Розы падают на гроб Господен

Ваня честно старался держать себя в тонусе. Он будто сидел в комнате, наполненной чернотой, аналогичной той, что он сам призывал: липкой, густой, поглощающей свет и звук. Охра уничтожил Ванину душу, оставив вместо неё уродливую маленькую искру подсознания, за которую Рудбой цеплялся. Он с трудом соображал, и сил хватало только на то, чтобы пытаться вспоминать своё прошлое и отчаянно за него цепляться. Воспоминания не соответствовали хронологии, всплывали друг за другом на дурацких, зачастую, ассоциативных рядах, а Ваня каждый раз старательно прокручивал в голове имена, запахи, вкусы, цвета — чтобы не потерять себя внутри своего тела окончательно. Шершавая ткань, как от пальто, холодно, тяжело дышать, странно саднит в шее. Ноги касаются пола, тело безвольное, попытки хрипло дышать. — Давай, давай, дыши ты, блять! — голос, смутно знакомый, юный и в то же время непозволительно взрослый. Кажется, Адиль. — Сега, блять, звони Мирону!!! Его легонько стучат по щекам, после хватают за запястья. Лицо Адиля: брови сведены к переносице, в чёрных глазах застыл страх и раздражение. Адиль треплет Ваню за грудки. — Что случилось? — Он повесился. Ещё минута и умер бы, чудом шею не сломал. Не стой, помоги! Ещё одно лицо, уже Сереги, взгляд мрачный, не испуганный, на скулах играют желваки, он сосредоточен и быстро потирает руки, а после касается ими Ваниной груди. — Давай, Ванька, держись, — шипит Жалелов, хватая его за руку. Темнота. — Нельзя просто так избить человека, Ваня! Голос, мужской, строгий, взрослый. — Они сами нарвались, — а этот уже Ванин. Лицо перед ним смутно знакомое, но Рудбой уже не может вспомнить, чьё оно. Блестящая лысина, добрые, но строгие глаза, морщинки в уголках от частой улыбки. — То, что ты сильнее, не должно становится поводом для насилия! С твоими способностями у тебя появляется большая ответственность! — Мои способности не причём, Александр Дмитриевич. Я их не использовал. А эти уроды оскорбили меня и Рому, и заплатили за своё неуважение, — собственный голос звучит холодно, чеканит слова. Ваня помнит Рому, его образ ещё сохранился в подсознании: темные волосы, слегка дурной оскал, неуемная энергия. — Поэтому ты избил до их полусмерти? За слова? Или все-таки потому, что можешь? — За слова и потому, что могу. — Пора бы научиться и любить, Евстигнеев, — укоризненно бросает мужской голос. Темнота. Маленькая ладонь в Ваниной руке. Андрюша. Его Ваня помнит лучше остальных. — Вань, я тебя люблю, — мальчик жмётся к бедру, обнимая руками за талию и прижимая к себе парня. — И я тебя, солнце, — собственный голос звучит непривычно нежно и мягко. Большие разноцветные глаза мальчика заглядывают за Ванино плечо, и вдруг взгляд становится озорным. — Максим, сыграй с нами в снежки? Ну пожалуйста! — начинает канючить Андрюша, даже не получив отказа. — Андрюш, ну я же управляю холодом, я имба в играх в снежки, — смеётся парень с добрыми карими глазами. Максима Ваня помнит. — Ну тогда вдвоём против одного, чтобы честно было, — мгновенно находится Андрюша, кидая слепленным снежком в парня. Макс уворачивается, сам лепит снежок, кидает в Андрея, но Ваня подкрадывается к нему сзади и засыпает ему снега за шиворот пуховика. — Рудбой, предатель! — возмущается Максим, пытаясь вытряхнуть снег из куртки. Ваня хохочет, а Андрей, смеясь, с разбега влетает в Макса, и тот валится в сугроб, утягивая за собой мальчика. Андрей уже в полёте ловит Ваню за рукав и рушатся они все втроём, не переставая смеяться. У Андрюши красные от мороза щеки, а глаза блестят от радости. Ваня чувствует себя счастливым. Темнота. Длинные пальцы впиваются в ребра, а прижатый к телу тощий бок дрожит. Андрюша тянется к Ваниным губам, и Рудбой целомудренно касается губ младшего, не углубляя поцелуй. — Чего не спишь? — шепчет Рудбой. — В груди свербит, мне сначала Сега устроил тренировку по практике, а потом ещё и Мирон загонял. Так что горело у меня не только то, что я поджигал, а ещё и жопа от такой несправедливости, — шепчет Андрей, глупо хихикая. Ваня тоже тихонько прыскает. — Спи давай, солнце, — ласково шепчет Ваня, целуя подростка в макушку. — Мирон сказал, когда тебя заберёт? — вдруг грустно выдаёт Андрей. — Нет. Не думай об этом. Пока ты меня любишь — я всегда рядом, — тихо отвечает Рудбой. Андрей жмётся к нему всем своим так быстро вытянувшимся телом, закидывает на Ваню худую ногу и такую же худенькую руку, приобретшую легкую подростковую угловатость. — Да сколько ж можно возиться? — негромко ворчит с соседней кровати проснувшийся Рома. — Спите уже, а… Темнота. Пол холодный, обжигает. Ваня плачет, голос его ещё совсем детский, очевидно, это было совсем давно. Защёлка огромной глухой металической двери щёлкает, и внутри появляется мужчина. У него правильной формы череп, блестящая лысина, внимательные голубые глаза и отстраненное лицо. Ваня вспоминает его, это Мирон. — Меня зовут Мирон Янович, а ты Ваня, верно? Ваня кивает несколько раз, не переставая плакать. — Могли бы хоть от крови отмыть, — с укором цокает языком Мирон, осматривая Ванины окровавленные руки. — Не бойся, я умею работать с демонами, я тебе помогу. — Заприте его, — бормочет Ваня. — Он жестокий, страшный, когда убивает… — Как его зовут? — Охра, — имя жжёт Ване глотку, и он еле выдавливает его из себя. Темнота. — Да ты же раньше меня на дух не переваривал, — усмехается Адиль. Тут он взрослый, охрипший, обросший, с внимательными холодными глазами, как у Мирона, только не отстранёнными. — Я доверяю мнению Андрюши, — пьяно подмигивает Рудбой, опрокидывая в себя ещё виски. — А он считает тебя хорошим человеком. В людях он точно разбирается лучше меня. — Устами младенца… — глубокомысленно выдаёт Сега, приподнимая свой бокал. — Ты изменился, Диль. Не кардинально, но во многом. — Я не менялся. Моё отношение к одержимости слегка изменилось, — качнул головой Жалелов. — Добавь подробностей, — попросил Рудбой, доливая себе виски. — Две операции по заказу от контртеррора, — коротко бросил Адиль. — Приходилось убирать таких же, как я. Было неприятно. Потом заказ от кого-то там из церкви на убой изнасилованной попом залетевшей девочки пятнадцати лет, которая грозилась поднять вопрос на телевидении. Я начал чувствовать, что с каждым таким действием теряю в себе человечность. — Но ты же их все равно убирал. — Убирал. Больше не хочу. Чёрного и белого не существует, но я в своей работе хочу руководствоваться хотя бы какими-то кривыми-косыми своими моральными принципами, — удивительно серьезно и при этом бесцветно выдает Адиль. — Столько народу поубивал, а тронуло только это? — интересуется Ваня. Звучит грубо, но и Адиль, и Сега знают его прошлое. Знают, что он убивал ещё будучи сопливым малолеткой, а потому не сочтут за грубость. — Становлюсь мягким с возрастом, — фыркает насмешливо Адиль. — И по твою душу найдётся задание, которое тебя взъебет, поверь. Темнота. Русые волосы, мягкий запах без примеси парфюмов, тощее тельце и испуганные огромные глаза. Растекающаяся лужа возле головы, запах пороха и крови, железо пистолета, оттягивающее руку, и аккуратное пулевое по середине лба. Ваня не помнит, как зовут мертвого ребёнка перед ним, но внешность помнит отчетливо, в деталях. Охра треплется вполне слышимо, поёт выученную песню про «я бью женщин и детей», а Ваня стоит, не шевелится, глядит на мальчика, которого только что застрелил по заказу. Мальчик чертами лица и испуганным взглядом отчаянно напоминает ему Андрюшу в детстве. Вернувшись с задания в этот вечер, Ваня напьётся в стельку и больше никогда не будет выносить мозг Мирону на тему того, что тот не разрешает ему видеться с Андреем. Ваня вспоминает, что Адиль был прав. Нашлось задание, которое его взъебало.

***

— Что-то упускаем, — хмуро качнул головой Серега, всматриваясь воспалёнными глазами в чертежи, подпирая подбородок. — Что-то упускаем… — Все не учтёшь, Сега, — легко фыркнул Жалелов, хлопнув его рукой по плечу. — Будем с остальным на месте разбираться. — Важное что-то упускаем. Позиции, с которых просматривается зал — не все заняты. Точно не пропустили никакой информации? — Пропустить не пропустили. Могли не найти. Но это дело случая, ты сам это прекрасно знаешь, — риторически заключил Адиль. — У меня плохое предчувствие, — хмыкнул Круппов, не обратив внимания на зазвонивший телефон Жалелова. — У меня теперь тоже, — хмыкнул казах, активируя громкую связь. — Да, Денис. — Блондин, лет шестнадцать-семнадцать на вид, в косички заплетен, не твой ли, часом? — сразу перешёл к делу Чейни. — Что случилось? — Приступ какой-то. У него документов не нашли, только ваше разрешение на деятельность, и сразу мне позвонили. Увезли в Склиф. — Блять, — мгновенно осипшим голосом выдал Адиль. — Спасибо, Ден, бывай! Сега даже говорить ничего не стал, шустрой молчаливой тенью вскинулся и схватил с вешалки куртку, пока Жалелов неуловимо быстро обулся и пулей вылетел из комнаты, захватив с собой ствол с тумбы. Круппов знал, как Адиль за этого ребёнка переживал, а ещё лучше всех понимал непростой характер лучшего друга, а потому намеренно обогнал его в коридоре бегом, чтобы успеть сесть за руль вперёд него. За безопасность вокруг взбешённого Адиля ручаться было бы затеей крайне бестолковой, и в таком состоянии он становился отбитым на голову. Сега легко завёл, а едва Адиль захлопнул дверь — развернулся, оставив следы шин на асфальте и вылетая с парковки. Путь до больницы Склифосовского занял вместо положенного получаса всего десять минут, но Круппов вёл максимально сосредоточенно, пока Жалелов по телефону выяснял, куда конкретно определили парня без документов. Благодаря корочкам въезд на парковку оказался открыт, и ещё спустя пять минут Жалелов выплюнул в лицо медсестре, пойманной в прямом смысле за руку в коридоре емкое: — Блондин с косичками где сейчас? — А вы кем приходитесь? — медсестра была явно удивлена, но не фатально. — Опекун. Быстрее. — Реанимация, пятая палата. Продолжать разговор Адиль не стал. Пронёсся по коридору, взлетел по лестнице, пока Сега молча поспевал за ним, а после столкнулся со взмыленным врачом. — Вы опекун парня? — Верно, — мгновенно подобрался Жалелов, выровняв дыхание. — Что с ним? — Это я у вас хотел спросить. В срочном порядке сделали МРТ и КТ. Томография показала очень сильно повышенную активность мозга. Как будто он за троих думает. А что за приступ — все ещё неясно. Никогда раньше такого не было? — Что конкретно с ним сейчас? — не ответил Адиль. — Какие симптомы? — Судороги, непроизвольные движения глаз, опасно учащён сердечный ритм, на грани. Уже использовали антагонисты кальция для угнетения пульса… Там много всего… — растерялся врач. — Вы точно опекун? А товарищ ваш кто? Адиль с Сегой синхронно потянули корочки из карманов. По договоренности с правительством одержимым присваивались звания отряда «Э» контртеррористической службы РФ. А врач, увидев документы двух взбешённых мужчин под званиями генерал-майоров неизвестной службы, судя по лицу мысленно попрощался со всей семьей и мотнул головой в сторону палаты, мол, идите, никто не будет вас останавливать. Врачи из палаты также исчезли по мановению ока, стоило лишь мотнуть документами перед их лицами, но больше всего их спугнуло, должно быть, раздражённое громкое: — Блять, дурак. Придурок просто! Сега окинул взглядом показатели на экране, приоткрытый рот бьющегося в конвульсиях Незборецкого и грязно выругался, напрягаясь. — Диль, давай я его выключу. — Нельзя, — нервно взвился Жалелов, опускаясь перед Кирюшиной постелью на колени и всматриваясь в закатившиеся глаза. — Я знаю, но сердце может не выдержать. — Нельзя использовать ментальные способности на одержимых, обладающих ментальными способностями, — вновь повторил Адиль, а потом глянул на экран. Пульс херачил под двести двадцать, а давление поднялось в два раза выше нормы. Кирилл трясся, как эпилептик, разве что без пены. — Давай, — выдохнул Жалелов. Сега подошёл и придавил запястья Кирилла к кровати одной рукой, вторую положив ему на лоб. Мальчик порывисто задрожал мелкой дрожью, взамен той тяжелой, что была до этого. А после юноша вдруг резко осел, а Круппов тяжело втянул в себя воздух. — Что с ним? — обеспокоено осведомился Адиль. — Жив. Дало ему или не дало — будет понятно, когда очнётся, — хрипло бросил Круппов, вытирая со лба пот. — Ты так делал хоть раз? — Нет. Но много про это читал. Способности одержимых, связанных с ментальным контролем, а также использование заклятий, влияющих на сознание, были строго запрещены для людей, обладающий похожими способностями. Об этом с детства Адилю и Сеге упорно твердил Мирон, рассказывал про возможные последствия, а потому желание экспериментировать отбило напрочь. Федоров говорил, что способности могли влиять категорически непредсказуемо, вплоть до мгновенного приобретения психопатии в серьезной стадии. — Забираем? — поинтересовался Круппов, обходя заторможенного казаха по правому плечу. — В себя придёт — голову оторву, — хрипло выдохнул в ответ Адиль. До машины Жалелов тащил малого на своих руках, игнорируя разбегающихся врачей. Сега выложил из кошелька врачу тридцатку «за беспокойство» и опустился за руль. Адиль сел не спереди, как всегда, а сзади, уложив на колени к себе Кирюшину голову, уложил ему пальцы на висок и прикрыл глаза. — Мониторишь? — поинтересовался Сега, поглядывая на него в зеркало заднего вида. Жалелов молча кивнул. Его удивительная забота об этом ребёнке уже давно удивляла Круппова. Кирилл, по логике, должен был стать ближе к нему самому, из-за схожих способностей, но на деле взбалмошный, как и любой подросток, но в то же время очаровательно нежный юноша прикипел намертво к мрачному и раздражительному Адилю ещё со времён детдома. Было ли это что-то чисто платоническое со стороны Кирюши, или действительно влюбленность во всех её проявлениях — Сега предпочитал не знать. Адиль же за мальчиком следил с неотрывной щепетильностью, не давал ему и шага лишнего ступить, дабы тот не оступился, чаще обычного сдерживался в его присутствии, и, что самое важное, терпел зачастую колоссальную невежливость со стороны мальчика даже там, где любой другой выхватил бы за такое неуважение. А сейчас, глядя на молча сканирующего тело мальчика Адиля, который никогда без особой надобности предпочитал не колдовать, ограничиваясь обычно способностями демона, понял, как эти двое напоминают ему Андрея с Рудбоем детдомовских времён. — Не переживай, — тихо бросил Сега. — Он научится на этой своей ошибке. Жалелов не принимал помощи и поддержки почти никогда и ни от кого, но Сега помнил, что от него он изредка воспринимал сочувствие. И сейчас он легко приоткрыл глаза и благодарно кивнул в ответ. Они никого не ждали по возвращению, но сразу поняли, что гости есть — на улице торчал Глеб, курил с Джимбо, Олегом и Максом на пару. Учитывая тот факт, что курить в заведении им всем было можно, допускались два варианта, где первый — это встреча больного Кирюши, что можно ожидать от Глеба, возможно, Олега, но не от Давида, а второй — в помещение пришли опасные посторонние, и два боевика защищают потенциально уязвимого штатного пророка и менее уязвимого аналитика. Адиль молча вытащил Кирилла, повисшего у него на руках безвольной куклой, кивнул в знак приветствия и одновременно давая знак вернуться в клуб парням. Сега тоже зашёл вперёд него. Перед столом стояли японцы. Сега, идущий первым, остановился напротив и легко кивнул. Жалелов картинно молча зашёл последним, проигнорировав гостей, осторожно сгрузил Кирилла на один из свободных диванов под внимательными взглядами гостей, подошёл к бару, перехватив оттуда бутылку сакэ, которую хранил в личных запасах и бросил вместо приветствия: — Вы могли бы позвонить. Главный из азиатов приподнял бровь, ожидая продолжения мысли. — Не думаю, что для вас составило бы хоть немного труда найти мой номер. Почему все думают, что у русской мафии нет дел кроме бухла и мордобоя? — вздохнул Адиль, присаживаясь за стол. — Прошу. — Парни, отдыхайте, заберите Кирилла, — отпустил одержимых Сега, усаживаясь за стол рядом с Адилем. Жалелов разлил настоящее сакэ по классическим русским стопкам, закинул ногу на ногу и бросил, больше для того, чтобы сподвигнуть собеседников представиться: — Адиль Оралбекович, но можно просто Адиль. Мужчин было словно по дурацкой традиции трое. Главный — пожилой и сухощавый старик с внимательными глазами, два телохранителя — один средних лет, второй помладше. — Хироси, правая ветвь Касты Они, — с сильным акцентом, но на русском выдал старик. — Вы навряд ли знаете… в Касте правая ветвь — мудрые, левая — сильные. — Колдуны и одержимые? — усмехнулся Жалелов. — Вы без тени сомнений отказались называться мудрым? — Но-но, попрошу, — усмехнулся Адиль. — Я колдовать умею. А откуда такой интерес к русскому языку? Долго учили? — Выучил вчера. Нам удалось обзавестись одержимым с ментальными способностями, он и подкинул знание русского мне в голову, это невероятно ценные кадры, моё почтение коллегам Сергея, — уважительно кивнул старик. — Давайте перейдём к делу. У нас масса не сделанной работы, — дежурно улыбнулся Сега, закуривая. — Мы можем увидеть Андрея? — серьёзно осведомился Хироси. — Его нет в городе. Зачем вам он? — коротко поинтересовался Круппов. — Вы разве не знаете, что стало с американцами, которые хотели его захватить? — поддакнул Адиль, прищуриваясь. — Я в курсе, что у них ничего не удалось. И с почтением отношусь к тому, что вы обошлись без жертв. Но мы не хотим его забирать, даже при условии того, что он нам интересен как сильный кадр. — Тогда зачем он вам? — Видите ли, — тяжело вздохнул старик, поправляя манжеты рубашки, — Андрей не должен был рождаться. — И все-таки он есть, — пожал плечами Адиль. — Само его существование ставит концепцию равновесия под угрозу. Особенно, учитывая его знакомства и круг общения. — Вы назвали нас плохой компанией? — легко рассмеялся казах. — Не обязательно вас. — А кого же? — Вы понимаете, о чем я говорю, Адиль, — вкрадчиво вгляделся старик в его глаза. — Я не могу сказать всего, да и всего мы не знаем. Я думаю, вы знаете, что наша организация крайне древняя, и в информации мы привыкли полагаться на пророков и предсказателей, а они говорили про пробуждение чего-то ужасного. Информация шла долгие годы буквально по крупицам, мы искали то, что наши пророки считали несоизмеримо опасным, и со временем им в видениях пришли некоторые подробности, и мы двинулись искать молодого юношу в России. И естественно наткнулись на Мирона, который уже прибрал силу мальчика к рукам. И на Интерпол, который тоже хотел подчинить Андрея себе. А ведь мы все даже не знаем, что он такое, знаем, разве что, что он очень опасен. — Андрей действительно силён, но не сверх разумного. Но даже если допустить, что он ещё не раскрылся, то причём тут его окружение? — Пророки давали мало информации, очень долго, но из этого составилась четкая картина, — азиат кончиками пальцев толкнул к Адилю бумажку. — «Сила пожара с севера разрушительна и бесконтрольна по природе своей. Тьма, что окружает его, разворотит его сердце и душу, а следом погубит всех нас. Пустой огонь съедает себя самого, огонь, питаемый тьмой, съедает всех вокруг, » — вслух зачитал Жалелов. — Ну… как и большинство пророчеств — туманно и неоднозначно. С чего вы вообще взяли, что это про Андрея? — Дата, когда было произнесено пророчество — это дата первого срыва способностей Андрея. Но мы и после этого все проверили: в мире сейчас нет ни одного известного пирокинетика. — Допустим, это аргумент. Но я знаю много случаев, когда предполагаемая трактовка пророчества сильно отличалась от его исполнения. Как минимум, меня смущает то, что способности названы бесконтрольными, хотя Андрей весьма неплохо их контролирует. Потом мне непонятно, почему вы считаете, что «тьма, которая окружает его» — это именно какие-то люди. — Вы чересчур конкретны, Адиль, — поморщился старик. — Десяток предсказателей трактовали эти пророчества и пришли именно к этим выводам. Я не прошу вас слепо верить, лишь прислушаться и задуматься. — Я слушаю и думаю, — сухо кивнул Адиль. — Но вы же не подкинуть мне пищу для размышлений приехали. Что вы предложите? — Изучить Андрея, если будет нужно — изолировать. — И для этого вы предлагаете отдать его вам, — закончил за японца Жалелов. — Простите, мы не распоряжаемся его жизнью. Можете подождать его возвращения, сами рассказать ему о том, что он древнее зло, и если вы убедите его — я не стану его останавливать. Все помолчали, отпили сакэ, Сега перечитал сам ещё пару раз содержимое бумажки. — Вы так похожи на Мирона, — слегка грустно усмехнулся старик. — Федоров развернул бы вас ещё на пороге своего кабинета, потому что Андрюша ему самому нужен. — Мы не намерены требовать, Адиль. Но вы, находясь рядом с ним, сгорите первыми, — устало вздохнул азиат, поднимаясь на ноги. — Спасибо за гостеприимство. Он поклонился одной головой, Адиль с Сегой повторили жест, тоже приподнявшись, а едва проводили взглядом делегацию до двери, оба схватились за бокалы, опрокинув содержимое залпом. — Блять, — откинулся на спинку дивана Жалелов. — Что скажешь? — А что тут скажешь? Хироси лет под сотню явно, такие люди не приезжают просто так. Значит, он реально обеспокоен. Есть ли повод волноваться — сказать сложно. Я в пророчествах понимаю не сильно больше твоего, они с ними давно работают и понимают точно лучше, — Сега тяжело прикрыл глаза и помассировал веки. — Не нравится мне, что канитель вокруг Андрюши все никак не закругляется. Пора бы уже, по логике. Иди давай, проверь Кирилла, я планы добью, хочу ещё раз перепроверить. Встретимся в оружейной.