Настоящие

      Всё это тело, от хохолка и до стоп, принадлежало Хибари. То, что об этом думал Мукуро, не имело никакого значения. Трогая его днём и вечером, Хибари просто распоряжался своими владениями, но утром и ночью всё было не так. Если Мукуро спал, Хибари как будто пробирался украдкой в свой же сад, надеясь провести верную стражу. Абсурдно, унизительно и азартно.       Из-под одеяла торчало плечо. Хибари начал с него, щекотно пробежав по нему пальцами. Лежавший на боку Мукуро пошевелился, как будто хотел перевернуться, и затих. Не проснулся.       Первое время Хибари пытался спать к Мукуро лицом, потом — понял, что удобнее было поворачиваться к нему спиной: так его волосы не лезли в глаза и рот. Сам Мукуро как-то с этим смирялся, и даже сейчас прядка, соскользнувшая на его нос, ему не мешала. Хибари отвёл её за ухо так нежно, как никогда раньше не делал, и провёл большим пальцем от мочки вверх. Аккуратные точки проколов почти не выделялись на ощупь. Любой пирсинг был в первую очередь неуважением к телу, а не украшением, но иногда, под настроение, даже Хибари любовался блестящими шариками и колечками. Сейчас он будто с жалостью поглаживал пострадавшее из-за дурости хозяина ухо: мягко и бережно потирая каждый прокол. Следом Хибари не менее осторожно надавил на мягкую щёку, уже почти что играя: проснётся или нет? Нос, лоб, ресницы — и снова к виску, где под волосами отчётливо бился пульс.       Мукуро сонно открыл глаза. Хибари успевал дёрнуть его за прядь или толкнуть, убеждая: вот так он хотел его разбудить, вот за этим тянулся. Вместо этого Хибари завершил движение, медленно проведя ладонью до шеи. На своей территории он всегда оставался хозяином, даже если по случайности пробирался туда, как воришка.       Медленно повернув голову, Мукуро поцеловал пальцы. Хибари отвёл руку.       — Спасибо тебе. — Мукуро лениво потянулся. — Мне нравится так просыпаться.       — Я делал это не ради тебя, — абсолютно спокойно возразил Хибари. — Я делал это, потому что мне так хотелось.       Мукуро снова закрыл глаза. Хибари собирался дотронуться до него уже не так нежно, потому что, так или иначе, Мукуро пора было вставать, но тот и сам медленно и старательно потянулся.       Следующее прикосновение Хибари дарил губами.       Из тех же связанных с волосами прагматических соображений лежать на плече у Мукуро было немного удобнее, чем класть его на себя, но об этом Хибари беспокоился реже: наяву волосы легко убирались в сторону.       Устроившись сверху, Мукуро тёрся щекой о плечо, а потом вдруг приподнялся, оперевшись локтём и предплечьем на кровать, и внимательно посмотрел в глаза. Его радужка будто бы стала ярче.       — Всё-таки ты не такой холодный, каким хочешь казаться, — задумчиво изрёк он, водя пальцем по обнажённому торсу.       — Хочешь проверить, насколько холодным я могу быть?       — Зачем, если я знаю, каким ты бываешь горячим? — Не получив ответа, Мукуро продолжил: — Мне нравится, когда ты ведёшь себя со мной по-особенному, и это не делает тебя слабым. Даже когда ты стараешься их не выпускать, я всё ещё помню, что у тебя очень острые когти.       Хибари скучающе отвернул голову. Может, Мукуро наглел после секса, потому что вместе с мыслями оргазм выбивал из его головы инстинкт самосохранения, может — потому что в такие моменты он подсознательно чувствовал меньшую угрозу и в этом не ошибался. Иногда Хибари думал, что надо было бы хоть раз дать его словам отпор дракой, но каждый раз он переносил воспитательный бой на потом.       Вдруг Мукуро и правда научился бы в такие моменты молчать.