Живая мёртвая

Почему не принято после захода солнца ходить на кладбище? А что такое смерть? Раньше я и не задумывалась об этих далёких вещах. Пока сама не оказалась в гробу. Знаете, открыть глаза и понять, что последний твой кошмарный сон, где ты падаешь со смотровой площадки куда-то в океан, твой родной брат пытается ухватиться за тебя и сам чуть не падает следом, тебя поглощает пучина холодной солёной воды, а ты вспоминаешь, что не умеешь плавать, и свет всё дальше и дальше и воздуха в лёгких не хватает, пытаешься сделать хоть один короткий вздох, но вода лишь заполняет твою бренную тушку всё больше и больше, понять что это возможно и не сон вовсе. Ведь невозможно проснуться-лишь открыть глаза, не более- оказаться в тесном тёмном месте, скорее всего ящике под замком, и при этом за те десять минут, пока на тебя свалятся сначала воспоминание, а после и искра понимания, ни разу не вздохнуть? Невозможно, да?.. А вот и не правда. Возможно. Во всяком случае со мной. Именно это ведь сейчас и происходит. Неожиданно для себя, почувствовала прикосновение. Не простое или леденящее душу, совсем нет. Оно скорее какое-то неосязаемое, интуитивное. Душевное. И стук, будто в дверь любимого дома нагрянул нежданный гость. И я также интуитивно потянулась вверх. Рука подозрительно легко прошла сквозь деревянный ящик и землю, пока не почувствовала холодный ветерок. Кто-то там наверху нежно, словно на приёме королевы, и одновременно сильно, будто рыцарь из романов, потянул за "вынырнувшую" руку. Ожидала удара головой, которого не заметила. Зато заметила свою любимую скрипку, которую очень не хотелось оставлять в ящике. И стоило мне осмотреться, как злая реальность обрушилась на меня: вокруг было кладбище, ящик оказался гробом, дверью-надгробие. "3.03.1909-16.07.1932 Здесь покоится Гелла Эмили ВанДорт, любимая сестра, со своей скрипкой Никто не смог тебя спасти, Ушла из жизни очень рано. Но светлый образ твой Я буду помнить постоянно" Непонятно откуда взявшиеся слёзы, которых в мёртвом теле быть не должно, стекали с лица. А совсем рядом стоят проснувшиеся сегодняшней ночью такие же живые мёртвые, также не замечающие пронизывающего ветра. Ведь понимали, каково принять эту странную реальность. Сами через это проходили. *** Жизнь, хотя скорее существование, по другому мне назвать это сложно, текла медленно и незаметно. В бытие этаким зомби есть и плюсы, но минусов, естественно больше. Это временно, Бабочка, ласково говорит Октавиус Плойтчер, один из первых местных поселенцев, капитан третьей дивизии армии Её Величества, прошедший через не малое количество столкновений и практически всегда, как минимум с его слов, возвращавшийся со своими подчинёнными. И героически погибший, зато спас Его Высочество от пули какого-то ирландца в далёком 1769. Ко всему привыкнешь, говорит леди Дризельда, всего на три года позже Октавиуса появившаяся здесь, оглаживая отполированную до блеска костяную кисть. Просто найди себе ту искорку, что даст повод возвращаться обратно на поверхность, говорит Энтони Гомельсвер, не дающая спокойно успокоиться доброй половине кладбища со своими идеями уже больше пятидесяти лет. А ещё, за давностью лет и легкомысленности этого персонажа, второе имя с надгробия её стёрлось, как и из памяти, и это вечно молодое нечто не может определиться с половой принадлежностью. Давно перештопанная тряпка, когда-то бывшая приличной одёжкой тоже сказать ничего не могла, старики просто не хотели портить ей настроение, ибо чревато, а потому Энтони последние лет семь как девушка. Ещё много кто много что говорил, но с этими тремя были наилучшие отношения. С даты смерти прошло уже почти четыре месяца, за которые я просыпалась не больше тридцати раз. Вообще, всё это очень странно: нет определённой ночи, когда проснутся все обитатели кладбища, как и нет такой ночи, чтобы никто не проснулся. Обычно я просыпаюсь два-три раза в неделю, кто-то чаще, кто-то реже. Есть такие личности, которые не просыпались уже двадцать, а то больше лет. Им просто не нужно это было. А есть такие, как Октавиус, просыпающиеся практически каждую ночь. Это у него та самая искорка, дающая повод возвращаться--наблюдать за нашим кладбищем. А что стало искоркой для меня? Пожалуй очевидно, что это моя скрипка. Однако, что-то мне подсказывает, что надолго её не хватит. Не смотря на эти мысли, многим нравилась как новоприбывшая я, так и моя музыка. Оказалось, на этом кладбище из музыкантов только я и один пианист, но пианино с ним не хоронили и он уже лет семь как безвылазно спит. Играя для всей проснувшейся компании вспоминаются деньки, когда я была ещё живой, как играла на скрипке в разных городах, посещала с братом разные страны. Я не была знаменита или ещё что-то подобное, но многим нравилась моя игра. А брат. Он остался там один, ведь родители наши слегли от болезни. Иногда задумываюсь, каково было им, когда мы приходили на их могилу. Ведь я прекрасно слышу, что шепчет брат себе под нос, проводя перед моей могилой часы. До заката мне не выбраться, а после него даже брат тут долго не задерживается, но ведь никто не запрещает давать намёки. Мы оба знаем язык цветов, когда-то просто было интересно. Когда он пришёл, на надгробии лежал мак обыкновенный, символ вечного сна, а у его ног светло-розовая роза, радость жизни, и его любимая белая лилия. Он говорил, что мы похожи, но никогда не упоминал, чем именно. Этот, как и несколько других намёков не возымели эффектов, потому, когда ко мне попал редкий клочок бумаги, я воспользовалась им по прямому назначению, написала записку. Она оказалась более эффективна, так подписывалась только я, он наконец перестал приходить пять раз в неделю. А ещё, Октавиус рассказал, что между большинством кладбищ есть связь. Как это работает, он до сих пор не понимает: вот он входит в один из местных склепов, а выходит на другом кладбище. Какая-то связь между перемещениями отслеживается, возвратиться обратно так же легко, как и попасть на рандомное кладбище, как и на конкретное. В общем отправили весточку на поиск определённых живых мёртвых, что пока ничего не дало. А ещё заметила, что моё мировоззрение немного изменилось: раньше я, как и любая девушка, следила за внешностью, теперь же мне лишь немного печально от иногда сползающих бледно-синих кусочков плоти, желание подставиться под тёплые лучи солнца практически исчезло и ещё по мелочи. Странно осознавать себя в таком положении, с одной стороны которой ты мирно себе живёшь по ночам, а с другой потеряла частичку себя с уходящими день за днём лучами закатного солнца. *** Прошло уже больше пятидесяти лет с момента моей смерти. Какое-то время брат приходил несколько раз в месяц, потом раз в месяц, а потом и несколько раз в год. Однажды он пришёл с маленькой девочкой, своей дочерью, и женой. Рассказывал им о том, какая я была прекрасная, льстец живой... Были бы ещё у меня слёзы... А потом неожиданно приехала целая делегация: брат с женой, их единственная дочь с мужем и двое малышей, старшая Марджори и младший Вернон. Их голосов я так и не услышала, а брат говорил и говорил, что у них всё хорошо, что вот малышей воспитывают, что меня не хватает. После их ухода меня одолевало неприятное предчувствие. И ушло оно так же резко, как и появилось. Я в те времена уже почти не выходила на поверхность. А вот когда через несколько дней ко мне постучали. Признаюсь, это было неожиданно. Не то чтобы я на своём кладбище никому не нужна была, но такое случалось отнюдь не часто. Я уже приготовилась сыграть что-нибудь, как мой взгляд зацепился за новые лица. Старик в приличной одежде, если б не седина, сказала бы, что мужчина в возрасте, и дама лет на двадцать моложе, скорее всего дочь, так похожи. И эта дама немного напомнила давно забытый образ матери. Моей матери. Неприятная догадка осенила меня, даже глаза чуть не выкатились. А мужчина искренне и одновременно печально улыбнулся, помахал рукой в знак приветствия. --Здравствуй, Гелла. Давно не виделись, — сказал он, а голос, такой родной голос, чуть дрогнул. Слёз у меня так и не появилось, но выпавшая из рук скрипка сказала всё тайным и не очень наблюдателям. --Братик,--больше ничего не смогла сказать я и повисла на нём. Заметила неестественно натянутую на шее кожу и вопросительно глянула в его глаза. Он тяжело вздохнул, по привычке наверное, сама не сразу привыкла, и рассказал об аварии. Только его жена и малыши спаслись. Они очень удивились, когда открыли глаза, а уж когда поняли, что мёртвые тоже живы вообще потеряли дар речи. Их похоронили на другом кладбище и как только брат узнал о возможности связи, сразу отправился ко мне. А его дочери было интересно наконец увидеться с тётушкой, про которую её папа столько рассказывал. К удивлению, муж моей племянница ещё долго не мог принять реальность, а когда это произошло, пожелал навестить почивших родственников, а не незнакомую тётушку. А учитывая, что он лишился жизни в поездке ко мне... К сожалению, время у нас ограничено рассветом, а потому нам пришлось расстаться. И далее мы ночь в месяц проводили втроём, а иногда и вчетвером. Могилы наших с братом родителей так и не нашли, зато братишка нашёл общий язык с некоторыми моими друзьями, а у меня снова появилась причина подниматься на поверхность. Вот только кроме живых малышей и матери моей племяшки и меня для брата, их тут ничего не держит. Соответственно и меня, ведь скрипка давно не настолько важна мне. Со временем мы встречались всё реже и реже. А ведь не прошло и десяти лет, хах. Сегодня я, как обычно последние лет двадцать, не считая встреч с братом и племяшкой, проснулась, но подниматься на поверхность совсем не хотелось, ибо Дризельда опять начнёт причитать о том, как мне плохо. А мне плохо? Не сказала бы. Но и не хорошо. Мне нормально в моём домике-гробике. Когда я высказала это, Октавиус хмуро хмыкнул, намекая, мол это сейчас тебе так кажется, а проживёшь ещё, поймёшь суть бытия. На что я лишь пожала плечами. Так вот, лежу я, значит, у себя, ковыряю немного прогнивший уголок своей до сих пор любимой скрипки, думаю о вечном. Например вот, как удаётся некоторым отдельным сущностям спать, реально спать, а не валяться и думать, столько лет? Да хотя-бы год. У меня вот не получается спать дольше двух месяцев. И в этот момент кто-то ко мне постучался. Даже не так, просто стукнулся, будто ударился, чего с живыми мёртвыми быть не может. И стук этот был не обычный душевный, а... Тёплый? Мягкий и просящий? На секунду показалось, что я вновь ожила. Всего на секунду. Естественно, мне стало интересно и я поднялась на поверхность. И первое, что мне бросилось в глаза, это мальчик. Маленький черноволосый мальчик, вжавшийся в моё надгробие и мелко дрожащий. ЖИВОЙ. Оглянулась--вокруг на приличном расстоянии столпились местные, в первых рядах старожилы и мои друзья. Перевожу взгляд на Октавиус, мысленно спрашивая, можно ли подойти к Живому. К нему хочется прижаться и не отпускать. Октавиус кивнул, будто точно зная, что у меня в голове. Хотя, наверное и правда знает, с его-то опытом не прочитать помыслы какой-то девчушки? --Хэй, малыш, ты потерялся?--спрашивая у мальчика не приближаясь к нему, чтобы не напугать. Наверное, было бы лучше предоставить переговоры кому-то более свежем. Ну сами посудите, насколько можно не испугаться девушки в рваном синем платье, на левой ноге и правой руке которой не хватает приличного куска плоти, лишь кости остались, а на бледно-синем лице иногда остаётся прядка тёмных, почти чёрных, волос. Но он не отпрянул и не завизжал, как редкие прохожие, в последнее время принимающие их не за нечисть, а за каких-то "сатанистов". Он посмотрел на меня своими ярко-зелёными глазами, в которых почти не было страха, только какая-то обречённость вперемешку с интересом, и тихо-тихо спросил: --Можно мне остаться тут? Я не помешают, честное слово. И такая ЖИВАЯ надежда полыхнула от него во все стороны, будто жар свечи в ночной тьме. Мельком скосила глаза на Октавиуса, тот вновь кивнул и показал жестом следовать за ним. Народ послушно расступился, создавая этакий коридор. Я же взяв тёплую маленькую ладошку, аккуратно повела гостя в след за нашим старейшиной. Он привёл нас к маленькой церквушке, что стоит в середине кладбища, и которой уже долгое время никто кроме нас не использует. Там нашлась пара старых одеял и такая же старая кушетка. Мальчик не долго сопротивлялся сну, но попросил сыграть ему что-нибудь, наверно ещё по дороге заметил на автомате взятую мной скрипку. И я сыграла, впервые за долгие семь лет, правда получилось, на мой взгляд, слишком грустно. (п.а. если интересно, искать в вк "пропость и глубокая тьма") *** Не на следующую ночь, но мальчик снова пришёл. И опять к моей могиле, только теперь целенаправленно. Большинство живых мёртвых смотрело на него, но не так откровенно, как в первый раз. Тогда я снова отвела его в ту же церквушку, где уже ждал Октавиус. В этот раз мальчик представился, его зовут Гарри Поттер и ему восемь, и начал свой мини допрос. Отвечал ему практически всегда Октавиус, я только сидела рядом и думала, как же мне не хочется, чтобы Гарри отпускал мою руку. Долго это не продлилось, он снова попросил сыграть ту мелодию и уснул. Благо в апреле солнце ещё заходит рано и мальчишка сможет получить здоровый сон, в его возрасте это очень важно. Когда он заснул, в комнатку тихонько пробралась бабуля Юфимия и выставила на маленький столик маленькую баночку ежевичного варенья, чистую чашечку из старинного сервиза из склепа, пучок засушенных ромашек и полный воды медный чайничек, после чего осторожно разожгла камин костлявой рукой и предусмотрительно положила пару старых, но чистеньких полотенец. Позвала за собой к выходу и как можно тише закрыв дверь, произнесла: --Когда проснётся, мы уже спать будем, а так хоть позавтракает. Это у бабули Юфимии искра такая, готовить она любила, да и сейчас любит. Только тут на кладбище огород не разведёшь, только ежевичный кусты недалеко от ограды, старая берёза да мелкие травки в её распоряжении, вот она и настроила запасов чая и вкусного, но кислого, варенья. У новеньких ещё получается распробовать вкусы, в основном для них и стоит, хотя иногда и старожилы вспоминают былое за чашечкой. А ещё это одно из местных любимых развлечений, помочь бабуле собрать ягоды ежевики, которые растут за оградой. Ведь за ограду выходить нельзя. Чревато. Так и пошло, что пару раз в неделю малыш приходит к нам. Несколько раз даже намного раньше заката и просто сидел у моего надгробия и ждал, когда мы проснёмся. О себе категорически не хочет рассказывать, зато с каким упоением слушает истории Октавиуса, которого называл дедушкой. А Октавиус рассказывать умел и любил. И не всегда мог остановиться, как сегодня. Гарри стало интересно, почему мы даже ночью не можем выходить за ограду кладбища. --Задолго до меня ещё это было, говорят, больше семисот лет прошло. Историю эту из уст в уста передают всем новоприбывшим, как предупреждение иль как сказку. На престоле нашем, простецком, тогда Эдуард Длинноногий сидел, да жену себе из Одарённых выбрал, мол, полюбились друг другу сильно. И получилось так, что Одарённая та в своих кругах не простой рабочей была, титул Лорда носила. И нечего смешки давить, Лорды у них, у Одарённых, и сейчас почитаются, да вроде позабыли нынче, какие обязанности ложатся на плечи тех, кто титул получил тот, только про привилегии и помнят, дураки собачьи. Где-ж то видано, так законами Магии пренебрегать. За точность не отвечу, но в мире, вроде как, только три Лорда осталася: Кощей Бессмертный на Руси, Аматэрасу на восточных островах и Ороро Эвора Шури где-то на африканском континенте, но мы не об этом. Тогда ещё магии не чурались, Одарённых не презирали, а последние помогали простецам кто по хозяйству, кто от бесов спасти горазд, а кто и при дворе помогал. Были у меня знакомые, Толиман Блэк и Рицинус Принц, всегда парой ходили. Первый— Мастер Боя, мог щелчком пальцев огненный ураган создать, второй— Мастер Алхимии, на ядах специализировался. Отличные ребята были, да ещё и из кланов потомственных Одарённых, всегда были рады помочь. А на них тогда уже охоту открыли церковники заморские, скрывали они дары свои. А в те времена, когда история эта случилась, их бы уважали, как того дворянина простецкого, а то и выше б ставили. Так вот, рассказываю, было у короля Эдуарда всё хорошо, пока дальний родственник его не задумал трон занять. Избавился он от сына короля, а дальше не по его плану пошло, жена короля свой статус раскрывать не любила, вот и не знал никто о силе дара её. Разозлил её поступок этот неимоверно. Не знаю уж, насколько преукрашена историю, скормила того неродивого питомцу своему, а на ближайших его родственников какое-то мудрёное проклятие наслала, да такое, что много силы своей лишилась. Да, времена были жестокие, не то что сейчас, но зато какие! Эх, опять я отвлёкся. Прокляла она их, значится, а тогда этого ограничения на выход ещё не было. Не нужно оно было, мёртвым не надо были богатства и власть, да и сейчас незачем. Да только что за правило такое, если без исключений. Если умирал кто-то с сильными противоречивыми эмоциями, усиливались они, эмоции то бишь, да так сильно, что никакое становление мёртвым их не заглушит. Сын короля став мёртвым остался навеки ребёнком и вскоре навеки заснул, а вот предатель короны с усилившимися эмоциями, собрал сладкими речами живых простецов, что в деревнях неподалёку обитались, и пошёл штурмом на замок. А среди тех простецов слабенький Одарённый затесался, что после учёбы в школе к родителям своим вернуться решил. С его помощью простецы чуть ли не монстрами стали. Всю историю долго пересказывать, до рассвета и не управлюсь. Но в итоге событий тех, родной брат Королевы, что носил титул Лорда Певерелла, объединившись с Лордом Кощеем и Лордом Аматэрасу создали в мире правило, гласящее "Ни мёртвый, ни живой мёртвый выйти не сможет за пределы той земли, что им отведена, огорожена и Магией, Жизнью и Смертью охраняема, и только благословлённым тремя сёстрами это дозволено". Большинству мёртвых на это правило как на муравья человеку всё равно, а от таких индивидов, как тот предатель короны, до сих пор простецов оберегает, просто развеивая нарушителя во всех планах бытия. В основном так и проходили те редкие ночи, когда я поднималась на поверхность: Октавиус многое мог рассказать, даже про дары Одарённых с поправкой на эпоху, Гарри потихоньку оттаивал, а я сидела рядом, иногда одолеваемая мыслью, что являюсь третьей лишней. И как бы то ни казалось со стороны, но мальчик почему-то привязался именно ко мне и уже потом к дедушке. Подходил в первую очередь к моему надгробию чтобы разбудить ещё в последних лучах заката. Просил сыграть ему что-нибудь на скрипке перед сном. Такой милый и такой одинокий. До самого лета всё происходило более менее буднично, зато летом несносный мальчишка задумал просыпаться незадолго до нашего пробуждения, ночь проводить с нами, утром уходить домой, мол посмотрите, живой и здоровый, к обеду возвращаться в церквушку и отсыпаться там до заката. Учитывая возраст и те скудные запасы еды в виде варенья и чая, со здоровьем у него начались пока невидимые обычному человеку проблемы. Зато единственная пара неспящих докторов по профессии примчались уже на вторую ночь после начала летнего марафона. Но как бы не старались они убедить Гарри, эффекта это не возымело. Ну, хоть с началом осени это прекратилось, хотя реже приходить он от этого не стал. Несносный мальчишка. Некоторые местные считали своим долгом помочь необычному знакомому в том, в чём разбираются лучше всего. Так у Гарри появились отличные репетиторы по математике и немного физике, изобразительному искусству, языку и литературе, музыке (я), истории (почти все старожилы обязаны хоть что-то рассказать из своей жизни, или так только кажется со стороны и они изливают душу маленькому мальчику?), этикету и манерам (леди Дризельда со своими подружками выглядели очень довольными), теоретической кулинарии от бабули Юфимии, и, кажется, кто-то рассказывал, как выжить в лесу. В общем скучно не было никому, а иногда мне думалось, что малыш обдумывает план побега отсюда, но, видя наконец его искреннюю улыбку, эта мысля улетает далеко и надолго. С началом зимы нам удалось уговорить Гарри проводить больше времени дома, что заметно не прибавило радости на его юном лице, но он у нас умный, понимает и наконец принял такую заботу. Но о семье всё равно не говорит. Запрос на поиск недавнопочивших Поттеров принёс ничего конкретного, только то, что две могилы 1981 года находятся близ Госфорса или Годриковой впадины, если по названиям магов, но оттуда до сих пор никто не поднялся с момента погребения. Весной всё вернулось на круги своя. И так несколько лет, будто хоровод. Но одна июльская ночь мне запомнилась очень хорошо. --А что же ты раньше не сказал, что у тебя День Рождения завтра? Никак, ищешь повод обиду затащить да сбежать от нас?--наигранно-обиженно возмутился Октавиус. Мы привычной компанией, втроём то бишь, сегодня одна из тех тихих ночей, когда вокруг не собирается толпа. --Нет, дедушка, что вы?! Я не поэтому не говорил! Я просто, ну... не хочу его праздновать, вот. --Это как, а? Ты можешь не хотеть праздновать день своей смерти, но в День Рождения ты должен хотя-бы отдать дань предкам, давшим тебе жизнь,--наставительно протянул скелет, обмотанный старой тряпкой, поднимая костлявый палец повыше. Напротив него рядом с живым мальчиком сидела бледно-синяя девушка, с которой десятилетие за десятилетием спадает всё больше плоти, открывая кости напоказ, и к вала в такт нравоучениям. Мальчик нахмурился, но тяжело выдохнув, тем самым признавая правоту старшего.— И чего хотел бы получить от нас в подарок? — Н-ничего,--он глянул на скелет и поняв, что "непрокатит", спустя минуту раздумий, ответил,— хочу историю. Реальную историю с относительно счастливым концом. --А чем тебя не устраивает просто счастливый конец, малец?--но не видя в глазах Гарри и доли понимания, сдался,— ну ладно, так и быть. Это история о лучшей из мёртвых невест. Она была краше и милей всех вокруг Но странный субъект объявился вдруг Он был мил, изящен, хоть пуст был карман У него завязался с бедняжкой роман Её папа в ответ сказал своё "Нет" Всё, что было потом, это страшный секрет... Был когда-то... Ими созданный план был прост и умён И был никому неизвестен он Платье с маминой свадьбы ей было как раз А лучше б она не мечтала в тот час Замечу другое, и это важней Было золота несколько фунтов на ней Есть возле кладбища старый клён Поздно ночью туда, позабыв страх и сон Она прибежала, но где же он? А потом? Время шло... А потом? Какая-то тень, кто это был? А потом? Как билось её сердечко! А потом? А потом, детка, всё охватил мрак... И вот она поняла, что мертва Пропало золото, к чему слова Она поклялась, лёжа между гробов Что вернёт ей свободу лишь большая любовь Кто руки её нежной попросит на век И тогда-то нашёлся молодой человек Тогда с нею был он Но разве конец был таков? Дальше история была краше Молодой человек был помолвлен с другой С живою девицею. Где это видано Чтоб сразу с двумя крутили роман В те времена. Свадьбу сыграть уж хотели в церквушке Яд подготовили парню и пошли на поверхность... Нет, не получается у меня стихами как у Костотряса. В общем, когда клятвы были принесены, а тот парень уже приготовился выпить яд, на праздник заявились незваные гости. И кто бы это был? Живая невеста парня в компании того самого вора, убийцы малышки Эмили. Там почти до драки дошло, но этот глупец выпил яд, ха-ха. А Эмили, добрая душа, благословила парня и его живую подружку и ушла в вечный сон. И жили молодожёны счастливо и не очень долго, оставив двух детей живыми ушли, и невозможно их найти по всем британским кладбищам. Даже новость почившей дочери не принесла результата, что уж говорить о сыне. --То есть история вот прям самая реальная?--прервал стариковское брюзжание Гарри. А у меня зародились некоторые подозрения. --Мёртвую невесту звали Эмили, фамилии мёртвым ни к чему. Парня— Виктор ВанДорт, а его подружку— Виктория ещё не ВанДорт. --Мои родители?!--удивлённый вопль, по-другому это не назвать, вырвался сам собой. Малыш непонимающе уставился на меня, а потом видимо вспомнил надписи на моём надгробии и широко распахнул глаза в удивлении. Наверное до конца не верил в реальность истории. Хотя, его можно понять, в это трудно поверить. *** Следующий год был похож на предыдущий, разве что Гарри иногда не приходил или приходил с кучей синяков и мелких порезов. Я уже привыкла подниматься на поверхность каждую ночь, если бы я этого не делала, малой бы обиделся. И это тоже чревато, за год общения с нами он сильно раскрепостился. Достал же где-то банку краски и установил так, что при подъёме наверх я вся стала розовой. А со стороны-то как это смотрелось: синекожая дева в синем платье с нежно-розового цвета головой. Даже обычно спокойный народ, привыкший к маленькому Живому на своей территории, еле сдерживал смешки. А Гарри в это время со всем своим серьёзным видом заявил, что в следующий раз обидится сильнее и придумает что-то новенькое. Недавно приходил брат, рассказал, что жена его теперь рядом с ним лежит и, прямо как муж их дочери, не может поверить в реальность. Ну, внуков на ноги поставила, жизнь отжила, теперь можно и уснуть. Сразу это не получится, естественно, потому братик ей что-то вроде экскурсии устраивает, по разным кладбищам. Первым делом сводил в одно из самых популярных загробных заведений Британии, бар "Коленная чашечка". Именно там, по рассказу Октавиуса, побывал когда-то наш отец и девушка, в честь которой у меня второе имя. Ооо, когда братик услышал эту историю, какое лицо у него было! Готова поспорить, даже при жизни он так не удивлялся. Только после моего рассказа ему удалось представить свою спутницу жизни. --Это и есть твоя сестра, из-за которой ты хотел покончить с жизнью? Я думала она немного... более женственная,— сказала она тогда. И мне стало так обидно, так... В общем, были бы у меня слёзы. И брат ещё, как будто статую изображает. Я тогда извинилась и направилась в сторону полуразрушенной каменной беседки, где обычно мало кто сидит из наших. По пути меня догнал Гарри, малыш Гарри, который одним обеспокоенным взглядом спросил "что случилось?" --Ничего, малыш. Просто встретила старую родственницу,— неповерил. Но не ушёл, а присел рядом, обнял. Некоторое время мы молчали. А потом он спросил, как я умерла. И я рассказала. О своём детстве, как мы с братом рано лишились родителей и остались на попечении старой нянюшки Хильдегарды. Как, стоило брату войти в права главы дома, ушла и Хильдегарда на этот свет. Как ради меня братик много работал и смог показать мне европейские города, ведь тогда это было очень сложно осуществить. Как я выступала со скрипкой перед горожанами в разных странах и как им нравилась моя музыка. Как один раз, во время осмотра новой смотровой площадки у маяка Уиттенберген, что на севере Германии, всего один шаг, и она летит в океан. А потом она проснулась тут. Как познакомилась с местными, как пыталась намекнуть брату, чтобы тот жил своей жизнью. Как уже хотела заснуть навсегда, но появился такой вот он и помешал ей. --Ты хочешь уснуть навсегда? --Я хотела уснуть навсегда. Но теперь не хочу, ведь ты меня даже там сможешь достать, да?--весело отозвалась я на его мрачный вопрос и задумалась. Ведь малой и правда стал для меня искрой посильнее, чем даже скрипка в первые годы. И теперь даже мысли не допускаю о вечном сне. По крайней мере до тех пор, пока Гарри приходит сюда. К ней. И я совершенно не заметила, как он куда-то убежал. За него совсем не волновалась, ведь местные ему ничего не сделают, да и с братом моим он уже один раз встретился. Подходя к скоплению необычно напряжённых местных, полукругом ставших вокруг столика с сидящими за ним братом с женой и мрачным Октавиусом. Перед ними, сжимая кулаки и нервно дыша, стоял Гарри. Его серьёзное лицо плохо сочеталось с поношенной, хоть и чистенькой и аккуратно заштопанной, одёжкой и нелепыми круглыми очками. — Почему ты не в своей кровати, мальчишка? Что ты вообще делаешь ночью на кладбище? Бедный Вернон, приютил такого неблагодарного щенка как ты, и что он получает в ответ?! Права была Марджори, когда говорила нам сдать тебя в приют от греха подальше, но нет, мой мальчик слишком добр для этого. Зарвавшийся...--она уже вставала из-за стола, но договорить не смогла, как и сделать ещё хоть один шаг. Будто её что-то сковало. Гарри приблизился к ней на шаг и с вызовом глянул в лицо жене моего брата. Сейчас стало заметно, что в общении с нами, живыми мёртвыми, от того замкнутого воробушка осталась лишь внешность, сейчас он более решительный и в тоже время спокойней, сказывается долгое пребывание с равнодушно настроеными практически ко всему мёртвыми. --Да что вы говорите. Бабуля,— такой холодный и жёсткий голос нашего малыша был чужд, даже мурашки пробежали по давно мёртвым остаткам плоти, и похоже не у одной меня такие ощущения. Но, кажется, на виновницу этого действа свалилось что-то покрупнее, её практически придавило к земле. Мимолётный взгляд на Октавиуса, тот практически незаметно кивнул и указал на Гарри. В его глазах цвета малахита плясали зловещие огни и от всего его тела отходила зловещая аура. Аура Силы. Одарённый. Почему-то в этот момент мне не стало страшно и не захотелось преклонить колени, нет. Меня полностью поглотила мысль, что такому сильному Одарённому нет смысла находиться рядом с давно мёртвой девушкой. Бесполезной. Даже если Гарри станет одним из Лордов, тем более если станет. Нет смысла в том, чтобы ломать законы, одобренные Тремя Сёстрами. Нет смысла привязывать себя к какому-то старому кладбищу. Так что просто смирись, Гелла, и готовься расстаться. Что ещё меня держит на поверхности? Ведь больше ничего. Брат уже давно в мире мёртвых, из живых меня также давно никто не помнит, а искра моя скоро исчезнет. Верно, нужно провести с ним побольше времени вместе, пока ещё можно. Потом он уйдёт к своим, в свой мир. И мёртвые в этом мире другие, точнее никакие. Простецы, умирая, могут продолжить существовать из-за капельки Магии, что есть во всём живом. Одарённые же свой дар применяют в течении жизни и на вторую жизнь мало у кого хватает. Нам это уже давным-давно рассказали старожилы. И поэтому родители Гарри не поднимались на поверхность. Они тоже Одарённые. Погрузившись в свои мысли, я не заметила, как брат, забрав жену, поспешил уйти. Лишь успела увидеть тень печали на его бедно-синем лице. А потом наш Октавиус устроил разбор полётов одному конкретному живому мальчишке. Выпытал, можно сказать, каждую деталь его жизни. И ведь Гарри понимал, зачем и, переступив упрямый характер, рассказал, что знал. Не то чтобы ему совсем плохо жилось у моего, получается, внучатого племянника. Но если сравнивать с их родным сыном, левому племяннику жены того Вернона жилось нелегко. Сами вспомните себя ребёнком и представьте, что стало бы с вами, если все окружающие вас люди морально прессовали вас. А ещё в школе на вас наезжают какие-то хулиганы, дебилы, как выразился один из недавнопокойных. Очень не хочется представлять, каким бы вырос Гарри, не встреть нас. После долгих отчитываний со стороны старожилов, Октавиус рассказал всем желающим, то есть всему кладбищу, что мы такое удостоились увидеть. --У Гарри есть потенциал стать новым Лордом. Как и желание. Но готов ли ты к этому?--спросил он в конце, глядя давно выцветшими глазами на мальчика. Тот решительно кивнул и приготовился внимать бесспорно важную и увлекательную речь,— отлично, ты сделал свой выбор. Теперь ты должен идти к своей цели, но не потеряться на пути, научиться быть независимым и беспристрасным, но в тоже время понимать суть человеческую. Ты должен быть сильным, но не чтобы нападать, а для защиты слабых, невинных или дорогих сердцу твоему. Ты должен найти тех, кто последует за тобой и в огонь, и в воду, и ради которых ты будешь готов свернуть горы. Тогда, может быть, ты станешь настоящим Лордом. В сейчас тебе пора спать, до рассвета всего пара часов осталось. *** С той ночи прошёл ещё один год. Насыщенный самыми разными дисциплинами, которыми сам себя нагружал Гарри, постоянным беспокойством о его здоровье у меня и некоторых других мёртвых. Моей прямой обязанностью стала слежка за его нагрузками, распорядком дня и физическом и психологическом здоровье. Нет, я и раньше о нём не забывала, просто теперь я практически только этим и занималась. По словам одного местного, который всего лет пять назад работал учителем естествознания в начальной школе, наш Гарри уже может перескочить через пару классов по большинству предметов. А вообще у него завал только по физре и "только потому, что меня мало кормят", на что получал справедливый тычок от бабули Юфимии, мол нечего всё свободное время на старом кладбище проводить, глядишь, и покормили бы дома, не оставят же его родственники голодной смертью умирать. Кроме этого, мальчишка стал пытаться управлять даром. Октавиус только посмотрел на это, потом на мой жалобный взгляд, поцмыкал, а следующей ночью в его распоряжении оказалось несколько книг о Магии и её сёстрах. Когда в начале апреля Энтони пожаловалась на нехватку инструментов для изгнания поселившихся в самом старом уголке кладбища крыс нашему старейшине, Гарри вызвался помочь. Я, как ответственная девушка, выполняла взятые на себя обязанности и сопровождала мальчика. Вы когда-нибудь видели, как общаются с животными? Не сюси-пуси, а вот реально общаться, понимать друг друга? Честно говоря, не смотря на существующую в нашем мире Магию, мне казалась возможность общения с животными сказкой. Ну, теперь зато знаю, что как минимум язык змей существует, но там свои какие-то заморочки. А ещё иногда мы с ним вдвоём сидели в полуразрушенной беседке и либо наслаждались тишиной, либо вели неспешные беседы обо всём и ни о чём. Такие моменты до сих пор заставляют мне почувствовать себя почти живой. Почти, но даже этого много для моего давно остановившегося сердца. Подумать только, я влюбилась в Гарри, нашего Гарри, совсем ещё мальчишку! Я приложила все усилия, чтобы это никто не заметил и кажется, у меня получилось. Вскоре настало лето, он опять, как и предыдущие два года, всё свободное время проводил тут. Разве что питаться лучше стал, но не говорит как этого добился, паразит маленький. Волнуемся же. На его День Рождения Октавиус придумал рассказать рассказать мальчику о его родителях, что на Госфорском кладбище лежат именно они дедуля выяснил не быстро, и по склепам проводить в гости, так сказать. Вот только он не пришёл. И на следующую ночь. И следующую неделю, и месяц. Ещё на второй день я поняла, что вот он, конец моей искры. Я готовилась к этому, но оказалась совершенно не готова. Хотя, уйти в вечный сон это намного лучше, чем каждую ночь подниматься на поверхность с надеждой и не обнаружить там Его. Чтож, это было интересное существование, Гелла, но тебе пора. Будь счастлив, Гарри Поттер.