Такие чудовища, как Риддл

1991 год Питер Эванс любил начинать любое знакомство с одной-единственной фразы. — Хей, меня зовут Питер Эванс, и я люблю свою работу, — лучась улыбкой предвкушения, говорил он. В его серо-зелёных глазах в такие моменты искрилось неприкрытое веселье, готовое выплеснуться наружу. — И кем же вы работаете? — следовал совершенно логичный вопрос. Питер улыбался ещё шире, чуть наклонялся к собеседнику, словно поверяя великую тайну, и вполголоса отвечал: — Я танатолог. Реакция новых знакомых в этот миг была бесценна. Питер был веселым, приятным и красивым тридцатишестилетним мужчиной, как говорится, в самом соку. Высокий, но без перебора, подтянутый, рыжеватые волосы вечно растрёпаны, сразу видно, что их никакими силами в нормальную причёску не уложишь. Крепкие руки с длинными, артистическими пальцами, намекали скорее на занятия музыкой или живописью. Никто и представить себе не мог его да в морге, склонившимся над вскрытым трупом, внимательно вглядывавшегося в нутро. Представления обывателей о профессии Питера обычно отличались особой нелицеприятностью. Услышав заветное признание, новые знакомые тут же начинали забрасывать его вопросами, а, выслушав ответы, уходили зачарованными таинственными процессами, происходящими в человеческом теле. И каждый, — каждый! — сжимал в руке приглашение на ближайшую научно-популярную лекцию доктора медицины Питера Эванса. Что и говорить, Питер иногда мог немного покрасоваться, но свою работу он действительно любил. Та самая встреча со Смертью, определившая всю его дальнейшую жизнь и судьбу, состоялась, когда Питеру было шесть лет. —...Милый, ты должен подойти к маме, обнять её крепко-крепко и поцеловать. — И тогда она вылечится? — К сожалению, нет, сынок. Но ей станет легче. Маленький Питер озадаченно закусывает губу, пытаясь разгадать странный ребус, подкинутый взрослыми. Мама лежала в больнице давно, ещё с тех пор, как родилась Лили, но никто не хотел объяснять Питеру, что случилось и почему мама никогда не приезжает домой. Наоборот, это они всей семьёй ездили к ней в больницу. А мама лежала в постели. И теперь что-то было совсем не так, и никто не хотел ему объяснить, что именно. — Обещай мне, обещай мне, что ты будешь заботиться о Лили. Обещай, что будешь любить её так же, как любил меня. Отец, которого Питер привык считать сильным мужчиной, расплакался. И тогда мальчику стало по-настоящему страшно. — Обещай мне!.. И он дал обещание. Прижался к матери, такой странной, непохожей на себя, совсем тонкой, истончившейся, кожа да кости, а из носа у неё торчали прозрачные трубочки, и мальчик отстранённо подумал, что так дышать, наверное, неудобно… Больше Питера и Лили в больницу не брали, а спустя десять дней мама умерла. — А почему люди умирают? — спросил тогда Питер... Тридцать лет спустя Питера продолжает мучить этот вопрос. Он прошёл специализацию по судебной медицине и каждое новое исследование — схватка со Смертью. Сумеет ли он победить в этот раз? Разгадает ли загадку — от чего умер именно этот человек? Можно ли было его спасти? Восторжествует ли справедливость, если этого человека убили? Работа судебно-медицинского эксперта — важная деталь в процессе расследования преступления. Именно Питер может определить причину смерти, узнать, каким оружием был нанесён удар. И входя в секционный зал, Питер ощущал бурление чувств, ведь Смерть в очередной раз бросила ему вызов. Одно время, ещё до поступления в Королевский колледж патологов, Питер думал, что будет работать врачом-клиницистом, например, хирургом или онкологом, чтобы спасать людей от Смерти. Однако реальность несколько исправила его честолюбивые замыслы, когда началась практическая работа в больницах, моргах и отделениях «Скорой помощи». Питер понял, что видеть страдания живых людей совершенно невыносимо. Он не сможет каждый день приходить в клинику, исключая праздники и выходные, и слушать жалобы, успокаивать, задавать вопросы, осматривать, общаться с родственниками. И тем более он никогда не сможет найти в себе силы работать в онкологии, ведь это означает необходимость говорить пациенту о его скорой смерти, говорить его родственникам о том, что им предстоит попрощаться с любимым человеком, говорить, говорить… И выслушивать ответы, иногда не слишком лестные. И думать, каково этим людям сейчас будет идти домой с новым знанием о сроке своей жизни. У каждого клинициста есть своё кладбище. Питер кладбища не хотел. И у него оставался один выход — работать с теми, кто уже не может умереть у него на руках. Работать с теми, кого он никогда не потеряет. Радость клинициста — здоровый пациент, радость судебно-медицинского эксперта — торжествующая справедливость. Победа над ехидно ухмыляющейся Смертью, пусть и не окончательная. И Питер выбрал свою радость, потому что иначе просто не мог. Однако, как и в любом деле, даже самом замечательном, в работе судебно-медицинского эксперта случались подводные камни. Лично Питера особо раздражало отношение к его профессии, множество мерзких и просто странных мифов, курсирующих в народе. Это был первый камень. Решение такой проблемы пришло само собой. Так Питер стал популяризатором науки, рассказывая интересные (по возможности не кровавые и точно не отвратительные) подробности в увлекательных лекциях, которые со временем стали собирать всё больше и больше зрителей. А недавно с ним связалось одно крупное издательство и предложило написать книгу по мотивам лекций, или на любую другую тему в рамках его компетенций. Питер с энтузиазмом взялся за дело. Работа над книгой приносила ему не меньше удовольствия, чем схватка со Смертью. Но был и второй камень. Погибшие дети. Этот мир уже был чертовски несправедлив тем, что смерть в принципе существует. Но не было абсолютно ничего ужаснее, чем смерть ребёнка. Питер Эванс сделал воду холоднее, подставил под мягкие струи лицо. Сейчас он успокоится, слегка пообсохнет после душа, напишет заключение и пойдёт домой. Он не принесёт туда, где живут двое светлых, любимых, пусть и хулиганистых порой, детей, эту боль и этот страх. Сегодня он работал со вторым камнем. Детектива больше всего волновал вопрос — четырнадцатилетняя Аманда Хейли была убита по чьей-то злобной воле, или сама совершила страшный шаг, по каким-то причинам решившись уйти из жизни? Исследование не выявило признаков насилия. Картина происшествия, вероятнее всего, не включала участия третьих лиц. Сама. Почему?.. После холодного душа Питер Эванс поднялся на верхние этажи, где располагались кабинеты танатологов, общая столовая, кое-какие административные помещения. Контраст между верхними этажами и подвалом не был разительным. Внизу — хром, белый свет, белые стены, кафельный пол. Наверху — чёрная кожаная мебель, чёрное дерево, ковролин, белые, с едва заметным голубоватым оттенком, стены, белый потолок и снова белый свет. И всё же, казалось, что на верхних этажах теплее. Не в смысле температурного режима (разумеется, климат-контроль в морге отличался от такового в «жилых» помещениях), а в смысле эмоционального состояния тех, кто переходил от одного уровня к другому. Кабинет Питера был оформлен в тёплых тонах жёлтого и оранжевого. Он выторговал у заведующего танатологией старый деревянный стол из ореха вместо чёрного дерева, повесил жёлтые жалюзи, постелил на пол маленький круглый оранжевый коврик, похожий на солнышко, нарисованное ребёнком. На рабочем столе, кроме небольшого перекидного календаря и телефонного аппарата, стояла фотография в оранжевой рамке, на которой была изображена семья Питера на фоне пляжа и моря — жена Мэгги, сын Джеймс, племянница Гарриет. На стене напротив стола, так, чтобы можно было увидеть, подняв голову, вперемешку с дипломами и сертификатами, висели рисунки Джеймса и Гарриет. В этом всём Питер черпал силу и вдохновение. Это всё утешало его в такие дни, как сегодня. Питер устроился за столом, достал из ящика стола бланк протокола патолого-анатомического вскрытия и принялся неторопливо заполнять его аккуратным почерком. Разумеется, он подготовил материал для гистологического исследования, и направил его в соответствующее отделение бюро танатологии, результат будет готов через два дня. Всё так же разумеется, что он изучил микроскопические срезы тканей и сам, таков порядок, он должен быть уверен. Предварительный патолого-анатомический диагноз: странгуляционная асфиксия в скобках удушение. Закончив писать протокол, Питер остался сидеть за столом, задумчиво глядя на фотографию. Затем он перевёл взгляд на календарь, в котором красным кружком было обведено завтрашнее число. Если взять календарь в руки и перелистать, то можно обнаружить, что это же число обведено примерно одинаковыми красными кружками в каждом месяце. И это был ещё один подводный камень, но только уже не в работе, а в жизни Питера Эванса. На протяжении вот уже почти десяти лет. Через месяц Гарриет исполнится одиннадцать, и было шесть, когда Питер решился рассказать ей правду. —…Слушай, котёнок, ты помнишь, как спросила, почему у тебя фамилия Поттер, а у нас всех — Эванс? — Ага, — серьёзно кивнула головой Гарриет. — Ты ещё сказал, что расскажешь потом, когда я буду чуть-чуть-чуть старше. Это сейчас, да? Прямо сейчас? Питер усадил Гарриет на небрежно застеленную кроватку, и вздохнул, собираясь с силами. Гарриет поёрзала на месте, устраиваясь удобнее, расправила складки на подоле растянутой домашней футболки, обвела пальчиками рисунок на вельветовых штанишках. У неё как раз недавно начался (или просто не заканчивался никогда?) период детской непоседливости. — Прежде всего, я хочу сказать, что очень люблю тебя, — наконец произнёс он. — И мама тебя любит. И Джимс тоже. Гарриет скорчила рожицу. — Джимс противный! — Но ведь не всегда же? — Питер мягко улыбнулся. Гарриет оставила в покое свою одежду, замерла на мгновение, серьёзно обдумывая его слова. — Ну ладно, вообще не всегда. — В любом случае, он тебя любит. Гарриет упёрла пальчик в лоб и нахмурилась. — Даже когда противный? — Даже тогда. Питер помолчал, раздумывая, как лучше продолжить, и Гарриет, видимо, устав ждать (терпеливость не относилась к добродетелям этого очаровательного ребёнка), взяла инициативу в свои руки. Слегка дрожащим голосом она спросила, не собирается ли папа рассказать, что она приёмная. Питер вздрогнул. — А ты считаешь, что быть приёмной плохо? — тихо спросил он. — Это не так. Люди берут детей из приюта, чтобы подарить им любовь и тепло, чтобы помочь. Но я хотел рассказать тебе не это. Глаза Гарриет наполнились слезами. Она вскочила с кроватки и сложила руки на груди, сделав шаг от Питера. — Я хочу рассказать тебе, что когда-то давно у меня была любимая сестра. Её звали Лили. Гарриет непонимающе смотрела на него, по её щекам стремительно покатились прозрачные слезинки, кончик носа покраснел, как от сильного мороза. — Я никогда тебе о ней не рассказывал как раз из-за фамилии. После школы Лили вышла замуж за прекрасного парня Джеймса Поттера. А потом у них родилась девочка, которую они назвали Гарриет. Гарриет принялась вытирать часто-часто капающие с подбородка слёзы, и вдруг сердито топнула ножкой. — Они меня б-бросили, да? Отдали тебе, потому что я б-была п-плохая? Потому что я х-хулиганка? Питер мысленно представил, как откручивает голову воспитательнице подготовительной группы, миссис Эзмарх. Гарриет никак не могла избавиться от её влияния, хотя женщину давно уволили из-за скандала, устроенного Питером, когда он узнал, что миссис Эзмарх унижала детей. — Гарриет… Девочка проворно отпрыгнула от его протянутых рук, и заплакала громче. — Ты не плохая, и, конечно, не хулиганка. Лили и Джеймс никогда бы тебя не бросили, просто у них не было выбора. — К-к-ак это? — девочка захлёбывалась слезами, не прекращая стирать их с лица, и сделала ещё один шаг от Питера. — Они очень тебя любили, очень, слышишь? Просто они не смогли… Гарриет, они умерли. Иначе они бы никогда тебя не бросили. Гарриет делала судорожные вдохи и выдохи, то ли пытаясь успокоиться, то ли собираясь заплакать ещё громче. Наконец, слёзы перестали течь по её покрасневшим щекам, и она подошла к Питеру, уткнулась мокрым носом в его плечо, и крепко обняла его. Питер поцеловал девочку в макушку, сморгнул проступившие на глазах слёзы. — Они у-умерли, как… как… как… бабушка с дедушкой? — Не совсем. Бабушка с дедушкой были старенькие и долго болели, а Лили и Джеймс были молоды и полны сил. — Тогда они умерли, как… как… как мама Бэмби? Их убили? Ты мне расскажешь?.. — Когда ты станешь чуть-чуть-чуть старше, — шепнул Питер. — А мне теперь нельзя называть тебя папой, а Мэгги — мамой? — Ну, конечно, можно, конечно! — А у Лили и Джеймса есть… ну… как у бабушки с дедушкой, м-могилка на кладбище? А мы туда пойдём? А ты покажешь мне фотографии? У тебя они есть? А расскажешь?.. Я хочу узнать про них всё-всё-всё! Обещай мне!.. Я обещаю. * * * — Папа пришёл! Со второго этажа раздался топот двух пар ног, Джеймс Эванс и Гарриет Поттер стремительно пробежали по лестнице, и бросились в объятия Питера. — Нападение прошло успешно! — Питер подхватил на руки Джеймса, крепко обнял, поставил на ноги, затем повторил процедуру с Гарриет, легонько подбросив её в воздух. — Кто вы у нас сегодня — космические пираты или морские? — Космические! — заорал Джеймс. — Я вообще палеонтолог и ищу кости динозавров! — пытаясь перекричать его, заявила Гарриет. — Но откуда у нас дома кости динозавров? — Питер сделал большие глаза. Из кухни вышла Мэгги, и, улыбаясь, поцеловала мужа. — Стоило уйти на работу, как вы развели здесь динозавров? — Ребята играют в сочинение фантастических историй, — пояснила Мэгги. — Они упали на метеорите! — Джеймс подпрыгивал на месте, издавая звуки, которые, видимо, обозначали падение того самого метеорита. — А метеорит подбил мой корабль! — Ничего себе, настоящее безобразие творится у меня дома. Ну-ка, отважные пират и палеонтолог, кто будет шоколад? — Я! Мэгги, смеясь, скорчила рожицу и демонстративно схватилась за уши. — Уменьшаем громкость и бежим на кухню. Кто первый, тот сегодня не моет посуду! Джеймс и Гарриет рванули с места с запредельной скоростью. — Миссис Кроткотт не связывалась с тобой? — спросила Мэгги, когда дети скрылись в другой части дома. — До дня рождения Гарриет всего месяц, не захотят ли они уже, ну, знаешь, рассказать ей? Питер устало прикрыл глаза и вздохнул. — Я собирался поговорить с миссис Кроткотт об этом перед тем, как она захочет хоть что-нибудь предпринять по этому поводу. Дамблдор обещал, что, пока Гарриет живёт в нашем мире, я буду иметь решающий голос в вопросах её воспитания. Мэгги погладила Питера по щеке. — Ты хотел бы рассказать ей сам? — шепнула она, заглянув мужу в глаза. — Да. Прежде, чем она отправится ТУДА, где решающий голос будет уже у Дамблдора. Как бы я хотел… как бы я хотел, чтобы в ней не было ни капли волшебства. Мэгги обхватила лицо мужа двумя ладонями и ласково поцеловала. Казалось, они стояли, слившись в поцелуе, вечно, пока откуда-то от пола не донесся приглушённый голос Джеймса: — Фу! Он забавно сморщил нос, мигом становясь похожим на маленькую обезьянку. — Как это «фу»? — возмутился Питер. — А ну иди сюда, я тебя сейчас ка-а-а-ак поймаю, ка-а-а-а-ак зацелую! Джеймс унёсся в сторону кухни с пронзительными визгами. Питер, намеренно громко топая, побежал за ним, бросив в прихожей кожаный светло-коричневый портфель. Мэгги подняла его, чтобы отнести в кабинет на втором этаже. * * * Питер Эванс ждал, утопая в большом мягком кресле, стоящем в гостиной у камина. В руках он держал раскрытый почти на середине свежий номер ежегодного журнала танатологов, но взгляд его застыл в одной точке. Он смотрел на буквы, но не складывал их в слова, имеющие смысл. Солнечные лучи, свободно проникающие сквозь чистое стекло окон, лишь слегка обрамлённых светло-жёлтыми шторами из лёгкого материала, весело освещали гостиную всю целиком, не оставляя ни тени, ни пятнышка. Тонкие полоски оранжевого цвета, рельефно выступающие на обоях, блестели и переливались, придавая всей комнате почти праздничную атмосферу. Два уютных кресла, небольшой диванчик, рядом напольная лампа на длинной треноге, журнальный столик — всё в светло-жёлтых и оранжевых тонах. Гостиную семья Эвансов любила и проводила в ней больше всего времени, устраивая ужины на Рождество и дни рождения, ставя домашние спектакли для друзей и знакомых, просто читая книги или разговаривая. Но сейчас Питер не ощущал привычных тёплых чувств, которые охватывали его в этой комнате, слишком уж беспокоил сегодняшний день. Сегодня была очередь Мэгги ехать за Джеймсом, который занимался плаванием, и за Гарриет, которая была на тренировке чирлидеров, перед тем, как вернуться домой, они собирались все вместе поесть пиццы и мороженого. Питер сообщил семье, что хочет поработать над книгой, ведь сегодня у него выходной, который он взял специально, чтобы встретиться с миссис Кроткотт. Как и всегда. Питер присутствовал на всех встречах с миссис Кроткотт, потому что всё время боялся за Гарриет. Что, если он не сумеет проследить за тем, о чём говорит эта самая миссис Кроткотт? Вдруг она даёт Гарриет какие-то установки и намёки, что о нём самом, что о Лили и Джеймсе, что о волшебстве? Конечно же, она не должна была говорить ничего из этого, но всё же… Всё же… …Питер Эванс редко мучился бессонницей, но сегодня была именно такая ночь. Он как раз спустился в кухню попить воды, когда услышал очень тихий стук. Глянув на крыльцо через окно, Питер увидел высокого старца с длинными белыми волосами и пушистой бородой, кончик которой был заправлен за пояс странного мешковатого одеяния, полностью скрывавшего фигуру. В руках старец держал детское одеяло, свёрнутое в кулёк. Сердце Питера болезненно сжалось, разум наполнили смутные воспоминания о приходе Лили и Джеймса, о котором он почему-то не думал с самого своего дня рождения. Что-то случилось, он чувствовал это. Что-то плохое. — Здравствуйте, мистер Эванс, — мягким негромким голосом сказал старец, едва Питер распахнул дверь. — Вы профессор Дамблдор, не так ли? Лили много раз рассказывала ему о мудром и могущественном волшебнике, директоре школы Хогвартс, профессоре Альбусе Дамблдоре. Но Питер, конечно же, никогда его не видел вживую, только на карточках от шоколадных лягушек. — Да. Вы позволите войти? Питер посторонился, пропуская волшебника в дом. Из кулька детского одеяла наружу высовывалась только голова спящей Гарриет. Её лоб пересекал уродливый красный шрам в виде молнии. — С вашего разрешения, сэр, я хотел бы унести Гарриет наверх и положить в кроватку. Если вы пришли поговорить со мной о… в общем, наши голоса не должны её разбудить. Профессор Дамблдор вошёл в гостиную и сел на диван. — Не волнуйтесь, мистер Эванс, Гарриет будет спокойно спать до самого утра. С большим сожалением вынужден сообщить, что ваша сестра и её муж погибли. — Волдеморт убил их. Холод, остался только холод, замораживающий сердце, порабощающий разум холод. Питер почувствовал, как задрожали пальцы, как щиплет глаза от непролитых слёз. Но для горя настанет время, сейчас время позаботиться о Гарриет. Обещай мне!.. Я обещаю. — Вы единственный кровный родственник Гарриет, и я хочу обратиться к вам с просьбой, — Дамблдор дал ему пару мгновений, а затем всё тем же приятным, чуточку грустным и бесконечно усталым голосом продолжил. — Лорд Волдеморт не повержен окончательно. Он охотился на Гарриет, убил её родителей, и, вполне вероятно, будет искать её снова. Есть одно древнее заклинание защиты, оно строится на крови родственника, и, пока оно работает, пока Гарриет будет считать вас и вашу семью своей семьёй, пока будет считать ваш дом своим домом, лорд Волдеморт не сможет её найти. И никто из волшебников, когда-либо знавших, где вы живёте, не сможет поведать эту тайну. Не сможет написать о ней или воспользоваться любым другим способом передачи информации. Готовы ли вы взять на себя эту ношу? Готовы ли удочерить Гарриет и сделать её частью своей семьи? — Я готов. Я позабочусь о ней, она будет расти, как моя собственная дочь. Клянусь вам, профессор Дамблдор, я буду любить её так же, как любил Лили. Я дам ей свою фамилию, нашу, нашу фамилию… — А вот это не нужно, — Дамблдор покачал головой, вгляделся в лицо ребёнка. — Гарриет Поттер отныне героиня волшебного мира. Вы должны сохранить её фамилию, должны… — Постойте! Она ведь… она тоже будет волшебницей? Как Лили? — Вероятнее всего, да. — И когда ей исполнится одиннадцать лет, из вашей школы явится кто-то, чтобы забрать её в мир, в котором лорд Волдеморт будет искать её? В котором существуют ещё, черт его знает, какие опасности? Послушайте, Дамблдор, что, если… — Мир волшебников не более опасен, чем мир маглов, — задумчиво произнёс профессор Дамблдор, и посмотрел на Питера. — Вам знакомо слово «магл», мистер Эванс? — Да, — ярость медленно закипала в нём, пробиваясь сквозь скорбь и боль; Питер сжал кулаки. — Джеймс сказал мне, что я не могу защитить свою любимую сестру, потому что я магл. Джеймс был волшебником, вы, сэр, волшебник, но вы тоже не смогли защитить её. Гарриет теперь всё, что у меня есть. Я обещал… Я обещал Лили! Я не позволю вам… Дамблдор медленно поднялся с дивана. Питер инстинктивно попятился назад, прочь от него, этого грозного, могущественного волшебника, облечённого потусторонним голубоватым светом, прочь от волшебника, который одним взмахом руки может сотворить с ним нечто ужасное. Страх затопил его разум, страх подсказывал, что с таким противником ему никогда не тягаться, ведь он всего лишь магл… Но ярость и боль смыли страх. И перед Питером вновь стоял усталый старик, крепко прижимающий к себе дочь его сестры. — Я не хочу на вас давить, мистер Эванс, хотя могу это сделать так, что вы ничего не поймёте и не запомните, — голос Дамблдора упал до шёпота, и это был зловещий шёпот. — Я очень сомневаюсь, что у Джеймса и Лили Поттеров мог бы родиться сквиб. Гарриет Поттер принадлежит нашему миру, миру магии. Когда ей исполнится одиннадцать лет, она должна поступить в школу, чтобы научиться управлять той силой, которая ей дана. Это её судьба. Она уже героиня, и будет ею оставаться столько, сколько нужно для того, чтобы победить великое зло. Она будет сражаться на стороне добра, мистер Эванс. На той стороне, которую укажу ей я. Не тешьте себя иллюзией, что вы хоть чему-то можете помешать. — А теперь послушайте вы меня, Дамблдор, — Питер окончательно задавил страх, сделал шаг вперёд. — Нет никакого добра и зла, есть только Жизнь и Смерть, и если вы укажите Гарриет сторону, где её будет ждать Смерть, я сделаю всё, чтобы вам помешать. — Меня радует, что вы готовы сражаться ради неё. Это сделает заклинание защиты непробиваемым. Дамблдор наконец протянул ему спящую девочку. Питер прижал её к себе, всем своим существом ощущая тяжесть той ответственности, которую отныне будет нести до конца своих дней. Плевать на любые слова Дамблдора, плевать на любые магические силы. Он найдёт способ защитить ребёнка Лили. Он должен. — Пожалуйста, не уходите, нам ещё очень многое нужно обсудить. Я только отнесу Гарриет в кроватку. Дамблдор кивнул и снова сел на диван. Питер поднялся на второй этаж, вошёл в детскую, подумав, как же вовремя они с Мэгги решили «примерить» полный дизайн этой комнаты, чтобы подобрать какие-то безделушки. До родов оставалось ещё около месяца, но Мэгги захотела распаковать комплект белья для кроватки, всё постелить и даже повесить весёлый яркий мобиль — рыбки, водоросли, крабы, морские коньки чуть покачивались и серебрились под лунным светом. Питер уложил Гарриет, и замер над кроваткой, глядя в её безмятежное личико… …К моменту возвращения Мэгги, Джеймса и Гарриет, Питер уже минут двадцать работал над книгой, оставив дверь кабинета призывно приоткрытой. — Папа! — первым, конечно же, прибежал Джеймс, и принялся делиться впечатлениями от сегодняшней тренировки, и подробностями запутанного конфликта с двумя новыми мальчиками, перешедшими в его секцию недавно. Потом заскочила Гарриет, чтобы сообщить, что собирается покататься на скейте. Питер попросил её не уходить далеко, потому что миссис Кроткотт должна явиться уже очень скоро. Гарриет легонько поморщилась, но пообещала. — Уже скоро? — последней в кабинет зашла Мэгги. — Думаю, да, — Питер дописал предложение до точки, отложил ручку, и посмотрел на жену. — Ты скажешь ей, — полувопросительным тоном сказала она. — Да, я по-прежнему считаю, что о волшебстве Гарриет должен рассказать я, — Питер запустил пятерню в густые волосы, взлохмачивая их ещё сильнее. — Как бы там ни было. Магл я, не магл, я вырастил Гарриет, я люблю её, я… — Не думаю, что миссис Кроткотт будет с тобой спорить. Всё будет хорошо. — Хотелось бы верить. Займи чем-нибудь Джимса, а я разведу камин. Через час, когда в гостиной стало так душно, что не продохнуть, оранжевое пламя в камине вспыхнуло зелёным чародейским цветом, и в комнату ступила невысокая полноватая дама, одетая по моде предвоенных лет, годов этак тридцатых. Впрочем, это было намного лучше того костюма, в котором миссис Кроткотт впервые явилась в дом Эвансов, когда Гарриет было всего два года. — Я приветствую вас, как официальная представительница Отдела опеки и попечительства маглорождённых несовершеннолетних волшебников, — скороговоркой выпалила миссис Кроткотт, отряхивая одежду от пепла. Таков был порядок. — Добрый день, миссис Кроткотт, — Питер повёл рукой в сторону журнального столика, который был накрыт для чаепития. — Я хотел бы сказать вам пару слов, перед тем, как мы приступим. Магловские службы не будут вас беспокоить. Существуют способы, вам не нужно их знать. По всем официальным документам Гарриет будет считаться вашей дочерью. Излишнее внимание к ней меня не устраивает. Что же касается Лили и Джеймса… Миссис Кроткотт нехотя уселась за столик, поставив рядом с креслом свой потрёпанный жизнью саквояж. — Если я правильно помню, поправьте меня в случае ошибки, волшебник или волшебница получают письмо из Хогвартса в день своего одиннадцатилетия? — осторожно начал Питер, разливая чай по изящным фарфоровым чашечкам. — Да, всё верно, мистер Эванс. У Гарриет день рождения через месяц. — Да-да, скажите, есть ли необходимость рассказать ей о магии прямо сейчас? Миссис Кроткотт сделала шумный глоток чая, и ответила, что никакой настоятельной необходимости нет, но если мистер Эванс желает… — Я ведь могу сам об этом позаботиться, миссис Кроткотт? Дело в том, что… — О, вы, безусловно, можете рассказать Гарриет о магии, так как вы долгое время жили рядом с её матерью-волшебницей, и какое-то понятие, конечно, имеете, — миссис Кроткотт на пару мгновений задумалась, но решительно тряхнула головой. — Да-да, никаких проблем! Однако из Хогвартса всё равно придёт социальный работник, чья обязанность как раз в том и состоит, что объяснять такие вещи юным волшебникам, живущим в семьях маглов. И, разумеется, его родственникам. Сегодня мы с вами встречаемся последний раз, а Гарриет переходит под юрисдикцию Хогвартса. — В Хогвартсе есть социальный работник? — довольно-таки невежливо перебил её Питер. Миссис Кроткотт возмущённо фыркнула. — Вы же не думаете, что мы какие-то варвары? Как, по-вашему, маглорождённые волшебники попадают в школу? Представьте себе, что вы абсолютно ничего не знаете о существовании магии и Хогвартса, и вот среди обычных писем вы находите приглашение в школу волшебства для вашего сына. Что бы вы подумали? — Действительно, — Питер неловко рассмеялся, — отчего-то я не думал об этой стороне дела. Миссис Кроткотт взяла с блюдечка шоколадное печенье и, надкусив его, неразборчиво пробурчала что-то вроде «о таких вещах вообще мало кто думает». Несколько минут, наполненных томительным для Питера молчанием, они с миссис Кроткотт пили чай и ели печенье. В гостиную вошла Мэгги, одетая в рабочий комбинезон, заляпанный краской, сегодняшний день она собиралась целиком посвятить живописи, потому что Питер обещал освободить её от домашней работы. У них был давний договор, что каждый имеет право на два свободных дня в неделю для своего хобби, пока другой берёт на себя повседневные хлопоты. За Мэгги прятался Джеймс, тоже перемазанный краской, причём он умудрился запачкать не только одежду, но и руки, и лицо. Он вежливо поздоровался и, неловко потоптавшись на месте, заявил, что пойдёт в ванную и попробует умыться. — Ну, конечно, милый, — кивнула ему Мэгги и поздоровалась с миссис Кроткотт. — Гарриет на улице, я только что видела её в окно. Позвать её? Миссис Кроткотт, будто спохватившись, засуетилась, принялась вытаскивать из саквояжа пергаментные листы, Прытко Пишущее Перо (Лили однажды подарила такое Питеру со строгим наказом никогда и никому не показывать, впрочем, его магии хватило всего на пару месяцев, то ли дешёвое было, то ли как-то заряжать нужно было) и волшебную палочку. Она заколдовала перо и пергамент так, чтобы они выглядели как обычная ручка и обычные бланки официального вида соответственно. Волшебную палочку она тут же убрала обратно в саквояж. — Если вы не против, я хотела бы в этот раз сначала взглянуть на комнату Гарриет. На протяжении всех этих лет процедура выглядела примерно одинаково — осмотр комнаты, вещей, холодильника, дома в целом, общение с детьми, и, особенно тщательное, с Гарриет. Единственное, что могло меняться — это время и даты посещения. Иногда миссис Кроткотт являлась неожиданно, пропускала месяц или два, а то и три, и потом возникала на пороге (а не в камине, как обычно), будто ничего особенного не произошло. Питер и Мэгги понимали, что это делается для того, чтобы застать их врасплох, на случай, если они действительно могли как-то вредить Гарриет. Питер знал, что будет так, когда категорично потребовал от Дамблдора уважения к частной жизни его семьи, потому как старый волшебник сначала предлагал установить какие-то магические устройства в доме. Впрочем, Питер не был уверен, что Дамблдор не подстраховался. Миссис Кроткотт быстро заполняла бланки, бросая взгляды то туда, то сюда. Иногда во время своих визитов она использовала какие-то заклинания и магические детекторы, но сегодня, видимо, решила этого не делать. — Что ж, думаю, теперь мы можем провести нашу традиционную беседу, — наконец, попросила она, снова вернувшись в гостиную. Питер шепнул Мэгги, чтобы она позвала Джеймса, а сам отправился за Гарриет на улицу. Девочка как раз показалась из-за поворота на улицу Глициний на стремительно несущемся вперёд скейтборде. Тёплый ветер трепал её короткие каштановые волосы с лёгким оттенком рыжины, становящимся более заметным под прямыми солнечными лучами. Расстёгнутая клетчатая рубашка хлопала за спиной. Вельветовые штаны пестрели пятнами травы, а на футболке застыл в эпичной позе тираннозавр. Питер почувствовал, как губы сами собой расплываются в улыбке. Глядя на Гарриет невозможно не улыбнуться. Он махнул ей рукой. — Ой, а я как раз собиралась уже идти! — сделав лихой вираж у подъездной дорожки, Гарриет соскочила со скейта, поймала его ногой, прежде чем он съедет на газон, и подняла с земли. Питер ласково взлохматил её непокорные волосы, и без того пребывающие в беспорядке. — Сейчас! — Гарриет достала из кармана футляр, вытащила из него очки и нацепила на нос. Питер одобрительно поднял большой палец вверх. — Здравствуйте, мисс Поттер, — почти пропела миссис Кроткотт тем намеренным тоном, каким обычно взрослые разговаривают с детьми. Гарриет это уже давно не раздражало, но она привычно бросила недовольный взгляд на Питера. — Здравствуйте, миссис Кроткотт, — с не менее наигранным энтузиазмом ответила она. — Как ваши дела? — Спасибо, очень хорошо, — миссис Кроткотт быстро сделала несколько пометок в одном из своих многочисленных бланков. — Что ты сегодня ела на обед? — Мы с мамой и Джимсом были в пиццерии, съели большую пепперони, маленькую маргариту и по двойной порции шоколадного мороженого. У меня мороженое было с карамельным сиропом и орешками. — А я не люблю орешки, — поморщившись, добавил Джеймс, который относился к миссис Кроткотт несколько настороженно, и потому сидел у самого камина прямо на коврике, лишь бы подальше от неё. Миссис Кроткотт снова принялась что-то строчить. — Как вы себя сегодня чувствуете, мисс Поттер? Гарриет пожала плечами. — На тренировке вроде устала, но сейчас уже нормально. Да и вообще хорошо. — Ох, что-то у меня запершило в горле, — миссис Кроткотт демонстративно закашлялась. — Может быть, вы принесёте мне воды, мисс Поттер? — Конечно. Гарриет засучила длинные рукава рубашки и побежала на кухню. Вернувшись, она передала миссис Кроткотт слегка запотевший стакан, в котором позвякивали кубики льда, и плавала долька лайма. — Как это мило с вашей стороны. Благодарю. Миссис Кроткотт сделала буквально два глотка и поставила стакан на журнальный столик. — Если вы позволите, я уберу это, — Мэгги указала на теснившиеся на столике чайные чашки, чайничек и полупустую тарелку, которую миссис Кроткотт пришлось сдвинуть, чтобы вместить стакан. — Спасибо, — кивнула миссис Кроткотт. Мэгги направилась на кухню за подносом. Питер виновато поёрзал в своём кресле. Мэгги знала, что сейчас он не оставит Гарриет с миссис Кроткотт и на секунду. — Мистер Эванс, когда вы в последний раз посещали школу Гарриет? — Я ездил туда перед началом летних каникул, во-первых, хотел сам забрать детей, а, во-вторых, разговаривал с их учителями. У Гарриет всё хорошо, как и у Джеймса. — Замечательно. Мэгги очистила журнальный столик от всего лишнего, оставив на нём только стакан воды. — Миссис Эванс, когда вы сегодня забирали мисс Поттер с тренировки, вы сразу поехали на обед? — Нет, сначала забрали Джимса с его занятий по плаванию. Миссис Кроткотт сделала ещё несколько пометок. — Мисс Поттер, как ваш конфликт из-за дополнительных часов тренировок со старшей командой чирлидеров? Гарриет снова пожала плечами. — Мы сумели договориться. Часть часов будут заниматься они, часть мы. — Вы самостоятельно договаривались с капитаном команды старших девочек, или попросили кого-то из тренеров? — Конечно же, сама! — Гарриет возмущённо сложила руки на груди. — Да мы даже почти подружились с Эль! Она, оказывается, неплохая девчонка, просто иногда её заносит. — Что ж, это замечательно, мисс Поттер, значит, ваши коммуникативные навыки находятся на приемлемом уровне. Кстати, не происходило ли за последнее время каких-нибудь странностей? Гарриет только покачала головой. — Пожалуйста, впишите вот здесь своё имя. Благодарю вас. Пожалуй, на этом мы можем закончить, если никто не против. Гарриет тут же спросила, можно ли ей ещё покататься, а Джимс вскочил и заявил, что хочет с ней. — Вернётесь к ужину, — велела Мэгги, и, извинившись, ушла в свою мастерскую. Питер остался наедине с миссис Кроткотт, продолжавшей заполнять бланки. Наконец, она попросила его прочитать готовые протоколы и поставить внизу подпись. — Мы к вам привыкли за такое долгое время, — смущённо улыбнувшись, сказал он. — Наверное, теперь будем даже скучать. Миссис Кроткотт меленько рассмеялась. — Надеюсь, с социальным работником из Хогвартса нам повезёт. — Не сомневаюсь. Миссис Кроткотт закончила оформление бумаг, и они снова стали пергаментными листами. Перед тем, как швырнуть в камин волшебный порох, миссис Кроткотт внимательно посмотрела на Питера. — Гарриет Поттер — достояние волшебного мира. Я рада, что вы хорошо с ней обращались. — Это было нетрудно. — Не скажите, — миссис Кроткотт покачала головой. — Проявлять доброту, любовь и щедрость не так уж легко. Не у всех хватает на это моральных сил. Поверьте мне, мистер Эванс, я знаю. И спустя мгновение ведьма из Отдела опеки и попечительства маглорождённых несовершеннолетних волшебников исчезла в искрах зелёного чародейского огня.