***
— Ну давай же, малышка, — мягко просила Динки старая пони и снова протягивала ей бутылочку с соской. Но, как и множество раз до этого, Динки отпихивала её: единственное, о ком она сейчас думала, так это о Дерпи. И всё это оказалось просто одной жестокой шуткой, не так ли? Она издевалась над ней. Показала свою любовь, свою заботу, даже оставила игрушку, чтобы она напоминала ей о всех тех светлых временах. И затем, сломала её. Оставила, как её настоящая мать. Одну, голодную, и без надежды найти её когда-либо. Ещё раз протянув Динки бутылочку и ещё раз получив отказ, старушка уложила малышку в кроватку и ушла. Как и многие пони до этого.***
— Я рада, что вы готовы отвечать на все мои вопросы, — сказала социальный работник, — но я что, дура, по-вашему? Последний час пегаске так и не дали вставить и слова в разговор, хотя спрашивали о ней и о её повседневных делах. За неё всё делали её отец и Кэррот Топ, отчего соцработница всё больше сердилась. — Если что-то случилось с мисс Хувз, — указывая на пегаску громко произнесла работница, — то прошу об этом мне сказать. Дерпи стояла всё там же, понемногу и попеременно потирая виски. Боль немного утихла, но ей всё ещё было трудно сосредоточиться на мыслях. Стало тихо. Её отец нервно взглянул в её сторону, подумал, и… стал рассказывать.***
— Мы думали, что, если всё пройдёт хорошо, — добавила в конце Кэррот Топ, — Динки к нам вернётся. Сейчас, в приюте, ей приходится плохо. Как оказалось, Кэррот Топ нанялась волонтёром в местный приют, где помогала прибираться тут и там, готовить завтраки для жеребят и просто была на подхвате. И вот на днях она обнаружила среди прочих сирот Динки. Поражённая тем, она мигом понеслась искать руководителя приюта. Уж кто-кто, а Дерпи, особенно после случившегося, уж точно не отдала бы малышку в приют. Управляющая сама точно не знала, почему так получилось, однако у неё были на этот счёт свои подозрения. Когда Динки принесли, та замкнулась в себе. Они хотели как-то утешить её, помочь, но ничего не выходило. Они пытались кормить её, но и от этого она отказывалась. И, как они узнали от одного из ночных стражей, всю ночь она тоже не спала. — Они не могут друг без друга, — закончила Кэррот Топ, еле сдерживая слёзы. Все замолчали, и Дерпи осталась наедине со своими мыслями. Ей было трудно понять всё, что она только что услышала. Только, что какой-то жеребёнок не может ни есть, ни спать без неё. И с мыслями пришла боль. Невыносимая, отупляющая, она волнами проходила от затылка к глазам и обратно. Дерпи оставалось наблюдать, как в её голове всплывают хаотичные, незнакомые мысли, изображения, пространство комнаты расплывалось перед ней. — Эм, Дерпи? Твои глаза… — начал её отец, заметив её расплывающийся взгляд. Но она быстро вскочила и пулей вылетела из комнаты. Теперь она знала, куда бежать и что делать. И пусть только её попробуют остановить.***
Динки сидела в своей кроватке. Плюшевая игрушка неаккуратно лежала рядом, брошенная разозлённой на неё единорожкой в угол. Динки больше не хотела быть рядом с игрушкой, хотела побыть одна. Что же произошло, не найди её тогда Дерпи? Мысль о том, что всё могло закончиться ещё тогда, в мусорке, пугала её. Только Дерпи она полюбила по-настоящему. Только она, как фонарь в непроглядной тьме, разгоняла её страхи. Но вот она ушла, и пришёл ужас. Посмотрев на перила, Динки задумалась. Если она попытается, она вполне может перелезть через них. Она привстала опёрлась на них и глянула вниз, через край. А как далеко до пола?***
Она вспомнила всё. Как она могла позабыть о Динки? Малышка слишком много значила для неё, и она вот так позволила её забрать. И сейчас она в приюте голодная, напуганная, и всё потому, что она не смогла защитить её. Она причинила ей боль, и вместо того, чтобы утешить, она убежала. Неважно, что её заставили забыть, что она сама заставила себя забыть. Она поступила не лучше, чем мать Динки, однако Дерпи не собиралась убегать и оставлять малышку одну. Даже не замедлившись, она проскочила сквозь ворота приюта внутрь. Позабыв об остальных пони, она, запыхаясь, подбежала к стойке и потребовала немедленно увидеться с Динки. Секретарь что-то пыталась ей сказать, но Дерпи пропускала всё мимо ушей и продолжала требовать своё. — Во имя Селестии, что тут творится? — спросила кобыла, войдя в приёмную. Дерпи сразу же узнала в ней управляющую — несколько раз приходилось доставлять ей письма. Не помешкав и секунды, пегаска стала требовать уже с неё, чтобы ей сейчас же привели Динки. Несколько секунд руководитель непонимающе смотрела на неё, но внезапная мысль заставила её забеспокоиться. — Простите, — сказала она, сдерживая дрожь в голосе. — Но произошёл несчастный случай и… — Какой такой случай? — едва не кричала Дерпи. Её попытались успокоить, но это не помогло. Дерпи засыпала бедную кобылу вопросами, уже будучи на высоком старте, готовая бежать куда и когда угодно. — Она как-то сумела перелезть через перила на её кроватке и… — Где она?! — крикнула Дерпи, не сдерживая слёз. Как только в ответ она услышала: «Больница», — Дерпи рванула туда. Не хватало того, что Динки у неё забрали, так сейчас она ещё и в больнице, и всё потому, что Дерпи надо было больше стараться. Она молилась, уже подбегая к воротам, чтобы всё с Динки было в порядке.***
Что ж, Динки ожидала худшего расклада. От края оградки до земли было всего полметра, так что она только растянула себе ногу при падении. Почти сразу кто-то из стражей это заметил, и её подхватили и отнесли в больницу, и даже игрушку взяли с собой. Сейчас она лежала в больничной кроватке с перевязанной ногой. Плюшевая Дерпи лежала у неё под боком. И снова она почувствовала себя одинокой. Конечно же, за ней приглядывала медсестра, но как только её копыто заживёт, она тоже бросит её. Никому не было дела ни до неё, ни до её желаний, ни до её мыслей. Она осторожно подняла над собой плюшевую Дерпи. Она хотела выбросить её, чтобы больше никогда не видеть. Она помнила, как Дерпи обещала ей никогда её не оставлять, прежде чем бесстыдно предать её. С другой стороны, в ней ещё теплился огонёк надежды, что рано или поздно Дерпи вернётся.***
— Пожалуйста, — молила Дерпи кобылу за стойкой. — Я обязана увидеться с ней. Секретарь лишь покачала головой и извинилась: она не могла выдавать информацию о пациентах неизвестным лицам. Но, как и в приюте, Дерпи такой ответ не устроил. Так прошло минут пять. Наконец секретарю это надоело, и она пообещала вызвать охрану, если Дерпи сейчас же не уйдёт. — Ну-ну, это уже слишком, — произнёс знакомый голос. Дерпи удивлённо обернулась и увидела доктора Скоупа, глядевшего в их сторону. Не успела она ничего спросить, как Скоуп медленно подошёл к стойке, спросил комнату Динки и повёл их в нужном направлении. Дерпи была очень ему благодарна и с охотой отвечала на любые его вопросы по пути. — Говорите, диссоциативная амнезия, удивительно, — заинтересованно произнёс Скоуп, повернув за очередной угол. Комната, где лежала Динки, была совсем рядом, и Дерпи нетерпеливо перебирала ногами. Она хотела наконец увидеть её, обнять, подержать на руках. Ещё один поворот. И вот они у двери. Дерпи снова охватил страх: рядом с дверью стоял страж. — Доктор Скоуп, — приветственно сказал страж и с лёгкой улыбкой на лице открыл им дверь. Дерпи хотела было узнать, что страж делает именно у этой двери, но быстро забыла о своём вопросе, как только вошла в комнату. Она мгновенно оказалась у кроватки Динки, даже не удосужившись оглядеть всю комнату. На одном краю лежала небрежно брошенная плюшевая Дерпи. С другой стороны — Динки, свернувшаяся в клубок и уткнувшаяся в угол, стараясь не замечать ничего вокруг. — Динки, — нежно прошептала Дерпи, поглаживая малышку по спине. От её прикосновения Динки резко дёрнулась, однако всё так же продолжала глядеть в угол. Дерпи снова позвала её и снова не получила ответа. Что бы она ни делала, ни говорила, Динки упорно продолжала смотреть в угол, ни на что не отвечая. — Динки, прошу. Мне… Мне очень жаль, — сказала Дерпи и перешла на другую сторону кроватки. Но и единорожка перебежала в другой угол.***
У Динки перехватило дыхание, как только она услышала голос Дерпи. Она хотела обернуться, улыбнуться, вернуть всё назад, как и должно быть. Но Дерпи вернулась к ней лишь потому, что ей было плохо. Она всегда заботилась о ней только и только когда ей было плохо. Снова и снова Дерпи пыталась привлечь внимание Динки, но единорожка уж точно не желала награждать им её. Она покинула её, бросила, и ничто не сможет искупить её проступок. Внезапно Динки почувствовала, как её схватили. Она стала отбиваться, яростно пиная Дерпи своими ножками. — Динки, прошу, — шептала Дерпи, пытаясь прижать к себе малышку. — Я знаю, ты меня ненавидишь. Если ты меня не простишь, хорошо. Я сама не прощу себя, но… я просто хочу сказать тебе, что мне очень и очень жаль. Динки продолжала бить Дерпи. Она знала, что это бесполезно, но вместе с тем она должна была показать Дерпи, как она зла, как не собирается её прощать за всё, что случилось по её вине, что её забрали, покинули, бросили снова. Но с каждым ударом к ней всё больше подбиралась усталость за все бессонные и голодные дни.***
Дерпи терпела все удары Динки. Было не больно, но, Селестия свидетель, как ей хотелось обратного. Она заслужила каждый её удар и всю ту злость за всё, что с ней сделала. Постепенно удары Динки стали слабеть, и вскоре та уже сонно водила копытами в воздухе. Дерпи уложила единорожку обратно в кровать, и та уснула. — Думаешь, она меня когда-нибудь простит? — спросила пегаска. Но никто не ответил. Она в удивлении осмотрелась только для того, чтобы обнаружить себя в комнате одной. Доктор Скоуп, и даже страж у входа куда-то пропали. Решили оставить их наедине? — Ну вот, остались только мы с тобой, как и раньше, — прошептала спящей Дерпи. Единственная слеза радости скатилась по её щеке.