Осколки и отражения

      Вторая Эра кажется Атерасу слишком простой.       Это время — (уже-ещё) не его время, эта вера — (уже-ещё) не его вера, эти вещи — чужие, неправильные и не принадлежащие ни прошлому, ни настоящему.       И всё же земля Морровинда щедра, и ветер на ней свеж, больше знакомый Неревару, чем Нереварину.       Случайные искажения снорукавов, позволяющие путешествия, случайные сколы, позволяющие упасть и не падать, приводят его в момент, когда Священный Город лишь строится, но Ресдайн уже потерян.       Атерас хочет видеть, как именно данмеры стали мягкими, Неревар хочет понять, что сделало велоти человеческими данниками.       Он здесь — отколотый от самого себя и всё же пребывающий в Сне-вне-Сна.       Женщина, которую он встречает, горда, как дочь кимеров, и прекрасна мерой пепла и алого огня.       У неё деловитый и конкретный ум осёдлой чародейки, тело охотницы пустошей и дикая душа велотийки. Ллеран редко позволял себе терять голову; но здесь, не скованный статусом, важностью своей роли и необходимостью просчитывать каждый шаг, он чувствует, что пропал, почти сразу же, как видит её, спорящей на дороге с глупым бетмером.       Проклятого кота он бы мог купить с потрохами, но куда лучше предложить руку помощи без конфликтов... чтобы через несколько шагов показательно разделаться с разбойниками, что так и не вняли гласу рассудка (хотя кто станет слушать тёмного эльфа-Телванни столь надменных манер?).       Но женщина вовсе не пугается. Её имя — шуршание шёлка Прядильщицы, шорох песка под пальцами бури, выдох лавины, заклинание, разносящееся эхом среди шатров.       Её имя — горько-сладкий привкус специй осёдлой кухни, перестук деревянных палочек музыки ветра под крышей. Она — целое и тень.       Шеба задаёт ему загадки; эшлендеры обожают загадки, и ответы иногда даёт вовсе не Нереварин, но другая часть памяти. Словно прыгать по тонкой корке поверх запекшейся лавы — ошибись, и будешь высмеян. Ошибись, и проиграешь несколько шагов — а ведь хочется встать совсем рядом.       Он старается подобрать ключи к каждой грани замка; чародейке нравятся беседы, сестре пепла — дорогие и изящные подарки, а той, что умеет смотреть задорно и неверяще, нужно нечто удивительное. У Атераса достаточно никсадов в рукаве, но он совершенно не намерен оскорблять мутсэру дешёвыми фокусами.       Он дарит эшлендерке — зачарованное серебряное кольцо с печатью Мефалы, чародейке показывает, как использовать сложные, но невероятно эффективные электрические чары, а той, чей души хочет коснуться, даёт окунуться в саму грозу поверх небесного пламени. Он не позволяет себе непочтения, но не желает скрывать ни своих желаний, ни своей опасности.       Он — ур-Дагот, инспектирующий свои бывшие-будущие владения; вестник чумы и мора. Но не только.       Неделями он странствует по Тамриэлю, вычисляя уязвимые точки до того момента, как через столетия они расцветут открытыми ранами.       В каждой неделе находится день, в которой его мысли вовсе не подчинены делам Хортатора велоти.       Женщина, которую он хочет, достойна большего, чем имеет, и он тратит средства, не думая — для мага его уровня деньги берутся из самого воздуха, оседая возможностями. Но страсть нельзя купить — лишь подбросить благовонных дров в уже вспыхнувшее пламя.       Атерас приручил многие виды огня, но этот жжёт ему ладони самим воздухом, что остаётся ещё между.