***
Несмотря на то, что завтрак был великолепен, впрочем, как и любая трапеза на природе, Альмариону очень не хватало десерта. Всю дорогу эльфенок высматривал что-нибудь, подходящее по его мнению под это определение. Он замечал, конечно, много интересного и необычного: почти шарообразных детенышей леммингов, объедающих пушицу, осторожного рыжевато-черного песца — как ни пытался Алмо к тому приблизиться, зверек всякий раз отбегал немного и снова начинал подпрыгивать, как будто ловил что-то мелкое, совсем уж неразличимое на таком расстоянии. Однако ничего съедобного, а тем более, сладкого, на глаза не попадалось. Возможно, проблема была в том, что Алмо просто не знал местных растений. Он и о животных успел лишь немного почитать в Тирионе, когда amil случайно обронила фразу о том, что хотела бы посетить лабораторию отца. Но тогда у эльфенка просто не хватило времени на подготовку, ведь задержались в городе они не так уж и надолго. Почва под ногами становилась все более влажной. Атаринкэ предупредил его о том, что далеко от тропы отбегать не стоит. Болото здесь особенно глубоким не было, но набрать полные мокасины не самой теплой воды — удовольствие не великое. Внезапно на самой границе зрения Алмо мелькнуло что-то красное. Он перестал вертеть головой во все стороны и присмотрелся: ягоды! Яркие, сочные, почти прозрачные они подставляли румяные щечки скупому солнцу. «Какая забавная!» — подумал Алмо — Обычно они вниз висят, а эти вверх уставились». Он начал высматривать место, где ягодные заросли подходили к тропе ближе всего. Но поскольку саму дорожку эльфенку различить получалось не всегда, то и определить нужное место тоже не выходило. Альмарион начинал злиться. Ягоды, такие аппетитные, росли почти рядом, но вот достать их… Как обычно в такие моменты, он почувствовал, что из глубины естества поднимается что-то острое, жгучее, что жаждет вырваться и накрыть его с головой. «Ну вот, захотел десерта, называется», — пожалел он, погрустнев. Жгучее настойчиво стучало в виски, но выпускать его Алмо боялся. Ему казалось, что справиться с последствиями будет ему не по плечу. Щен, почувствовавший состояние хозяина, прижимался к его ногам, словно желая подбодрить. Эльфенок взял пса на руки, не обращая внимания на тут же запачкавшуюся одежду, и принялся поглаживать, ощущая как затухает, подергиваясь пеплом, его внутренний огонь. — Алмо, не надо пока есть морошку, она еще не созрела, — предупредила Лехтэ, увидев, что тот присматривается к недоспелым ягодам. Посмотрев внимательно на сына, она подошла ближе и молча обняла, крепко-крепко прижав к себе. Они все шли и шли, любуясь красотами Арамана. Такой богатой, яркой природы и на юге не везде встретишь. Дух захватывало, и от восторга, кажется, даже слегка кружилась голова. У самой кромки воды летала чайка. Кружилась, словно танцевала — то взмывала ввысь, то пикировала, делая у самой земли крутой разворот, а потом принимались рисовать в воздухе замысловатые фигуры. Лехтэ смотрела на нее, улыбаясь, а потом птица, видимо устав танцевать, полетела вдоль берега. Тэльмэ же решила пробежаться с ней наперегонки. И сорвалась с места. Чайка крикнула, как можно было подумать слегка изумленно, и… поддержала игру! Они летели вперед почти наравне — птица и нолдиэ. Берег петлял, открытые участки чередовались с заснеженными, вода лениво наползала на прибрежную гальку. Эльдиэ остановилась, птица сделала круг, покачав крыльями, и улетела в сторону моря. Скоро она уменьшилась, затем превратилась в точку и наконец исчезла. Лехтэ подумала, далеко ли успела убежать, а еще, что пора возвращаться теперь к мужу и сыну, но оказалось, что они сами успели ее догнать. Атаринкэ улыбался, и Лехтэ, подпрыгнув на месте, помахала им руками. Неожиданно ее взгляд зацепился за нечто, лежащее на берегу. Она наклонилась, поднимая выбеленную временем и морем кость. Судя по всему, бивень моржа. Лехтэ решила взять его с собой — дома вырежет что-нибудь на досуге. Убрав полезную находку в сумку, она оглядела берег. Немного поодаль он круто взбирался вверх, а со стороны моря имелся достаточно гладкий, относительно пологий склон. В голове мгновенно созрела идея. Правда, у нее под рукой не имелось ничего, на что можно было бы сесть, но когда ее останавливали подобные мелочи? Оставив сумку у подножия склона, она взбежала вверх и, присев на корточки, оттолкнулась посильнее и понеслась вниз, весело и задорно смеясь. Предупредительный крик любимого слегка запоздал — спуск опасно приближался к самой кромке моря, не доходя до оного всего пары дюймов, и риск улететь в воду был довольно велик. К счастью, она вовремя остановилась, затормозив около самой воды, отряхнулась от снега и быстро вскочила на ноги. — Идите сюда! — позвала Лехтэ. Алмо, постояв наверху еще лишь мгновение, что-то задорно прокричал и полетел вниз вслед за ней. Тэльмэ наклонилась, зачерпывая пригоршню снега и скатывая из него шарик, а когда распрямилась, то и сын, и муж уже стояли внизу. — Эй! — крикнула она, привлекая внимание обоих, и почти сразу, едва встретившись с Атаринкэ взглядом, запустила в него снежком. Муж, конечно же, не остался в долгу, а вскоре к ним присоединился и Алмо. Завязалась веселая возня. Лехтэ выбрала себе камень покрупнее и из-за него обстреливала и сына, и его отца. Атаринкэ же, пользуясь тем, что Алмо отвлекает внимание мамы, а Щен радостно носится кругами, оглашая воздух заливистым лаем, обошел по большой дуге и, подкравшись со спины, схватил, прижимая любимой руки к туловищу, а затем повалил в снег. Они покатились, громко смеясь. Вся их одежда была в снегу, волосы растрепались и перепутались, а на лицах появился яркий румянец. Отпустив жену, Атаринкэ встал и протянул ей руку, помогая подняться. Лехтэ, ухватившись за нее, вскочила и принялась отряхиваться, не забыв хоть немного поправить прическу. Теперь без переодевания было не обойтись. Хорошо, что они захватили достаточно теплой одежды из Тириона. — Melindo, — заговорила она, когда они уже шли наверх, к вещам, — а ты покажешь нам свою подледную лабораторию? Мне так хочется там побывать! Ну пожалуйста! И она, состроив умоляющую рожицу, посмотрела мужу прямо в глаза. — Хорошо, только не уверен, что тебе будет интересно, — ответил тот на просьбу жены. — Подледная лаборатория звучит солиднее, чем она есть на самом деле. Прикинув их местоположение, Атаринкэ предложил переодеться уже на месте, благо было недалеко. А чтобы его родные не замерзли, задал хороший темп шага, периодически предлагая пробежать-проскользить, но только лишь в тех местах, где это было безопасно. Сам вход в лабораторию не представлял собой ничего особенного — дверь во льдах. Открывалась она, конечно же, просто, но не без магии, чей принцип Искусник объяснил сыну. Тот понял, хотя и не сразу. Кажется, скоро их всех ждет множество закрытых дверей в Форменосе. Переодевшись в сухое, они развесили влажную одежду в предназначенном для этого помещении и прошли в одну из комнат. Здесь проводились различные опыты с веществами в условиях низких и сильно низких температур. — Не трогай ничего, Алмо, это может быть опасно, — сразу среагировал Атаринкэ, увидев боковым зрением протянувшуюся к пробирке руку. Лехтэ тем временем с интересом осматривалась по сторонам. Какие-то колбочки, скляночки… Посмотреть внутрь каждой из них, конечно же, очень хотелось, но она понимала, что лучше этого не делать. А вдруг какая-нибудь загадочная смесь взорвется? Жалко же себя любимую будет. Заприметив в углу пару дверей, Лехтэ приоткрыла одну из них и осторожно заглянула внутрь. Кухонька. Совсем крохотная, но, как ни странно, уютная. Очаг, стол, стул. Лехтэ одобрительно кивнула и закрыла дверь. А за другой что? Должно быть, спальня? Так и есть. Мдэ… Лаконично так, ничего лишнего. Узкая кровать, шкаф. И все, кажется. Стол есть хоть? От двери не видно. Хоть бы на стену повесил тут чего-нибудь, что ли. Может, предложить? Картину какую из дерева вырезать? Все уют какой-никакой. Или не согласится? А вот интересно будет спросить и посмотреть на реакцию. Тоже в некотором роде опыт. Научный. — Лехтэ! Это ты?! — мгновенно отреагировал Атаринкэ, когда она потянулась к одной из реторт. — Свяжу руки. Ехидная улыбка любимой не говорила о ее серьезности. Не удержавшись, она показала язык. — А я не шучу. Впрочем, давайте-ка покажу что-то интересное. Искусник вынес достаточно большой металлический сосуд и попросил Алмо дать ему листик все-таки сорванной им морошки. Взял его длинным пинцетом, открыл сосуд, из которого тут же повалил белый пар, и опустил кусочек растения. Достал. Внешне тот почти не изменился. Закрыл сосуд и разжал пинцет. Лист упал на пол, расколовшись на мелкие кусочки. Лехтэ стало интересно, а что же в этом металлическом сосуде? Палец совать конечно же было жалко — вдруг потом тоже расколется? Где она новый возьмет? А если сунуть нос? Хотя нос пожалуй тоже еще пригодится… Если не будет носа, что она станет совать во всякие любопытные щели? Осторожно обойдя мужа со спины, она вытянула голову и заглянула ему через плечо. Кажется, азот… Жидкий. Правда, холодно там, в банке этой металлической. Перехватив взгляд Атаринкэ, Тэльмэ резко отпрянула и улыбнулась как можно более невинно. Тот пробормотал что-то себе под нос о непослушных нолдиэр. — Еще чего-нибудь покажи, — попросила в ответ его жена. Муж сопротивляться не стал и поставил несколько опытов, явно простых и незатейливых, но на Лехтэ, в том числе и в силу ее, мягко говоря, неопытности в таких делах, произведших неизгладимое впечатление.***
Родители занимались какими-то взрослыми делами: рассматривали что-то под увеличительными стеклами, обменивались наполовину понятными словами. Альмарион же смотрел в окно и думал о случившемся на болоте. Ну вот с чего он так? Подумаешь, какие-то ягоды! И такая… обида? Он благодарно посмотрел на Щена, гревшегося у смешной, смахивающей на бочку, печки. Щенок поднял на него сонный теплый взгляд, завилял хвостом. Эльфенок устроился рядом и принялся вычесывать зверя. Правда, много времени это занятие не забрало. Несколько раз его подзывал отец, то обращая внимание на какую-нибудь интересную особенность препарата, с которым они с мамой работали, то давая мелкие поручения. Но в остальное время Альмарион старался у лабораторного стола не вертеться: и реактивы, которыми пользовались родители, были опасны, и оборудование могло не пережить неловкого движения. А ведь лаборатория именно что была личной, а не рассчитанной на толпу эльдар. Куруфинвион уже не впервые начал сожалеть об оставленном в Тирионе свитке: сейчас он хотя бы скуку прогнал бы. Неожиданно он заметил непонятные цветные отсветы, пляшущие по полу. Зеленоватые, розоватые, кажется, даже фиолетовые! Свет пробивался сквозь небольшие окна под потолком. Эльфенок оглянулся: ничего подходящего для того, чтобы подтащить поближе и выглянуть наружу в лаборатории не нашлось. Оглянувшись на родителей, Алмо увидел, что они по-прежнему заняты чем-то, судя по выражению отцовского лица серьезным. Тревожить взрослых не хотелось, поэтому юный нолдо, набросив куртку, тихо выскользнул за дверь. Просто прикрыть дверь не получилось. Словно в насмешку, она постоянно с чуть слышный скрипом приоткрывалась, впуская внутрь холод и легкую поземку. Поэтому, недолго думая, Альмарион, использовав недавно приобретенные знания, запер дверь магически. Все равно ведь он ненадолго. Только чуточку посмотрит и сейчас же вернется. Леди Ариэн уже вела ладью к закату, но времени на прогулку было достаточно. Снег и лед не были диковинкой в Форменосе, но сейчас даже дома царило лето. Со шмелями, цветами, спелыми ягодами, птичьими выводками и звериной малышней. А здесь… здесь было спокойно. Холодно. Бело… Нет, не бело: за одним из холмов он снова заметил цветные росчерки, отразившиеся в небе. Альмарион огляделся: от лаборатории он сделал всего-то десяток шагов. До холма требовалось сделать пару сотен. «Я же не малыш, я сумею вернуться по своим следам!» — подумал он и пошел. Казалось, они убегают от него: холм давно остался позади, но цветные росчерки, становившиеся все более яркими по мере сгущения сумерек, по-прежнему маячили где-то на расстоянии вытянутой руки то перед ним, то смещаясь в стороны от заранее проложенного маршрута. Разгоряченный погоней, Алмо совершенно упустил из виду, что не уверен теперь, в какой стороне находится лаборатория. И совсем не замечал, что легкая поземка мало-помалу усиливается. Сейчас в нем не было гнева или обиды, только желание постичь очередную тайну мира, в котором он живет. Он шел, иногда, если позволяла глубина снега под ногами, бежал за этой тайной, и наконец, она снизошла к нему. Сначала он услышал голоса — веселые и звонкие. Они перекликались друг с другом, пели на смутно знакомом языке, смеялись. Затем невнятные блики превратились в одежды: изумрудные, розовые, фиолетовые и красные. Причем, как оказалось, когда он подошел поближе, всеми этими цветами переливались платья каждой из танцующих красавиц. И драгоценные камни диадем со множеством острых лучей, украшавших их головы, так же меняли свои оттенки. Девы легко скользили по снежным сугробам, не касаясь ногами земли. А время от времени, словно стоя на невидимой лестнице, делали несколько па и в воздухе. Альмарион сразу же вспомнил незнакомку в зеленом, чей танец они с мамой наблюдали в начале путешествия. Длинные рукава, юбки со множеством разрезов, прозрачные покровы на волосах, ленты — каждая из танцовщиц была цветным изменчивым вихрем. И каждая, переливаясь, светилась все ярче и ярче. — Эрухино? — звонкий голос обратился явно к нему. Но он так и не смог понять, которая из танцовщиц заговорила, ведь танца они так и не прекратили. — Что делает Рожденный в наших полях? — Что привело тебя к нам, Эрухино? — Почему ты здесь совсем один? — Он будет танцевать с нами! — одна из дев захлопали в ладоши, и длинные нити с нанизанными на них кристалликами, украшавшие ее диадему, отозвались веселым бряцанием. Почему-то этот звук рассмешил Альмариона. На сердце стало легко и свободно. Как будто свежий ветер подхватил его фэа и помчал за собой туда, где не существует преград и запретов. — Буду! — подтвердил он, тряхнув головой, словно норовистый жеребенок; и зачем-то сбросил капюшон и потащил с косы ленту. Освобожденные волосы тут же взлетели вверх, в стороны. Метнулись в лицо. Но это нимало не помешало ему: он развернулся, благо девы окружили его со всех сторон, улыбнулся какой-то слишком взрослой для своего возраста улыбкой, и сбросил наземь куртку. — А ты сумеешь не обидеть ни одну из нас? — спросила все та же дева. — Не знаю, — сказал он истинную правду. — Но постараюсь.***
Атаринкэ и Лехтэ порядком увлеклись и даже не услышали, как скрипнула дверь. Мысль о том, что Алмо может уйти на поиски приключений отчего-то не приходила прежде в голову. Зачем, ведь тут, в лаборатории, куда интересней! Но факт оставался фактом — когда Тэльмэ с мужем закончили очередной опыт и огляделись по сторонам, ребенка в лаборатории не было. Совсем. И ни в спальне, ни на кухне он не нашелся тоже. — Ambar-metta, — выругалась Лехтэ и уперла кулаки в бока. — Ну и куда он делся? Она толкнула входную дверь и обнаружила, что та закрыта. Магически. Кажется, дело начинает проясняться — ушел и запер за собой. Лехтэ выразительно кивнула на дверь Атаринкэ. Тот, повозившись совсем немного, отпер ее, и оба выскочили во двор. Там никого не было. Выходит, Алмо ушел еще дальше? И где его теперь искать? Довольно приличная поземка успела скрыть все имеющиеся следы. Попробовали позвать осанвэ. Тот, по-видимому чем-то увлекшись, не слышал и не отвечал. Лехтэ одновременно нервничала и злилась. Кинувшись внутрь, достала из рюкзака сына первую попавшуюся вещь и позвала Щена. Тот, доселе лениво дремавший у печки, открыл глаза и широко зевнул. Щенок явно пригрелся, и тащить его на холод казалось бессердечным, но как иначе отыскать сына? А нервозность эльдар между тем передалась и собаке. Обнюхав свитер, он пролаял несколько раз и бросился по следу. Лехтэ и Атаринкэ побежали за ним. Щенок все вел и вел их от дома. Как мог Альмарион так далеко забраться? Один, в незнакомой местности? К тому же никому ничего не сказав? А свет тем временем начинал меняться. Темнело, и на снегу все отчетливей становились видны разгорающиеся блики. Изумрудные, красные, фиолетовые… Скоро стало понятно, что это одежды. Какие-то низшие духи? Они танцевали, и Алмо был вместе с ними. Куртку его, что лежала на земле, уже порядком занесло снегом. Щеки эльфенка побелели, а духи смеялись, и в голосах их Лехтэ чудились нотки радости. Щен, преисполненный гнева, кинулся на танцующих, ухватил одну из дев за подол платья, оторвал, выплюнул клочок в снег и кинулся на другую. Вцепился той в ногу и принялся с приглушенным сердитым рычанием рвать. Девы, испустив потрясенный стон, растаяли, а Куруфинвион упал прямо в руки подбежавшего отца. Некоторое время встревоженные родители обнимали и тормошили Алмо, пока не убедились, что с ним почти все в порядке. Первое, что сделал Атаринкэ, это крепко обнял сына, прижимая к себе. Однако затем быстро, но емко высказал все, что думает о его выходке. Лехтэ очень хотелось применить неэльфийские методы вразумления, поэтому она просто отошла в сторонку и сцепила за спиной руки. Дабы не искушаться. И предоставила мужу самому объяснять Алмо, до какой степени тот был не прав. Но при этом она о-о-очень выразительно смотрела на них. На самом деле Искусник торопился — согреть сына, растереть его побелевшие щечки. Его куртка, лежавшая долгое время на снегу, стала ледяной; так что он быстро снял собственную, надел на ребенка и заставил, несмотря на усталость, двигаться очень активным шагом. Входную дверь он закрыл, заперев магически таким образом, чтобы сразу узнать о попытке ее открыть. — Кажется, нам всем не мешает поесть немного, отдохнуть и прийти в себя, — заявила Тэльмэ, когда они снова оказались в тиши и тепле лаборатории. — С водой тут как дела обстоят? Оказалось, в этом плане проблем не было — в наличии имелась специальная установка, и вода нормально текла по трубам. Отлично! Лехтэ прошла на кухню, осмотрелась там и в конце концов достала кастрюлю. — Это взять можно? — спросила она мужа, выглянув в комнату. Получив согласие, вернулась и разожгла очаг. Набрала воды. Теперь сам обед. А точнее вопрос, что именно приготовить. В принципе, в наличии имелись гречневая крупа и сушеные ягоды. А значит, должно получиться сытно и вкусно. Лехтэ решительно приступила к делу. Сварила кашу, добавив в нее сухофруктов, а так же найденные здесь, на кухне, орехи и мед. Заварила квенилас. Тем временем Атаринкэ раздел Алмо, растер ему руки-ноги и щеки с ушами, уложил под одеяло, куда вскоре подложил пару бутылок с теплой водой. Вскоре туда же нырнул согревшийся в комнате Щен. Алмо порывался что-то рассказать, извиниться и даже в чем-то обвинить. Но отец отрезал: — Завтра. Завтра мы поговорим обо всем, а пока что грейся. Сам же сел рядом, накинув на плечи куртку — все-таки в лаборатории было зябко. Алмо задремал, но вошедшая позвать есть Лехтэ разбудила его. — Все готово! — объявила она Атаринкэ и Алмо. — Идите кушать! От ужина сын не отказался, встал и, одевшись, молча пошел за родителями.***
Поужинав, эльфенок уполз обратно отдыхать, а Лехтэ и Атаринкэ еще некоторое время сидели, обсуждая произошедшее. — Мне кажется, — говорила Тэльмэ, — эти духи, кто бы они ни были, просто не подумали, что такие танцы на морозе могут принести нашему ребенку вред. Зла ему, конечно же, никто не желал. Она улыбнулась, посмотрела на любимого и добавила: — Мне так кажется. За окном уже успела сгуститься короткая северная летняя ночь. Видимо, если они хотят сегодня хорошо отдохнуть, то следует поплотнее зашторить окна. Что Лехтэ и сделала. — Теперь спать? — спросила она мужа. — На кровати уже лежит сын, поэтому я на полу. Уже достав спальный мешок и начав его расстилать, Тэльмэ почувствовала спиной взгляд и обернулась. Муж стоял в дверях, сложив руки на груди, и смотрел как-то особенно выразительно. Лехтэ пожала плечами: — Ну, а что, больше ведь все равно негде — кровать слишком узкая для двоих. И желая переменить тему и даже смутно надеясь, что ей это удастся, спросила: — А кстати, ты не думаешь, что наш героический песик заслужил имя? Например, Отважный. Мне кажется, хорошо звучит, и Щен его определенно достоин. Что скажешь? Лехтэ улыбнулась невинно и светло. — Отважный, говоришь… кузен порадуется! Косички еще Щену заплетите и вообще не отличить будет, — абсолютно незло рассмеялся Атаринкэ, но Лехтэ сразу нахмурилась. — Так, давай-ка на кровать к сыну, поместитесь, а я лягу в спальнике на полу. Здесь все же дует. От их разговоров проснулся Алмо, который тоже захотел спать на полу, ведь он уже большой и почти взрослый. Лехтэ тоже упрямилась, и в итоге простое бытовое действие превратилось бы в проблему, но тут Искусника осенило: — Будем спать на полу все вместе, раз вы такие упрямые. Он стащил с кровати матрас и одеяло, как только Алмо радостно вскочил, и принялся доставать свой спальник. Атаринкэ обустроил на полу подобие гнезда, свернув под голову куртку вместо недостающих подушек. — Все довольны? — спросил он, радостно глядя на семью. — Все, — ответила Лехтэ, утраиваясь на матрасе рядом с мужем и кладя голову ему на плечо. Алмо лег с другой стороны, а песик, повозившись, устроился в ногах.***
Утром, ранним, колючим и слишком сумеречным для своего славного имени, Альмарион проснулся раньше всех. Чувствовал он себя прекрасно: от вчерашней усталости и вялости не осталось и следа. Никаких более серьезных последствий танец с духами, кажется, и не имел. Предчувствуя предстоящий нелегкий разговор, эльфенок решил немного загладить вину и порадовать родителей перед его началом. А заодно и утихомирить свой собственный недовольно бурчащий живот. Муку на кухне он нашел легко. Так же быстро разыскался мед. Но ни молока, ни яиц ожидаемо не было. Сидя на полу перед ларем с припасами, Алмо снова стал перебирать в уме известные ему рецепты. Он принялся перекладывать банки, читая надписи, поэтому очень скоро обнаружил яичный порошок и сухое молоко. Вот это уже было интересно! Стараясь не бряцать посудой слишком громко, он вскипятил воду, а после отмерил несколько горстей муки, сухого молока и яичного порошка, пару ложек меда, перемешал. Заглянул в миску, оценивая промежуточный результат, добавил немного воды, потом еще немного. Прикрыл крышкой. В проеме показался любопытный нос, а вслед за ним золотистая голова с мягкими ушами. — Заходи, заходи, мой отважный, но очень не вежливый друг, — пригласил эльфенок. — Ты зачем вчера аврор обижал? Собачонок молча показал зубы, одновременно вертя хвостом, видимо, для того, чтобы хозяин не принял оскал на свой счет. — Герой, герой! — улыбнулся Алмо. — Первый блинчик — тебе. Он снял крышку, заглянул в миску. Тесто выглядело как обычно. Вскоре его первая порция отправилась на сковородку. К чести Алмо, у него получилось перевернуть блинчик, не порвав его. А вслед за ним и еще полтора десятка. Он только-только вошел во вкус, как тесто закончилось. Щен дал понять, что был бы не против прогуляться. Альмарион открыл ему дверь и успел почувствовать, что запиравший ее наговор чем-то отличался от вчерашнего.***
Проснулся Атаринкэ от магического укола — кто-то открыл дверь. Действительно, кто бы это мог быть. Алмо остановился, встретившись с отцом взглядом, но глаз не отвел. Щен крутился рядом. Кажется, причина была ясна. Искусник тихо встал, оделся и подошел к сыну, чтобы вместе выйти за дверь. Щен радостно навернул круг по снегу, а потом занялся своими собачьими делами. Атаринкэ же не стал отчитывать Алмо за вчерашнее, а просто спросил: — Какие выводы ты для себя сделал? — Выводы? — собираясь с мыслями переспросил Альмарион, наблюдая за резвящемся щенком. — С аврорами мне пока танцевать рано. Эльфенок подозревал, что отец ждет других слов, но решил все же перечислить выводы в порядке важности. — Не все духи благожелательны к эрухини — некоторым просто все равно… Алмо наклонился, набрал полную горсть снега и принялся катать снежок, одновременно сопровождая взглядом нарезающего круги зверя. — Но, atto, если продолжить, можно сделать вывод, что существуют и неблагожелательные духи. То есть, — поправился он, — я о них читал и слышал раньше, но значит ли это, что они существуют здесь, в Амане? Он повернулся к отцу всем корпусом, заглядывая в глаза. Свежеслепленный снежок был забыт: сама мысль о том, что в Амане может находиться кто-то опасный, была новой и требовала раздумий. — Все может быть опасным, Алмо, поэтому нужно сначала подумать, а потом уже принимать решение, — ответил Искусник сыну. — А еще, если ты не один, всегда сообщай, куда ты отправился. Твои спутники должны знать, где тебя искать, ведь им срочно может понадобиться твоя помощь. Или наоборот. На открытом и живом лице сына отражались все эмоции, что не требовалось и осанвэ. Да и связь с Алмо у него была сильной, впрочем, как и со старшим сыном. — Запомни, пожалуйста, что ни я, ни твоя мама никогда не станут для тебя опасными, чтобы ни случилось, чтобы с тобой ни произошло, мы всегда будем за тебя, — он обнял сына и потрепал по волосам. А тот вслух похвастался: — А я блинчиков испек! Правда, немножко получилось. Но попробовать всем хватит. Щен уже. Кажется, одобрил. — Вкусные-вкусные, уверен, — сказал Алмо отец. — Ты ж мой сын. Уж что-то, а готовить я умею. Впрочем, как и твоя мама… А вернемся, научу тебя по-разному запекать мясо, а то ты пока только сладкое научился делать. — Пойдем? — улыбнулся Альмарион.***
Когда Лехтэ открыла глаза, ни мужа, ни сына, ни даже Щена обнаружить в лаборатории ей не удалось. «Наверно, ушли куда-то», — подумала она, зевая и, быстро одевшись в штаны и свитер, выбежала на улицу. Зачерпнув двумя руками пригоршню снега, принялась умываться. Посмотрела вверх, приветствуя ладью Ариэн, и громко, во все горло, радостно крикнула. Эхо прокатилось по белоснежной, холодной равнине и где-то в отдалении смолкло. Лехтэ постояла еще немного, слушая отзвуки, а потом, подпрыгнув на месте и присев пару раз, принялась делать зарядку. Застоявшаяся за ночь и порядком загустевшая кровь побежала по жилам резвее. Щеки раскраснелись, и радость, бурная и беспричинная, подступила к груди. Прозанимавшись таким образом с четверть часа, она закрыла поплотнее дверь в лабораторию и решила сделать еще и пробежку. Например, до тех скал и назад. Или просто обежать долину по кругу. Сказано — сделано. Набрав в грудь побольше воздуха, Лехтэ пустилась вперед, стремясь обогнать ветер, не слишком сильный, впрочем, но колкий и пронизывающий. Сделав пару кругов, она забралась на одну из скал, подступающих вплотную к морю, и замерла, глядя в даль, на подступающий вплотную к берегу припай и виднеющуюся чуть подальше гряду торосов. Кое-где мелькали полыньи и разводья, однако в целом лед, несмотря на летнее время, оставался монолитным и прочным. Перед мысленным взором поневоле рисовались картины ломающихся здесь зимой с треском и грохотом вековых льдов, словно наяву слышался вой метели, когда снег валит стеной и невозможно различить ни земли, ни неба. Завораживающая, пугающая, восхитительная в своем суровом величии картина, от которой поневоле захватывало дух. Очень хотелось побывать в этих местах и зимой, чтобы увидеть все воочию. Свет слепил, отражаясь от кристально-прозрачных льдин, холодный воздух забирался под воротник, щипал щеки. Лехтэ одним движением распустила волосы, и ветер тут же подхватил темные пряди, принялся трепать, играя. Она раскинула руки и закрыла глаза, подставляя лицо солнцу. Слышался крик чаек, и так легко было представить себя сейчас одной из них. Просто оттолкнуться немного посильнее и взлететь, ловя потоки встречного воздуха. Это казалось так просто! Путешествие заканчивалось. Незапланированных дел у них больше не осталось, и пора было разворачивать лошадей в сторону Форменоса. Пока же она просто стояла, и фэа ее рвалась ввысь, чувствуя себя удивительно легкой и свободной, и северный ветер казался ей ласковым и добрым другом. А мечтательная улыбка не сходила с лица.***
Щен радостно носился вокруг эльфов и первым влетел в дверь. Лехтэ не было. Интересно, тоже ушла танцевать или просто разминается? Атаринкэ аккуратно потянулся осанвэ и убедился, что с женой все в порядке. — Приготовим маме сюрприз? — обратился он к Алмо, думая, что еще, кроме блинчиков, сделать на завтрак. В леднике лаборатории всегда хранились замороженные овощи, так что вскоре в котелке тушились картошка, морковка, разные виды капусты, горошек и фасоль. Чтобы сделать блюдо более нежным, они добавили мучного соуса.***
Когда же ветер стал не просто забираться за воротник, но и основательно холодить тело, Лехтэ спустилась со скалы и побежала обратно в лабораторию. — Melisse, завтрак ждет! — услышала она. Это Искусник ощутил, что входная дверь опять открылась, а по радостному лаю Щена понял, кто именно ее отворил. — О, наш маленький Астальдо, — умилилась она облаявшему ее прямо в дверях Щену. — Ты рад меня видеть, да? Приятно. Она села на корточки и поцеловала пса в мокрый, холодный нос. Тот еще пару раз тявкнул и побежал на кухню, откуда уже доносились крайне соблазнительные запахи. Лехтэ прошла за ним и увидела мужа с сыном, а так же накрытый стол. — Как приятно прийти с мороза, — заговорила она, стоя в дверях и улыбаясь, — и обнаружить, что тебя ждали. Замечательно пахнет. Спасибо вам. Она посмотрела на Щена и добавила, обращаясь к псу: — Астальдо, а ты голодный? Или уже успел поесть? — Астальдо? — имя Альмариону понравилось, но было очень сложно соотнести его с золотистым меховым комочком, еще недавно намертво застревавшем в пышном ворсе ковра. Щенок, то ли подтверждая, что сыт, то ли гордясь заслуженным поименованием, заворчал и снова завертел хвостом. Закончив завтрак, Алмо встал из-за стола и, присев на пол рядом с другом, обнял его. — Ты у меня умничка, ты у меня молодец! Астальдо похвалу одобрил: перевернулся на спину, подставляя светлое пузико. Эльфенок поглаживал мягкую шерстку, думая обо всем их долгом путешествии, которое, увы, подошло к концу. И даже не заметил, как в окошко под потолком брызнули зеленые всполохи, на миг исказившие предметы и лица. Зелень сменилась теплыми розоватыми бликами, а потом наваждение схлынуло, оставив лишь яркий солнечный свет и тонкий, едва уловимый «аромат» тайны. Одной из малых тайн мира, которые еще предстояло изучить. Лехтэ же, увидев в окошке цветные блики, вскочила, подбежала поближе и какое-то время просто стояла, смотрела и вдруг, коротко вздохнув, вернулась к столу. Вкусный, приготовленный с любовью завтрак был доеден. Тэльмиэль от души поблагодарила мужа и сына. Хотелось еще немного посидеть с ними, помечтать. Однако пора было отправляться в обратный путь. Мысль эта была печальной. Осознание, что увлекательное, полное приключений и впечатлений путешествие подошло к концу, невольно заставляло грустить и словно сожалеть о чем-то. Они убрали за собой в лаборатории, собрали нехитрые пожитки и начали путь домой. Преодолев почти что бегом ледяные пустыни Арамана, нолдор нашли своих мирно пасущихся коней, которые явно обрадовались хозяевам. Дорога расстилалась впереди серой лентой, убегающей в даль, к горизонту. Лехтэ ехала и мысленно перебирала свои сокровища — мешочек с жемчугом, висевший на шее кулон из каменных земляничек, и самое главное богатство — огромный сундук ярких, таких разнообразных воспоминаний и переживаний. Их можно было перебирать, рассматривать, словно драгоценные камни. И они навсегда отныне будут частью ее существа, ее фэа. Однажды дорога привела их в очень знакомый лес, а вскоре из-за поворота показались башни. Форменоссэ. Дом. Как только среди сосен показались стены замка, Атаринкэ невольно улыбнулся. Даже после относительно недолгих отлучек ему нравилось возвращаться сюда, где он мог забыть обо всех проблемах хоть на время. Лехтэ же наоборот взгрустнула. — Не расстраивайся, мы же дома, — сказал он и взял в руки ее ладошку. — Поверь, это не последняя наша поездка. Во дворе Искусник помог жене спешиться, разобрал их лошадей и проследил, не нужно ли помочь сыну. Оказалось, что в этом нет необходимости — тот прекрасно справился сам. Очутившись в замке, Алмо сразу унесся по каким-то своим неотложным делам. Искусник же с Лехтэ поднялся в свои покои, где, обняв жену за талию, закружил ее по комнате. — Все хорошо, melisse, мы вместе, мы дома. Лехтэ улыбнулась в ответ и почувствовала, как от света глаз любимого печаль и в самом деле рассеивается, словно снег по весне. — Да, — ответила она и положила голову Атаринкэ на плечо, — мы дома.