***
Проснуться Джеймс соизволил ближе к полудню, когда догорели уже все свечи, отчего в пустой мыловарне всё еще царила ночь. Брюнет с огромным усилием приподнимается, превозмогая желание подарить себе еще пару часов сна, которых так давно ему не хватало, но, забирая два ценных листа, всё же идет искать Эдварда. Еще ничто так не тешило его душу за эти два дня, как обещание брата помочь уклониться от геральдики в пользу ведьминых поручений, так что только его лицо сейчас ему и мило, в отличии от всех остальных в замке. Несмотря на все усилия брюнета, не он нашел Эдварда, а Эдвард нашел его, да ещё и с возгласами: «Мы уже весь замок обыскали!». Джеймс вздрогнул от внезапного крика. Он догадался, что его уже ищет дядя для занятий, но этого ему сегодня совсем не хотелось, поэтому парень сразу подошел к теме разговора: — Скажешь дяде, что меня нет? — молил брюнет, указывая на список, как на ведьмино освобождение от дяди. Эдвард взял лист в руки, внимательно рассматривая. — На что ты тратишь свою жизнь? — не оценил письменность брат. — Знаешь, у меня к тебе тот же вопрос, — брюнет забрал свое недорасшифрованное поручение. — Хорошо, я уговорю отца отложить занятие, — Эдвард сделал паузу, перейдя на шепот. — Главное вернись к вечеру, тебе нужно будет повторить основы, чтобы отец не ругался, что ты все забыл. Джеймс одобрительно кивнул, перед тем, как наконец покинуть громоздкие стены.***
Как только он вышел на улицу, солнечные лучи активно ослепляли парня, оставляя перед глазами множество размытых чёрных пятен. Продолжалось подобное безобразие минут пять, пока глаза все же не привыкли к погожему дню. Всё-таки безоблачное синее-синее небо не показывалось уже очень давно. Парень достаточно быстро преодолел красочный луг, подобравшись к жилым домам, как можно ближе. Он направляется к площади самым коротким, как ему известно, путем — прямо через бедный и узкий переулок. Проход рассчитан лишь на одного человека, что уже предусматривает некий риск нарваться на неприятности. Медлить с делами парень тоже не хотел, ведь что-то подсказывало ему, что сбор ингредиентов быстро не пройдет, но громкие угрозы где-то в глубине переулка заставили с этим повременить. — А ну иди сюда, послушник поганый! — кричал низкий мужской голос. Джеймс замер. Кажется он, как и предполагалось, попал в самый разгар чьей-то возможной драки. Борьбу он в целом считал петушиным занятием и вмешиваться не хотел, но как только он решил вернуться и обойти нормальной дорогой — отозвался второй. — Я-я не хотел подсматривать, клянусь, это случайность! — звонкий голос потоньше показался ему очень знакомым, того, прислушиваясь к репликам, парень решил подкрасться к месту происшествия. — Я ничего не расскажу наставнику, честно, — дрожащий знакомый голосом жалостно оправдывался. — Святая наивность, я уже завтра могу оказаться на костре из-за твоей случайности! — каждая новая фраза звучала все грубее, и громче. — В-вы м-можете раскаяться, Бог тогда отпустит Ваши грехи. — Голос дрожаще умолял. Джеймс подкрался к месту происшествия, внимательно рассматривая, как высокий, но достаточно хилий парень в чёрной мантии, прижал к стене дома кудрявого послушника и он, как назло, хорошо знаком брюнету. Джеймс узнает эту золотистую голову из тысячи! Дружба с Христофом для брюнета стала единственной отдушиной за годы второго ученичества. С ним же он и сбежал, вот только церковного одеяния он увидеть на старом друге совсем не ожидал. Пусть им и не доводилось видеться больше года, монастырь — последнее место, где он представлял своего друга. — Индульгенцию требуешь, тварь? — не выдержал сатанист, и со всей силы замахнулся ногой по лицу послушника, пока его собственное скривилось от злости: — Моя семья жила в нищете, из-за таких, как ты! Блондин пал на локти, пытаясь нависнуть над брусчаткой, а не пасть грузом на неё, но сатанист все не успокаивался, лишь разгорячился еще больше. Как дикое животное он кричит и шипит, пиная парня в живот раза три, после чего самодовольно наблюдает, как блондин болезненно скрутился и невольно скулил от боли, весь трясется, чуть ли не плачет. Джеймс замер от неожиданности. Ему резко поплохело, будто ударили его, а не друга, настолько больно на это было смотреть,что он почувствовал острое желание остановить этот кошмар, чтобы Христофу больше не досталось. Сейчас он как никогда рассчитывает на свои быстрые ноги. — Отойди от него сейчас же! — крик отлично отвлек внимание. — Потеряйся! Это личные разборки, — агрессор отвернулся от Христофа, пока тот обессиленно лежал на брусчатке. Левая щека горела от удара, но он и близко не чувствовал этого за острой болью от пинков. — Какие, к черту, личные разборки? — брюнет подошёл ближе, чтобы убрать неадекватного подальше от Христофа. — Он тебя даже не знает! — Он такой же, как его учителя! А всё что они делали, когда моя мать умирала — говорили чаще молиться! — кричит на Джеймса, да так что слюни летят прямо на него. Брюнет не выдерживал и уже было готов атаковать первым, как его опередили. Джеймс пошатнулся от удара в лицо, отступив два шага для равновесия. Во рту чувствуется соленый привкус крови, но он только разбудил парня. Брюнет ловко увернулся от следующего удара. Адреналин заставил его двигаться быстрее. Сатанист же немного подвис, после такой неудачи. Джеймс воспользовался этим и рефлекторно ударил его в лицо снизу, вложив в удар всю имеющуюся силу. Незнакомец сильно пошатнулся и, не в силах удержать равновесие, пал задом на брусчатку. Джеймс зашипел от боли в руке, после столкновения с чужой челюстью, а затем тотчас бросился к старому другу, помогая встать. — Бежим, — шепчет блондину, придавая сил. — Ах ты сукин сын! — визжит поваленный сатанист, далее жваво поднимается и бежит на Джеймса переполненный яростью. Весь красный, кричащий, он слабо контролировал все свои действия из-за высшей степени раздраженности: так сильно его оскорбил удар. Джеймс пускает послушника вперёд, занимая все внимание задиры, затем легко уворачивается от заведомо косого замаха. Брюнет со всей силы толкает яростного зверя, а когда тот снова падает на спину, — бежит за послушником следом, выигрывая им обоим полминуты на побег. Сердце колотилось так бешено, а дыхание перехватывало так часто, что оба мечтали лишь о том, чтобы остановиться, только небольшой интервал между ними и сатанистом заставлял бежать быстрее. Парни заметно обрадовались, как только завидели впереди развилку. Джеймс уже настроился поворачивать на знакомую улицу, но его резко схватили за руку и потянули в противоположную сторону. Послушник крепко держал парня, потянув в самую глушь переулков, пока рычание сатаниста за их спинами не стихло. К счастью, ему достаточно быстро надоело преследовать их. За пять минут они пробежали достойную дистанцию, и свернули с десяток раз, пока не пали на брусчатку от недостатка сил, жадно глотая ртом воздух. На земле Джеймс наконец-то нашел время рассмотреть старого друга. Закончив разглядывать, заключил, что за эти полтора года он даже похорошел. К его, и так ангельскому виду: немного вздернутому носу, веснушкам, бледному лицу и карим глазам прибавились отросшие золотые кудри, которые прибавляли парню еще большего шарма. Одет Христоф по всем традициям монастыря: белая нижняя рубашка и черный скапулярий сверху. Такая форма вызвала у Джеймса кучу вопросов от: «Когда ему выбреют тонзуру?» до «Как ты хоть в монастырь попал?». Христоф в своей привычной манере лишь широко улыбался и ждал пока его перестанут засыпать вопросами. Джеймс это понял и позволил другу вставить пару слов. Они нашли умиротворенное место для беседы: одиноки дом, на который можно опереться. Парни стряхнули грязь с намеченых мест и наконец-то уселись. Разговор начался старыми шутками и воспоминаниями об их безумных трюках у мастера, но потом Джеймса дернуло повторить свои вопросы и тут волшебство воссоединения растворилось в воздухе. Христоф начал говорить коротко и спокойно, что сначала не предвещало беды, а затем от честного рассказа у Джеймса защемило в груди. Блондин говорил о том, как перестал быть сыном для своей семьи после побега, о том, как старательно телесными наказаниями приучали его к покорности, как воротило родных от одного лишь взгляда на него, как всем сердцем хотел провалиться сквозь землю, лишь бы уже не находиться в том аду, который называл домом. Джеймс болезненно бледнел от каждой подробности. Ему неистово хотелось ударить себя, да посильнее, за идею побега, что так по-разному для них обернулась. Он чувствовал чрезвычайный стыд перед другом за то, что сам обошелся лишь парой тройкой побоев. Его душа вмиг наполнились каменным грузом ответственности за каждый шрам блондина. От этого его разум вновь погрузился в собственные раздумья и пока Христоф договаривал подробности, так, словно это пустяк, Джеймс уже искал способы загладить эту необъятную вину незаслуженных жесточайших последствий, которые приключились с другом после его инициативы. Джеймс гадал почему блондин все еще беззаботно с ним говорит. Внутри всё снова отяжелело от непрекращающейся горечи проступка. Христоф заметил такое дурное состояние второго и облегченно сказал: — Это того стоило… — еще никогда фраза так не резала Джеймсу уши. — То есть? Ты получил незаслуженное обращение к себе по моей вине, а потом говоришь, что это того стоило?! — Джеймс уже ничего не понимал. — После заслуженных наказаний за свою собственную волю, я обрел небывалую свободу, — Христоф намеренно подчеркнул, что бросить ученичество был его осознанный выбор, а затем продолжил рассказ: — Господь смиловался надо мной, подарив тетушке сон, в котором она приютила меня. — С тех пор больше года не было никаких наказаний, подавления воли, запретов, только разговоры о душах наших, поэтому теперь не может мне не вспоминаться та благословенная ночь, когда все чудом сменилось. Джеймс слушал, как с небывалым восхищением он говорил о своем духовном спасении и не понимал о чем собеседник говорит. Столь ярая преданность церкви его немало удивила, но он не смел проявлять предвзятость к его жизненному пути, ведь сам подался в первую очередь к еретикам и ведьме. — Я должен быть благодарным, что мои страдания окупились, поэтому добровольно служу Создателю, — закончил Христоф, но завидев уже немного скучающее лицо напротив, вернулся к низким материям: — Тонзуру выбреют через полгода. Джеймс залился смехом от такого резкого перехода, а затем представил друга с выбритой головой и не смог остановиться хохотать еще пару минут. Христоф тоже был рад снова обсуждать беззаботные темы. Они сдвинулись с места, направившись к рынку, обсуждая все на свете, порой проговаривая вслух совсем глупые воспоминания, а бывало просто несли чушь, лишь бы не замолкать. Умолкли они, только когда Христоф поднял взор на небо. — Час после полудня, мне нужно идти на службу, — чуть тоскливо произнес блондин. — Тогда предлагаю собираться здесь, чтобы больше не теряться на год, — Джеймс обернулся, чтобы запомнить это «здесь». Христов сдерживал смех от выбранного места, но всё-таки согласился встречаться возле старого прилавка с капустой. — Тогда до полудня? — уточнил блондин. — До полудня, — брюнет протянул свой мизинец для детской, но урочистой клятвы. — Обещаю не творить больше ничего такого, от чего Богу пришлось бы тебя спасать. Христофа это рассмешило, но клятву он всё же закрепил, а затем направился в сторону монастыря, жваво крикнув на весь рынок: «Не сможешь!». Джеймс молча согласился, ведь в глубине души знал, что именно поэтому они и дружат. Дружат, чтобы спастись от ужасно навязанной взрослой жизни, в которую их так неумолимо быстро затягивает. Ему просто не хочется верить, что простому люду лишь в фермеры, в подмастерье, да в королевские слуги дорога. Ну а как там говориться? «Кто ищет, тот всегда найдет»? Джеймс вытягивает из сумки недорасшифрованный ведьмин список и осматривает шумный рынок. Пора заняться делом.