Незабываемые каникулы.

Москва 29.10.2001 Даниил Бумагин

Жизнь была спокойной. Можно сказать – скучной. Мы со Славой жили теперь вместе, в Москве. Универ, естественно, бросили. Ну хоть убей, не мог я учиться после всего этого. Кстати, я стал, как и Слава, очень известной личностью. Наши каникулы в Красной Щели навели такой шухер, что на протяжении месяца, а то и больше, не переставали быть новостью номер один едва не международного масштаба. Я даже читал в газете, что какая-то высокопоставленная женщина из ментовки расстреляла своего брата, забаррикадировалась в квартире и почти сутки держала осаду, и это почему-то связали тоже с Красной Щелью. Потом я узнал, что она повесилась на зоне в своей камере. Это оказалась та женщина, которая разговаривала со мной, когда я пришёл в себя. Жалко бабу, хорошая, наверное, была. Мир местных дядей Степ, наверное, с головы на задницу встал после того, что они не нашли трупы моих друзей. Нас со Славкой некоторое время заёбывали с какими-то экспертизами, и что вы думаете, признали полностью вменяемыми! А Славке сказали: "У тебя ретроградная амнезия, и ты ничего не помнишь, ясно?" Вот так. Я хотел встретиться с матерью, и мы со Славой, приехав в Москву, оставили вещи в маленькой квартирке в Лефортово и сразу же поехали в центр. И что же я узнал от соседей?! А то, что моя мать познакомилась с некой тётей Зиной, коя сообщила ей, что скоро наступит Армагеддон, и спастись можно лишь вынеся из квартиры все ценное, продав её и уехав куда-то в Сибирь, где в заброшенной церкви какие-то праведники ждут грёбанной тарелки, чтобы улететь в лучшие места. Уж не знаю, какие доводы приводила эта тётя Зина, но мать вынесла из квартиры всё мало-мальски ценное и укатила в ебеня ждать тарелку. Занятно, не правда ли?

***

Сначала не верилось. Приехав, я сразу позвонил Паше, желая позвать его к нам, дабы отметить наше со Славой возвращение. Трубку взяла какая-то женщина. Она заплакала и попросила больше сюда не звонить. Как-то раз я встретил на улице Марьяну. Я обрадовался ей. Мы немного поговорили, но я чувствовал, что она смотрит на меня, словно я из могилы вылез. Приходил отец Артёма, посидел немного у нас, выпил чуть-чуть водки. Уже подвыпивший, спросил, не больно ли было умирать его сыну. Потом я узнал, что через два дня он попал под поезд на переезде где-то за городом. Единственным утешением был Слава. Наверное, благодаря ему я ещё не умер и не сошел с ума.

***

Чем мы занимались? Ничем. Даже из дома выходили редко, если только в близлежащий КБ на первом этаже соседнего дома. Всегда держались вместе по возможности. Я боялся отпустить от себя Славу и знал, что он испытывает то же самое. Иногда, по ночам, спать совершенно не хотелось, и мы занимались самым кайфовым сексом, какой только можно представить. И мы могли делать всё, что захотим. Ведь мы бросили универ, и нам не обязательно было рано вставать. Кстати, один раз мы всё-таки ходили в МГУ. Весь универ пестрил портретами наших друзей с шаблонно-лицемерными подписями "Помним, любим, скорбим", девчонки в коридоре шептались про то, как им жаль самых охуенных красавчиков всея МГУ, и это было выше наших со Славой сил. Я вернулся в группу, в которой раньше был басистом, Славу пристроил туда же на роль клавишника, и Михайлов теперь осваивал синтезатор. Занятия музыкой в неплохой компании прекрасно убивали время. Кстати, я продал кое-какие вещи и купил вместо своей старой ямахи гибсон, чем был очень доволен.

***

Сны?.. Сны я видел каждую ночь, и я соврал бы, сказав, что они хорошие. Всё самое страшное уже позади, но все же... Начало всех снов было одинаковым. Я заново переживал события в Красной Щели, они прокручивались в моей памяти цветным диафильмом, только прояснялись некоторые моменты. Я вспомнил, например, про появление укуса на моей ключице (там, на болоте, я почему-то не заметил, как Слава с наслаждением вгрызся в мою плоть), вспомнил, почему так болела спина, когда исчез Ваня... Но это вовсе не суть. За этим сном следовало продолжение, каждый день новое. Вчера ночью, например, ко мне на окно прилетел огромный ворон с лицом Паши. Он выломал клювом стекло, влетел в комнату и прокричал: "Et non morieris!" Позавчера мне снилась старая цыганка. Она была в медицинском халате и держала в руках поднос с крышкой. "Это тебе на десерт", – сказала она. Под крышкой была голова Вани, и он улыбался мне. За пару дней накануне этого сна мне снился Артём. Окровавленный, начавший разлагаться, со сломанной рукой, он сидел на краю кровати, смотрел мне в глаза и вопрошал: "И зачем ты меня убил?" Как-то раз снился Влад. Такой родной, такой милый. Мы с ним долго разговаривали, как и подобает самым лучшим друзьям, и только когда я обнял его на прощание, я понял, что он весь в ужасных глубоких ранах, в которых копошатся какие-то жуки. С неделю назад снилось, что я сижу на коленях над трупом Глеба, а он вдруг медленно поднимается, разминая затекшую шею, и впивается в мой рот своими ледяными губами. Славе было не лучше. Сегодня он разбудил меня и поведал мне, что ему приснился странный сон. Как будто луна превратилась в старую цыганку и сказала Славе, что я не виноват. А потом Слава увидел болото, над которым возвышается что-то огромное, чёрное, с кривыми конечностями, и это что-то сливается со Славой, пытается раздвоиться и проникнуть в меня, но это не получается. А потом начинается вообще кошмар. Слава покидает дом, когда исчезает Паша, убивает его, предварительно переспав с ним, подобно самке паука, и вешает на дерево, как воблу. Потом он готовит таз и нож, но наступает рассвет, ночью он выкапывает тело... А затем убивает всех по очереди, кроме Глеба. Я долго успокаивал Славу, а потом, когда он уснул, я понял: там, в трясине, дремлет Божество. Но теперь его частичка рядом со мной. Навсегда.

***

Когда-то давно отец Артёма (земля ему пухом!) говорил мне: "Даня, запомни навсегда: не женись на той, с которой жить можно, женись на той, без которой жить нельзя". Что-то в моей жизни пошло не так. Но если бы Слава был девушкой (или если в нашей стране было бы другое отношение к однополым бракам) – я бы женился не раздумывая. И не то, чтобы я любил Славу, просто я действительно не мог бы жить без него. Он был нужен мне, как воздух, как пища, как вода, как нечто насущное. Он был моей жизнью, моим светом, моим божеством. Я дышал им, жил им. Уже не мнил себя без взгляда его красивых глаз, без его нежных касаний... Я знал, что не ушёл бы от него, что бы ни случилось.

***

Почему-то я не удивился, что посреди комнаты в шаге от нашей кровати разверзлась бездна. Я инстинктивно сжал ладонь Славы в своей. Интересно, что это? Ты ведь так скучаешь по своим друзьям. Тебе нужно сделать всего шаг – и ты будешь с ними. Правда? А как же Слава? Он тоже будет с тобой.

Какой-то мужчина, он сидит на диване с ребёнком, они рассматривают старые потертые фотографии – Кто это, пап? – Это мой лучший друг Влад, ему двадцать, и он мёртв А это его парень Паша, и он тоже мёртв А вот Ваня, он тоже давно умер И Артём, он был моим лучшим другом и спал с моим тогдашним парнем, занятно, да? Я потом убил его А кстати, вот и Глеб. Он мой бывший. Я люблю его, и он меня тоже. Только он очень боится сороконожек Кстати, в его честь зовут тебя И знаешь, кто их всех убил? Твой второй отец

Чёрт, что за бред? Это, наверное, я? В будущем? Я продолжал вглядываться в темноту. Перед глазами, как в замедленной съёмке, проплывали лица дорогих мне людей, уже таких далёких... Они все были дороги мне. Самая лучшая компания, самые лучшие друзья... Мы проводили вместе огромное количество времени, очень много знали друг о друге даже каких-то незначительных вещей. Паша, например, любил белых мышей. А Влад постоянно перечитывал "Божественную комедию" и никак не мог остановиться. Я очень любил их всех, несмотря ни на что, просто не представлял возможной жизнь без своих друзей. И вот всё рухнуло. Вся жизнь. Теперь рядом остался только Слава. С ним хорошо, но я не могу назвать себя счастливым. Счастлив я буду только тогда, когда рядом будут все они. И когда рядом будет Глеб. Глеб – это вообще отдельное. Его волосы – мягкие, пшеничные, им я всегда был готов посвящать стихи, глаза зелёные, как изумруды, как болото, глубокие такие, что можно утонуть, губы пухлые, красивые очень, как вишня, сладкие (а я всегда обожал вишню), кожа бледная, как фарфор, лебединая шея словно для того и создана, чтобы целовать, не отрываясь... Я люблю его. Безумно люблю. Даже когда он далеко, всё равно рядом. В моём сердце. Кстати, со Славой они полные противоположности. Слава – рай, но я предпочту ад. – И что? – он заметно волновался. – Что мы будем делать? Над морем кружились чайки, оглашая всё вокруг криком. Я колебался. Что ждёт меня на земле? Унылая жизнь, иногда рок-концерты, семья, ипотека, кредит, кошки в сорок лет? А что ждёт меня там?.. Не что, а кто. Эллиона?.. Глеб улыбался. До меня из глубин подсознания донесся его голос. "Ради меня, Даня. Сделай шаг, и мы скоро встретимся." Прав он всё-таки был. Нет никакой твари – она в нас. Мы со Славой переглянулись и одновременно уверенно сделали шаг вперёд. И чайки над морем снова заплакали.

***

30.10.2001 Москва

– Ты че, не слышала? – Максим изумленно воззрился на свою подругу. Саша лишь хмыкнула и повела плечами. Подростки сидели на крыше пятиэтажки в Лефортово с бутылками дешевого портвейна и смотрели на серебристую луну. – Помнишь, в сорок пятой, в третьем подъезде, парень жил, длинноволосый такой, студент МГУ, Данил вроде звали? – Саша кивнула, и Максим нагнулся к ней, понижая голос. – Так вот, вчера вечером он пропал, и дружок его, с которым он жил, тоже! – И чо? – Саша отхлебнула из горлышка глоток напитка. – Да ты пей, пей, – парень ухмыльнулся, – а то трезвая испугаешься. Так вот, они просто куда-то пропали. Дверь была закрыта изнутри, а они исчезли. Приехала вчера тётка того, длинноволосого, ну, думала, он дома, соседи так сказали, звонила в дверь – никто не открывает. Вызвала ментов, они взломали дверь и... Максим замолчал. Саша любопытно уставилась на него: – И что? – Не было их там. Только вот знаешь, что? Весь пол был в следах, как будто женщина прошла грязными ногами, а еще везде валялись комья тины! Помолчали. – Да я видела этого Данила после того, как он из Красной Щели вернулся, сразу поняла: не жилец он, – Саша снова отхлебнула портвейн, – и дружок его странный был. Я его на другом конце улицы заметила, и мне пиздец неуютно стало, в нём будто дьявол сидел. Максим приобнял подругу одной рукой. Над ними расстилался усеянный звездами купол неба, смотрел на подростков глазами небесных светил. Звёзды знали и видели многое, но только вечная холодная луна знала всё и могла рассказать про то, что происходило пару месяцев назад на базе Красная Щель.