Глава 6. Листья на ветру поют оду мести
1 марта 2024 г. в 01:00
Свежий воздух с нотами запаха влажной почвы и прелой листвы все еще обжигал легкие после напряженного марафона. Я старательно пытался отдышаться и выровнять дыхание, сбившееся уже после первого перехода сквозь каменную толщу. Позади по-прежнему раздавались грозный рев и рычание разъяренных дваргов, но на расстоянии. Из глубин тоннелей твари выходить явно не собирались — топот их шагов, доносимый эхом, не приближался. Изредка его прерывал другой настораживающий звук — грохот непрекращающихся обвалов. От этого утробного рокота, обрывающегося стуком и шорохом, по телу каждый раз пробегала дрожь. Дыхания и движений спутников за всеми этими громкими звуками не различить, но каким-то из сверхчувств шеру я ощутил, что они все рядом. Это притупляло панический страх, который все никак не спешил покинуть тело и разум, отдаваясь громким стуком сердца в ушах.
Прятать глаза за завесой век и тонким предплечьем от режущего света оказалось бесполезно. Я собирался уже уткнуться в колени, когда шум обвалов стал громче и ближе. Рука, которой я без толку прикрывал глаза, очутилась в крепком захвате пальцев, а тело дернуло вперед.
Из глаз все же брызнули слезы, как я ни пытался зажмуриться. Сослепу перебирать ногами на явно неровном склоне, натыкаясь все время на камни, оказалось страшно. Идти в неизвестность — пугающе до ужаса. Поначалу я послушно, как и несколько часов до этого, следовал за тем, кто меня тащил. Но чем дальше мы отходили от надежного убежища скалы, тем больше меня тянуло обратно. Несмотря на сотрясающий все тело грохот обвала и кошмарную стаю дваргов, чьи вопли заглушил рокот падающих камней.
Паника перевесила. Я уперся пятками в землю, как упрямый осел на привязи. Хватка на запястье тут же сжалась подобно кандалам, а нетерпеливый рывок подбросил вперед. Не успела новая волна ужаса накрыть меня с головой, как все чувства будто парализовало. Ушел страх, раздражение, резь в глазах и во все еще не восстановившихся легких. В эту мерзлую пустоту пришло осознание, что мы убегаем от лавины или камнепада. Опережающий камни воздух так и бил в спины, подгоняя вперед. Я бежал механически, как робот, андроид или марионетка. С единственной мыслью, что так надо.
Склон вел вниз, и ноги натыкались на камни все реже. Бежать стало проще. Грохот за спиной утихал — можно было уже различить попискивание и протестующие вскрики Ранта где-то совсем рядом.
Наконец все закончилось. Стальное кольцо пальцев исчезло с руки, и я повалился на землю. Спину тут же поддержала гладкая округлая поверхность валуна, мягкие ткани ниже пояса кололи мелкие камни, что я даже не сразу заметил. Страх вновь накатывал темным потоком, и грозил утащить меня на самое дно.
Вжаться в кусок скалы не вышло. Спрятать голову в обхвате рук тоже что-то мешало — впивалось то в шею, то в затылок, путалось в волосах. Глаза все еще жгло и резало настырное солнце, по ушам бил резкий стук и грохот, а шуршание осыпающейся породы казался угрожающим змеиным шипением.
Ладоней вновь коснулись чужие пальцы, отчего я дернулся и попытался отшатнуться, отползти. Но прикосновение было мягкое, не настойчивое, а голос, пробирающийся через заложенные уши, ласковый, успокаивающий.
Когда шум обвала окончательно смолк, я различил голос Оррена, который вкрадчиво, будто малое дитя, уговаривал меня о чем-то. Еще спустя минуту пришло осознание, что он пытается отнять мои руки от головы, попутно убеждая что-то отпустить. Сколько прошло, прежде чем я на них поддался и ослабил хватку, осталось в неизвестности. Голос такого громоздкого и немногословного Оррена своей заботой и искренним беспокойством укутывал теплым пледом, а огромные мозолистые руки прикасались на удивление аккуратно. Отняв мою руку от головы, он взял ее в свои и стал осторожно разжимать судорожно стиснутый вокруг рукояти клинка кулак. Пальцы поддавались с трудом, а какими бы ни были бережными действия Оррена, каждое из них отзывалось сильной болью, от которой у меня вырывались вскрики. Когти успели глубоко впиться в кожу.
Меч, звякнув, упал на землю. По запястью потекла струйка крови, прячась в рукав. На удивление, все это подействовало отрезвляюще. Разогнуть одеревеневшие пальцы я уже смог сам. К тому моменту, как я замотал пострадавшую конечность поданной тряпицей, борозды от когтей принялись затягиваться сами собой, слегка пощипывая.
Глаза все еще нещадно слезились от ослепительного света, а солнце по-прежнему будто пыталось выжечь сетчатку, не жалея сил. На коже теплые лучи тоже ощущались неприятно, хотя после обвала все еще веяло холодом с гор. Чуть поморгав, мне удалось различить перед собой на фоне неприятно белого неба с более темной полоской на горизонте расплывчатые черные силуэты, в которых угадывались гора мышц Оррена и вытянутая худощавая фигура Ирена.
— Это обязательно было? — сквозь хрип от набившейся в горло каменной пыли спросил я и откашлялся. — Стоили оно того — эти изумрудные? Разве артефакт не важнее? Зашли бы в этот их лес потом.
— Я упустил момент, когда ты стала экспертом в политике и торговле, — прорычал неожиданно злобно наклонившийся ко мне Ирен.
Его глаза ярко горели синевой, а посеревшее лицо с заострившимися чертами и глубоко залёгшими у глаз и на щеках тенями, как никогда напоминало звериный оскал. Растрепавшиеся волосы мазутом стекали по плечам, и даже обычно едва заметные прямые рога изгибались вниз у самого затылка. Но хуже облика вестника Ада были ощутимые кожей и самой сутью источаемые им холодная ярость и ненависть, отчего инстинкты так и кричали об опасности. Ирен приблизился еще больше, так что стали различимы удлинившиеся клыки и непонятные темные полосы на лбу и висках. Его рука дернулась, и мне показалось на мгновение, что он схватит меня за горло и придушит, как беспомощного котенка. Но он больше ничего не произнес и отступил назад, а после вовсе развернулся и ушел.
В наступившей оглушительной тишине особенно отчетливо слышались встревоженные трели птиц и грохот все еще скатывающихся по склону камней.
— Не трогал бы ты его, когда он в таком состоянии, — сказал Рант поучительным тоном, очевидно, имя в виду Ирена. — Если уцелеть, конечно, хочешь. Хотя, кто тебя знает. У всех свои пристрастия.
— Зря ты так, Рант. Плохо ты его знаешь, — вмешался Оррен, когда я хотел уже съязвить на тему пристрастий.
Не тому, кто постоянно нарывается на перепалки и наказания опасного старшего брата, поучать меня. Кто из нас нас еще мазохист?..
— Хотя, подождать, пока он успокоится, все же стоит, — прибавил здоровяк после короткого размышления.
— Не такой уж и садист, но все же садист, — буркнул я тихо.
Перед мысленным взором все еще стояла картина хищных глаз Ирена, будто рассчитывающих, как выпотрошить меня побыстрее, а в ушах звенели пронзительные крики бьющихся в судорогах дваргов, так что тему я решил не развивать.
Глаза все никак не желали привыкать к яркому солнечному свету, по-прежнему обильно орошая щеки влагой. Откуда только взялась, при том, что несколько дней пить запрещалось. Агорафобия так же сдавать позиции не желала, будто нашептывая безостановочно, что срочно нужно забиться в какую-нибудь пещеру или нору. Да хоть под камень, о который опираюсь спиной, на худой конец. Близость тоннелей, полных дваргов, и так и не умолкнувшие отзвуки обвала тоже не прибавляли настроения. А усталость, головная боль и голод во всей этой симфонии страданий служили лишь финальными аккордами. И если бы кто-нибудь обратил на меня, болезного, внимание и спросил, где бы я хотел сейчас оказаться, я бы ответил «где угодно, только подальше от дваргова логова». Желательно там, где есть тень и что-нибудь над головой, помимо жалящего светила и равнодушного неба. Где можно свернуться калачиком и спокойно уснуть.
— Мы так и будем просто сидеть тут и ждать, пока наш командир остыть соизволит? — не выдержал я.
— Можем под деревья переместиться, — предложил Рант.
— И перекусить, — добавил Оррен, поднимаясь.
— Ну хоть так… — проворчал я. Самостоятельно мне удалось сделать лишь пару шагов, прежде чем нога наткнулась на плохо лежащий камень и уехала вперед, так что до самой опушки леса меня, будто слепого или немощного, вел Оррен.
— Можешь пойти и поторопить его. Уверен, Ирен будет просто счастлив, — съязвил Рант. — Да и сам-то командовать не спешишь, хотя именно Орта нас обычно вела.
— Не всегда, — возразил Оррен, усаживаясь рядом со мной под деревом. — У Ирена все же больше боевого опыта.
Обычная вода из поданной фляги потекла по горлу живительным бальзамом. Я чувствовал себя странником, вышедшим из пустыни, по которой блуждал много дней. На еду я так же чуть ли не накинулся оголодавшим котом по зиме. Сквозь хруст айвы и мягкий шорох лепешек доносились фразы разговора братьев о боевом прошлом, в которые я не очень-то вслушивался. Растревоженная земная твердь не желала успокаиваться до конца, а вместе с ней, как бы мне ни хотелось отвлечься, сердце не покидала смутная тревога. Да, к тому же, из уст Оррена байки все равно по-прежнему напоминали сухой, как лист бумаги, рапорт, а Рант же наоборот заливался соловьем, преувеличивая и перехваливая, так что напоминал рыбака, судачащего об улове. Однако же, когда разговор вновь перескочил на тему подвигов Ирена, ухо выдернуло из такого контрастного разговора необычные слова.
— В смысле «драгунский полк»? — удивился я, отвлекаясь от усердного пережевывания сушеного мяса. — Это же человеческие войска. Или у вас тоже такие есть?
— Человеческие, — кивнул коротко Оррен, прежде чем вновь повернуться к Ранту. — Только Ирен в них служить отказался из-за лошадей. Он в гренадерском полку состоял. Унтер-офицером.
Крупный кусок мяса едва не попал не в то горло, так что я невольно закашлялся.
— Да, слышал эту историю, — недовольно сказал Рант, покосившись на меня. — Недолго же вроде служил, до первого боя.
— Около полугода, — задумчиво поправил его Оррен, обеспокоенный звуком кашля, так что отложил в сторону еду. — Ушел, потому что не пожелал участвовать в междоусобице и убивать гражданских.
— Революция… — поморщился Рант.
В моей голове же из слов «драгунский полк», «гренадеры» и «революция» сложились в расплывчатую картину Великой французской революции, с гильотинами, ружьями, высокими шапками с султанами и белыми перекрестьями лямок спереди военной формы. Формы, в которую воображение безуспешно пыталось втиснуть откровенно нечеловеческое лицо Ирена. Как ни старался, а вытянутый овал с хищными светящимися глазами и кончиками острых клыков, упирающимися в тонкие чернильные губы, в обрамлении меха, кокард и мундира выглядело картинкой из книг про нечисть. От которой, против обычного, захотелось не рассмеяться, а передернуть плечами. Тревожное чувство, убаюканное байками, всколыхнулось вновь.
— А как же ненависть ко всему человеческому? — прохрипел я, отбрасывая в сторону мясо, от которого в горле после кашля остался неприятный солоноватый привкус.
Братья на удивление синхронно пожали плечами, а Оррен что-то невнятно пробормотал о столетии странствий в человеческом мире.
— Врет ведь, как дышит… — с неприятным гадливым чувством буркнул я. — Может и насчет этого срочного похода к изумрудным — всего лишь уловка?.. Тянет время не пойми зачем…
— Изумрудные выращивают и поставляют пищу, — поучительно, с отчетливыми нотами высокомерия, поправил меня Рант. — Хочешь всю семью без провизии оставить? И так уже перебои с поставками… Им только дай повод — так и ждут голодными нас оставить, — добавил он с какой-то личной неприязнью, с едой вряд ли связанной.
— С чего бы им?
— Кровная вражда, — печально буркнул Оррен.
— У Изумрудных в клане был провидец, — поморщившись, пояснил Рант, заметив мое хмурое от недоумения лицо. — А где провидец, там и беды. И своей семье принес, и нашу затронул. Они его, конечно, изгнали, но на этом не успокоились — Ирена и Орту во всем винят до сих пор. Хотя они так-то в этой ситуации тоже жертвы. И не они одни.
— Почему тогда их винят?
— Потому, что они с Иреном друзья. С провидцем, Виром. Друг моего врага… Хотя собственного сына врагом считать… — Рант осуждающе цыкнул.
— Друзья? — удивился я. — А говорил, что среди друзей провидцев нет. Хотя…
Бусины воспоминаний потянулись одна за другой. Как звали того, кого мы встретили в Нирноре, я не запомнил, но что он назвал Ирена другом — это точно. И про изумрудных, кажется, братец тогда упоминал, так что все сходится.
— Наверно, он его уже другом не считает, после всего-то… — с оттенком раздражения пожал плечами Рант. — Не знаю. У него спроси. Хотя я бы тебе не советовал — ему это точно не понравится.
— Да, встретил он его не слишком радостно…
— Вы что, с ним виделись? С Виром? — резко обернулся ко мне младший.
— Когда ходили в Нирнор выяснять, зачем туда Орта наведывалась.
Рант застыл с едой в руках и широко распахнутыми глазами. Его рука потянулась ко мне, очевидно, намереваясь схватить, но в последний момент опустилась.
— Что он сказал? — взволнованно спросил юный маг.
— Рант, — упрекнул его Оррен.
— Какие-то предсказания? — настаивал младший.
— Сказал, что у леди Кринессе мальчик родится, — ответил я без зазрения совести.
Никогда не видел ничего дурного в том, чтобы знать предсказание. Действовать, исходя из него — другое дело. Опасно и глупо.
— И все? — в голосе Ранта послышалось легкое разочарование.
— Нет, он еще сказал что-то о неотвратимости судьбы…
— Это он часто говорит, — маг с явным пренебрежением прервал вялый ручеек моих воспоминаний и отвернулся.
— И о том, что нам не избежать того, чего мы боимся больше всего, — закончил с толикой яда в голосе.
— Кому: нам? — вновь развернулся ко мне всем корпусом Рант.
— Видимо тем, кто там был в тот момент: Оррену, Ирену и… — я ненадолго задумался, припоминая слова провидца. — Наверное, настоящей Орте — обо мне он, вроде бы, не знал.
Лицо Ранта резко стало серым, глаза округлились в страхе, приоткрылся рот. После недавно пережитого и с затронутой темой сбывшихся худших страхов, его перекошенное лицо показалось мне нелепой карикатурой на знаменитую картину «Крик». На короткую секунду я увидел перед собой жуткую морду призрака из какого-нибудь фильма ужаса. Воображение даже нарисовало картину неестественно широкого черного провала рта.
Рант удивленно моргнул, отшатнувшись, и пугающий образ улетучился, уступив место реальности.
— Почему вы сразу не сказали?! — возмутился Рант постепенно набирающим силу голосом, поворачиваясь то к Оррену, то обратно ко мне. — К чему тогда это все?.. — неопределенно махнул он рукой. — Зачем мы вообще?..
— А чего ты так всполошился? Это всего лишь предсказание, — удивился я и передернул плечами, словно это могло окончательно прогнать неприятное видение.
— Всего лишь предсказание? — округлил глаза Рант так, что его брови чуть не слились с линией волос. — Предсказания Вира всегда сбываются, — сказал он, повысив голос, так что тот чуть не заиграл истеричными нотами. — Всегда.
— А что ж теперь — сложить лапки на пузе, и ждать, пока хозяйская тапка прихлопнет? Даже тараканы так не делают, — проворчал я, морщась от неприятного уху тона, который раздражал как никогда сильно. — Да и вообще, с чего такие переживания о том, захватит ли сестра власть? Или это не о ней забота, а о самом себе? Не терпится занять стул повыше, да местечко потеплее рядом с ней?
Вместо ответа Рант презрительно сморщил нос и обвел меня уничижительным взглядом. На его кукольном лице как никогда более отчетливо читались сакраментальное: «Ты — дурак или только прикидываешься?». Оррен, вторя ему, то ли печально, то ли возмущенно вздохнул. Их эмоциональная реакция лишь всколыхнула усталость, которая напомнила о себе свинцовой тяжестью на плечах.
— Она не этого боялась, — тихо проворчал Оррен.
— Нет? А что же?..
— Ты совсем не знаешь, в чье тело угодил? — пренебрежительно спросил Рант. — Хоть бы немного поинтересовался…
— Ну так просвети меня, — недослушав, предложил я. Разговор мне нравился все меньше.
— Орта больше всего на свете боялась, не того, что мелкой сошкой останется, — вкрадчиво, наставляя, ответил Рант. — Она боялась, что сбудется ее сон. Тот, что ее с детства преследует. Что конец всему придет — Пологу, семье… Всему.
Оррен, в подтверждение, нахмурившись, едва заметно кивнул головой.
— И зачем ей тогда власть? Как одно с другим?.. — спросил недоуменно я, пока усиленно протаскивал ленивые мысли и сплетал их в версии. Например, растущие из факта, что зловредный артефакт можно использовать и как источник большого количества энергии — взрыва. — Она что же, хотела тем артефактом людей истребить? Так спасти от человечества Полог?
Рант набрал было воздуха в тщедушную грудь, чтобы ответить, когда зловеще захрустел гравий рядом. Я резко обернулся на звук, с неприятным чувством кольнувшей сердце тревоги.
— Все еще не переоделись? — холодно спросил неожиданно появившийся Ирен.
На его плече привычно лежала коса, а глаза, хоть и не разглядеть в проклятом ярком солнечном свете, но точно неестественной синевой уже не светились, а рога снова почти терялись среди блестящих волос.
Однако я все равно замер, опустил плечи и сжал кулаки в ожидании чего-то разгромного и уничижительного. Как школьник в кабинете у завуча.
— Резерв не забудь восполнить, — только и сказал Ирен Ранту после показавшейся бесконечной паузы, на что тот задумчиво кивнул. — В той стороне есть небольшое озеро, — указал он в ту сторону, откуда пришел.
— Помню. Видел с высоты, — кивнул Рант, величественно распрямляясь.
— Ирен… Еда… Много осталось, — махнул рукой Оррен в сторону оставленного на траве мешка, на что его старший брат лишь еще больше застыл лицом, по которому прошлась секундная волна судороги.
Будто еда для Ирена представлялась чем-то низменным и противоестественным, наряду со сном и отдыхом в общем. Отказываться он вслух так же не спешил, застыв соляным столпом с нечитаемым выражением лица, пока мы шли приводить себя в порядок.
У берегов прозрачного, холодного озера он появился как раз к тому моменту, как Оррен помог мне переодеться, закончил возиться с хитросплетенным нечто на моей голове и устало размял собственные плечи. Так что, снизошел ли Ирен до банального приема пищи, так и осталось тайной.
Бросив мешок рядом с Орреном, он мимолетно коснулся шеи брата.
— Устроим разминку, как разберемся с Изумрудными, — сказал Ирен обычным ровным тоном.
Оррен окинул его взглядом и благодарно кивнул.
— Может, хоть немного вздремнем? — без особой надежды спросил я, чувствуя, как неохотно мышцы отвечают на команды нервов.
— Уже за полдень, а изумрудные относятся к дневным кланам. Если устроимся отдыхать сейчас, рискуем не успеть добраться до владений нужной нам семьи к закату. И, как следствие, потерять половину суток в ожидании, пока они проснутся, — ожидаемо категорично ответил Ирен.
Пока Рант возился с невзрачным тускло светящимся кристаллом, похожим на те фиолетовые светильники, что украшали стены тоннелей, я нашел себе укромный уголок у группы камней. Но, едва я заполз под выступ одного из них, надежно укрывающий от яркого света с обеих сторон, устроился так, чтобы ни пояс очередной парадной одежды не давил, ни впивались многочисленные заколки в голову, и устало прикрыл глаза, как Ирен резко скомандовал выдвигаться. Укрытие я покинул с чувством потери и глухим раздражением.
Солнце уже через пару минут пути заслонил выступ скалы, так что я смог поднять глаза от каменистых кочек и потемневшей травы. За взгорком или невысоким холмом показалась темная полоса густого леса, огибаемого по дуге поблескивающей справа, у самого горизонта, рекой. Деревья выглядели темными исполинами с широкими кронами, обещающими защиту и покой, но от их вида становилось необъяснимо муторно. Хотя лес, особенно старый, я люблю. Но сейчас не то, что не хотелось оказываться под его сенью, а мелькнула и вовсе мысль спрятаться обратно в дваргово логово.
— Если мы — старший, правящий клан, то почему мы — к ним, а не они — к нам? — вылилось мое беспокойство в вопрос. — Что с поставками накосячили, это понятно, и про кровную месть я успел услышать. Но, все же, нельзя как-то надавить, повлиять?.. Не будет это знаком слабости, что мы к ним на поклон идем?
— Если будешь все в таком ключе воспринимать, то так оно и будет, — в лениво-снисходительной манере заметил Рант. — Прогнут они тебя, а не наоборот.
— Демонстрацией слабости будет как раз не договориться с ними. Тем более для той, кто претендует на титул Наследницы, — ответил более развернуто Ирен, не оборачиваясь, c обманчивым внешним спокойствием мрачного монолита. Или спящего вулкана, что только издалека напоминает мирную живописную гору, но при этом грозящий рвануть в любой момент, сметая все живое пламенем и ядовитым дымом. — Поставки еды можно согласовать и с другими кланами и народами. Но такое нарушение вековых устоев будет бросаться в глаза. К тому же, какой правительницей ты будешь, если не в силах договориться с одним кланом, к тому же находящимся на ступеньку ниже по положению?
— Еще больше привлечет внимание, если я только разожгу конфликт, вместо того, чтобы его уладить. А все к тому и идет, раз уж, пока купался, экспертом в политике и торговле стать не успел, — слегка иронично сказал я, припомнив недавние слова братца. — Или ты снова будешь говорить за меня?
— Если я все время буду говорить за тебя, шеру усомнятся, есть ли у тебя собственный голос. И разум, — не менее едко заметил Ирен.
— Усомнятся и не удивятся… — туманно заметил Рант, оглядывая окрестности.
— Никто не мешал тебе поинтересоваться аспектами наших отношений с кланом изумрудных по пути сюда. И не мешает сейчас, — продолжил Ирен.
— То есть все же самому… — вздохнул я, внутренне сжимаясь в предвкушении переговоров, в которых я ничего не смыслил. Жаль, что я не в компьютерной игре, и нигде не высветятся хотя бы варианты ответов. — И не будешь даже напоминать о важности подбора слов и чем это грозит?
— Надеялся, это уже наконец запомнилось.
— Разве не через вас станут мстить, если я скажу что-то не так? — решил уточнить я, напрягаясь от подозрительного спокойствия Ирена.
— Даже если оскорбление нанесу я, говоря за тебя, мстить будут все равно тебе. Как главе семьи и той, что несет за нас ответственность. Но так же через кого-то из близких мужчин.
— Не впервой было бы… — недовольно буркнул Рант.
— Это что получается: обидит один, а пострадает в итоге другой? — поразился я в очередной раз абсурдности устройства общества шеру.
— Такое случается, — равнодушно подтвердил Ирен.
— Что-то взволнованным ты не выглядишь. Все не так серьезно, как разговор с Верховной и собрание Клана? Телепатов, опять же, там не будет… — принялся рассуждать я вслух в безнадежной попытке унять беспокойство.
— Напротив. Если Верховная мать хотя бы заинтересована в том, чтобы наша семья оставалась целой и благополучной, то изумрудные — клан конкурирующий. Если в итоге интриг все мы сгинем, а, в идеале, и все аметистовые, то им это только на руку.
— То есть, им только дай повод…
— Такой повод уже был, и изумрудные за него ухватились с энтузиазмом, достойным лучшего применения, — сказал Ирен под шипение Ранта. — Когда погибла одна из наследниц. Из не главной, в очереди на гребень Матери клана стоящей далеко в хвосте семьи. Однако ее родственники, посчитали, что в трагедии виноваты сразу трое, но только один понес наказание — отправился Нирнор. Потому решили исправить несправедливость. А поскольку остальные двое из одной семьи — из нашей — то мстить стали ее главе. Через того, кому эта глава потакала, не скрывая.
Шипение, доносящееся от Ранта, стало громче, и я догадался, о каком любимце идет речь. Кто попал под жестокий маховик интриг и мести.
— Разве не опасно тогда идти к ним, на их территорию, где они в своей власти, и в своем праве? Могут ведь снова попытаться отомстить, — сглотнув ком в горле, спросил я, косясь на младшего из братьев.
— Не могут. До нового повода, — резко опроверг мои опасения Ирен. — По традициям на месть дается только одна попытка. Да и ту, что уже была, Верховная мать объявила неправомерной. Не усмотрела ни моей, ни твоей вины в произошедшей трагедии, а потому и для мести нет оснований. Семью изумрудных — семью Юарисей — наказали. Что только подкинуло угля в жар конфликта. И потушить его почти невозможно. Однако же стоит попытаться. Если не выйдет, пойдем в обход — через Отца клана изумрудных. Договариваться с какой-то конкретной семьей о торговых поставках мы не обязаны — достаточно соглашения с главной. А дальше уже на их усмотрение. Тот договор, что был, заключался много столетий назад на приятельских, добрососедских отношениях, и через другую семью — из болотных. Тех, кто вел тогда переговоры, давно уже нет в живых. Семья Юарисей уже пару десятилетий добивается пересмотра условий — считают их невыгодными. Кристаллы-накопители, что мы им поставляем, век назад упали в цене, осветительные после смерти отца уже не так ярки — он их заряжал. А эксклюзивным правом на особые, выращенные под артефакты, камни они почти не пользовались…
Стоило Ирену пуститься в тонкости торгового дела и ремесла, как его голос зазвучал особенно монотонно, почти убаюкивающе, так что вникать в информацию становилось все сложнее. Едва тема перешла из остросюжетного в более мирное русло, адреналин отпустил тело, а усталость навалилась с новой силой. Для этого приходилось концентрироваться на словах изо всех сил, напрягая все стремительно таящие на солнце оставшиеся крохи энергии, отчего вскоре разболелась голова. Полоса кустарника закончилась, склон перешел в почти пологий, и впереди замаячила опушка леса. Уже можно было рассмотреть мощные сероватые стволы и густые темно-зеленые кроны, а также мягкий на вид ковер изумрудной травы. Однако приближались они мучительно медленно, как я ни молил про себя, чтобы эта вынужденная и грозящая неприятностями поскорее закончилась, и я мог забиться в какую-нибудь пещеру или грот и отдаться во власть долгожданного сна.
— Так все же, кто виноват в трагедии с девушкой? — спросил я, когда мы подошли вплотную к полосе деревьев, а поток пояснений и инструкций Ирена по поводу предстоящих переговоров иссяк. — Изумрудные считают, что сразу трое. Рант и Верховная, как я понял, только провидца винят. А как на самом деле? Или же, хотя бы, как по твоему мнению?..
Ирен все же посмотрел в мою сторону, а потом и остановился. Под его пронзительным, тяжелым взглядом, я внутренне съежился, а чувство близкой опасности завыло с новой силой. Сердце пропустило удар.
— Случайность, — только и сказал Ирен после затянувшегося молчания и, развернувшись, вошел под сень леса.
Темно-зеленые кроны сходились высоко над головой сплошным дарующим защиту и уют покровом. Трава приятно шелестела под подошвой сапог, от совсем узкого, едва слышного за трелями птиц ручейка по правую руку веяло прохладой. Пахло влажной травой и совсем немного прелой листвой. Которой в поле зрения как раз не наблюдалось. В целом Изумрудный лес производил впечатление пасторального, слишком идеального, будто на компьютерной заставке или в сладкой фантазии, мирка. Мирка, жители которого мечтают видеть наши головы на пиках.
Диссонанс фэнтезийности и грозящей опасности всколыхнул ощущение сильнейшего дискомфорта и желания сбежать. В полумраке леса я рассмотрел в основании косы идущего на полшага впереди Ирена нелепую, совершенно не подходящую к его мрачному, минималистичному имиджу заколку с яркими цветами. Будто магия искусственного леса преобразила и его.
Во что-то знакомое и одновременно неприятное. Отталкивающее. Не внушающее доверие.
Обман. Повсюду обман.
Я спешно отвернулся, почувствовав, что вместе с участившимся дыханием тревога перерастает в иррациональную, подозрительно знакомую панику.
Ирен же, видимо, мой взгляд все же поймал и замедлился, поравнявшись. Краем глаза я заметил, как он поднимает руку вверх, но не успел отреагировать, отшатнуться. Мог лишь наблюдать, словно в замедленной съемке, как одна его ладонь сжимается в кулак. Как как он касается пальцами другой посверкивающего на свету камня перстня. Артефакта. Магия которого вот-вот вырвется на свободу, предательски ударив в спину.
Хитро — вот так, под весомым предлогом, завести в логово врага. И ему точно хватит ума обойти всевозможные клятвы и обещания. А, может, и запреты.
Вот для кого нет ничего святого. Кому никто не указ.
Рука с другой, противоположной от предателя стороны, оказалась в стальной хватке, окончательно сковывая в вероломный плен.
Крик не вырвался из горла лишь из-за проткнувших до крови губу клыков. Тело, вместо того, чтобы дернуться в сторону, бороться, заледенело, делая безвольной куклой. Вместе с прикосновением холод, сковавший конечности, заполз в самые душу и разум. Разлился стужей в груди, замедляя безумный бег сердца. Пронесся метелью в мыслях, оставив после себя похрустывающее кристально-прозрачное и стерильно-белое ничто.
Теплые мозолистые лапищи Оррена вложили в руку позабытый на склоне после обвала меч, который лег в ладонь как родной вместе с толикой уверенности.
С другой стороны послышался совсем тихий звонкий стук. Ирен выразительно, без лишних слов, постукивал когтем по перстню Незер’Шер, намекая надеть его. Никаких попыток атаковать, навредить или заманить в ловушку.
Свой перстень я нашел в неглубоком кармане рукава и надел на палец почти механически, не глядя. Смотреть ни на кого не хотелось категорически, а единственное чувство, которое слабо шевелилось в груди — нежелание с кем-либо говорить. Не хотелось ни слышать голоса спутников, ни видеть их лица, ни пытаться понять их эмоции, мысли… Вообще что-либо.
Затылок жег взгляд, по всей видимости, Ранта. Но и на него плевать.
Голос Ирена, поясняющий дорогу к месту обитания нужной семьи, в голове прозвучал бездушным, механическим навигатором. Я следовал инструкциям не задумываясь. Так же машинально отмечая, как вылизанный пейзаж опушки сменяется более естественными зарослями кустов, полянами-делянками со злаками и овощами и давно отцветшими садами. За одним из таких промелькнули странные, переплетенные друг с другом в конструкцию, напоминающую сноп сена, мощные серые стволы деревьев.
Которые оказались не миражом и не плодом фантазии. Поляну, к которой мы в итоге вышли, когда небесное светило уже перестало мелькать среди крон слепящими лучами, окружали десятки таких сооружений. Сплетенные прямиком из вырастающих из земли деревьев жилища.
Но раньше, чем мы приблизились к одному из них, дорогу нам заступил мужчина с длинными темными, заплетенными в десятки, если не сотни, очень тонких косичек волосами. Продолговатые маленькие зеленые камушки, смотревшиеся в косах едва проклюнувшейся из почек молодой листвой на ветвях-прутиках, тревожно постукивали на ветру. Взгляд у незнакомца добротой и приветливостью тоже не пылал — скорее огнем ярости.
— Леди Сиорта. Какая честь, — сказал он каким угодно голосом, только не учтивым, но при этом вежливо поклонился.
Тихое до этого поселение забурлило движением и голосами, словно названное вслух имя послужило катализатором. Выскочивший, как камень из пращи, приметный мужчина с длинными красными волосами, которые будто пламенели на солнце, выделялся из ропщущей, переминающейся у порога жилищ толпы не столько цветом прядей, сколько порывистыми движениями, в которых чувствовалась ярость. Обогнув растущее в окружении крупных камней кривоватое невысокое дерево с белой корой и золотой, будто застывшей кроной, среди которой мелькали синие, красные и сиреневые кристаллы, разгневанный мужчина подлетел к нам.
— Убийцы, предатели и лжецы здесь не приветствуются, — прошипел он, пуча абсолютно черные, заполняющие все склеры тьмой, как у одержимого, глаза.
В сочетании с пепельно-серой, как у лежалого мертвеца, кожей и угольно-черными длинными рогами, мужчина напоминал о выходцах из Ада даже больше, чем Ирен в самые худшие моменты. Куда же он смотрел, из-за его демонических глаз, определить не представлялось возможным, но было несложно догадаться, кого он называет столь лестно.
Я невольно передернул плечами от ощутимой кожей и существом ненависти, что он источал.
— Не самое теплое приветствие, лорд Эртег, — сказал я после того, как Ирен по мысленной связи напомнил мне имя злопыхателя, а также то, что этот неприятный тип и есть Отец семьи, с которым предстоит сторговаться.
Похоже, это предприятие изначально было обречено на провал.
— А я перед вами расшаркиваться и не обязан. Наследницей Верховного клана вас пока не объявляли. Да и, как говорят, до этого события так же близко, как до центра нашей планеты. А потому, командовать тут вы не в праве. И почтение выказывать вам не за что. Даже наоборот, — резко, чуть обнажая клыки, сказал лорд.
Он наклонил голову так, что мне показалось, будто он плюнет мне под ноги. Или боднет на удивление длинными слегка ветвящимися рогами, каких я раньше не замечал у шеру. Эта особенность отлично сочеталась со вспыльчивым характером, упрямством и, по всей видимости, не великим умом. Глава семьи больше не напоминал мне до неприятного демона Преисподней. Лорд Олень — вот самое подходящее для него прозвище.
— Отец… — мягким успокаивающим тоном обратился к нему тот мужчина, что вышел нас встречать, но не решился продолжить под выразительным взглядом лорда.
— Если же мои речи и гостеприимство здесь кого-то оскорбляют, всегда есть фиравер. Или еще какие-нибудь другие, менее достойные методы, — с вызовом сказал Олень.
Я почти мог расслышать, как братья скрипят зубами, до боли стискивая челюсти. Боковым зрением я уловил, как Оррен поудобней перехватил меч, а Рант сунул руку в глубь рукава, перебирая спрятанные артефакты.
Наверное, и настоящая Орта на моем месте должна пылать гневом. Тем более учитывая ее горячий нрав. Но в моей душе столь теплый прием, все подначивания и завуалированные угрозы всколыхнули лишь легкое удивление такой горячности. Странной после вечно каменных лиц подгорного клана. Но, по большей части, тирада лорда обострила усталость и желание побыстрее покинуть негостеприимное место. Отдохнуть наконец.
«Препираться с ним бесполезно. Говори исключительно в деловом ключе», — подтвердил то, что я и так подозревал, стоящий рядом с безразличным лицом Ирен.
Пока я собирался с мыслями, к нам величаво подошла женщина с такой же копной темных косичек с камушками, что и у сына семьи, переплетенной в высокую прическу. Вышла она вслед за лордом Оленем из странного дома, но, в отличие от него, навстречу к нам с гневной тирадой не спешила.
— Леди Сиорта, — сдержанно кивнула дама — очевидно, леди Юарисей. — По поводу нарушенного договора, я полагаю, — сказала она после того, как мы с братьями вежливо раскланялись.
— Принести извинения и обсудить новые условия, — сказал я, следуя инструкциям Ирена.
— Извинения в какой форме? — уточнила Мать семьи, кутаясь в накинутую на плечи шаль. Ее сохатый супруг дернулся было что-то сказать, но дама предупреждающе схватила его за запястье.
— В любой приемлемой.
— Приемлемой для кого?
— Для обеих сторон.
— Приемлемые, да? Такими должны быть извинения — приемлемые? — все же выступил, повышая голос, лорд Олень, как ни одергивала его супруга. — Ни капли совести, как всегда. Никакого раскаяния. И искренности ни на грамм. Все расчет и ложь. А извинения за что? За некомпетентность как главы семьи? За безответственность? Или все же за то, что действительно извинений требует? Как вы за четыре жизни извиняться собираетесь? Как возмещать?
— Эрт, — мягко успокоила его супруга одним звуком имени. В нашу сторону она же, однако, она посмотрела холодно, обведя далеким от дружелюбия взглядом меня и застывшую фигуру Ирена. — Жизнь одного из твоих братьев — вот приемлемые для нас извинения. Наша цена, — сказала она после недолгой паузы, после чего повисло совсем уж гробовое молчание.
— Жизнь? — хрипло уточнил я, после того, как услышанное требование хоть как-то улеглось в голове, которая от жесткой абсурдности происходящего болела все сильнее. — Вы хотите… — выразительно обернулся я к братьям, чувствуя смесь страха и гадливости.
— Мы хотим, чтобы ты сама свершила правосудие. Своей рукой. Как дар. Знак раскаяния, — уточнила дамочка и гордо задрала подбородок. — Понимаю, с тессир связывает обещания. Но ведь не со всеми братьями, что здесь, сковывают клятвы. А кто-то из них, быть может, и вовсе преступил законы или обеты и заслуживает наказания, — добавила она, выразительно посмотрев сначала в сторону Ранта, а затем — на Ирена.
— Верховная мать сочла, что для мести нет оснований, — то ли не выдержал последний угрозы Ирен, то ли посчитал выразительный взгляд приглашением к разговору.
— Да, вы постарались донести до нее весть о творящейся несправедливости, — сменила тон Мать семьи на шипящие интонации супруга. Ее зеленые глаза засверкали ярким изумрудным светом от гнева. — Нашу семью после того праздника переместили в очереди наследования. Задвинули на самое дно иерархии клана. Вся мощь энергии, все выгодные торговые договоры — все теперь обходит нас стороной. Изгои — вот мы кто. И даже Мать и Отец клана, как близкие, семья, ничего сделать не силах — Верховной же решение.
— Поэтому мы и предлагаем…
— Благотворительность?.. — почти выплюнула в ярости дама, не дослушав братца.
— Мы принимали тебя в своих чертогах как родного. Закрывали глаза на твои дварговы способности и паршивый характер. Лишь бы сын обрел друга, компанию, — почти взвыл лорд Олень, прожигая Ирена взглядом. — Пусть и непутёвый, с проклятым даром, а все же, родная кровь. Не хотелось, чтобы один оставался. Надеялись, что повлияешь благотворно, поможешь способности обуздать, как со своими смог справиться. А чем ты отплатил нам, Ирен?
— И хоть бы зашел после. Извинился, вину загладил. Ни следа. И сейчас в глаза не смотришь даже…
Слова дамы оборвались, когда Ирен перевел на нее свой тяжелый, горящий синевой взгляд.
— Научить Вира справляться с способностью — ваша обязанность, а отнюдь не моя. Легко переложить ответственность. Так же легко, как вынуждать ребенка полностью подавить дар, вместо того, чтобы контролировать и развивать его, постоянными напоминаниями о том, как этот дар зловреден и опасен. Как нежелателен и неприемлем сам его носитель, — ледяным тоном заметил Ирен.
— В клане нет других провидцев. Некому…
— Это в самом деле хорошая отговорка. Отличный повод для провидца чувствовать себя всю жизнь проклятым. Неприкасаемым.
— А ты сам что же, помог ему? — вскинулся лорд и его хрипловатый голос заиграл резкими, режущими ухо нотами. — Поспособствовал тому, чтобы он своей способностью овладел? С тобой он все же проводил гораздо больше времени, чем с нами. Или же ты только свой дар тренировал? И на Вире, может быть? Не спроста же он был такой странный в последние пару лет. А сейчас на сестре практикуешься? — перевел он взгляд жутких черных провалов глаз на меня. — Я ведь хорошо помню ее горячий нрав, ее несдержанный язык. Вся семья на себе этот характер испробовала. А теперь что же? Тиха как мышь. Или как марионетка. Все те мерзости, что про менталистов рассказывают, стало быть, и про тебя?..
Лорд продолжал источать обвинения, брызжа слюной, но его слова тонули в противном звоне в ушах, а их смысл мешала уловить головная боль, обхватывающая виски раскаленным обручем и простреливающая в затылок. Леди, кажется вторила супругу, бросая оскорбления короткими фразами.
Ярость Ирена ощущалась уже самой кожей: неприятным покалыванием, от которого по телу волнами расходились мурашки и немели руки. Перед глазами сгущался рой черных точек, грозящих погрузить весь мир во тьму.
«Уходим», — пробился в сознание мысленный окрик Ирена.
Не задумываясь и не медля, я развернулся и на ватных ногах, механически пошел в ту сторону, с которой мы пришли в это негостеприимное поселение. От одной мысли о его обитателях и вовсе подташнивало.
На мгновение, перед тем как я отвернулся от поляны в окружении странных домов, за спинам их обитателей, на камнях под деревом, мне причудился красноглазый бледный бес со странными багровыми рогами, весело салютующей мне бутылкой из тыквы-горлянки.
Я тряхнул головой, чтобы прогнать странное видение, и она взорвалась болью. Негостеприимное семейство что-то кричало вслед, только сжимая невидимый обруч вокруг висков. Мелькнула мысль, обратившаяся страхом, что недоброжелатели вот-вот догонят нас и ударят в спины.
— Не нападут, — прошипел гневно Ирен, заметив, как тревожно я оборачиваюсь. — Это будет смертный приговор для них. Они уже осуждены Верховной, и даже если нападут не на тебя, а на кого-то из нас, мужчин, это будет открытым неповиновением ее воле. Она напрямую велела им не мстить. И новых поводов с тех пор не прибавилось. Потому они и требовали, чтобы ты пожертвовала кем-то из нас сама. Убила своей рукой.
С трудом дослушав пояснения до конца, я кивнул и поморщился от новой вспышки боли. Все еще раздающиеся под мирной сенью деревьев злобные выкрики уже не вызывали опасений, а лишь вызывали досаду, подпитывая усталость.
Деревья, сады и луга сливались в сплошное серо-зеленое пятно. Забиться в какую-нибудь нору уже хотелось нестерпимо. Или хотя бы снять такие неудобные сапоги. Ощутить стопами землю. А вместе с ней поддержку родной стихии.
Словно в ответ на мои немые мольбы вокруг сомкнулись убежищем каменные стены. Повеяло блаженной прохладой вместе с таким родным запахом сырости. Только далеко, в самую глубь скал, забиться не удалось — уже через несколько шагов камень встал перед лицом сплошной стеной. Прислонившись спиной к не пускающей дальше преграде, я сполз вниз. Вдохнул полной грудью влажный воздух и почувствовал, как резь в зажмуренных глазах проходит и умолкает противный писк в ушах.
Первым делом я потянулся и снял чертовы сапоги. От ощущения холода горной породы, из груди вырвался блаженный стон. Хорошо…
За завесой век периодически мелькали тени, заслоняющие уже не столь неприятный свет солнца. Вроде бы слышались знакомые голоса братьев. Кто-то тряс за плечо и пытался что-то вложить в руку.
Я слушал приятный, едва слышный, но ощутимый всем существом, гул стихии земли. Кажется, ему вторили, подпевали, складываясь в монотонную, как колыбель, мелодию низкие женские голоса.
Очень хорошо. Блаженство и нирвана.
Из которой меня грубо вырвал зловредный братец. Одно прикосновение к виску, и вместо нежной мелодии скал ухо резало писком комара тонкий голос Ранта. Голова тут же чугунным котелком наклонилась в сторону пола, от долгого сидения на котором затекло все тело. Темная массивная фигура Ирена маячила на фоне дневного света угрожающим монолитом, а от исходящий от него цветочный запах свербело в носу. Хотелось оттолкнуть его от себя. Возможно даже ногой и как можно дальше. Но странный порыв схлынул раньше, чем я успел осознать его неразумность.
— С Отцом клана я договорился, — сказал Ирен, поднимаясь на ноги, и отошел в сторону. — Торговля будет возобновлена в ближайшее время. Но в лесу все равно оставаться не стоит. Уйдем на безопасное расстояние от него прежде чем устроимся на отдых. В противном случае защитный барьер может быть воспринят как враждебные действия.
Я мог лишь устало вздохнуть в ответ на эти весомые доводы, и услышал такой же полный досады звук со стороны Ранта.
Чтобы отвлечься и стерпеть затянувшийся путь к месту отдыха, я рассматривал по дороге все то, что выращивали изумрудные в своих плодородных землях. Однако же быстро разочаровался — большинство видов я смог узнать, припомнив занятия по ботанике и фармакогнозии. Некоторые же показались мне смутно знакомыми по различным изображениям и видео из тропических краев. Никаких диковинок, магического свечения или хотя бы красивых клумб. Все та искусственность, лишь немногим отличающаяся от человеческих садов и огородов.
Выйти из-под сени вековых деревьев в самый обычный, ничем не примечательный лес, стало истинным наслаждением. А вид одиноко торчащей коричневатой скалы с темным провалом грота и вовсе обрадовал как стоящие под елкой подарки в детсадовском возрасте.
В самой неглубокой и сухой пещере, у неровной, ребристой и шершавой стены, на мгновение кольнуло чувство вины за ленивое возлежание, в то время как братья разбивают лагерь и возводят барьер. Еще раз оно всколыхнулось, когда Ирен с Орреном вместо заслуженного отдыха скинули верхние слои одежды и отправились увлеченно махать железками у входа в грот. И даже Рант, который не производил впечатление старательного и деятельного, уселся у входа в позе для медитации.
Вид тренирующихся действовал поразительно успокаивающе. Двигались братья слаженно и ловко. И настолько быстро, что я уже спустя пару минут перестал всматриваться. Лишь наблюдал как танец, лениво отметив, что Ирен ничуть не отстает, и даже превышает по скорости боя своего более массивного брата. Что странно — за тренировками я нашего садиста ни разу не видел, за все время, что здесь. В то время как Оррен, будучи профессиональным воином, разминался каждую свободную минуту.
Но вдумываться в это не хотелось.
Перезвон металла звучал так успокаивающе, что веки тяжелели сами собой…