Монополия

       С самого утра дома не было никого, кроме Мисты и Джорно. Последний, распределив часть своих ежедневных обязанностей на Триш, решил наконец, что заслуживает хоть один выходной, и планировал отоспаться, привести мысли в порядок, составить расписание на следующую неделю, почитать. Миста же, узнав об этом, подстроил свой график так, чтобы сегодня тоже можно было разгрузить день, взяв отгул, не без помощи Наранчи, который через уговоры согласился отработать сегодня за него.        — А что, босс, может, взять нам пивка сегодня? — с огоньком задора в темных глазах предложил он Джорно, мирно попивавшему чай на кухне, — Не каждый день же удается провести время вот так, вдвоем, как в старые добрые времена. Ну, что думаешь?        Джорно, сдерживая хитрую улыбку, сделал вид, что раздумывает над предложением Мисты, поглаживая подбородок.        — Хм, что же, может, ты и прав... Пожалуй, мне определенно нравится твоя идея. Решено — сегодня выпиваем!        Миста едва не подскочил от радости и приобнял Джорно за плечи, чуть взъерошив тому светлые распущенные волосы на макушке.        — Я в тебе и не сомневался, дружище! Ну что, я за пивом?        Джорно деловито хмыкнул.        — Миста, ну что же такое ты говоришь? Я пью исключительно вино.        — Ох, ну, извиняй! — он театрально упер руки в бока, — Нам-то, простым пацанам, этакие изыски чужды. Но ладно, будет тебе вино! Жди.        Спустя где-то полчаса он вернулся с бутылкой, которую перед вскрытием Джорно внимательно изучил под выжидающее молчание товарища. Когда блондин, наконец, одобрительно кивнул, Миста бросился на поиски штопора и бокалов.        Расположились они в гостиной. Здесь было удобно оставить бокалы на журнальном столике и расслабленно развалиться на диване.        — А скоро, кстати, Триш с Наранчей вернутся? — допив второй бокал красного полусладкого, спросил Миста.        Джорно мотнул головой.        — Не, — пили они одинаково, но Джованна был на толику пьянее Мисты — сказывался его небольшой вес; так что речь его была чуть менее внятной, чем у Гвидо, — Триш еще работает, а Наранча завел себе какую-то подружку, не вернется до утра. А... или наоборот? Подружка у Триш, точно.        — Неплохо, — многозначительно кивнул Миста, — Но ладно! Нам же и лучше. Делиться не придется.        — И подольше посидим вдвоём.        Миста покосился на Джорно. Тот был совершенно расслаблен: поза выражала непринужденность, легкую хлопковую рубашку держала всего пара пуговиц, а золотистые волосы небрежно спадали на плечи. Мисту всегда очаровывало это чересчур редкое зрелище, от него становилось уютно и тепло даже сильнее, чем от вина.        — Тебе налить еще? — спросил Джорно.        Джованна потянулся за бутылкой, но замер, обнаружив на своей ноге чужую руку.        — Оу, — протянул он, уставившись на ладонь Мисты. Тот тоже застыл, и, не будь его кожа достаточно смуглой, он не смог бы скрыть румянца.        Джорно же, после некоторых безмолвных размышлений, чуть сменил позу, расставляя ноги шире и касаясь своим коленом ноги Мисты. Взгляд его все еще был прикован к чужой ладони, пока как Гвидо во все глаза рассматривал Джованну, нисколько не изменившегося в лице. Холодное спокойствие.        Ничуть не изменился в лице Джорно, даже когда Миста спустил руку на внутреннюю сторону бедра и сжал его. И лишь издал тихий вздох, когда тот переместился к паху. К моменту, когда Миста принялся расстегивать брюки Джованны, тот откинул голову и прикрыл глаза, позволяя делать с ним все задуманное. Но он порядком удивился и даже изумленно ахнул, ощутив теплое влажное прикосновение языка.        Ни с того ни с сего Миста вдруг принялся делать ему минет.        Эякулировал Джорно с протяжным низким стоном Мисте в рот, однако тот ничуть не смутился.        — Извини, Миста, — восстанавливая сбившееся дыхание, полушёпотом проговорил он, — Я должен был предупредить.        Но Гвидо, тоже запыхавшийся, облизнувшись, приподнялся, опираясь рукой на диван, и приблизился к лицу Джорно своим. Джованна же, вскинув брови, двумя пальцами коснулся мягких влажных губ, останавливая Мисту и не позволяя приблизиться к нему.        Миста медленно отпрял, вглядываясь в глаза Джорно.        — Ты не хочешь меня целовать? — голос его засквозил заунывной тоской, что кому угодно кольнуло бы сердце.        Джорно медлительно помотал головой, лишь сейчас убрав руку.        — Именно сейчас или вообще?        — Вообще.        Миста моргнул и сел на диван рядом. Повисло неловкое, тягучее молчание, казалось, заполняющее все вокруг своей липкой субстанцией, вплоть до самых мелких щелей, удушающее молчание. Джорно, выдохнув, прервал его, заговорив скоро, с сожалением:        — Миста, ты... ты мой лучший друг, всегда был и будешь им. И дружба, товарищество - это все, что я могу тебе предложить. Больше... больше нет, прости.        Миста закрыл лицо руками. Ссутулился так, словно на плечи ему взвалили многотонный валун. Тяжело, протяжно вздохнул. Джорно опасливо коснулся его спины. Того пробрала дрожь, как от удара током, и вскочил с места.        — Блять, и я тебе отсосал!        — Ну, тебя никто не просил, во-первых, — поспешно начал оправдываться Джованна, — Во-вторых, я думал, что ты остановишься на мастурба...        — Какая уже разница?! — сокрушался Миста, слоняясь перед диваном и рыча ему слова в лицо, — никакой бляцкой разницы.        Он схватил пустой бокал и швырнул в стену, тот с звонким лязгом разбился на сотню мелких осколков, блестящей пылью осыпавшихся на пол. Джорно вздрогнул, покосился на стену и тут же снова — на Мисту.        — Ты, блять... — подскочив к нему и нагнувшись ближе, заговорил Миста, но осекся, встретившись взглядом с широко распахнутыми зелеными глазами Джованны, выражающими неподдельный испуг. Джорно медленно отодвигался от него, вжимаясь в спинку дивана и не смея издать и звука.        Миста обессилено опустил голову и выпрямился. Махнув рукой, он развернулся и покинул квартиру так поспешно, словно там обитала какая-то жуткая зараза.        На улице было солнечно, и Миста проклинал это солнце. Как может оно так ярко и жизнерадостно светить, когда ему самому так хреново?        Он хмельно покачнулся, пошел куда-то, торопливо, сунув руки в карманы, словно куда опаздывал, потому спешил. Он злился. Злился на себя, на Джорно Джованну, на гребаную несправедливость жизни, на мир, на то, что хотелось расплакаться (и вовсе не от ослепительно яркой лазури неба), на то, что слезы было очень трудно сдерживать, и они сами стекали по щекам, прямо здесь, на улице.        Миновав пару дворов, он осел на низкую лавочку у какого-то грязного подъезда. Стояла жара, так что народу на улице почти не было. Сквозь расплывчатую пелену он оглядел солнечный двор, посмотрел на свои руки так, словно видел их впервые.        И вдруг он зарыдал. Зарыдал, как маленький ребенок, навзрыд, громко воя и всхлипывая, содрогаясь всем телом, как в судороге, утирал слезы рукавами, не обращая внимания ни на что вокруг, и рыдал долго, в какой-то момент окончательно потеряв счет времени, жалея себя и оплакивая трагическую кончину своих лучших чувств.        В тот день домой Миста не вернулся.        Не видел его Джорно и на следующий день, и послезавтра, и решил бы, что он совсем их покинул, если бы Триш не рассказала, что Миста все же приходил.        Она вернулась из Фрязино где-то к шести вечера. Квартира была не заперта.        — Это я! — крикнула она при входе, чтобы по ответу узнать, кто был дома.        — Угу, — раздалось из кухни. Значит, Миста.        Триш прошла на кухню, легко и ловко огибая все еще сваленные повсюду спортивные сумки с деньгами.        Миста сидел на диване, забросив ноги на табурет, курил, стряхивая пепел в кружку с недопитым чаем. Девушка поморщилась.        — Джорно же не разрешает курить в квартире.        Миста бросил бычок в чай и закурил еще.        — Да в рот я вашего Джорно ебал.        Триш удивленно вскинула брови.        — Бля... то есть, наоборот, получается.        Девушка села рядом на диван, заставив подвинуться, внимательно заглядывая ему в лицо.        — Миста... что у тебя случилось?        — С чего ты взяла, что у меня что-то случилось? — он допустил в голосе угрожающую нотку, выражающую его недовольство вопросом, но Триш проигнорировала ее.        — Тебя два дня не было дома. Ты просто так исчез, даже не ночевал здесь. Мы беспокоимся.        — Кто это — мы? — с отвращением сплюнул он.        Триш вздохнула, прикрыв глаза. Иногда на Мисту не хватало никаких сил.        — Я, по крайней мере. И Джорно спрашивал о тебе. Наранча недоумевает. Он думает, ты бросил нас.        Тень тревоги коснулась лица Мисты и тут же отлегла не без искусственного усилия.        — Если не хочешь, чтобы знал кто-то еще — я не расскажу. Просто сообщу, что ты в порядке.        Миста покосился на нее, и выражение напускной злости на его лице сменилось взглядом, полным безысходной тоски.        — Не рассказывай детали Наранче, пожалуйста.        Триш понимающе кивнула.        — Ну, в общем, — Миста сделал затяжку, и голос предательски задрожал, — Меня Джорно продинамил.        — В смысле продинамил? — Триш непонимающе моргнула.        — Да то, блять, и значит! — тон его снова нервно подскочил. Ему пришлось помолчать, чтобы отдышаться и голос дрожал не так заметно, выдавая его незавидное состояние, — отшил. Отвадил. Послал. Отказал он мне, Триш.        — Так ты, — Триш аккуратно коснулась его плеча; в глазах ее читалось неподдельное сожаление, — Так ты влюблен в него...        — Угу, — промычал Миста, не оборачиваясь, и сделал затяжку.        Они так и сидели. Миста курил, а Триш рядом, игнорируя дым, держала его руку. С улицы долетал щебет воробьев и детский смех. Из соседнего окна тянуло готовящейся выпечкой.        — Миста, — вдруг обернулась к нему Триш, — А как вы с Джорно познакомились?        Молодой человек откинулся на спинку дивана, отозвавшуюся жалобным скрипом, а взгляд его устремился куда-то сквозь стены кухоньки, обращаясь к воспоминаниям о событиях прошлых лет. Задумчивая пелена заволокла взор. Наконец, он выдохнул, закурив третью сигарету.        — Это было четыре года назад. Тогда я только переезжал в Москву из родного Краснодара.        Невыносимая краснодарская жара накаляла металлические вагоны состава, уже совсем скоро отправляющегося в Москву. Поспешно проводилась посадка.        Миста, волоча за собой громоздкий чемодан, со спортивной сумкой на плече, остановился напротив входа в вагон. Пригладив влажные от пота кудри, он оценил расстояние между краем платформы и вагоном, заглянул в щель между, в которую угодить было совсем не сложно, поставил сумку на землю, взял увесистый чемодан в руки. Но каждая попытка забросить внутрь багаж обрывалась на полпути опасением свалиться под поезд, утянутый весом вещей.        А сзади напирала очередь, недовольная долгим ожиданием. Миста занервничал.        — Давайте я вам помогу! — раздалось сверху.        Миста поднял глаза. Руку ему протягивал светловолосый парень, искренне и дружелюбно улыбающийся, чуть щурясь от солнца.        — Вот так спасибо! — обрадованно воскликнул Миста, передавая тому багаж, тут же принятый на борт, — Мир не без добрых людей, оказывается!        Обернувшись за спортивной сумкой, Миста подхватил ее и сам запрыгнул в вагон.        — Спасибо еще раз... — он осекся, когда понял, что в тамбуре нет того парня. Оглядевшись, он спросил у какого-то мужика:        — Вы не видели тут пацана, такого, белобрысого? С чемоданом большим.        Мужик задумчиво почесал затылок.        — Да был вроде прям тут. Куда ж подевался? Э-э-э... как сквозь землю провалился. Исчез!        Исчез. Вместе с большинством личных вещей Мисты, документами и одеждой.        Позже он с проводницами тщетно обыскал весь вагон, не найдя ни вещей, ни проклятого пацана. Выбора у него не было. Он отправился в Москву почти с пустыми руками.        В спортивной сумке было совсем не много денег, припрятанных «на всякий случай». Этого не хватит и на первое время, так что нужно было срочно найти работу. Однако без документов никто бы его работать не взял.        Праведный гнев давно утих, трансформировавшись в нечто вроде тоскливого смирения. Смирение же не дало ему кричать от злости и несправедливости, когда по прибытии поезда в Москве разразился ливень. А у него даже не было зонта.        Он брел по незнакомому городу, дрожа от холода и периодически отряхиваясь от льющейся с него ручьями воды, как бездомный пес, смаргивал с длинных ресниц капли, шмыгал носом. Впереди высилось здание привокзальной гостиницы, местонахождение которой он разузнал у местного жителя ранее.        Он мог позволить себе переночевать здесь всего раз. Что делать дальше, он просто е понимал. У него не осталось ничего. Ни денег, ни документов, ни надежды.        Утром, переодевшись в сухую одежду, оставшуюся в сумке, он спешил освободить номер. Съехать нужно было до полудня.        Погода немного улучшилась. Стало теплее, свинцовые долины туч растворились в сплошную серую пелену небес. Мелко накрапывала морось. С вечера замерзшего Мисту трясло от холода. Заболеть было бы совсем некстати.        Нужно отыскать телефонный автомат. Позвонить матери. Хотя бы просто так, попросить совета. Та непременно начала бы его ругать, назвала бы дураком, а он бы так и стоял, ссутулившись, пристыжено кивая, соглашаясь со всеми ее сокрушениями. Потом они что-нибудь придумали бы, а мать бы еще всю жизнь напоминала ему, как амбиции захлестнули его с решением переехать в Москву. И как у него ничего не вышло. От таких мыслей стало еще противнее, так что Миста неприятно поежился.        Он оторвал взгляд от потемневшего от влаги асфальта и вдруг замер. Впереди него, метрах в двадцати, неспешно вышагивал, спрятав руки в карманы ярко-розовых брюк, тот самый пацан из поезда. Он, кажется, насвистывал какую-то мелодию, игнорируя морось, высоко задирал голову, когда оглядывался на здания, мимо которых проходил. Миста только заметил, что волосы юноши были заплетены в косу. На мгновение он засмотрелся на его уверенную походку и на то, как тот чуть вилял задом при каждом шаге.        Крепче схватив сумку, Миста бросился к блондину, тут же нагнав его, и молниеносно прижал к стене ближайшего здания. Успев только ахнуть от неожиданности, юноша оценивающе поглядел на Мисту, приподнимающего его за ворот рубашки, и обмяк, решив, что в физической борьбе однозначно проиграет бугаю. Он сощурил холодные зеленые глаза и ядовито проговорил:        — Я могу чем-то помочь? Не думаю, что мы знакомы.        — А ты что, уже позабыл меня, пидорас?! — взревел ему в лицо Миста, и тот невольно зажмурился, — Ты мой чемодан в поезде спер! Где он?!        На лице у юноши отразилось осознание.        — А-а-а. Не признал. Но извиняй, я его уже сбыл.        — Ты что?! — отчаянно зарычал Миста, — Да там! Да там же все мои документы, мудила! Что мне теперь без них делать?!        Парень просто пожал плечами.        — Прости. Я даже не открывал.        Миста бессильно опустил руки, и блондин едва не свалился, ударившись о стену. Миста закрыл лицо ладонями и тихо завыл.        Потирая ушибленный затылок, парень почему-то не скрылся, а напротив, остановился рядом с Мистой.        — Постой, — вдруг спросил он, — Ты не местный, да? Из Краснодара?        — Ну да, а че? — пренебрежительно бросил Миста.        Юноша замялся.        — Черт... Некрасиво вышло... Я думал, ты москвич, с отдыха едешь. Прости.        — Охуенно ты думал, но мне-то какая разница! Ни с чем остался-то в итоге все равно, — сокрушаясь, развел руками Миста, — Мне даже жить негде.        — Можешь у меня пожить.        — Я обижался сначала, конечно, — завершив рассказ, подытожил Миста, — А когда успокоился, Джорно предложил работать с ним. Так и жили. Уже спустя годы подобрали Наранчу. А сначала были вдвоем. Он хоть и спиздил мои вещи, но вину искупил. За это я на него зла не держу.        В руках он теребил свою шапку, которую снял во время повествования.        — Шапку он мне тогда эту дурацкую дал. Я простыл после ливня, он наказал не переохлаждаться. И всучил шапку. А я, наверное, сентиментальный дурак.        Он сжал шапку и швырнул ее на пол.        Триш вздрогнула, словно он бросил что-то тяжелое, приземлившееся на линолеум с грохотом.        — И с чего я решил, что могу рассчитывать на взаимность? Мать была права. Я хочу слишком многого, при этом не обладая нужными качествами, чтобы соответствовать своим амбициям. Наверное, мне просто нужно смириться, что я неудачник.        Триш с сочувствием посмотрела на него.        — Кстати, Триш, — голос стал его чуть громче, — Передай Джорно, что где-то через месяц я уезжаю домой. В Краснодар.

***

       Джорно Джованна стал появляться дома куда реже обычного, несмотря на то, что после включения Триш в работу у него появилось вдвое свободного времени. Однако он не стал попусту тратить столь важный ресурс, потому решил воспользоваться данной ему возможностью и повысить собственную продуктивность.        На удивление, он занялся делом куда более законным, чем остальные его предприятия — он таксовал. Тут уж стражи закона не могли прижать его. Тогда в игру вступал закон нелегальный, но имеющий куда больше власти на московских улочках.        Время клонило к шести. Солнечный свет понемногу розовел, становясь сначала бледнее, а потом занимаясь рдеющим закатным пожаром, который языками пламени плясал на гладкой поверхности черной капота иномарки, покрытого тоненьким слоем пыльной серости. Джорно, уже успевший покататься от вокзала по Москве, стоял рядом, оперевшись об автомобиль, одетый проще обычного: светло-голубые джинсы и розовая рубашка. Волосы, вопреки обыкновению, были убраны с низкий свободный хвост. Так, ему казалось, он хоть немного вписался бы в вереницу таксистов, также выжидающих пассажиров. Вереница эта тянулась, казалось, далеко, огибая вокзал по периметру.        К концу дня было примечено, что пассажиры в большинстве своем выбирали именно Джорно, и тот вполне догадывался, почему: выглядел он, несмотря на вышеописанные принятые меры в отношении своей внешности, куда приличней подавляющей массы остальных таксистов, которые, если не походили на бандитов, то хотя бы имели вороватый вид. Черные кожанки или растянутые майки также не прибавляли очков доверия от клиентов, как и громкий гогот, а то и агрессивные пререкания между коллегами. И если спешащие работяги, сами не сильно отличающиеся по виду от водил, садились к кому угодно без разбору, то кто поприличнее и побогаче, а также женщины и просто молодые люди отдавали свое предпочтение Джорно, заманивающего их своей лучезарной улыбкой и умением состроить самый честный и простой взгляд, обещающий полный комфорт в поездке, да еще и радиостанцию на выбор пассажира.        Это обстоятельство, вероятно, и послужило причиной неприятности, к вечеру случившейся с ним.        Джорно, находившийся в самом светлом расположении духа, внезапно был потревожен низким раскатистым басом, от которого едва не подпрыгнул. Он обернулся, сдерживая едва заметную дрожь в руках.        — Слышь, пацан, а ты кто вообще такой?        Перед ним возвышалась компания мужчин, навскидку, количеством больше пяти, но меньше девяти. И каждый производит впечатление самое внушающее: у кого по-тюремному выбрита голова, у другого — зековские наколки, у третьего — золотые зубы, очертания кастета в кармане джинс и у всех — пугающе развитая мускулатура. Джорно незаметно потянулся к карману и — о боги! — замер от ужаса, проклиная свою забывчивость и непредусмотрительность. Пистолет он оставил в костюме.        Мужик, обратившийся к нему, скрестил руки на груди, поочередно напрягая мускулы на одной, потом на другой, сделал шаг вперед, глядя на Джорно мелкими темными глазками, злыми и острыми:        — Ты че здесь делаешь, а?        — Как что, молодые люди? — Джованна изо всех сил старался сохранять лицо, что у него даже неплохо получалось, однако он был счастлив, что никто не станет проверять его ладони, начинающие нервно потеть, — Работаю, очевидно.        — Не идиоты, видим, что работаешь, — зарычал мужик, приближаясь к нему почти вплотную и заставляя ощущать свое неприятное горячее дыхание, — Какого, я спрашиваю, хуя ты тут работаешь?        Джорно моргнул.        — А почему бы мне тут не работать?        — Потому что эту территорию крышует Дьяволо. И потому что мы на Дьяволо работаем.        — И потому, — заговорил другой таксист, приближаясь сбоку и сильно урезая этим путь к отступлению, — мы имеем право на суд над нарушителями.        Он цепко схватил Джорно за плечо, а тот, встрепенувшись, тут же запаниковал, окинул взглядом банду, и вмазал мужику, прицепившегося к нему, в челюсть снизу. Дружки его опешили, сам он выпустил юношу и ошарашенно отступил на два шага назад, хватаясь за место, куда пришёлся удар.        — Вот сволочь! — завопил бандит от злости и обиды. Но к тому времени Джорно уже сорвался с места, воспользовавшись всеобщим замешательством, и был таков.        Обежав несколько дворов, чтобы было совсем уж не очевидно, что направляется в метро, Джорно уехал. Отдышаться он себе позволил только в вагоне. Тяжело вздымая плечи, он сел, жмурясь и вытирая со лба пот, проступивший не столько от внезапной пробежки, сколько от ужаса. Капелька потекла с его лба, а после разбилась о пол, пульс звучно шумел в висках, заглушая все вокруг. Только спустя несколько станций пришло осознание, заставившее его схватиться за голову: боже, что же он натворил!        Джорно влетел в квартиру, шумно хлопнув дверью, так что петли испуганно зашатались, взмыленный, запыхавшийся, с видом чрезвычайно озабоченным. Он вынул из кармана звенящую связку ключей, принялся запирать дверь на оба замка, что удалось ему не сразу: руки предательски дрожали, дрожали крупно, так что ключ не с первого раза угодил в нужную скважину, предварительно расцарапав тонкий слой краски вокруг нее. Справившись с замком, он бросился вглубь квартиры, в гостиную. Взгляд его беспокойно блуждал по комнате, что-то судорожно выискивая. Триш, напуганная шумом, шмыгнула за Джорно. Тот разочарованно осел на диван.        — Черт... — досадливо произнес он, — Телефон в машине оставил.        — Джорно, что стряслось? — шустро спросила Триш, глядя на него широко распахнутыми глазами, — Все в порядке?        — Нет, — едва заметно мотнул головой он, — Ничего не в порядке. Я сцепился с людьми одной крупной ОПГ. Далеко, у вокзала. Но у них люди повсюду... они меня вычислят. Если не уже. У него люди повсюду... но откуда мне было знать, что те таксисты — тоже...        Он бессильно опустил руки. Триш еще никогда не видела его таким: взвинченным и рассеянным, напуганным и даже зашуганным. Его волнение в полной мере передалось ей.        — Сколько их?        Джорно покачал головой.        — Не знаю.        — Может, позвонить Мисте? — судорожно шарясь по карманам, предложила Триш. Вид у нее был обеспокоенный в меру ситуации, в глазах читался испуг, вот-вот норовивший перерасти в самую настоящую панику. Голос нервически дрожал.        — Нет, — тон Джорно пропустил какое-то неясное ей смирение, — он не поможет, если узнает, что в беде я.        — Что? Только потому что ты его отшил?! Что за бред?        — Он сделал мне минет и признался в чувствах, и только потом я его отшил, — объяснил Джорно тоном, средним между совершенно будничным и тем, которым выносят смертный приговор.        — Ты... Что? Он... черт! — Триш пребывала в полнейшем замешательстве, что не мешало ей вздрогнуть, когда железная подъездная дверь громко хлопнула несколькими этажами ниже. Тонкие стены вполне позволяли расслышать гулкий стук и топот, кажется, нескольких десятков ног, — Может, полицию вызвать?        — Тш-ш-ш, — юноша яростно зашипел на нее, маша руками, — Они не знают квартиры. Тихо.        — Но как нам вызвать помощь? — шепнула Триш и тут же оживилась, — А! Я знаю.        Она достала телефон, но звонить не стала — принялась набирать сообщение.        — Ты что делаешь? — недоумение изобразилось на лице Джорно: он вскинул брови, пытался заглянуть в экран, но Триш чуть повернула мобильник, скрывая сообщение на нем.        — Пишу своей девушке. Она работает в милиции.        — Что?! — яростно зашептал Джорно, — В милиции?! Она вообще знает, чем ты занимаешься?!        — Это ей знать не обязательно.        Допечатав сообщение, она с ликующим видом обратилась к Джорно.        — Все! Минут через двадцать здесь будет наряд.        — Очень здорово, Триш, только вот у нас тут целая квартира краденных купюр, как тебе это нравится?        Триш схватила его за запястья, глядя прямо в напуганные глаза, и заговорила тихо, вкрадчиво, но уверенно:        — Послушай меня. Они были здесь уже однажды. Но, увидев меня, даже не стали проводить обыск. Так еще и Шила И — гарантия доверия ко мне. Я не пущу их в квартиру, но мне, может, придется поехать в участок. А тебе нужно просто сидеть тут и не высовываться. Если мы будем действовать осторожно, все получится. И соберись уже, наконец!        Джорно кивнул.        — Да. Да, спасибо. Ты все отлично придумала, Триш, — будто придя в себя, кивнул Джорно. Беспокойные пламень во взгляде усмирился, он перестал дрожать.        За дверью нарастал шум: множество низких голосов, порою переходящих на крики, шаги. Каждый слишком громкий звук заставлял Триш и Джорно вздрагивать.        — А чьи это люди-то? — тихо спросила она вдруг.        — Дьяволо.        — Дьяволо?! — ахнула Триш и, помолчав, одними губами добавила, — Джорно, так Дьяволо — мой отец.        Точно по словам Триш спустя минут двадцать прибыл наряд. К тому времени некоторые из бандитов-таксистов начали стучать в дверь, рычать, грозясь выбить ее и ворваться в квартиру, угрожали, требовали выйти по-хорошему. Триш и Джорно в то время сидели, притихнув, схватив друг друга за руки. Наконец, сравнительно монотонный гвалт сменился на громкий грохот: в подъезд ворвалось еще больше людей. Среди прочих криков Триш различила приглушенный знакомый голос, сорвавшийся на исступленный рев:        — Вы что, твари, совсем охуели?! Вы что тут устроили?! Что за беспредел?!        Майор Абаккио — догадалась Триш.        Мгновенно все стихло; крики оборвались, шаги стали тише. Многие из них стали удаляться, а вскоре вовсе унялись. Спустя минуту в дверь постучали. Триш сорвалась с места, отперла все замки и просочилась сквозь узкую щель открытой двери, тут же захлопнув ее.        Встречена она была крепкими объятиями Шилы И. На лестничной клетке кроме нее никого не было. Триш ахнула и нарочито тревожно зашептала:        — Ох, спасибо... я так испугалась... их тут столько собралось, я сразу поняла, что это бандиты. И из дома выйти страшно, и не позовешь никого.        Шила И отпустила ее и провела рукой по ее плечу. Вопреки обыкновению выглядела она взволнованно. Что-то неприятно укололо сердце Триш, пустив жгучий яд и заставляя чувствовать себя как-то гадко. Нехорошо было врать Шиле И в такой ситуации; стыд едва розоватым румянцем выступил у нее на щеках. Девушка потупила взгляд.        — Ты молодец, что написала. Бог знает, что бы эти ублюдки натворили. Но я поеду — если надолго задержусь, у Абаккио будут вопросы.        На прощание она нежно поцеловала лоб Триш.        — Береги себя.        И, сунув руки в карманы, слетела по ступенькам вниз. Триш вернулась в квартиру.        Джорно тут же оттянул ее от двери, запер квартиру и обернулся к Триш, оперев руки в бока.        — Так... давай-ка проясним. Ты, работая на меня, встречаешься с милиционершей, а еще твой отец — Дьяволо. Так?        — Ну-у, — протянула Триш, — получается, что так.        Уже на кухне, с чашкой горячего чая, когда порядком стемнело, и за окном по одной стали зажигаться мелкие редкие звездочки, и стало тихо-тихо, по-сонному умиротворенно, и оба успели успокоить свои натянутые нервы, Триш принялась рассказывать свою историю:        — Мой отец отказался от меня сразу же после рождения. Фамилия у меня мамина. В детстве я ни разу его не видела, он никогда не навещал нас с матерью, а мать не часто и не много о нем и говорила. Я даже имени его не знала. Все, что мне было известно, так это что он какая-то важная шишка в преступном мире, что меня, на самом деле, всегда как-то пугало. Каждый месяц он посылал алименты, и только не так давно я начала задумываться, что меня растили на деньгах, заработанных нечестным путём. Полгода назад моя мать умерла. Я пребывала в полнейшем отчаянии, когда ко мне приехал отец. Я впервые его увидела тогда. Сомнения не было: это был он. Внешнее сходство подделать было бы трудно. Он увез меня на одну из своих квартир в Москве, и тогда я узнала, что у меня есть единокровный брат. Я стала жить там, вместе с ним. Оба они, надо признаться, наимерзейшего характера люди. Мой брат избалован донельзя, делает, что ему вздумается, ощущая безнаказанность, берет все, что хочет, с молчаливого одобрения отца. Терпеть его было невозможно. Отец же приезжал нечасто, но когда приезжал, вел себя как тот еще мерзавец. Считал, что был в праве замахиваться на меня по любому пустяку, угрожать, что выбросит на улицу без денег, срываться, потому что у него был плохой день. За полгода они оба стали мне отвратительны. Собственно, потому я в один прекрасный день собрала свои вещи и ушла. Миста мне тогда и помог. Джорно, внимательно все выслушав, сначала хмуро обдумывал что-то, похлебывая чай, а после обратился к ней с вопросом, который она услышать точно не ожидала.        — Триш, скажи, как сильно ты бы расстроилась, если бы с твоим отцом что-то случилось?        Триш моргнула.        — Да не расстроилась бы вовсе. Кроме того, учитывая род его деятельности, это вполне ожидаемо. У него много врагов.        Джорно медленно, задумчиво кивнул и промолчал.        — А почему ты спрашиваешь, собственно? — любопытство взяло верх над Триш, и она нарушила молчание.        Джорно ответил не сразу.        — Я бы хотел убрать твоего отца.