Обнуляй

Катя входит в дом, закрывает за собой дверь и облегченно выдыхает. Она настолько устала, что готова просто упасть на кровать в чём есть. Это был чертовски сложный день и Катерина хочет, чтобы он, наконец, остался позади. Волкова поднимается в комнату Изуку, но резко останавливается на пороге, напрягаясь. Множество плакатов и статуэток Всемогущего режут глаза. Катя недовольно шипит и быстро переодевается, едва не отрывая пуговицы у рубашки. А после начинает срывать всю атрибутику героя номер один со стен. Катя рвет плакаты, срывая, комкает со злостью и бросает на пол. Она не хочет видеть его лица в этой комнате, ни единого упоминания. Хватит. Когда с плакатами покончено, на полу валяется огромное количество бумаги, но Волкову это не заботит, пиная клочки бумаги, она идет к полкам. Статуэтки летят в стену в угол, ломаясь и это отдает чувством удовлетворения. Вместе со статуэтками заканчиваются и силы. Катерина рвано дышит, словно долго бежала, но новый вид комнаты лучше, чем был. Волкова доходит до кровати и падает на неё, укутываясь в одеяло, словно в кокон. Нет никаких сил, поэтому она быстро отключается, наслаждаясь долгожданной темнотой.

***

Катя просыпается от стука в дверь. За окном начинает темнеть, а в доме абсолютная тишина. Катя решает плюнуть на незваного гостя и продолжить отдыхать, но стук продолжается, а живот от голода заурчал. Раздраженно выдохнув, Катя подрывается с кровати, пообещав, что если это Бакуго, она просто пробьет ему голову всем, что попадется под руку. Рывком открыв дверь, Волкова ненадолго зависает. На пороге стоит Всемогущий в своей истинной форме. Катя удивленно смотрит на мужчину, а внутри взволнованно начала копошиться омега. «Исчезни!» — Можно? — мягко спрашивает про-герой и Катерина недовольно поджимает губы, но отходит, пропуская в дом. Закрывает дверь и включает свет. — Торт и пирожки с мясом, — говорит Тошинори и протягивает Мидории два пакета. Зеленоволосый хмурится, берёт пакеты и разворачивается, кидая: — В следующий раз купите мясо. «Хоть какая-то от тебя будет польза, в холодильнике скоро мышь повесится» Если Всемогущий и удивился, то Катя этого не увидела. Она идет на кухню и начинает готовить чай и к чаю. Яги тихо входит в кухню и также тихо садится за стол, не отвлекая Изуку, лишь наблюдает за ним. И Катерина благодарна за эту тишину, она раздражена, она зла и понимает, что любое слово может вывести её из себя. Не лучший вариант развития событий. Тишина успокаивала, позволяла разложить все по полочкам, давала время на передышку. Катя вспомнила скандал с Бакуго после тренировки и нахмурилась чуть. Это было не типично для неё, точнее, она устраивала скандалы, но там соплей не было. Да и её реакция на покушение мечты Изуку. Кажется, она слишком сильно вжилась в роль, не стоит забывать, кто она на самом деле. — Спасибо, вкусно, — спокойно поблагодарил Мидория, кушая пирожки с мясом и запивая их чаем. — О, пожалуйста, — улыбнулся Яги. «Вроде хороший мужик, когда не насилует детей» — Как себя чувствуете? — спросил Изуку, чувствуя спокойствие и готовность к разговору. — Сила уходит, но всё не так критично, тебе не о чем волноваться. Исцеляющая девочка берёт у меня анализы, чтобы следить за моим состоянием и дает предписания, — ответил Всемогущий, осматривая Мидорию голубыми глазами. — И вы им следуете? — зеленоволосый выгнул одну бровь, чуть усмехаясь. Скулы Тошинори покраснели, взгляд уперся в кружку чая и он тихо пробормотал: — Пытаюсь. — Будьте осторожны, — сказал Мидория. «Я хочу сама тебе жизнь испортить» Катя после чаепития убирала со стола, искоса поглядывая на мужчину, но тот сидел спокойно, до поры до времени. Волкова подошла к Всемогущему, забирая кружку, и тот неожиданно тихо сказал: — Ты не готов. Катерина со стуком поставила кружку обратно на стол, отчего мужчина слегка дрогнул и осталась стоять рядом, прожигая светлый затылок, держа одну руку на столе. — Что? — тихо, но твердо переспросил Изуку. Яги чуть отклонился от стола и повернул голову к Мидории, чуть приподнимая её, чтобы иметь возможность смотреть в глаза. — К чему? Голубые глаза внимательно следили за парнем, а Катя чувствовала поднимающиеся раздражение, которое может перерасти во что-то большее. — Может быть я поторопился? — несколько неуверенно спросил Тошинори. «Он издевается? То есть он решил нас слить? Ты, блять, не охренел?!» — Вы выбрали меня, — отчеканил Изуку, чуть приближаясь к мужчине, словно пытаясь надавить. Зрачки в голубых глазах дрогнули. — Сами. Десять месяцев тщательной подготовки, у вас было время подумать, — вторая рука легла на спинку стула Яги, закрывая его в ловушке. Зеленоволосый чуть наклонил голову вперед, прожигая наставника зеленым пламенем в глазах. Тот судорожно вздохнул. — Я ломал кости, — низким проникновенным голосом сообщил Деку. — Вы меня изнасиловали. А теперь говорите, что я не готов? — вкрадчиво закончил Мидория, изгибая одну бровь. Тошинори завороженно смотрел на Изуку расширенными зрачками, с трудом проталкивая воздух в легкие, облизывая пересохшие губы. Парень уловил это движение, резко опуская взгляд на губы, мужчина тихо выдохнул: — Изуку… Рука, которая была на столе, медленно, но уверенно вплелась в золотые волосы на затылке, чуть сжимая их и заставляя придвинуться ближе. — Может быть, не готовы вы? — тихо, едва ли не в губы выдохнул Мидория. Контроль, такая власть над человеком вызывала сдвиг по фазе. Восторг от собственной силы, ощущение её, потому что вот доказательство силы. В её руках, абсолютно покорное. Удовлетворение, тёмное, не правильное, но такое сладкое, что останавливаться не хотелось. — Изуку, — с придыханием сказал Тошинори, смотря в зеленые глаза, которые горели огнем. Он словно не мог двигаться, только смотреть, только впитывать и желать оказаться как можно ближе. Покориться этой силе, позволить сделать с собой всё, что заблагорассудится зеленоглазому демону. И нет никаких сил остановиться, он не сможет, поэтому с отчаянием добавляет: — Нельзя. — Можно, — твердо, уверенно и в следующую секунду Мидория накрывает губы Яги. Тошинори мгновенно обо всём забывает, закрывает глаза и отвечает на властный, немного жёсткий поцелуй, тянется руками к парню, оглаживая сильные напряжённые мышцы. Изуку чуть отстраняется, разрывая поцелуй, позволяя ниточке слюны тянуться от его губ к губам напротив. Хищно усмехается, довольно облизывается и опускается к шее. Одной рукой он все также фиксирует голову, а второй оттягивает воротник рубашки, открывая шею. Мидория опускается к основанию шеи и несколько грубо кусает, Яги охает и выдыхает, а когда горячий влажный язык медленно и твердо облизывает место укуса стонет, не сумев сдержаться. Зеленоволосый оставляет шею и выдыхает в покрасневшее ухо: — Я готов. Возвращается к губам, слегка прикусывает нижнюю и отстраняется окончательно. Забирает кружку со стола и идет мыть посуду, не обращая внимание на мужчину. Сквозь шум воды Катя слышит, как Яги быстро восстанавливает дыхание, скрипит стул, удаляющиеся шаги и хлопок двери. Волкова оборачивается, чтобы удостовериться — Всемогущий ушел. Катерина закрывает воду, предварительно смыв пену с рук, и медленно оседает по пол. Её начинает трясти. «Какого хуя? Это не я, не я. Не я же?» Катя спиной вжимается в кухонный гарнитур, кожа, где прикасался Тошинори пульсирует. Хочется вырезать, вырвать плоть, только бы не чувствовать этого. Возникает мысль отправиться к Бакуго за жестким трахом, чтобы выбить произошедшее из головы и из тела. С губ срывается истеричный смешок. Волкова тянет левую руку вверх, нащупывает кухонный нож, которым резала торт и который недавно помыла. Берет его, несколько мгновений смотрит, а потом подносит к правой руке. Ниже плеча на правой руке появляется длинный порез, который заканчивается недалеко от локтя. Боль отрезвляет, горячая кровь течет, нож падает на пол со звоном. Катя всхлипывает, глаза начинает печь от слез, но она лишь глубоко дышит и, кое-как поднявшись на ноги, идёт в ванную за аптечкой. К счастью, в аптечке оказывается всё нужное. Смыть кровь, продезинфицировать и сделать повязку. «Идиотка» Рука болит, но убрать всё надо, иначе у Волковой будут проблемы. Взглянув на окровавленный нож и несколько капель крови рядом, Катя несдержанно всхлипывает, слезы полились из глаз и колени подогнулись. Она опускается на пол, сгибаясь словно от невыносимой боли и тихо стонет, закрывая рот здоровой ладонью. «Нельзя. Нельзя. Нельзя! НЕЛЬЗЯ!» Взяв себя в руки, Катя всё также всхлипывая, убирает следы крови, а потом поднимается в комнату, падая на кровать. Её трясёт, её знобит, слезы катятся из глаз, нос уже заложен и приходиться дышать ртом, рвано, судорожно. Кажется, истерика не закончится никогда, но сил мало и она забирает последние, позволяя Катерине провалиться в тревожный сон.