Sweet and Vicious

Вначале Энджел предлагает себя в шутку. Хаск намекает, что за такие шутки можно получить по зубам. Ну, то есть, как намекает — говорит прямым текстом. Черным по белому: не_интересно. Но Энджел не отстает. Еще бы. Где это видано, чтобы влажненькая мечта миллионов получила от ворот поворот. Каждый раз отказывая ему, Хаск чувствует, как внутри него зреет какое-то мрачное постыдное удовольствие. Словно он набивает цену в тотализаторе. Божественно отыгранный блеф. Хаск хороший игрок, один из лучших, и, когда это нужно, умеет держать лицо. Но, как оказалось, не он один тут такой клоун ебаный хитрец и джокер. Энджел тоже умеет и любит играть — и делает это по-своему. Юлит, вальсирует, ставит подножки, настигает и откатывается назад. Смеется, проваливаясь сквозь пол, будто ему все равно. Игра ради игры, ради веселья, ради куша размером с шиш. Блядский блеск ангельских глаз оживит любую даже самую тухлую вечеринку. Когда он, обдолбанный и прекрасный, элегантно вваливается в отель, приглаживая растрепавшиеся на ветру волосы, стреляя глазами направо и налево, Хаск тихо скрипит зубами, прячась за барной стойкой, словно раненый солдат в окопе. Сквозь дым от сигар Энджел выплывает к нему навстречу — ни дать ни взять, вылитая сирена из древних сказок, что сладко поет да мягко стелет, но стоит отвлечься — утянет за собой в пучину, вонзая в горло острые, как клинки, зубы. Одним ловким и слитным движением Энджел заскакивает на стул и закидывает ногу на ногу. Отклячивает зад, становясь похожим на молодую кошку весной. Томно вздохнув, он зажимает сигарету между подкрашенных губ — и вот оно, словно по щелчку, со всех сторон к нему тут же тянутся руки с зажигалками, клубными спичками, живым адским пламенем. Энджел переводит взгляд, смотрит прямо в глаза Хаска, профессионально втягивая щеки, будто не сигарету раскуривает, а минет на камеру делает, ей богу. Хаск на это лишь фыркает и вновь принимается натирать стаканы, его такими дешевыми трюками не проймешь. Даже сквозь табачный дым он улавливает запах Даста. От него першит в носу, как от ангельской пыли. Пахнет латексом, смазкой, вишневым шампунем и смытой спермой. — Ты скучал по мне, дорогой? — Пшел нахуй. Хлопая глазами, Энджел тянется к нему, продолжая дымить в лицо, и вновь разыгрывает сцену семейной идиллии. — Прости, что оставил тебя здесь одного так надолго, я знаю, как ты грустишь, когда меня нет рядом, и как ты тоскуешь по моему прекрасному телу. — Ага, только в твоих больных фантазиях, придурок. Слушай, ты чего опять прицепился? Не видишь, что ли — я работаю! — Да-да-да. Ты такой молодец, без тебя наш отельчик уже бы давно загнулся. Я надеюсь, ты не слишком перетруждаешься, я вот сегодня, кажется, перетрудился… — Ну бля, — стонет Хаск. — Ты считаешь, мне правда интересно слушать о твоих трудовых подвигах? Энджел беззаботно пожимает плечами и давит окурок о лысину какого-то мелкого беса, а тот и рад. — Не знаю, просто я хотел, чтобы ты тоже меня похвалил. Скажи мне, что я славный, скажи, что я хороший мальчик. — Не дождешься. — Ну Хаааааск. — Нет. — Неужели это так сложно? У тебя что, язык отсохнет, жопа отвалится? Знаешь, сколько членов я сегодня обработал? — Неинтересно. Он делает это движение рукой, вверх-вниз, и Хаск не может удержаться от фейспалма. — Дюжину! Я срубил прилично бабла и собираюсь завтра весь день отдыхать и наводить красоту. — Поздравляю, а я здесь причем? — А при том! Я вообще-то все это ради тебя делаю, — Энджел драматично вздыхает и качает головой. — Как ты не понимаешь, я ведь хочу быть самым красивым для тебя. — Какая напрасная жертва. Энджел показывает язык. — Ладно, налей мне водки. Зашлифовать кокаинчик алкоголем самое оно — проверенный рецепт Энджела Даста. Авторский коктейль «несбывшиеся мечты». Хаск выполняет заказ, добавляя к водке немного льда и мартини, разбавляя крепленость под сорок — здоровее будет. Энджел следит за его движениями, играя бровями, наваливается на стойку, и его пышная грудка вздымается и опускается. Как сказал он однажды: грудь — это прекрасная штука, чтобы облокачиваться ей на барную стойку. Закончив, Хаск протягивает бокал Дасту. На полпути их пальцы сталкиваются, и пока неоновый свет окрашивает щеки Хаска в розовый, Энджел улыбается. — Дурак, — бубнит Хаск. — Отпусти. Но вместо этого улыбка на лице Энджела выходит за все возможные границы, он перехватывает запястье Хаска, тянет на себя и тянется сам. Украв поцелуй, снова улыбается совершенно довольный собой. — Ах ты! — Хаск буквально задыхается от возмущения. Он уже хватается за полотенце, чтобы влепить им по наглой смеющейся морде, но Энджела уже и след простыл. — Аривидерчи! — раздается из другого конца бара. — А за коктейль ты заплатить не хочешь? — Запиши это на мой счет, сладкий. «Нет у тебя своего счета, придурок» — бубнит Хаск, докладывая в кассу купюры из своего кармана.