filth.

      Эдди проснулся чуть ли не на рассвете. Голова болела до жути, во рту все пересохло, глаза еле открывались. Где-то наверху шумел кондиционер, но Эдди казалось, будто в комнате его и вовсе нет, ему было слишком жарко. Только успев прийти в себя, он скинул с себя толстое и теплое одеяло, огляделся по сторонам, пытаясь хоть примерно припомнить, что вообще вчера происходило и где он находится. Но только он присел, свесив с кровати ноги, тут же почувствовал колкий удар в виске, заставивший его сщуриться. Солнечный свет. Какой придурок вообще посчитал нужным открыть шторы? Они точно не были открыты. Хотя откуда ему помнить это. Эдди поднял глаза — оказалось, здесь был балкон, шторы приоткрыты, так что видно, что там кто-то есть. — Тот парень. Борис. — произнес Эдди почти что про себя. Он, держась рукой за стену, поднялся, встал на ноги, и тихо подошёл к балкону, все это время слегка завороженно наблюдая за тем, как Борис курит, стоя на балконе к нему спиной. Недолго думая, он потянул на себя дверь балкона, которая и так была приоткрыта, шагнул внутрь. Его тут же обдало утренним холодом и свежестью. Уже светало, солнце почти встало, но всё ещё был рассвет. — При… вет? — заикнувшись произнес он, когда Борис даже не повернулся в его сторону, продолжая курить, глядя куда-то вдаль, на ещё не проснувшийся город. Было так тихо и пустынно, даже до странного. Будто они одни остались во всем этом городе, вроде как после зомби-апокалипсиса или ещё чего-то дикого. Впрочем, после вчерашнего это вполне возможно. — Проснулся, малыш Эдди? — Ну хватит. Ты не моя мама, — сказал это, и ему тут же пришло осознание. Мама. Эдди вдохнул побольше свежего воздуха в лёгкие, он всё ещё чувствовал себя паршиво. А после того, как вспомнил маму, так и вовсе готов был прямо сейчас сброситься с этого же балкона, чувствуя к самому себе невероятную ненависть и даже… отвращение? — Да, твоя мама, она… все хорошо. Я обещал, что все устрою, да? — Борис заулыбался, тыкая как-то неожиданно поникшего Эдди в плечо. — Почему? — Что? — Почему она должна тебе доверять? Ты же… Ты… — он обвел Бориса взглядом, да ещё и таким небрежным, будто смотрел на кучу мусора. Будто это не он, не Борис, вчера не дал этому мальчишке уснуть в куче своей же блевотни где-нибудь на полу ванной. — Твой отец был не самым лучшим человеком, — отвернувшись от Эдди начал Борис, будто бы и не заметив этого его взгляда, — Но, знаешь, я всегда ему помогал. Помогал не сдохнуть в этом ебаном городе, не давал погрязнуть в своих мыслях. В каком-то смысле, спасал его. — Но это его и убило. — А это плохо? Он этого и хотел. — Ты просто отвратителен. — Посмотри на себя. — Борис усмехнулся, задумавшись, а помнит ли Эдди вообще о том, что употреблял, или о том, что чуть было не отсосал ему. — Я облажался, знаю. Но я понял, что ошибался и никогда больше не буду делать ничего подобного, ясно? Не переводи на меня стрелки. — Эдди смотрел вниз, на дома и деревья, на то, как ветер раскачивает листву с травой. Ему так странно было всё это говорить. — И слушай, я… мне надо идти. — Ты… уверен? — спросил Борис, докуривая сигарету. Эдди не отвечал. И не уходил. Он смотрел, смотрел на этого парня и не понимал, что же с ним не так. А точнее, что так. Почему он, черт возьми, именно такой, и даже сейчас, когда он спрашивает это, Эдди задумывается, а ведь правда — уверен ли он? Да нет, не уверен. Вообще. Он хочет остаться с ним, здесь. Но ведь этого не произойдет. И от этого так тоскливо. Борис сделал последнюю затяжку, взглянул на свое запястье, а затем, медленно поднеся к коже бычок, потушил его, даже и не пикнув, не показав ни единой эмоции на лице. Будто для него это — обычное дело, он даже ничего и не почувствовал. — Что ты… — у Эдди округлились глаза. Он успел заметить — это не единственный его ожог, там куча таких, но Борис тут же снова закрыл свои запястья длинным рукавом, явно длиннее, чем полагалось. — Ты как думаешь, для чего люди принимают? — будто и не услышав недоумения Эдди, сказал Борис, выкидывая бычок вниз, за пределы балкона. — Чтобы уйти от реальности, от самого себя. Не от лучшей жизни они это делают. И уж точно не чтобы показаться каким-то особенным, крутым. Знаешь, о чем я? — он наконец взглянул на Эдди, да так, что мальчика передёрнуло. Этот взгляд заставил его почувствовать весь тот спектр эмоций, что он ощущал вчера, и вряд ли можно было их объяснить. Но это было что-то похожее на то детское смущение, когда он в первый раз целовал девчонку в первом классе: горящие щеки, щекотка прямо внизу живота, волнение, чувство свободы, взрослости. Он, кажется, вспомнил, мелкими отрывками, смутно, но вспомнил, и огромное чувство стыда овладело им целиком и полностью. Он уже и позабыл, о чем там ему рассказывал Борис, и опомнился лишь когда тот позвал его по имени. — Бог мой, — произнес он одними губами, все ещё глядя куда-то вникуда. — Эй, Эдс. — Эдс… что? — Господи, да что с тобой? — Борис схватил его за запястье, в какой-то наивной попытке привести мальчика в чувства, но тот лишь одёрнул ее и попятился. — Я пожалуй правда пойду домой. Мама, она… — он всё медленно пятился назад, к двери. — Эдди. — более твердо произнес Борис, после чего мальчик наконец поднял на него глаза. — Всё хорошо? Все ли хорошо? Интересно, а ему-то какое дело? Да он его забудет спустя пару дней. Накурится травой, возьмёт себе девчонку, закроется с ней где-нибудь в номере отеля и забудет. Эдди почему-то с лёгкостью мог представить такую картину. — Спасибо, что… неважно. Прости. — в голове мальчика мешалась куча мыслей, он и не знал, за что ему ухватиться. Он выбежал с балкона, кинулся к кровати, хватая свои кеды и поспешил прочь из комнаты, даже не закрыв за собой дверь, быстро перебирая ногами по лестнице и чуть не падая, он очутился на первом этаже. Всё вокруг выглядело, мягко говоря, плачевно, впрочем, как и полагает любому помещению после вечеринки. Эдди наспех нацепил кеды, стараясь зашнуровать их как можно быстрее. Он боялся, что Борис пойдет за ним. А может даже наоборот, хотел этого, где-то глубоко внутри. Он вспоминал, и с каждой чертовой секундой всё чётче и чётче видел эту полуночную картину перед глазами. — До какой блять степени надо накуриться, чтобы потом пытаться отсосать незнакомому ПАРНЮ? — неожиданно вслух произнес Эдди, особенно выделяя последнее слово. Но только осознав это, он тут же плотно прикрыл рот рукой, оглядываясь по сторонам, в опаске, не разбудил ли кого случайно. Он наконец справился со шнурками и выбежал из дома, тут же заворачивая за угол — там более короткий путь к его дому, а ещё так его не увидит Борис с балкона, если он конечно до сих пор там, но Эдди, все же, рисковать не хотел, а ещё он не хотел, чтобы Борис видел, как мальчик в спешке убегает, от самого же себя, по сути, тщетно стараясь не думать о том, что делал вчера. Его охватывала злость. Да как он вообще мог допустить то, что сделал Эдди? Зачем он дал этому случиться? Может, и не до конца, но какая уже разница. К горлу Эдди подступила рвота, ему пришлось остановиться, перевести дух. Дыши, Эдди, дыши, всё хорошо. Казалось, он вспомнил тот самый вкус на языке, да откуда он мог вообще его помнить, он же был в хламину. И всё же его мозг предательски подкидывал все более отвратительные картины, запахи, вкусы, всё то, что он чувствовал вчера, но с ещё большей силой, и он почему-то уверен был — это именно то. Нащупав в кармане ингалятор, мальчик поднёс его ко рту и нажал на кнопку, впуская лекарство в свой организм, медленно успокаиваясь, но все ещё сжимая предмет во вспотевших ладошках. Он чувствовал себя грязным. До жути грязным, ему хотелось скорее встать под горячий душ, вымыть себя с ног до головы, вывернуть всю наружность и промыть ее с мылом. Он ускорился, побежал. Ещё немного и он будет дома, ещё немного, ещё… Словно ошпаренный, Эдди почти что ворвался в дом, едва не сшибая дверь. — Мам?! — обречённым, почти плачущим голосом произнес Эдди, чувствуя на сердце какую-то слишком тяжёлую горечь обиды. Правда, на кого точно он обижался, он не знал, да и не хотел разбираться. — Эдди, боже, что с тобой, милый? — мама показалась с кухни, тут же отбрасывая все свои дела прочь. — Я самый ужасный сын на этом свете, я знаю, но мам... — произнес он, опираясь спиной на входную дверь. Только сейчас все медленно становилось на свои места. Он дома, всё хорошо, всё будет в порядке, он придет в себя и всё будет прекрасно. — Я чуть с ума не сошла. Эдди, боже мой, — кажется, она не могла подобрать слов. Но мальчик понимал её. — Борис! Что ты делал с ним? Как ты вообще связался с ним? Ты не будешь с ним общаться, никогда больше, ты слышишь меня? Эдди? — Да, мам... чёрт. Я сделал глупость, прости, мам. — он чуть ли не плакал, но старался не делать этого. Робко падая в объятия матери, он закрыл глаза, про себя повторяя её слова: «я никогда больше не буду с ним общаться, я никогда больше не буду, я никогда…» И как же он был не прав.