Учимся рисовать с Чудом Хвостатым!

Слова. О, эти слова, тусклые, блеклые, жалкие, неспособные передать красоту бесконечного неба — роскошной мантии мира, украшенной сияющими звёздами разных цветов. Маленькие, раскрашенные бледно-жёлтым, тускло-голубоватые, белые, светло-красные, почти розовые. Небесные кристаллики сияли, сливались в узоры созвездий — точную копию созвездий Нирна — и иногда падали, давая надежду гулявшему под ночным небом мечтателю, что его заветное желание может стать реальностью. В завораживающей бесконечности хотелось утонуть. Насмешливые прикосновения ветерка дружески трепали, не давая даже на мгновение подумать о сне. А внизу проносились пёстрые разноцветные грибные шляпки, сияли своеобразным приветствием смертоносные магические огоньки проголодавшихся чудовищ. Старые чёрные стволы с кривыми ветками сменялись высокими пахучими грибами. Трещали цикады и светились крохотные тельца беззащитных мотыльков на хрупких крыльях, делавшие ночь светлее и украсившие небо нежно-жёлтыми крапинками. Резво мчалась, сверкая горящими красным глазами, обесшкуренная гончая, нёсшая с собой едкий запах серы. Звенела сталь, сверкали искры: фанатичные еретики и зелоты с криками выясняли, чья вера чище. Представители обеих фракций дружно бросились бежать, когда на окружённой высокими округлыми камнями и огромными грибами с ярко-жёлтыми шляпками полянке показались сразу три элитры-матки, с чавкающим звуком выпустившие в мельтешивших фанатиков сгустки чёрной ядовитой слизи. Дрожащие Острова жили. Их дыхание — шум ветра в зелёных кронах. Их песня — эйфория художника, завершившего свой шедевр и вой жертвы, терзаемой раскалёнными клещами. Их объятия — тёплый ветер, несущий аромат необычных цветов и грибных спор. Провоцирующий подзатыльник — удар гнарла, плевок элитры, выстрел фанатика. Выдержишь, путник, или рука Дрожащих Островов для тебя слишком тяжела? А может, ты привык к строго установленным правилам и порядкам, которые остались в Нирне? Чудо парила, раскинув руки. Смеялась, чувствуя, как сердце колотится в приступе безудержного восторга. Дрожащие Острова — яркие, непредсказуемые, живые! Место, частью которого она стала, и от которого неотделима. Место, которое она, не соврав, может назвать Домом. Чудо смеялась, и по щекам её текли слёзы. «Ещё кружочек!» — она робко замерла над тёмными стенами Зедилиана, внутри которого совсем недавно пугала скелетами не желавших бороться с обстоятельствами учеников. Ответа не последовало, и Чудо пролетела над землями Деменции, прокрутившись вокруг своей оси и резко снизившись, чтобы ударить ладонью по прозрачной водной глади небольшого озера. Она дышала и не могла надышаться. Смотрела и не могла насмотреться. Небо стало заметно светлее. Каменной плитки перед входом во дворец с громким звоном коснулись золотистые сапоги. «Пора». Руки покрылись мурашками, но дрожали не от холода. Дотянувшись до спины, правая отстегнула Посох Воспоминаний и сжала гладкое древко, в то время как вспотевшая ладонь левой стряхивала с пояса несуществующие крошки. Хвост покачивался из стороны в сторону, ускоряя темп. «Не передумала?» Чудо закрыла глаза и сосредоточилась на голосе внутри неё. Внутренний поток энергии располовинило: обжигающий, он струится по сосудам вместе с горячей кровью. Он ледяной, исходящий из сердца, впитывается в мышцы, в кожу и просачивается через поры наружу. Когда ощущение двойственности исчезло, Чудо пошатнулась. Разделение всегда сопровождалось приступом головокружения: в этот раз приступ слабости оказался сильнее обычного. Её ноги непослушно подкосились. Шеогорат подхватил падающее тело и с лёгкостью поднял. Чудо прижалась к его груди со счастливой улыбкой ребёнка, который чувствует себя любимым и защищённым. С громким сопением вдохнула напоминавший о далёком детстве запах клубничного пирога и крови. Её дыхание становилось всё медленнее. — И всё-таки, скажи, — голос звучал невнятно и тихо, — ты — настоящий или тень фантазии, обретшая по моей воле материальную форму? Хотя... — Чудо закрыла глаза. Её тело расслабилось на руках Шеогората, лишь хвост размеренно покачивался из стороны в сторону, движимый утихшим ветерком, — не хочу знать. Это действительно неважно. Магическая энергия вновь пришла в движение, разнося по телу усиливающееся тепло. Не обжигающее, но мягкое и невесомое, словно одеяло, которым заботливая мать накрывает беззащитное дитя. Чудо засыпала. Их силуэты окутало мягкое зелёно-голубое свечение, от которого стало совсем тепло. Тяжёлые веки сомкнулись, и она увидела залитую солнцем поляну, заросшую сочной зелёной травой, задорно журчащую речку, на берегу которой Теня, серьёзный, но совсем не злой, учил правильно держать удочку. Она видела дом, где все были живы и не ведали, что такое боль. Шеогорат в одиночестве стоял с задумчивым видом перед входом в собственный дворец. Правая рука ощущала некоторое утяжеление — гладкий предмет. Рукоять? «Посох Воспоминаний, — ответил он на свой же вопрос, — надо спрятать это куда подальше. Например, на самое видное место во дворце. Или вне дворца. Может быть, в небе, на одной из звёзд? — подняв голову, он разглядывал разноцветные небесные кристаллики, — но довольно прохлаждаться. Детёныш спит бесконечно глубоким сном, Хаскилл, наверное, тоже. Вот бездельник! Надо призвать его и заставить чистить яблоки. Или клубнику. Или сыр.... Здесь же все любят сыр?» — не прерывая цепочку странных рассуждений, Шеогорат открыл тяжёлую дверь и вошёл во дворец — поднимать шум. Поднимать бездельника. И готовиться к новому яркому дню.