Такие чудовища, как Риддл

СПРАВЕДЛИВОСТИ НЕТ. ЕСТЬ ТОЛЬКО Я Смерть И боль сокрушила его. А вместе с ней пришло понимание. Ловушка. Вот, что это было. Тогда Питер Эванс видел свою сестру в живых последний раз. Такой он её и запомнил — бледной, сосредоточенной, но улыбающейся так беспечно, словно она не чувствовала дыхания Смерти, притаившейся у неё за спиной. Питер Эванс, опытный танатолог, искренне влюблённый в свою профессию, знакомый со Смертью не понаслышке, — чувствовал. И его сердце разрывалось на части от горечи и любви. — Выкладывай, — он вытащил Лили на кухню под предлогом быстрого кулинарного совещания насчёт запечённой свинины, но никого из тех, кто сидел в столовой за празднично накрытым столом, это не обмануло. Джеймс Поттер был весь напряжён, как стрела, готовая лететь в глотку врагу. Он и смеялся натянуто над собственными же анекдотами, и даже смотреть умудрялся натянуто. Почти болезненно. Маргарет Эванс только глянула на мужа, громко просившего сестру помочь на кухне, как всё поняла. Запечённая свинина — это же его коронное блюдо. Брат просто хотел поговорить с сестрой начистоту. — Выкладывай, — повторил Питер, глядя, как Лили и в самом деле берёт кухонные варежки и осторожно опускает дверцу духовки, чтобы проверить мясо. — Я же вижу, что-то не так. Лили спокойно закрыла духовку, сняла варежки и аккуратно положила их на стол. В глаза Питеру она смотреть избегала. — Лилс, я вижу, — тихо сказал Питер. — Я не хочу подвергать тебя и Мэгги опасности, — прошептала Лили, и посмотрела на брата. — Я боюсь... — Это связано с Волдемортом? Глаза Лили наполнились слезами. Жуткую проблему английских волшебников, — сильнейшего тёмного мага со звучным именем лорд Волдеморт, — сиблинги Эванс старались не обсуждать. Лили пару раз рассказывала о нём, но эта тема была ей явно неприятна, так что Питер перестал даже интересоваться. Однако сегодня он видел, что сестра не просто расстроена — она страдает. — Дамблдор сказал, что Волдеморт охотится на Гарриет, — выпалила Лили, не в силах больше сдерживаться, и разрыдалась. Питер обнял её, положив её голову к себе на плечо, погладил волосы, успокаивая, утешая, давая возможность выплакать страх. — Ну, зачем, Лили… В дверях кухни застыл Джеймс, из-за его спины выглядывала Маргарет. Плечи Джеймса опустились, будто всё его напряжение разом покинуло тело. — Не надо было… ведь Мэгги… Маргарет встрепенулась и положила руки на туго обтянутый платьем живот, укрывая, защищая, пряча. — Мы сегодня выторговали эти несколько часов, чтобы… чтобы… Лили судорожно вздохнула. — Вы куда-то уезжаете? Дамблдор вас спрячет? Защитит? Тень Смерти за спиной Лили стала отчётливей, будто фокус навели. Питер хотел бы рассмеяться прямо в её суровое лицо, череп без кожи и мышц, но он не мог, не мог. Его первым вопросом к Лили, когда она давным-давно приехала из Хогвартса на каникулы, был: «Волшебники умирают?». — Да, — ответил Джеймс, пока Лили пыталась успокоиться, делая глубокие вдохи и выдохи. — Но мы не сможем больше с вами видеться. Временно… скорее всего, временно. Недолго. Может быть, пару месяцев. Или лет. Никто этого вслух не произнёс, но каждый в кухне подумал. Джеймс лгал, и лгал неуверенно. А Смерть из-за спины Лили скалила зубы в ехидной усмешке… Питер твёрдо взял Лили за плечи и внимательно заглянул ей в глаза, чуть наклонив голову. — Ты уверена, что я никак не могу вам помочь? — Прости, дружище, но ты магл, — с горькой улыбкой произнёс Джеймс. Лили покачала головой. — Дамблдор нам поможет. Он нас защитит. Защитит Гарриет. Лили мягко высвободилась из рук брата. Бросила короткий взгляд на Джеймса. Тот понимающе кивнул и пошёл к лестнице, ведущей на второй этаж, где в одной из комнат спала маленькая Гарриет. Стоило ему только уйти, как Лили с силой вцепилась в руку брата. — Обещай мне, — горячо прошептала она, — обещай мне, что, если с нами случится самое страшное, ты позаботишься о Гарриет. Обещай, что будешь любить её так же, как любил меня! У Питера зашумело в голове, из глубин памяти ядовитыми змеями скользнули точно такие же горячие слова. Обещай мне, обещай мне, что ты будешь заботиться о Лили. Обещай, что будешь любить её так же, как любил меня. — Обещай!.. Питер обхватил ладонями лицо Лили и поцеловал её в пышущий лихорадочным жаром лоб. Она будто на мгновение сделалась больной. Обещай мне!.. — Я обещаю. Лили глубоко вздохнула и обернулась к Маргарет. — Мэгги… — С тобой ничего не случится, — громко сказала Маргарет. — С тобой и Джеймсом всё будет в порядке. — Обещай мне, — Лили упрямо мотнула головой. — Я буду любить её… как своего ребёнка, — шепнула Маргарет, её глаза наполнились слезами. — А ты обещай мне, что сделаешь всё, чтобы… чтобы с вами всё было в порядке. Лили печально улыбнулась, поймала взгляд вернувшегося Джеймса, который нёс на руках спящую Гарриет. — Мы должны идти, — тихо сказал он. — Ещё раз с днём рождения тебя, Пит. Был рад увидеться. Прости за… за это всё. Питер кивнул. На высоком крыльце дома они, не сговариваясь, остановились. Лили неловко переступила с ноги на ногу. — Давайте… не будем прощаться, — тихо сказала она. — Не будем, — сдержанно повторил Питер. Мэгги промолчала. Джеймс промолчал тоже. Он спустился с крыльца и отвернулся, покачивая малышку на руках и тихонько напевая ей песню. Лили достала волшебную палочку, улыбнулась светло и беспечно, сосредоточилась и шепнула: — Обливиэйт. Тогда Питер Эванс видел свою сестру в живых последний раз. Такой он её и запомнил — бледной, сосредоточенной, но улыбающейся так беспечно, словно она не чувствовала дыхания Смерти, притаившейся у неё за спиной. Это воспоминание вернулось к нему 31 октября 1981 года, в миг, когда Лили не стало. Лили и Джеймс Поттеры шли по Тисовой улице, намереваясь аппарировать на место встречи с Дамблдором откуда-нибудь из другого места. Подальше от людей, которых оба любили. Дамблдор отговаривал их от этой встречи, но Лили была непреклонна и согласилась только на то, чтобы пара авроров сначала охраняла дом, а потом шла за ними на некотором расстоянии. Она понимала, что это глупо, но никак не могла справиться с эмоциями. — Лили!.. Стой!.. Всё произошло очень быстро. Рядом с Джеймсом, прижимавшим к себе Гарриет, появился Кингсли Бруствер, схватил его за руку и аппарировал. Рядом с Лили появился Аластор Грюм и невербальным заклинанием обездвижил того, кто выбежал из-за поворота на улицу Глициний. Северус Снейп упал на спину и затих. — Портал! — прорычал Грюм. План на случай нападения был отработан, но Лили поступила не по плану. — Нет, это мой друг! — Тебе сейчас никто не друг, кроме меня, девочка! Я доставлю его в штаб Ордена для допроса. А ты уходи! Волшебный глаз Грюма, — приобретение слишком недавнее, чтобы к его виду привыкнуть и не вздрагивать, — бешено вращался во все стороны, отыскивая возможную засаду. — Хоменум ревелио! Использовав ещё около десятка заклинаний на обнаружение, и убедившись, что в радиусе пяти километров кругом не было волшебников, Грюм не успокоился. Впрочем, основной задачей авроров была защита Гарриет Поттер, а потому… — Я должна с ним поговорить, — упрямо сказала Лили. — Пожалуйста. Наедине. — Сентиментальные глупости, — проворчал Грюм, но всё же отошёл на добрый десяток шагов в сторону и принялся снова бормотать заклинания, пытаясь обеспечить безопасность. — Что ты здесь делаешь? — незамедлительно спросила Лили, сняв со Снейпа обездвиживающее заклинание. — Лорд Волдеморт хочет убить твою дочь! — выпалил Снейп, поднимаясь с земли. — Ему нужна только твоя дочь, слышишь? Лили испуганно попятилась. — Откуда ты знаешь?.. — Неважно. Ему нужна только Гарриет, Лили, только она… — Ты… ты пришёл к нему, да? Ты предложил ему… свои услуги… талантливого зельевара… специалиста по Тёмным Искусствам. — Это всё неважно! Лили, прошу тебя, выслушай!.. Ему нужна только Гарриет, ты понимаешь, что это значит? — Ты предлагаешь мне отдать своего ребёнка, чтобы спасти свою жизнь? Лили не чувствовала, как слёзы текут по щекам, она смотрела на человека, который когда-то был её лучшим другом, которого она… Когда-то… Пока… Почему ты связался с этим идиотом Мальсибером? Он же самый настоящий садист! И никакой не садист! Он настоящий слизеринец. Мальсибер, Долохов, Нотт — они все психи! И тебя они испортят! Ты не понимаешь! В Слизерине нельзя быть отдельно! Если ты не часть Слизерина, то ты ничто! Я слишком долго был ничем, Лили, пойми меня! Для меня ты никогда не был ничем. Зато для твоего Питера был. Причём здесь Питер, ну причём? Северус, ну, пожалуйста, не водись ты с этими… Они мои друзья. Или ты готова принять меня таким, какой я есть, и готова принять моих друзей… Или не готова, и тогда… Лили пыталась его понять, пыталась примириться, пыталась даже, — страшно вспомнить! — не обращать внимания. Пока не стало слишком поздно кого-либо спасать. Что ты говоришь им о нас? Почему после твоих слов они считают возможным называть меня… так? Мне жаль, что ты это слышала, очень жаль, правда. Они не должны были… Но они будут, Сев, они будут! А что насчёт твоих друзей? Почему ты всегда нападаешь на моих? Поттер, что ли, золотой мальчик? Или его придурочная шайка? Они издеваются над людьми из скуки! А ты и твоя придурочная шайка — для удовольствия! В Джеймсе нет этой злобы, которая пышет из каждого твоего слова! Он никогда не назовёт меня грязнокровкой! Никогда, слышишь? Лили даже сделала шаг к примирению — послала приглашение на свадьбу, хоть Джеймс и сопротивлялся изо всех сил. Потом послала приглашение на крестины. Поздравила с днём рождения. Но Северус ни на одну открытку не ответил. Лили подумала, что он не может её простить. Она смогла, поняла, что они были всего лишь глупыми детьми, и ссора у них была глупой, и от дурной компании Северус, конечно же, отвязался сразу после школы… А он не понял, не простил, не отвязался… Однако сейчас он здесь. Он, видимо, следил за домом Питера. Чтобы предупредить, уберечь… Но его слова несли в себе только тьму и боль. — Лили, прошу тебя, он даже Джеймсу жизнь сохранит… Ему нужна только… — Я так хотела не замечать, каким ты стал. Ну почему?.. Почему ты пришёл к нему, а не к нам?... Почему ты выбрал Тёмные Искусства и компанию Мальсибера, а не меня? Ты не мой Северус, ты не тот, кого я когда-то любила. Северус побледнел, раскрыл рот, но не смог выдавить из себя ни звука. Он только мотал головой и пятился назад, будто у Лили неожиданно отросла вторая голова, оказавшаяся к тому же огнедышащей. Он не мог принять то, что она сказала. Просто не мог. — Грюм, наверное, слышал, всё, что мы говорили. Уйти ты не сможешь. — Ещё как слышал! — прорычал Грюм так, словно готов был на месте Снейпа испепелить. — Давай, уходи, девочка. А я потащу этого выродка в штаб. Дамблдор с ним после хорошо поговорит. — Лили… — Я надеюсь, когда-нибудь ты испытаешь столь сильное чувство, что сможешь понять всю чудовищность того, что предлагал мне сейчас. Я не хочу тебя больше видеть. Никогда. Тогда Северус Снейп последний раз видел в живых женщину, которую любил. Такой он её и запомнил — непреклонной, сильной, когда-то давно любившей его. А он, ослеплённый жаждой внимания, потребностью стать кем-то, кого принимают в свой круг люди, которые однажды станут великими, ничего не замечал, кроме того, что хотел. * * * 31 октября 1981 года В комнате царил полумрак, разбавляемый только отсветами пламени камина. Тяжёлые портьеры целый день оставались задёрнутыми, потому что свет от огня он ещё как-то мог переносить, а вот солнечный свет приносил ему боль. Ему сейчас много что приносило боль. Ему было холодно. Пламя камина не согревало. Волшебное пламя не согревало. Заклинаниями было не согреться. Он сидел в кресле прямо у самого камина и кутался в два шерстяных одеяла. Ничто не могло его согреть. Сама его кровь остывала, медленно отбирая жизнь. Том Риддл бросил короткий, полный отвращения, взгляд на поднос с едой. Запахи пищи внушали ему рвотные позывы. Он ничего не ест уже второй день. Его желудок едва выдерживает простую воду. Сколько ещё это продлится? Неделю? Две? Ему нужно собрать все свои силы и прекратить это. Вернуться в крестраж, ведь они для того и были созданы — его якоря жизни в бескрайнем море смерти. Он должен… но он боялся. И потому терпел боль. Раздражался, страдал, но терпел. Деликатный стук в дверь колокольным набатом отозвался в ушах. Он же просил, приказывал, говорил не беспокоить его… — Милорд, у меня срочное сообщение! Это насчёт Гарриет Поттер! — Входи! Услышав магический код «Гарриет Поттер», он даже не обратил внимания на ненавистное ему обращение «милорд» и срывающийся от волнения голос Снейпа. Даже боль отступила, едва он вспомнил о Цели. Снейп был бледен, лоб в испарине, волосы покрыты пылью и перепутались, липли к лицу. Его простая чёрная мантия запылилась по подолу и была забрызгана чем-то тёмным, густым и резко пахнущим железом… Том поморщился, сдерживая рвотный позыв. — Отойди к двери, — приказал он. Снейп послушно сделал несколько шагов назад и замер у самой двери, на максимальном расстоянии от Тома. Но запах не перестал терзать его обострённое восприятие. — Я хочу, чтобы вы дали мне Непреложный Обет, милорд, — тихо произнёс Снейп. Том от удивления привстал в кресле и не заметил, как край одного из одеял упал на пол. — Прошу вас, милорд, обещайте мне, что не убьёте Лили Эванс, ныне известную под фамилией Поттер, и никоим образом не отдадите приказ убить её. Обещайте, что сделаете всё, чтобы сохранить ей жизнь и физическую целостность. Обещайте, что никто из волшебников или маглов не получит от вас указаний убить её. Обещайте, и я сообщу вам, где они прячутся. В голосе Снейпа звучала отчаянная сила. Формулировка его просьбы намекала на долгие часы размышлений. Напрямую нарушить Непреложный Обет невозможно, но всегда можно найти уловку, вывернуться из липкой паутины слов, истолковав их к своей выгоде. Только вот Том не собирался давать никаких обетов Снейпу. Ему хватало собственных, данных самому себе в юности. Тех самых, которые разрушили всю его жизнь и привели сюда, в этот тихий дом, стоящий на холме, к этому каминному пламени, что не в силах его согреть, к этой боли в глубине груди. Том Риддл одно долгое, растянутое во времени мгновение внимательно смотрел Северусу Снейпу в глаза. Тома Риддла терзала боль. У него больше не было сил на разговоры, на благородство, на обещания. Он повелел Снейпу спать. Спать и видеть сны. Серая пыль пятнает мантию, серая пыль легко взлетает в воздух и оседает на лице, на волосах, на распростёртом перед ним теле… Серая пыль сплетает образы прошлого… Серая пыль… — Ты всегда был ублюдком, Снейп, всегда, — слабо простонало тело. — За что она тебя любила? Мне никогда не понять… — Круцио! Ты откроешь мне Тайну, Хранитель. В голосе Снейпа не было ничего — ни боли, ни ненависти. Только сосредоточенность. Тело в серой пыли извивалось и корчилось. Сильная боль, наведённый магией глубокий сон, личное горе — все эти вещи ослабляли разум, охраняемый заклинанием Доверия. Все эти вещи также ослабляли защиту окклюмента. Северус Снейп не владел специфическим заклинанием глубокого сна, которым официально владели целители для использования в случае тяжёлых операций, а неофициально — некоторые могущественные легилименты. От воздействия зелий Питер Петтигрю был защищён. А вот от боли гарантированно и надолго защититься нельзя. Сколько выдержит Питер Петтигрю? Ещё две минуты? Три? Пятнадцать? Если понадобится, он будет пытать его весь день… Серая пыль кружится в воздухе… Серая пыль забивается в глотку… Серая пыль рождает болезненные образы прошлого… Серая пыль превращается в кровь, когда он использует режущее заклинание своего собственного изобретения… Северус Снейп ощутил, как его разум наполняется чужим знанием… Том Риддл обнаружил себя стоящим над телом Снейпа. В какой момент он встал и подошёл? И зачем это сделал? Том поднёс ладонь к лицу, глубоко вздохнул, морщась от боли. Эта боль… Когда уже она прекратится? Она сводит его с ума… Она ослабляет его разум… Том ногой перевернул тело Снейпа, и взглянул ему в лицо. Сон разгладил черты, но не принёс умиротворения. Он проснётся уже в совершенно другом мире, в мире, в котором его план не удался, в мире, в котором, возможно, уже не будет этой Лили Эванс, что ему так дорога… Том не думал, что должен убить всех Поттеров. Но он знал, что родители будут до последнего защищать своё дитя. Это ведь так… правильно. Странно, что Снейп этого не понимал… Снейпу не хватило душевных сил прикончить Петтигрю. Он может предупредить Поттеров, или авроров, или лично Дамблдора… Нужно спешить. Спешить. Иначе их перепрячут, примут меры, и тогда он не сможет их снова найти. Боль взорвалась в голове, разнося здравый смысл и попытки придумать разумный план в мелкое крошево. Том закричал, обхватил голову руками, упал на колени. Она прекратится, прекратится, надо немного подождать, надо… Больно, больно, почему же так больно?.. У него нет на это времени, у него нет. Он должен… На подносе с мерзко пахнущей едой стоял маленький флакончик сильнейшего обезболивающего зелья, в состав которого входили столь ядовитые компоненты, что в больницах оно было запрещено к использованию. Том одним глотком выпил всё до капли. Боль стала глуше, но не ушла полностью. Том Риддл аппарировал в Годрикову Лощину… …которая шумно праздновала Хэллоуин. Затейливо украшенные искусственной паутиной и плюшевыми летучими мышами, небольшие уютные домики светились гирляндами в виде черепов и пентаграмм. Гигантские тыквы щерились зловещими ухмылками. Всюду витал детский смех. Маленькие монстры Франкенштейна, зомби, мумии, вампиры и ведьмы собирали урожай конфет. И посреди этого волнующегося моря веселья одиноко шёл высокий худой мужчина в тёмно-зелёной мантии, которая переливалась, будто чешуйки змеи на солнце. В правой руке он открыто держал волшебную палочку. Его чёрные волосы выглядели безжизненными и тусклыми, капилляры в глазах полопались, избороздив белки красной сеткой, зрачки были расширены и лихорадочно блестели. Нос мужчины заострился, скулы резко выделялись над впавшими щеками. Он выглядел глубоко больным. Возможно, даже умирающим. Но в Хэллоуин все выглядят странно и страшно. Никто не помешал Тому Риддлу добраться до тщательно скрываемого дома Поттеров. Это-то его и настораживало. Несмотря на медленно наращивающую интенсивность боль, Том одно за другим применял заклинания обнаружения волшебников, артефактов или любых других возможных препятствий. Их не было. Ничего! Пусто! Дамблдор должен был оставить засаду! Здесь должны быть авроры! Конечно, большое количество авроров вызвало бы подозрение, но… Хотя бы авроры под прикрытием! Никого! Никого! Боль в голове стучала раскалёнными молоточками, не давая додумать мысль до конца. Том стоял перед домом Поттеров и тупо смотрел на него. Низкая оградка увита гирляндой с мигающими лампочками в виде крохотных тыковок. Эти-то лампочки его и доконали. Боль вспыхивала в такт миганию, ползла по шее ниже, в позвоночник. Кости будто горели изнутри. Мощным заклинанием Том снёс ограду вместе со злосчастными лампочками, а затем аппарировал к самой двери дома, минуя длинную гравийную дорожку. Дверь разлетелась в щепки. Ни одного оградительного или сигнального заклинания. Ни одного аврора. Ни одного артефакта с защитным действием. Никого и ничего. Только застывшие посреди гостиной Поттеры в полном составе. Том на одном выдохе выпалил формулу антиаппарационного заклинания, подкрепляя его заклятием, уничтожающим порталы. Ваза, стоящая на маленьком журнальном столике, взорвалась. Раздалось ещё несколько взрывов в других комнатах и наверху, на втором этаже. — Экспеллиармус! — вскричал Джеймс, закрывая Лили, прижимавшую к себе ребёнка, собой. Том блокировал заклинание, а затем создал вокруг дома оградительный барьер, чтобы Лили не выбежала на улицу. — Экспульсо! Пол вокруг Тома вспыхнул и взорвался. И это заклинание было страшной ошибкой Джеймса Поттера. Боль взвилась в груди Тома Риддла, словно змея. Перед его глазами поплыли разноцветные круги, в ушах зазвенело. И тогда Том приказал сердцу Джеймса Поттера остановиться. Том очнулся через пару мгновений на коленях, опираясь свободной ладонью на обугленные доски. Волшебная палочка в руке подрагивала. Лили в гостиной не было. Том подавил хилые ростки паники. Дом она покинуть не могла. Он отрезал ей все пути. И сознания он не терял, просто всё поплыло перед глазами. Его заклинания работают, работают… Но почему всё же нет авроров?.. — Не прячься, крошка Лили, — прохрипел Том, поднимаясь. — Не рассчитывай потянуть время. Хоменум ревелио! Второй этаж! …Ещё одна дверь разлетелась в щепки вместе с тяжелой мебелью, подпиравшей её. Она надеялась защититься от него комодом? Глупая женщина. Ей некуда бежать. И по магической силе никогда не сравниться с ним. Что ещё ей остаётся делать? Только глупости. — Прошу вас, пожалуйста, только не Гарриет! Она посадила ребёнка в угол между шкафом и стеной, и загораживала своим телом, стоя на коленях, но высоко держа волшебную палочку. Ребёнок рыдал от страха, и его плач в сочетании с пронзительным голосом Лили заставлял боль в теле пульсировать. Том сглотнул вязкую слюну, скопившуюся во рту. — Прошу вас, не убивайте её! Убейте меня! Том повёл свободной рукой, и Лили отшвырнуло в сторону, в другой конец комнаты. Раздался вскрик и громкий хруст. Они остались вдвоём — тёмный волшебник и маленькая плачущая девочка. Тому Риддлу ещё никогда не доводилось убивать детей. Он вообще предполагал, что убивать будут другие. И теперь его волшебная палочка дрожала в потной ладони, а боль становилась всё сильнее и сильнее. Перед глазами плясали разноцветные всполохи, в голове разливался шум, перекрывающий затихающий плач девочки. Они смотрели друг на друга очень долго — взрослый мужчина, пришедший убить, и маленькая девочка, переставшая плакать, захлёбывающаяся икотой. Том уговаривал себя сделать уже что-нибудь. Вот-вот явятся авроры… …смутная мысль мелькнула по краю сознания, но он отогнал её… …Он должен убить и уходить уже. Вдруг ему не хватит сил на аппарацию?.. Или на то, чтобы улететь отсюда? Почему он не взял с собой один из заготовленных порталов? Почему вообще он помчался сюда, не дождавшись хотя бы Лестрейнджей? Он мог бы вызвать их с заданий, на которые сам же и отправил, чтобы они не докучали ему своими попытками как-то помочь. Пусть бы Лестрейнджи убили ребёнка, у них хватило бы сумасшествия. Секунды тянулись одна за другой. В зелёных влажных глазах Гарриет Поттер проявилась обида с лёгкой толикой удивления. Будто бы Том должен был что-то сделать, но не сделал. Маленькая Гарриет была заласканным, залюбленным ребёнком, который никогда не видел от взрослых зла. Но сейчас её никто не успокаивал, не покачивал на руках и не пел нежным голосом волшебную песенку. Папа куда-то пропал, а мама легла спать прямо на полу, хотя так делать нельзя. А с ней остался только этот странный дядя, который не понимает, что её надо взять на ручки и покачать. Разумеется, всех этих мыслей не было в голове ребёнка, которому исполнилось только пятнадцать месяцев. Просто Гарриет Поттер поднялась на свои крепенькие толстенькие ножки и решительно направилась к неправильному взрослому, протягивая ручки и что-то лопоча. Том в ужасе отшатнулся и, не успев понять, что делает, вскрикнул: — Авада кедавра! И боль сокрушила его. А вместе с ней пришло понимание — ловушка. Вот, что это было.