Осколки и отражения

Шеба Ашибаэль — наследница первых велоти: меров, что не пытались дождаться милостей ни от богов, ни от соседей, ни от неприветливо чуждой земли — но взяли Ресдайнию в жёны по праву завоевания. В восемь лет Шеба умеет прясть эбонитку, разделывать мелкую дичь, вываривать шалковый клей и немного работать по дереву. В тринадцать она разбивает ручную прялку о голову соседского мальчишки, который назвал её грязной эшлендерской девкой и попытался сорвать с неё юбку — новую, очень нарядную, расшитую шёлковой нитью и синим стеклярусом. Кончается всё ожидаемо и по-своему даже приятно. Юбка, которую Шеба только вчера перешила из старой бабушкиной шали, — и заслуженно гордилась работой! — не пострадала, а гадостный скамп отделался россыпью мелких кровящих ранок на пол-лица и рассечённой бровью. Прялке пришлось куда хуже. Дома, конечно, Шебе влетело — неужели она не могла выдумать более умного и аккуратного способа поквитаться с обидчиком? Род Ашибаэль пустил в Дешаане корни несколько поколений назад, и выросли дети, не знавшие кочевой жизни… Но пусть даже старшие и открыли двери своих домов для АльмСиВи, их души по-прежнему дышат в лад пустоши и её древним богам — и следуют Старому пути. Они не забыли о том, что взрастили в велоти князья даэдра… Шеба взращивает в себе терпение и осторожность; новую прялку изготовляет сама, от первого и до последнего этапа. Лёгкое охотничье копьё — тоже. Пятнадцатилетняя Шеба обещает стать завидной невестой. С каждым днём она всё уверенней управляется и с магией, расцветающей у неё под кожей сумеречной колючей лозой, и с собственным расцветающим телом. Она и правда дочь пустоши, и нет в её облике ничего общего с тростниковой хрупкостью дешаанских красавиц: Шеба Ашибаэль — рослая, крепкая, с тяжелеющей грудью и широкими детородными бёдрами. Её руки запросто управляются и с копьём, и с охотничьим луком, но посох — и магия — с каждым годом становится всё привычнее. Шебе семнадцать, когда соседский мальчишка, выросший в статного, красивого юношу, но не доросший до “грязной эшлендерской девки” три пальца, зовёт её на свидание. Шеба смотрит на него сверху вниз, во всех смыслах, но соглашается и предлагает вместе отправиться к озеру — искупаться. Дешаанское лето такое душное! Всё идёт как по нотам: дама, изображая стеснение, отказывается раздеваться, пока на неё смотрят, и усылает кавалера вперёд, а когда тот заходит по шею в воду, крадёт его одежду и возвращается в город. На островерхой кровле “Пылающей никс” его штаны развеваются, словно победное знамя. Шебе двадцать один, когда она проходит клановое посвящение. Гордая дочь рода Ашибаэль не плачет, когда мать клана сначала орудует лезвием, а потом втирает в свежие раны золу и сок комуники — боли она не боится. Контуры ритуальных шрамов лежат ожерельем, обнимая ей спину и грудь — первым, но далеко не последним. Шебе двадцать четыре, когда она решает уйти из Морнхолда; красивый охотник, которого она повстречала — не первопричина, но веский повод. Шеба не отрицает, что влюблена, но не ради влюблённости вступает на эту дорогу. Ей тесно в Морнхолде, и в Дешаане — тесно, и в собственном теле — тесно... Забвение смотрит в неё, и Шеба без трепета заглядывает туда в ответ. Сумеречная лоза плодоносит горьким, тягостным разочарованием — первым, но далеко не последним. Шебе не исполняется и двадцати пяти, когда она понимает, что и избранник, и путь, им предложенный, ей не в пору: слишком мелкие, слишком душные, слишком — для чужачки, “осёдлого н’ваха” — унизительные. Она оставляет мужчину, но не его клан, и впитывает всякое знание, что мудрые соглашаются ей отдать — пока не выпивает их горькую милость до дна и, попрощавшись, не отправляется к кочевью другого клана. Каждая ступень посвящения прорастает на коже всё новыми и новыми шрамами, и однажды, взглянув в зеркало, Шеба впервые себя узнаёт. Ей тридцать шесть.