Keeping the lights on won't keep you safe

Утром весь дом был разбужен газонокосилкой, которая издавала звуки словно из преисподней, как будто гигантский Цербер вдруг сорвался со старой поржавевшей цепи и теперь завел вой на всю округу. «Какого черта, садовник явно выжил из ума, зачем, на милость, понадобилось стричь кусты в ноябре, в шесть утра!?» Наконец я нашарила тапочки под кроватью и укутавшись в плед, который слетел с постели, высунулась в окно. - Чарльз! – крикнула я и на миг, мое горло перехватило от студеного воздуха, которым наполнились легкие стоило только рот раскрыть. – Чарльз, ради Бога, выключите эту штуку! - А!? – крикнул в ответ садовник, который, к сожалению, был туговат на ухо. - Я говорю: заканчивайте стрижку кустов! Такая рань! - Что!? – переспросил садовник пытаясь перекричать газонокосилку и не думая выключать адский прибор. – Такая срань? Нехорошо так ругаться мисс. - О, - только и сказала я, закрывая окно. Я забралась обратно в теплую перину и сняла телефон с зарядки. Изначально моим планом было поискать в интернете хоть какую-то информацию про школу, из которой так бесцеремонно выгнали Майлса, но в особняке не было интернете, никакого захудалого вай-фая не ловили эти стены. Признаюсь, у меня была мысль доехать до ближайшего небольшого городка и засесть там в кофейне, но я отбросила ее, как только услышала в комнате Флоры шаги. Маленькая принцесса уже проснулась, а значит пора было приступать к обязанностям няни. Майлса мы ждали не раньше вечера, несмотря на то, что директор сообщил мне, что к утру он будет у нас, дорога на Блай была перекрыта из-за ремонтных работ и водитель отзвонившись, сообщил что привезет юного джентльмена позже полудня и обязательно покормит его по дороге. Мы с Флорой начали неспешно осваивать распорядок дня. Прогулка прошла на редкость удачно: как большинство любознательных и крайне смышлёных детей, Флора всегда могла занять себя сама. Более того, пока что именно она была придумщицей всех игр, а мне лишь отводилась неброская роль в ее спектаклях. Разгуливая по окрестностям, я расспрашивала ее о друзьях и была действительно удивлена, с какой легкостью она призналась, что у нее совсем нет друзей. - Но, тебе же, наверное, бывает одиноко? – спросила я ее как можно мягче, присаживаясь чтобы поправить ворот ее шерстяного платья. - Нет, - она засмеялась так непосредственно, что мне показалось, что я только что высказала какую-то нелепицу. Прижимая к себе игрушку Флора выпуталась из моих рук и продолжила прогулку. Листая учебник в классной комнате, пока Флора старательно выводила буквы на разлинованной бумаге мои мысли блуждали где-то далеко от Блай. Я испытала непонятную тоску по шумному Лондону, по магазинчикам в которые любила заглянуть на выходных, по сладостям на вынос, по фермерским ярмаркам и блошиному рынку в Портобелло, даже по грязному метро. Здесь в этом огромном и холодном замке мне показалось, что за пределами ворот нет никакой другой жизни, что даже само пространство времени искажено и время не бежит вперёд, а стремглав откатывается вспять и если я пробуду здесь хоть еще одну неделю, то в скором времени обнаружу себя в восемнадцатом веке за вышивкой у камина. - Мисс Кейт я закончила, - оповестила меня Флора вырвав из оцепенения мыслей. Я потянулась за листком, что она протягивала мне, как мы обе вздрогнули: за окном, электрическим разрядом тысячи вольт, сверкнула молния. На ясном, лишь слегка сером небе она выделилась особо ярко. Следом разразился гром и его набатные, упругие звуки эхом разнеслись в классном. - Дождь пойдет, - будничным голосом заявила Флора, снова устраиваясь в кресле. - Да, верно, - я бегло просмотрела ее прописи и убедилась в безупречности почерка, если честно даже я сама писала не так красиво, как это делала Флора. – Ладно, давай теперь перейдем к чтению, хорошо? После полудня мелкая морось, которая началась после грома превратилась в ливневые потоки. Дождь стоял сплошной стеной и тяжелые, косые капли барабанили по крыше крыльца, где сгрудились почти все домочадцы в ожидании приезда юного мистера. Флора, закутанная по моему настоянию, в дождевую накидку, вовсе не выказывала веселого возбуждения присущего детям, она со спокойным достоинством игралась с завязками на капюшоне. Сквозь пелену дождя мы разглядели свет фар – машина пересекла ворота и теперь уверенно катила прямо по подъездной дорожке, водитель хотел остановится как можно ближе, дабы не дать юному пассажиру промокнуть до нитки. Я, Флора, миссис Гроуз, садовник, кухарка и две горничные, инстинктивно все теснее смыкали наш маленький кружок, пряча руки от порывов холодного ветра и дождя. Меня вдруг охватило чувство радостного предвкушения и сжимающего, отдаленного страха, как если бы мне хотелось выпрыгнуть из самолета и быть уверенной, что парашют вовремя раскроется. Машина остановилась и водитель, прикрываясь рукавом куртки, быстро распахнул двери пассажирского сидения, обежав машину он достал багаж и, протискиваясь мимо нас, занес вещи в дом. - Ну и ливень, - прокомментировал он. – От поездок воздержитесь в ближайшее время, дорогу к вам совсем размыло, только чудом удалось добраться сюда без происшествий. По-видимому, он обращался к миссис Гроуз, так как я совершенно пропустила его слова. Я вглядывалась в распахнутую дверь и мне показалось, что машина совершенно пуста. Свет в ней не горел, и зияющая черная глазница салона производила тягостное впечатление. Лампочка на крыльце издала слабое мигание, и я отвлеклась на нее на долю секунды, а когда повернула голову он уже стоял рядом. Проигнорировав нас всех, он приблизился к Флоре и, слегка наклонившись, обвил ее руками. Мне не раз приходилось наблюдать как ведут себя дети при встрече, особенно если были разлучены на долгое время: они бегут друг к дружке, всегда издают много громких визгов, смешно копошатся, почти что захлебываются так им не терпится рассказать, что происходило с каждым из них, но эта парочка вела себя воистину странно. Флора ответила на объятия брата, ухватив его маленькими ручонками за талию и, постояв так какое-то время, не говоря друг другу не слова они синхронно отступили друг от друга. - Я очень рад быть снова дома, - вместо приветствия, немного невпопад, произнес Майлз. Он был одет в школьную, типично английскую форму: пиджак из плотной темной ткани с вышитой золотыми нитками монограммой факультетов, серо-жемчужный свитер, кремовую рубашку с отглаженным воротником и повязанный поверх галстук в желто-черную полоску, его брюки следуя моде, были укорочены, и полоска белой кожи проглядывала между отворотами брюк и лоферами с кисточками, в который он был обут. На нем не было другой верхней одежды, и я предположила, что он неслабо замерз. Наш маленький кружок расступился, пропуская его в дом, где наконец мы стряхнули сонное оцепенение и пришли в движение. Миссис Гроуз увела Флору, горничные унесли багаж, кухарка пообещала горячий ужин, садовник чинно прошествовал в свою комнату. Они все, словно сговорившись, оставили меня наедине с мальчиком, давая нам время познакомиться друг с другом. В гостиной свет горел ровно, Майлз прошел к камину, который как раз затопили к его приезду, и опустился на атаманку так резко, как если бы у него подкосились ноги. Он прилег и отклонился на спинку, попутно скидывая одну туфлю и болтая босой ногой в воздухе, пытался поддеть вторую туфлю пальцами. В окружении подушек мне показалось, что он ужасно устал с дороги. - Сильно замерз? - поинтересовалась я, присев рядом. Теперь я могла разглядеть его. Он обхватил подушку руками и умостил на ней голову, склоняя ее к камину. Его лицо окружал ореол сильных мягких черных кудрей, похожих на конский волос, только сейчас я заметила, что с них на подушку стекают капли дождя. От камина шел жар и нос вместе с щеками мальчика приобрели красноватый оттенок, как если бы он долго гулял на холоде. Он выдохнул через рот и ответил. - Немного. - Хочешь принять ванну? - Пожалуй да, - он отвел в сторону от лица кудри и рассеянно растер оставшиеся на руке мокрые капли. – И еще я хочу побыть немного…один. Это прозвучало естественно и непринужденно, как если бы он попросил чашку горячего молоко. - Ладно, тогда я приготовлю тебе ванну, и спущусь за тобой, хорошо? И кстати, я… - Кейт, я знаю, - закончил он мою фразу. – Дядя сказал мне, - пояснил он, замечая мой недоуменный взгляд. Спустя пятнадцать минут, после того как я настроила краны, вынула и разложила чистые полотенца из бельевого шкафа я спустилась за Майлсом. Не говоря ни слова, он дал мне покорно увести себя, и прошлепал босиком в ванную, где я оставила его одного. Я прекрасно помнила, слова миссис Гроуз: «чтобы дети купались под присмотром» и если насчет Флоры я была с ней полностью согласна, малышка была еще мала и если бы не я, то просто игралась бы в ванне с пенной и своими игрушками, а не мылась, но Майлс… Майлс был слишком взрослым для того, чтобы помогать ему в этом деле. Это был еще не подросток, но уже далеко не ребенок. Через полчаса горничная известила о том, что ужин готов. Порцию Майлса решено было оставить в духовке, так как он все еще находился в ванне, смывая с себя пыль и усталость дороги. Однако, когда Флора уже была уложена в постель, а миссис Гроуз пожелала мне спокойных снов, не сводя с меня недовольного, пронзительного взгляда я забеспокоилась: прошел уже целый час. Поднявший на второй этаж я постучала в дверь. - Майлз, все в порядке? - Да, - спустя секунду послышался голос. - Не хочешь выйти? – поинтересовалась я все также ведя переговоры через дверь. Ответа не последовало. - Можно тогда мне войти? – спросила я, тоном, которым обычно доктора обращаются к своим самым требовательным пациентам. - Да. Я толкнула незапертую дверь и сперва ничего не разглядела: в комнате висел пар. Не знаю зачем, но я протерла бумажным полотенцем зеркало и, когда там появилось мое изображение, позволила себе подойти к ванной. Это была достаточно глубокая новомодная посудина, с широкими бортами на которых помещались шампуни и всевозможные баночки с душистыми гелями, ванна могла исполнять роль джакузи, для этого здесь имелась приборная панель с управлением напора воды и пузырьков. Майлз сидел посреди взбухающей белоснежной пены, которую весьма щедро налил в воду, подтянув коленки и упирая в них острый подбородок. Казалось, что он спит. Словно мраморное изваяние, высеченное из твердого мрамора слоновой кости его лицо, было спокойным и отрешенным. - Ты очень устал, пока добирался к нам, верно? – поскольку здесь не было пуфика или низкого табурета я уселась прямо на пол возле края ванны. – Не хочешь поделиться со мной? - Поделится чем? – он повернул ко мне голову и черные, агатовые глаза впервые посмотрели прямо на меня. Только он смотрел не в глаза, а слегка расфокусировав зрение охватывал сразу все мое лицо. Это был не самый приятный взгляд на свете. Сейчас я поняла, что его лицо было симпатичным, но только если его обладатель сам хотел таковым казаться. - Своими тревогами или печалями, всем, чем сочтешь нужным. Я здесь чтобы выслушать тебя, чтобы стать твоим другом. - Оу, ну вы с эти всем немного припозднились, - теперь в нем заговорил настоящий подросток-бунтарь. Он слабо провел руками по воде разгоняя пену. На его плече, ближе к выпирающим ключицам я заметила царапину, длинную и тонкую, которая от воздействия воды раскраснелась. - Можно мне поужинать в своей комнате? Я плохо себя чувствую, кажется, у меня жар, - он вынул из воды худую тонкую руку, смахивающую на птичью лапку и прикоснулся к своему лбу. Я прекрасно знала, что некоторые дети очень изобретательны, что почти любому ребенку не чуждо врать и манипулировать взрослыми, но с Майлзом я не была уверенна. Я вообще находилась в полной неопределённости от знакомства с ним, и оно не только не прояснила хоть что-то, но и усугубила мое неведенье. - Договорились, сегодня поужинаешь у себя, только выбирайся поскорее, не то рискуешь превратится к сморщенную козявку, - уступила я его просьбе. В начале девятого я принесла поднос с лазаньей и чашкой травяного чая в комнату Майлза. Это было мое первое посещение его комнаты, и оно оставило свои впечатления. Во-первых, сразу стало ясно, начиная с того дня, как он уехал в школу-пансион сюда не ступала нога человека: всюду была пыль, вещи разбросаны, на полу свалены одеяло и плед, рядом валяется гитара и полдюжины медиаторов. В углу, на барабанной установке, висит его школьный пиджак, пастель разобрана и смята, весь стол завален чернильными набросками, раскрытыми книгами и еще бог знает какой чепухой и посреди всего этого великолепия Майлз - в пижамном костюме с полотенцем, которым он промакивает свои волосы, невозмутимо стоит, как капитан этого хаоса. - Почему ты не сказал, что здесь надо прибраться? – укорила я его, с трудом примащивая поднос с ужином на постель, ибо иного свободного места просто не нашлось. - Не люблю, когда трогают мои вещи. - Но ты не можешь жить в пыли, - я обратила внимание на раскрытый чемодан в дальнем углу, было ощущение будто его пинали ногами, рывками извлекая вещи наружу. - И я полностью с вами согласен, - кивнул он вежливо, скрестив ноги по-турецки и уплетая лазанью. – Я займусь этим завтра. - Договорились, что ж приятного аппетита и хорошей ночи. Кто же знал, что сама я эту ночь проведу не так хорошо. Не став тратить время на ванну, я ограничилась душем и перед сном решила еще раз перечитать письмо директора. Знает ли сам мальчик что его исключили? Быть можем этим объясняется его странная… измученность, да именно это подходящее описание. Он словно больной после тяжелой болезни, который никак не может оправиться, несмотря на общительный тон, его бледное лицо, эти странные, уверенные, но резкие движения, выдавали что с его душевным состоянием не все так гладко. Уже лежа в кровати я пыталась немного помедитировать, чтобы отвлечь от мыслей, как друг в коридоре что-то тихо заскребло по полу. Как какое-то животное, едва уловимый звук тут же прекратился, но здорово встряхнул меня. Я полежала немного с раскрытыми глазами и повернувшись набок уже хотела отправится в сон, но звук опять повторился. Теперь он был дальше, тише и вовсе не так отчетливо, как в первый раз и все же: я отлично его слышала. Решив выяснить в чем дело, я накинула свой кардиган из тонкой ткани и включив фонарик на телефоне вышла за дверь. В коридоре было тихо. Невольно я сначала проверила комнаты детей и убедившись, что из них не доносится посторонние звуки как можно бесшумное пересекла коридор. Когда звук повторился снова он застал меня врасплох и, признаюсь, моя кожа непроизвольно покрылась мурашками. Крыло куда нельзя заходить вот откуда шел мерзкий звук. Наверняка дождь распахнул там окно и теперь это оно лязгало своей старой рамой царапая подоконник. Удобнее держа телефон я приблизилась к покосившейся двери и попробовала приоткрыть ее. Во-первых, если вы говорите кому-то что в доме есть часть куда нельзя забредать, то почему вы держите ее открытой? Такой была первая мысль, когда дверь все поддалась. А вот во-вторых, я подумала, что Гроуз была права, лучше сюда было не заглядывать: за дверью открывался темный коридор весь заросший гигантской словно ватной паутиной и плесенью, которая уже отвоевала себе пол, но хуже всего то, что из стен, из всех возможных щелей здесь росли безобразно-уродливые корни растений, мой лоб покрылся мелкой испариной, само по себе в этом коридоре не было ничего жуткого и я не знаю, почему среагировала именно там. Я высветила лучом света стены, прошлась по безликому коридору и когда луч уперся в дверь на противоположном конце коридора кровь в моих венах загустела. Там кто-то стоял. Я слабо помню, как оступилась и резко налетела спиной на дверь, которая закрылась так не вовремя, я пыталась открыть ее трясущимися от страха руками, наконец, она распахнулась без моей помощи. Кто-то толкнул ее снаружи. Я запыхалась, хотя никуда не бежала, перед глазами все еще стояла дикая картина фигуры подсвеченной светом фонарика. Я вылетела из двери ударившись о чье-то тело и замерла, едва не упав: вокруг моего кардигана, крепко сжимаясь, обвились руки Майлза. Он удержал нас обоих от падения по крутой лестнице и тут же разжал пальцы отступая назад и оглядывая свою гувернантку сверху донизу. - Вам не следует быть здесь, - нравоучительно заметил он. Юноша был одет в одежду для верховой езды и улыбался краешком рта. Его кудри уже высохли и окаймляли его лицо словно темная тучка, всегда следовавшая за своим хозяином. - Почему ты одет? – спросила я, чувствуя, как страх понемногу отступает. - Уже шесть, не могу же я разгуливать по дому в пижаме. - Что? Шесть утра!? – он посторонился, и я приблизилась ко окну. Солнце едва мерещилось на рассвете, но не оставляло сомнений – наступило утро. Я невольно посмотрела на себя, кардиган поверх ночной сорочки. Да что тут творится. Как может быть шесть утра, если я даже не ложилась, я отнесла ужин в его комнату, немного поворочалась без сна и пришла в этот коридор. Майлз наблюдал за мной. Его брови словно вдавились в лоб, когда он выразительно пытался сдержать себя от колких замечаний в мой адрес. Не знаю почему, но если бы я не видела свет за окном, то решила бы что он лжет мне. Прогулка перед завтраком оказалась для меня сущей пыткой, очень хотелось спать, не помогла даже большая порция кофе. Одно было хорошо: дети занимали себя сами. Они вообще не доставляли мне никаких хлопот и существовали параллельно в мире своих игр и в реальном мире, где их уставшая няня пыталась собраться с мыслями. Я лишь отметила про себя что, играя и придумывая свои фантазии они не говорили о чем-то настоящем, всегда только об играх. Не обсуждали, даже мельком меня, не делились впечатлениями по поводу других обитателей дома, словно нас и не существовало вовсе. В остальном же они вели себя как обычные дети их лет. Мы приблизились к искусственному водоему и остановились, высматривая в нем рыб. Краснобокая форель пряталась где-то под среди воздушных водорослей, и мы силились разглядеть ее. - Эй, - вдруг крикнул Майлз и, оббежав пруд, оказался возле рыбешки, которую выбросило на гравийный берег. Я подтянула к себе Флору когда заметила что ворона пытается полакомиться рыбой целясь ей в глаз. Теплое тельце Флоры примкнуло ко мне, как раз в тот момент, когда каблук высоких сапог Майлза приземлился прямо на голову бедной рыбы и раздавил его с оглушающим треском сломанного остова. - Майлз! – вырвалось у меня, скорее от странной жестокости этой выходки, нежели от желания действительно одернуть его, так как было уже поздно для предупредительных окриков. - Рыба не должна страдать, - он произнес это с чувственностью, как если бы он был адвокатом и его голос был решающим. Флора хоть и прижала ко рту руки, но довольно быстро позабыла инцидент увлеченная игрой, которую придумал Майлз. Они носились вокруг меня, разыгрывая средневековую пьеску о бедном музыканте и принцессе. Я даже не знаю, откуда им был знаком сюжет, но разыгрывали они его с детальной точностью. Майлз бухался на колени, нисколько не заботясь о сохранности светлых эластичных брюк и во все юное горло распевал незатейливую итальянскую песенку в то время как Флора представляла, что она знатная дама и проезжает в карете, милостиво одаривает певца своим накрахмаленным платочком. Во время их игр мне казалось, что они не хотят беспокоить или утруждать меня заботой о них. Я то и дело натыкалась на прозрачную, но прочную стену между нами и разрушить ее, пока что, было не в моей власти. Бывало, что я заходила в классную, а они без моего напоминая читали нужный параграф или старательно выводили перьевыми кисточками буквы. Когда мы собирались на прогулку, и я заходила к Флоре, то обнаруживала там Майлса, который уже застегивал на сестре плащ или поправлял ее сползающие носки. Иногда, заходя к Майлсу я обнаруживала там Флору, которая играя с его галстуками сообщала мне, что мальчик удалился гулять сам. И в тоже время они совсем не походили на брата с сестрой. Скорее они походили на маленьких сообщников, объеденных тайной и к которой посторонний доступа не имели. Вопрос со школой все еще оставался открытым. Сам Майлз никогда не упоминала школу, не было ни одного рассказа о его жизни там, или о жизни его одноклассников, он ни разу никому не звонил и не писал письма. Мы как раз подходили к конюшне, когда я все же решила попытаться узнать правду. Обычно, за лошадями смотрел садовник: он ухаживал и кормил животных, вычищал стойла и, когда деревянная ограда ипподрома нуждалась в починке, латал в ней дыры. Пару раз я видела, как Майлз сам моет гнедых, обмакивая щетку в пену и проводя ей по боках животного. В катаниях верхом я была не сильна, поэтому в конюшне управление нашей маленькой командой целиком брал на себя Майлз. Сначала он седлал Офелию для Флоры: подставлял к боку лошади деревянный помост, на который взбиралась малышка и уже с него ловко перекидывала ножку через круп лошади. Пока продолжались катания Майлз никогда не отпускал поводья и никогда не давал их Флоре, он стоял по центру ипподрома и из его рта вырывались облачка пара, когда он щелкам языком подгоняя лошадь. Далее ритуал продолжался, но мы с Флорой занимали зрительские места и, расстилая клетчатый плед на каменных ступенях, наблюдали как Майлз упражняется в катании. Поначалу я боялась за него, боялась, что он свалится или лошадь случайно подвернет ногу, но мальчик был превосходным наездником и скоро мои страхи отступили настолько что я уже не вглядывалась пристально в его фигурку, а могла с увлечением читать Флоре. На этот раз, пока он в очередной раз катал Флору я не стала уходить на ступени, а заняла место рядом с ним, подбирая слова чтобы начать разговор. - Почему я все еще здесь? – спросил Майлз. Он перебирал поводья в руке, хрустя кожаными перчатками. - Потому что ты это твой дом, - я не сразу поняла, о чем он спрашивает. Он не смотрел на лошадь и Флору, казалась управляя лошадью автоматически, заставляя ее то идти ровным шагом, то пускаться в галоп, что в свою очередь чрезвычайно радовало малышку. - Нееет, - протянул он. – Нет, - повторил Майлс глядя на Блай, который показался мне серым безликим куском камня с этого ракурса. – Это не мой дом, вы хоть знаете об этом? Он спросил это не зло, но с каким-то ожесточением, с легкой насмешкой в голосе. Майлс потянул ремни в руках и остановил лошадь. Флора выразила желание покормить Офелию морковкой, которую всегда таскала в маленьком кармашке пальто. Он приблизился и, хотя был не так уж высок, а на вид еще и хрупок, легко помог сестре слезть лошади. - Я спрашиваю почему я до сих пор не в школе. - Но Майлс, ты ни разу, ни одним словом не обмолвился, что хочешь обратно. Ты даже не рассказывал о своих учителях или любимых предметах, - то, что я говорила было чистой правдой и он сам был прекрасно об этом осведомлен. - Это не ответ на мой вопрос, дорогая, - иногда, крайне редко, он вставлял слово «дорогая», когда разговор касался чего-то неприятного для него. Словно таким способом он уравнивал нас в правах или общался так, как если бы мы были ровесниками. - Майлз, видишь ли ты не можешь вернуться обратно в Тотем-колледж, но если ты и вправду хочешь уехать, то мы подыщем тебе новую школу. Только объясни мне чем вызвано твое желание? - Ну не могу же я вечно торчать в Блай? – заметил он как очевидный факт. – Есть же настоящая жизнь. Мне нужно учится, нужно поступить куда-нибудь, освоить профессию, мне много чего нужно… настоящего. В чем-то он безусловно был прав, но вся его речь меня отнюдь не тронула, я вообще не была уверена, что он говорил это все от чистого сердца. - Хотите прокатится? – резко сменил тему Майлз и его лицо снова приняло добродушно-лукавый вид, он тряхнул головой. – Я сейчас, - прокричал он и скрылся в конюшне. Офелия в этот момент доела морковку и Флора помахав мне рукой с важностью удалилась на ступени расстилая там наш плед. - Все готово, давайте, полезайте на лошадь, - скомандовал Майлз примчавшись обратно. В руках он держал свернутый кожаный кнут. Он никогда не использовал его, когда катал Флору или ездил верхом сам. - Ну я же не знаю, вдруг вы не понравитесь лошади. Это, - Майлз выразительно поднял кнут. – Для вашей же безопасности. Все будет отлично. Обещаю. Я приблизилась в Офелии и увидев, что та мирно стрижёт ушами потрепала ее по загривку, а потом, быть может немного неуклюже забралась в седло. - Вы не попали в стремя, - угрюмо заметил Майлз и рывком впихнул мою ногу в прорезиненную опору. – Вот так куда лучше, - прокомментировал он, возвращаясь в центр зеленой площадки. - Пошла! - крикнул Майлз прищелкнув языком. Ехать верхом было очень приятно, довольно высоко, чтобы разглядеть красивые осенние пейзажи и очень уютно от исходящего от лошади жара и запаха овса. Я перевела взгляд на Майлса. Его лицо изменилось. Матовость кожи уступила болезненной бледности, он ухмылялся. В этот момент он вовсе не был моим воспитанником, он был ангелом с изнанки. При всей его красоте античной статуи, что-то темное сочилось из него. Проступало в каждом завитке этих темных кудрей, где терялся солнечный свет. Словно все что попадало в него моментально погибало, умирало, погруженное в черную трясину. Он замахнулся кнутом и ударил лошадь. Быстро. Резко. Совсем без причины. Офелия пошла быстрее и вдруг я поняла. Майлз все знает. Он знает, что его выгнали из школы. Это была просто проверка и проверял он меня. - Майлс, останови, пожалуйста, лошадь, - сказала я ровным голосом ничем не выдавая свои ощущения. - Ну конечно, мисс Кейт, - легко согласился он, натягивая поводья. Сидя втроем на пледе и поедая принесённые нами запасы мы дожидались вечера. Флора, утомленная долгой прогулкой и катанием, засыпала у меня на руках под звук тихого голоса Майлза который вызвался почитать нам. - Не могу понять нравится мне эта история или нет, - сказал он, наконец, откладывая книгу в сторону. Еще одним его качеством была быстрая смена настроения из-за чего я никогда не могла сказать, что он способен злиться или впадать в ярость. Он стянул перчатки и, потянувшись к термосу, разлил по кружкам остатки какао. - Если я попадаю в такой тупик, то стараюсь подсчитать все плюсы и минусы и почти сразу понимаю к чему меня клонит больше, - подсказала я ему, протягивая остатки сэндвича. - Ох, это будет сложно. С одной стороны, я тоже хотел бы жить в таком месте как Неверленд и устанавливать свои правила, но с другой стороны никогда не вырасти, это, по-моему, совсем не круто. Короче этот Питер Пэн меня порядком раздражает, он думает, что он взрослый в то время как это полная чушь. Майлз откусил кусок сэндвича и слизал джем с пальцев, который вытек с другого конца бутерброда. - А ты хочешь поскорее стать взрослым? Он покачал головой. - К сожалению, есть взрослые, которые, ну, просто притворяются, понимаете? Не за что на свете не хочу стать таким же. К примеру, как наша прошлая няня, она была отстой. - Майлз, это не слишком подходящий эпитет, - сделала замечание я, втайне порадовавшись, что смогу хотя бы у детей выяснить что стряслось с моей предшественницей. Тем временем Майлз раскрыл сэндвич и положил прямо на джем кусочек сыра. - Так, а что с ней случилось? С вашей няней? – решила спросить я, укрывая посапывающую Флору краем пледа. - Ну, она немножечко умерла, - Майлз взял паузу, чтобы выпить какао, а затем продолжил. – Меня здесь не было, я был тогда в школе, но Флора рассказала, что сначала она сильно болела, не в плане кашляла, а болела головой. У нее шарики за ролики заехали, понимаете? Вот она и померла. - Мне очень жаль. - Не жалейте, говорю же она была из рук вон, как плоха. К тому же это я так сказал, что от головы ее проблемы были, а так – ее сбила машина, если хотите знать. Воон там, на въезде в город, - он махнул рукой по направлению дороги. Как ни странно, но на Майлза было невозможно обижаться, даже свои колкости он умел превращать в шутки или моментально делать вид, что вовсе не хотел оскорбить или напугать вас. В нем было двойное дно и сейчас, слушая его словоохотливый рассказ я поймала себя на мысли, что возможно, всего лишь возможно, именно он тогда закрыл дверь, в тот запретный коридор, пока я была внутри. Вероятно, именно эта мысль подтолкнула меня на поступок, который никак нельзя было назвать хорошим. Дождавшись пока придет время вечернего купания, я уложила Флору и, дождавшись, пока Майлз скроется в ванне, прошла в его комнату. Я знаю и знала тогда, что поступаю плохо. Что копаться в чужих вещах нехорошо, но я отвечала за этих детей и на мне лежало все бремя ответственности и если никто не хотел рассказывать мне, то оставалось только самой пролить свет на тайну несносного и в то же время полного очарования мальчишки. Поскольку в его комнате, как и всегда царил беспорядок, а времени было мало, я не стала тратить время на обыскивания, шкафов и заглядывания под кровати, я приблизилась к школьному чемодану, который, так и остался лишь наполовину разобранным с момента его приезда. В комнате горел ночник и его свет как раз освещал нутро большого чемодана. Как ни странно, но вещи в нем были сложенными, ровными стопками. Я слегка пододвинула свитера, убрала в сторону клубок носков и… ничего не обнаружила. Я даже не знала, что ищу, просто действовала наугад, следуя интуиции. Я уже хотела уходить, когда мое внимание привлекла крышка чемодана, ткань под ней топорщилась. Открыв молнию, я пошарила рукой по стенкам чемодана и извлекла наружу полароид. Новый, кэноновский фотоаппарат для моментальной печати. Рядом валялись новые кассеты фотопленки и перетянутые обычной резинкой уже проявленные снимки. Я бегло просмотрела их. Лучше бы мне и вправду было не лезть в это дело и никогда ни при каких обстоятельствах не залазить в этот треклятый чемодан.