Save me, my love

      – Папочка!       – Что, милый? Не отставай, нам ещё в магазин нужно зайти, – с усталой улыбкой произносит альфа, протягивая руку маленькому омежке, который сразу же хватается за неё тонкими пальчиками и заливается искренним смехом, вприпрыжку следуя за отцом.       – А когда мы пойдём в парк? Туда, где большие качели, лошадки и эта… Сладкая, пушистая… – замялся малыш, пытаясь вспомнить такое странное слово.       – Сахарная вата?       – Да! Вата! Когда пойдём?       Минсок немного притормозил, чтобы подхватить мальчика на руки, и вздохнул, пытаясь подобрать слова, чтобы не обидеть ранимого ребёнка.       Как объяснить пятилетнему сыну, что ты не можешь его никуда отвести, ведь работаешь, как проклятый, на своей дофига-ответственной-работе? Что ты до ночи сидишь в офисе, разгребая завалы бумаг, с которыми не удосужился разобраться предыдущий владелец компании? Что у тебя нет времени даже на нормальный сон и хотя бы пары свободных часов, чтобы провести их с любимым малышом?       – Знаешь, Сехунни, у папочки сейчас очень много важной работы, не думаю, что я могу с тобой пойти, – видя сразу поникшее лицо и расстроенные глазки, которые начали застилаться влажной пеленой, альфа пожалел, что не подождал с ответом хотя бы до дома, а теперь придётся успокаивать ребёнка посреди улицы. Он сразу же постарался сгладить положение. – Но я могу попросить, чтобы дядя Кёнсу с тобой сходил, хочешь? Ты ведь любишь с Бэкки гулять?       Мальчишка неуверенно кивнул, но даже это не спасло от скатившихся слезинок. Сехун был послушным и умным мальчиком, он старался сдерживать плач, только тихонько всхлипывая, но обида очень просилась наружу.       – Я люблю, но я с тобой хочу сходить, – он вытер рукавом своей розовой кофточки влажные дорожки и уставился на отца огромными просящими глазищами. – С тобой и с папой… Почему у меня нету папы, как у остальных ребят?.. – здесь уже сдержаться возможности не было, а потому по парковке возле супермаркета разнёсся громкий и горький плач.       Минсок только и мог, что крепко прижать омежку к груди и поглаживать по нежным русым волосам и дрожащей спине. Он всегда боялся этого вопроса, хотя и слышал его неоднократно. Сложно объяснить маленькому сыну, почему вместо его папы с ним гуляет дядя, а в садик отводит исключительно отец, хотя других детей приводят оба родителя, если не вместе, то по очереди.       Не мог он рассказать, что папочка умер вскоре после родов, оставив на руках у молодого альфы новорожденного омежку и зияющую дыру в любящем сердце. Парень справился со свалившимися на голову обязанностями на «отлично», пусть это и было временами очень непросто.       За пять лет душевные раны затянулись, оставляя только безграничную благодарность умершему мужу за такого прекрасного ребёнка. Всё это время карьера тоже не стояла на месте, и уже к тридцати годам Ким Минсок стал одной из самых важных фигур в рекламном бизнесе, а ещё спустя два года купил самую перспективную и огромную корпорацию, возглавлявшую рейтинг своей сферы.       Вот только он не знал, что компания настолько запущена, что последние несколько месяцев приходится решать такое количество проблем, что ребёнок скоро забудет, как выглядит отец и будет называть папочкой заботливого дядю Кёнсу, который проводит с ним намного больше времени. Ну да, у парня ведь есть работающий муж, который заставляет сидеть дома и заботиться об их ребёнке. А заодно и об ребёнке Кима, раз уж живут в одном доме и дружат ещё со школы.       – Малыш, мне очень жаль, что я не могу пойти с тобой. Послушай, – он поставил омежку на землю, когда истерика немного поутихла, а в глазах мелькнули искры интереса, – я обещаю, что мы обязательно отправимся туда вместе, только немного позже, хорошо? – Он дождался кивка и мягкой улыбки на покрасневшем от слёз личике, а после начал тихим заговорщицким тоном, который оказался намного притягательней для малыша, чем какие-то непонятные обиды, – а знаешь, что… Хочешь завтра пойти на работу вместе со мной? Ты мне поможешь быстро разобраться с этими дурацкими бумагами, и мы проведём выходные вдвоём.       – Да! Очень хочу, папочка! Мы выкинем все твои дурацкие бумаги в окно, и ты будешь только мой! – с нескрываемой победной радостью выкрикнул малыш, повисая у отца на шее.       Минсок мог только краснеть от стыда, когда услышал тихие, умилительные смешки мимо проходящих омег, которые стали невольными слушателями громкой детской тирады, и ругать себя за то, что не прикусил вовремя язык, забывая, что дети в этом возрасте очень легко запоминают новые слова, а особенно те, которые совсем не нужно.       – Хорошо, милый, а теперь идём в магазин, – альфа не мог ничего поделать с улыбкой, расползающейся на лице, когда Сехун, воодушевившись шансом на долгое пребывание с папой, носился по всей стоянке, словно заведённый и неустанно смеялся.       Этот ребёнок и впрямь, подарок свыше для того, кто мог и вовсе потерять смысл жизни, после неожиданной смерти супруга.       ***       – Папочка, а ты здесь работаешь?       Омежка удивлённо распахнул глаза и рот, когда их машина остановилась перед невероятно высоким и красивым зданием.       – Да, малыш, – Минсоку нравилось то восхищение, с которым сын рассматривал компанию. Возможно, именно ему предстоит в будущем её возглавить. Хотя, принуждать он точно не будет, если малыш вдруг захочет заняться чем-то другим. Например, творчеством.       – Круто! А здесь рядом парк с качелями? – принюхавшись спросил Сехун.       – Нет, он далеко отсюда. Идём, нужно приступать к работе, мы же хотим быстро с ней справиться?       Мальчик ещё немного подумал и кивнул. Ему это казалось очень странным. Детское, ещё не приглушённое гормонами, обоняние отчётливо слышало где-то поблизости тонкий шлейф ненавязчивого аромата сладкой ваты и немного карамели, который переплетался с весельем, радостью, уютом и теплом. Именно так омежка запомнил их поход в парк аттракционов, в который они с отцом ходили единожды – на его пятый день рождения.       Пусть малыш всего этого не понимал, не мог понять, и этот день для него, казалось, был очень и очень давно, но вот аромат плотно отложился в чистом детском сознании. Тогда Сехун подумал, что если бы у него был папа-омега, то он пах бы именно так.       Естественно, это была мимолётная мысль, которая, как и остальные, надолго не задержалась в детской голове. Но вот теперь… Теперь его невероятно манил этот запах. И чем ближе они подходили к лифту в этом огромном здании, тем отчётливей и притягательней он становился.       – Папочка, а ты слышишь этот запах? Он такой вкусный…       Минсок принюхался, но не уловил никакого аромата, кроме немного приглушённого, но уловимого приторно-цветочного запаха какого-то омеги, который ехал с ними в лифте и бросал заинтересованные взгляды на альфу. Оно и понятно, новый владелец компании, свободен и хорош собой, никто бы не отказался. Киму было не интересно. Да и Сехун… Альфа был уверен, что мальчику не мог понравиться этот аромат, ведь малыш совершенно не любил природные нотки трав или цветов. Ему подавай вкусности: конфеты или пирожные. Или горячий шоколад с зефирками, как у дяди Кёнсу.       Как только открылись двери этажа, на котором выходил омега, мальчик понял, что именно отсюда тянулся шлейф, который манил его к себе. Но только он дёрнулся, чтобы выйти и найти его источник, как был резко остановлен отцом с фразой: «Нам выше, Хун». Мальчик надулся, но цифры, которые высветились на экране, запомнил.       – Нет, я ничего не слышу, милый. Идём, мы приехали.       Сехун честно старался помогать отцу и не обращать внимания на такой притягательный запах, но интерес всё больше пробуждал разузнать о владельце такого чарующего аромата. Вот только Ким ни в какую не отпускал из кабинета любопытного ребёнка.       «Это, должно быть, и правда мой папа».       Мысль, которая стала последним толчком. На глазах омеги собираются слёзы, начинает дрожать нижняя губа, а растерянный альфа готов на всё, когда сын из последних сил держит в себе истерику и шепчет срывающимся голосом:       – Пожалуйста…       Минсок поражённо кивает и открывает дверь. Мальчик срывается с места и уносится по коридору, мужчина нагоняет его уже возле лифта, когда маленькие пальчики нетерпеливо тыкают в кнопку вызова лифта.       – Куда мы, сынок? – тихо спрашивает старший, когда мальчик долго всматривается в разнообразное множество номеров этажей. Он ведь запоминал.       – Сюда! – радостно заявляет омега и нажимает на цифру «18».       – Ладно, поехали туда, – сдаётся Ким, совершенно не понимая, что же так привлекает ребёнка. Хотя интерес уже намного сильнее, чем желание копаться в ненавистных бумагах.       Как только сигнал оповещает о прибытии, альфа видит сверкающие пятки, которые уносятся вглубь длинного коридора и, после недолгих раздумий, сворачивают в одно из помещений. Мужчина потирает переносицу и спешит догнать своего сына, чтобы не создавать проблем своим сотрудникам. Подходя к двери, он слышит громкое «Папочка!», и ускоряется, но совершенно не предполагает, что звали не его.       А вот картина, которая открывается взору, вгоняет в такой ступор, что хочется проснуться и осознать, что ты спал, ибо ещё более униженным в глазах двух десятков подчинённых он быть не сможет.       За одним из столов, на руках у какого-то мальчишки, сидит его сын и срывает связки своими рыданиями, утыкаясь в чужую рубашку и марая её своими слезами и соплями. Не забывая при этом приговаривать:       – Папочка… я знал… что смогу… тебя найти. Где же ты… был? Я тебя… ждал, папа. Так долго ждал… – не забывая всхлипывать каждый раз, сжимая ткань рубашки в маленьких пальчиках до состояния непригодности.       – Малыш, но я думаю, что ты ошибся…       Минсок, только когда слышит чужой растерянный голос, понимает, что парень перед ним немного знакомый. Да, точно, он видел его в первый свой день работы здесь. Правда, паренёк был не настолько напуган и обескуражен, но это точно он. Та же прелестная детская мордашка и светлые пряди с зефирно-розовым отливом, утончённые черты и рубашка, которая… которая уже почти насквозь промокла, благодаря стараниям одного настырного омежки, который продолжает твердить, что парень пахнет сладкой ватой.       Вот только Ким, вдыхая, не чувствует даже намёка на запах омеги. Кажется, бета. Но что тогда уловил Сехун?