петля.

Фам стоит на месте, еле заметно притаптывая асфальт носком обуви, не решаясь поднять взгляд, хотя ему не должно быть боязно. С Чанелем они расстались не так болезненно, чтобы сейчас вспоминать прошлые обиды. Однако так думает только один из них. Конечно, мужчина невольно вспоминает моменты юности, где Чанель был главным персонажем, но сейчас это просто невозможно переместить в настоящее. Не тогда, когда у тебя есть жена и сын без пяти минут выпускник. — Ты надолго? — Мужчина все же решается поднять взгляд, улыбаясь уголком губ. — Или опять не задержешься на одном месте? Сехун, поторопись. Мама не может долго ждать. Последние реплики обращены к ничего не понимающему парнишке, который недовольно мнётся на месте и все же решает уйти, явно тушуясь под взглядом Пака. Из шока, подобный которому испытывает незакалённый человек под контрастным душем, вырывает копна ярко-рыжих волос. Чанёль откровенно не может оторваться от мальчишки, разглядывая его с неким безумным удивлением. Худой и высокий, немного шепелявит на букве «с» и самодостаточен настолько, насколько позволяют родительские деньги. Пак голову сворачивает. Он смотрит вслед уходящему подростку, и в его глазах можно прочитать удивление вперемешку с восхищением. За это едва ли стыдно. Но через секунду все чувства гаснут. Потому что отец паренька рядом. И так некстати вообще даёт знать о себе. Зачем? Зачем Чанёль сюда приехал, не узнав о том, кто теперь будет каждый день отравлять его размеренную жизнь холостяка? Зачем вообще Фам произвёл на свет такое рыжее чудо и зачем теперь задаёт вопросы? Зачем они оба здесь стоят и глупо пялятся друг на друга? Лучше бы один из них убирался вон к своей жене, которую второй ещё ни разу в жизни не видел. — Если твой сын, — а я так понимаю, что именно этот малец тебе и приходиться таковым, — самый настоящий гей, то определённо я здесь надолго. Чанёль раздраженно хмурится в ответ. Потом склоняется к осколкам посуды и неосторожно их запихивает в коробку. Не оставаться же здесь мусору, который едва не покалечил чадо бывшего. Хотел ли он язвить? Больше нет, чем да. Они расстались знакомыми, которые при любой возможности будут обходить друг друга. Они вроде как расстались реально хорошими знакомыми, но каждый из них предпочитал не знаться друг с другом. А теперь они соседи и это чертовски «смешная» шутка судьбы. Мужчина больше не желает оставаться на ветру под усиливающимся дождем. Ему не интересна жизнь того, кто был много лет назад возлюбленным. Его возлюбленным. И уж тем более не интересно насколько сильно поранилось рыжее чудо, упав на асфальт. Мужчине вообще ничего не интересно. Даже новая покупка, которая ждёт владельца с закрытыми дверями, теряет свой блеск и ауру загадочного предвкушения. Пак молча обходит растерянного соседа, скрываясь за забором. Одежду он перенесёт позже. // Кружка крепкого кофе все ещё дымится на идеально чистом, цвета серебряного металла, столе, когда Чанёль хватает ключи от машины и стремительно шагает в коридор. Новенький iPhone то и дело загорается от очередного входящего. Мужчина лениво читает каждый баннер на экране и параллельно пытается запихнуть без какой-либо помощи ноги в новенькие кроссовки. Переодевшись и приняв ванну после дороги, сейчас он спешит по делам, свято веря в то, что в толстовке и достаточно плотных джинсах не будет бояться холода за дверью. На часах почти одиннадцать вечера. Он успевает. Плотно закрыв дверь с обратной стороны на ключ, Пак спокойно пересекает двор на пути к машине за забором. Он так и не загнал её в гараж. Наверное, правильно сделал. Не нужно по раз двадцать выезжать и закрывать все, что закрывается, тем самым разбудив соседей. Хотя, ерунда. У всех здесь наверняка звукоизоляция, так что если Чанёль захочет собрать вечеринку и сделает её в полночь, то едва ли кто услышит. // Вэй, китаец и по совместительству друг Чондэ, владеет небольшим клубом с довольно отвратительным барменом за барной стойкой, но неплохой «движ» и прожектора, направленные на сцену, сглаживают довольно видимые недостатки. — У нас тут раз в месяц по пятницам что-то вроде тематического вечера, — китаец поправляет свою косуху и осматривается вокруг. Людей уже много, но двери продолжают постоянно открываться. В помещении стоит гул и шум, которые перекрывает музыка. Чанёль чувствует себя каким-то вдруг старым. Будто тридцать два это все восемьдесят семь, а молодёжь рядом высмеивает его прикид. По крайней мере так кажется. — Можешь присоединиться к одной из групп, чтобы потом постоянно выступать. Двадцать пять процентов от прибыли мне. За счёт знакомства. А сейчас угощайся, я предупредил своих ребят кто ты и с чем тебя едят. Сегодня вся выпивка оплачена. Кореец успевает только кивнуть в ответ на гостеприимство, как состоявшийся работодатель исчезает в толпе. Мужчина озирается вокруг, чтобы найти подходящее место у стойки. Выбирает с края, потому что сидя в центре постоянно будут пихать. Бармен кивает в знак приветствия и предлагает начать с виски. Чанёль согласен на все, лишь бы отделаться от внезапно возникшего странного ощущения дежавю и грусти, от которой убегает уже лет так десять. После третьей рюмки перед глазами плывет-танцует абсолютно все, даже стеллаж с бутылками и пепельница на одной из полок. Чанёлю лениво. Он не знает чем занять себя, поэтому просит налить ещё. Впрочем, стакан так и остается нетронутым, потому что хорошенькая девушка успевает гораздо быстрее человека за стойкой — схватив за рукав, утягивает заплетающего в своих же ногах мужчину к танцполу. Её блестящие губы выговаривают что-то вроде «вау, какой ты высокий», но это не трогает и не вызывает ничего, кроме пожатия плечами. — Как тебя зовут? — Чанёль пьяно вздыхает, забивая легкие вонючим запахом клуба. — Анна, — девушка растягивает губы в улыбке. Пак оценивает её как фальшивую и слишком приторную. Весь вечер становится каким-то блекло-тусклым.