***
Стив был готов возненавидеть всю Африку только за такие ужасные дожди. А ведь день так хорошо начинался: они с Баки позавтракали хрустящими тостами с клубничным джемом и небольшой кучкой бутербродов с колбасой (все-таки модифицированный организм требовал основательного подкрепления), навестили башню Шури, заодно заглянув к Т’Чалле, пообедали и отправились прогуляться. Почему-то предупреждение правителя о надвигающемся сезоне дождей они забыли практически сразу. А зря. Очень-очень зря. Стоило им добраться до небольшого живописного озера, расположенного в нескольких километрах от дома, как небо всего за несколько минут заволокло свинцовыми тучами, а на них обрушился поток ледяной воды. Хорошо, что их гонку с погодой никто не видел, иначе насмешек было бы не избежать, особенно ему. Роджерс всегда, сколько себя помнил, был неуклюжим, это не изменило даже новоприобретенное тело. Нет, в бою он был идеальным солдатом с отличной координацией движений, однако в быту этот навык находить неприятности на ровном месте нередко напоминал о себе. Вот и сейчас ему не повезло — Стив успел дважды поваляться в грязи, прежде чем они добрались до дома. Баки не любил долго мыться, поэтому уже через пятнадцать минут ванная находилась в полном распоряжении мистера Неуклюжесть. На помывку пришлось потратить не менее часа, поскольку он умудрился испачкать даже волосы. Не особо тщательно вытерев тело и голову, Стив отправился к себе, чтобы наткнуться там на неожиданного, но, что скрывать, желанного гостя. Барнс как раз закончил изучать обстановку и уже собирался уйти, как увидел его. Это было странно. Необычно. И очень волнующе. Взгляд Баки медленно и осторожно касался его тела, изучал что-то, понятное только ему одному. На краю сознания мелькнула мысль, что он вспомнил тот месяц, который они провели вместе, но быстро вылетела из головы, потому как сложно о чем-то рассуждать, когда кто-то рассматривал твое тело с таким интересом. Внезапно кислорода стало не хватать. Барнс поднял глаза и посмотрел на него своими невозможными синими глазами. В них можно было утонуть. Стив хотел подойти к нему, но не смог, ноги словно приросли к месту, где он стоял. Стив хотел позвать друга по имени, но не смог выдавить и звука, потому что во рту было сухо, как в пустыне. Стив хотел обнять и поцеловать, наконец, того, кого так любил, но не смог пошевелиться, мышцы словно одеревенели. Тело перестало подчиняться, поэтому ему оставалось лишь наблюдать за тем, как Барнс изучает его. Баки встретился с ним взглядом, но сразу отвернулся. Румянец на его щеках говорил сам за себя. Мужчина слегка подался вперед, словно хотел подойти и… отшатнулся, будто увидел призрака. Его зрачки расширились, почти затопив всю радужку, в глазах плескался ужас, а взгляд был направлен на живот Стива. — Баки… Баки, ты меня слышишь? — Роджерс сразу понял, в чем дело. Когда-нибудь друг все-таки вспомнил бы, как его ранили, но не думал, что это случится так скоро. Появиться перед ним без майки было глупо и неосторожно. Сейчас главное было успокоить того. — Бак, все хорошо. Посмотри на меня. Однако Барнс уже ничего не видел и не слышал — перед глазами с огромной скоростью мелькали обрывки воспоминаний, которые даже не пытались выстроиться во что-то последовательное и понятное. Стив с дырой в теле. Стив маленький. Какие-то доктора. Родители. Много людей в немецкой форме. Куча трупов. Подвал. Стив в нелепой синей форме. Винтовка в его руках. Сестренка. Расстрелянный автобус, полный трупов. Пытки, много пыток. Боль. Стив. Снова боль. Снова трупы. Невыносимо… Голова раскалывалась, из глаз давно текли слезы, но он не замечал этого. Сознание уплывало во тьму.***
Проснуться в больнице — это как очнуться после дурмана. Веки, словно придавленные каменными плитами, не желали подниматься ни с первой, ни с третьей попытки. Голова и вовсе походила на чугунный горшок, от которого вроде бы и хочется избавиться, да рука не поднимается. Мысли ползали подобно мерзким червякам: такие же грязные, ленивые, и противные. Вообще, если говорить честно, Баки совсем не хотелось открывать глаза. Пусть все думают, что он еще спит, а еще лучше — что умер, по крайней мере, раньше у него получалось замедлить для этого свой пульс. Вот только технику вакандцев это вряд ли обманет. Жаль. Очнуться в очередной раз, глядя на знакомые стены медицинской палаты в башне Шури, было… отстойно. Очнуться там и понять, что память вернулась к нему — удовлетворительно. Очнуться и осознать, какие именно воспоминания скрывал от него собственный разум — невыносимо. Порой Барнсу казалось, что его жизнь представляет собой сплошную череду неудач, которые будут преследовать до конца жизни, от чего хотелось эту жизнь немедленно укоротить. Ну почему нельзя было забыть все это и жить дальше, как будто ничего не было? Разве плохо им со Стивом жилось последние три месяца? Стив. Кто он для него по жизни: переменная или константа? Наверное, все-таки второе. Будучи Зимним солдатом, Баки не видел его почти семьдесят лет, однако ничто не смогло изменить того трепетного отношения Стива к нему. Ха, а он повзрослел: перестал быть доверчивым идиотом, борцом за справедливость, перестал лезть в то, что его не касается. Непреклонен он был лишь в том, что касалось его близких, среди которых в живых остался только побитый жизнью Джеймс Бьюкенен Барнс. Здесь его собственническая натура проявилась во всей своей красе. И как он не замечал в нем этого раньше? Все же очевидно и до банального глупо: преследование, увещевания, уговоры, помощь, забота… Как теперь со всем этим жить? Звук открывшихся дверей оповестил об очередной проверке его состояния. Сколько еще ему удастся их дурить? Легкий писк компьютера отвлекал, мешал сосредоточиться на сердцебиении. — Можешь не притворяться, я знаю, что ты давно проснулся, — тихий голос Шури был подобен грому среди ясного неба. Миссия по спасению себя от окружающего мира провалена. — Не волнуйся, я никому ничего не говорила. Девушка закончила выводить какие-то данные на экран, сверила их с планшетом и, наконец, повернулась к своему пациенту, чтобы смело встретиться с тяжелым взглядом синих глаз. Барнс смотрел на нее без какого-либо выражения, бездумно рассматривая здешнюю хозяйку. Машинально были подмечены темные тени под глазами от недосыпа, заторможенность движений вследствие усталости. Каждая мелочь была замечена вымуштрованным разумом, от чего Баки хотелось побиться головой об стену, а лучше пустить пулю в висок для надежности. — Барнс, я не смогу больше удерживать Стива. Боюсь, если он еще хоть раз услышит про твою «бессознательность», то просто вломится сюда, не спрашивая моего разрешения, — она замолчала, барабаня пальцами по планшету, что лежал у нее на коленях. Наигравшись, она вновь вернулась к разговору, — я даже не берусь представлять, что крутится сейчас в твоей голове, но если разрешишь, я бы посоветовала просто поговорить с ним и успокоить. Когда вчера он вызвал меня, его состояние было просто ужасным. После того, как мы разместили тебя здесь, Стив ни на минуту не отошел от палаты. Все сидит и твердит, что это его вина. Поговори с ним, а? Или отшей. Только не молчи. Кому будет лучше от этого? Она встала, еще раз глянула на данные компьютера и, смахнув экран в сторону, направилась на выход. — Что мне сказать ему? — уже стоя в дверях, она задала ему вопрос. Ответом ей была тишина.***
— Привет, Бак. Спрятав руки в карманы черных камуфляжных штанов, Стив прислонился плечом к дверному косяку. Это была их первая встреча с тех пор, как Барнс все вспомнил. По сути, его отпустили уже через день, но он так и не смог заставить себя вернуться в их дом, не смог заставить себя встретиться с ним. Баки тогда попросил Шури выделить ему комнату и остался в башне почти на неделю. Он ни с кем не разговаривал, не выходил из комнаты и почти ничего не ел. Только сидел или лежал на кровати, слепо уставившись в одну точку. Роджерс так и не дождался ответа на свое приветствие. Ему достался лишь взгляд, мазнувший по нему и тут же вернувшийся обратно к разложенным на кровати вещам. Когда он вошел, Баки как раз складывал их в небольшую спортивную сумку. — Баки, что ты делаешь? — спросил Стив, как только понял, чем занимается его друг. Тот вновь не удостоил его ответом, продолжив заниматься своим делом. Наконец, все вещи были упакованы. Барнс схватил сумку и направился к выходу, но путь ему перегородила чужая рука. — Куда ты идешь? Видимо, это сработало, потому что на него, наконец, обратили внимание. Баки внимательно посмотрел на неожиданное препятствие, словно размышляя, в каком месте будет лучше его сломать, и только после этого перевел взгляд на Стива, отчего тот слегка дернулся. От некогда ярких и жизнерадостных синих глаз остались лишь воспоминания. Потухшие, пустые, мертвые — вот как можно было охарактеризовать их сейчас. Но времени зацикливаться на этом ему не дали, потому что Барнс вновь попытался уйти. — Стой. Объясни, что ты творишь? — Я ухожу, — хриплый от долгого молчания голос совсем не походил на голос его друга. — Нет! — выкрикнул Стив, даже не задумываясь. Успокоившись, он продолжил: — Баки, пожалуйста, поговори со мной. Они так и стояли у выхода из спальни, которая принадлежала Барнсу. Роджерс не собирался отпускать друга, пока тот все не объяснит. Хотя он вообще не собирался его никуда отпускать. — Отойди. — Баки! Куда. Ты. Собрался? — Стив уже был на грани. Нервотрепка последних дней сказалась на нем сильнее, чем он думал. Хотелось со всей силы врезать кулаком по стене, обдирая костяшки в кровь, чтобы хоть как-то сбросить скопившееся напряжение. Однако стены здесь были недостаточно прочными, а выпускать из поля зрения одного упертого идиота желания не имелось. — Я. Ухожу, — так же раздельно произнесли в ответ. — Лучше не мешай, я все равно это сделаю. — Да ты можешь хоть что-нибудь мне объяснить?! — Я все вспомнил. Такое объяснение тебя устроит? — терпение Баки тоже на исходе. После всего ему уже сложно оставаться рядом со Стивом, а путь к выходу можно расчистить и кулаками. — Это моя вина, — внезапно сказал Роджерс, — если бы не я… — Если бы не ты, то что? — перебил его друг. — Ты три месяца кормил меня воспоминаниями о счастливом детстве, надеясь, что я так и не вспомню «милые» развлечения Гидры и те сотни трупов, которые я оставил за собой? Не слишком ли ты много на себя взял? — Я лишь хотел, чтобы ты был счастлив. — Я счастлив! А теперь уйди с дороги. — Ты так и не сказал, по какой причине хочешь уйти, — в этом и был весь Стив — не остановится, пока не докопается до правды. — Ты же понимаешь, что, куда бы ты ни пошел, я последую за тобой? — Я покину Ваканду. Один. И не нужно меня искать, бесполезно. — Ну, почему?! — Да потому что ты напоминаешь мне о том, какое я чудовище! Ответ хлестнул словно пощечина, заставив Стива отшатнуться и врезаться спиной в стену. Он был готов услышать многое, но не такое. Теперь стало понятно, почему Баки не захотел возвращаться домой неделю назад. Только больно было осознавать, что ты ассоциируешься у любимого человека с Гидрой: пытками, кровью и трупами. Нет смысла больше что-то говорить или пытаться удержать друга. Воспользовавшись отсутствием сопротивления, Барнс покинул комнату и спустился на первый этаж. Однако возле самой двери его нагнал подавленный голос застывшего на лестнице Роджерса: — Подожди. С тебя сняли обвинения, но не все захотят оставить такое оружие как Зимний солдат в покое. За пределами Ваканды для тебя все еще опасно, оставайся здесь. Если мое присутствие напоминает тебе о прошлом, уйду я, — и, не оборачиваясь, направился в свою комнату. Нужно было собрать вещи.***
Баки застыл, рассматривая место, где только что стоял Стив. Он мог ожидать от того чего угодно — уговоров, требований, угроз, — но только не взвешенного и аргументированного решения покинуть этот дом вместо него. Стив удивил. И обеспокоил. Для Барнса всегда было аксиомой то, что друг никогда не отступал от своего. На его памяти тот сдался лишь раз, в Валенсии, когда пришел за ним. И тогда Баки отступил сам, потому что вид поверженного Стива вызывал в нем когнитивный диссонанс. Такого просто не могло быть, и все. Вот и сейчас высказанное спокойным голосом решение взволновало его больше, чем те крики наверху. Инстинкты взвыли, не позволяя принять такой вариант. Он не может так просто уйти! Кто вообще его куда-то отпустит?! В это же время, пока Барнс медленно, но верно возвращался к жизни, ничего не подозревающий Роджерс паковал свои скромные пожитки и размышлял о том, куда податься без денег и документов. В бытность Мстителем он в этом как-то не особо нуждался: зарплата перечислялась на банковскую карту, а передвижение через границы он осуществлял лишь по заданиям ЩИТа и на их же транспорте. Впрочем, это было не особо важно для него сейчас по сравнению со здоровьем друга. Баки всегда имел для него приоритет, поэтому, если Стив служит для него кошмаром наяву, он уйдет. Закончив сборы, он спустился на первый этаж. Баки стоял на том же месте, продолжая сжимать в правой руке свою сумку. Поравнявшись с ним, Роджерс хотел что-то сказать, но передумал. Все самое важное уже произнесено, остальное уже не имеет значения. Так, не проронив и звука, он направился к двери. Как только Стив повернулся спиной, Барнс отбросил все сомнения и принял единственно верное решение. Сумка выскользнула из ладони и с громким хлопком упала на пол. В пару шагов преодолев разделяющее их расстояние, Баки двумя руками развернул ничего не понимающего Роджерса, прижал его к двери и поцеловал. Теплые губы Барнса требовательно, но нежно атаковали рот Стива, позволяя ему решить, что будет дальше. Замешкав в первые секунды, тот замер, однако спустя несколько мгновений ответил на поцелуй с той же страстью, что и партнер. Губы обоих то обхватывали друг друга, то отстранялись, словно кружили в танце, исполняя знакомые па. Невинный, по сути, поцелуй достаточно быстро перерос в более глубокий: к танцу присоединились языки, неустанно изучающие и ласкающие чужой рот, и зубы, которые становились то препятствием, то оружием. Руки мужчин тоже не остались без дела — они оглаживали, ощупывали, сжимали тела партнеров, прижимая их ближе друг к другу. Нехватка воздуха в легких заставила их, наконец, прервать затянувшийся поцелуй. Разъединив губы, они не смогли оторвать себя друг от друга, но этого и не требовалось. Дыхание смешалось, а сердце заходилось от счастья. Теперь уже никто не уйдет, ведь ни один, ни другой не отпустят самое дорогое, что у них есть. Стив крепко сжимал в своих объятиях Баки, мечтая никогда его не отпускать. На душе было светло, а внутри разливалось тепло от осознания того, что его чувства взаимны. Баки железным кольцом обхватил свое сокровище. Каким же глупым он был. Как можно было не замечать такое счастье у себя под носом? Нет уж, если заметил, то никуда оно от него не денется. Он об этом обязательно позаботится. — Я люблю тебя, мелкий, — сказал Баки. — И даже не думай от меня сбежать.