань рубашки, Гамора ощутила шедшее от него тепло. Оно согревало, а мерный стук большого сердца успокаивал. Это был первый раз, когда Танос обнимал её так. И, если бы это случилось при других обстоятельствах, Гамора наверняка оттолкнула бы отца, но сейчас она чувствовала, что нуждается в нём. – Прости... – Гамора наконец смогла пересилить рыдания, но всё ещё мелко дрожала. – Нет, они ничего мне не сделали. Просто... Просто это было отвратительно! Я не знаю, зачем я вообще туда пошла. Не спрашивай меня больше ни о чём. Пожалуйста... – Не буду. – Танос гладил дочь по спутавшимся растрёпанным волосам и больше не терзал вопросами. У него ещё будет время. После. Он поговорит с ней, объяснит, что такая жизнь — праздная и порочная — не для неё. Что его дочь заслуживает большего, чем гулянки в компании недалёких существ. Но всё это произойдёт не сейчас и даже не завтра. Гаморе нужно прийти в себя. Ну а пока было бы неплохо связаться с Небулой. С её везением даже такое простое задание, как пригнать челнок, может обернуться настоящей катастрофой.***
Спустя некоторое время, корабль известил о прибытии на Санктуарий.