She Wants Me Dead

Тсунаеши недоуменно рассматривает документы и записи, в которых было ясно видно, что в сброшенном Лар грузе была взрывчатка. Не могла же быть Реборн террористкой-смертницей, по словам учителей она была достаточно эгоистична и жизнелюбива. — Тсу-кун, ты очень занят? — заглядывает за дверь мать: единственная женщина в этой жизни, которая от него хотела разве что более частых визитов. А после возвращения домой Емитсу, того еще интриганта, — и внуков. Но хоть не так настойчиво, как в стереотипных анекдотах. — Нет, а что? — он улыбается — и снова чувствует духоту. Да что ж такое. На выстрелы реакция простая и типичная, на взрывы — страх, предугадывание, все хорошо — но это отсутствие воздуха пугает. — Сходи за жевательными конфетами: дельфинчики, там, мишки, я еще бегемотов видела, — задумчиво смотрит в сторону Нана. — А то твои друзья такие взрослые, но к сладкому все равно неравнодушны, — она мило улыбается и, получив согласный кивок, спускается вниз. Тсуна подозревает, что к сладкому явно неравнодушен только Ламбо, но молчит, потому что прогуляться по родному Намимори хочется. На улице он встречается с строгим взглядом на этот раз светло-карих глаз. Волосы светлые, кудрявые, как от химии, лицо какое-то ястребиное, а губы вызывающе-розовые. Савада снова не чувствует опасности и просто проходит мимо, почти не удивляясь тому, что за ним идут следом. Даже сбавляет шаг, позволяя почти сравняться с ним — и идут они теперь в лучших традициях японской парочки: женщина следом за мужчиной. У Тсунаеши теплится в груди что-то, похожее на злорадство: заставить создать гениального ученого такую пулю — и опровергнуть все устои бывших аркобалено пониманием, что вредить ему не собираются. — Не знал, что можно так легко менять внешность. Подкрашенная бровь приподнимается, мол, что, это ты со мной говоришь, но поскольку вблизи никого нет и не было — нет и смысла по-идиотски оглядываться. Искаженный Пламенем голос звучит мягче, чем в обоих вчерашних вариантах: — Ты еще многого не знаешь. — А тело поддерживается в таком состоянии Солнцем? — продолжает выводить на разговор Дечимо. — Мне рассказали, что вы старшая из семьи Аркобалено, и… — и интуиция испуганно верещит, не зная, бежать лучше хозяину или не двигаться вовсе. — Ни комплименты делать не умеет, ни мозгов ни имеет — и это новый босс мафии? — раздраженно спрашивает женщина у воздуха и обгоняет застывшего парня, сверкнув сверху вниз глазами. Когда она скрывается за поворотом, к телу возвращаются силы шевелиться — но как только срывается с места, чтобы нагнать, никого на дороге не оказывается. В магазине на него пытается напасть горстка янки — и кто-то с прицельной точностью их обезвреживает со второго этажа. Когда поднимает голову, то видит ту самую то-ли-блондинку-то-ли-рыжую, вычеркивающую что-то из записной книжки. Встречается взглядами. Подзывает к себе, чтобы хотя бы нормально поговорить — и извиниться за намек о возрасте — однако наемница показывает средний палец и вновь исчезает из поля зрения. — Да не может быть, чтобы она тебя защищала! — не находит себе место Колоннелло и одновременно психует. Долг жизни, полученный с освобождением от проклятия Шахматноголового смогли с себя скинуть Дождь, Туман, Облако и Гроза. И среди них были те, кто могли бы вывести Реборн на чистую воду! Были… Савада жмет плечами, говоря, что, может, Реборн и не самая общительная, но убить его явно не собиралась. Он не упоминает о той появившейся жажде крови, когда он намекнул на количество лет, ибо это, видимо, больная тема. Ей, видимо, в кайф менять внешний вид, и Тсуна понимает, что никогда бы в жизни не отличил один ее образ от другого. Она всегда рядом — и почуять ее, кроме него, может Ямамото, как прирожденный убийца, Хибари, как самоназванный хищник, и парочка сильнейших Дождей, у которых просто уже был опыт в делах с этим Солнцем. Такеши она ласково окрестила шутом, а Хибари — зверьем. Ласково настолько, что, разобравшись с ними и пребывая в ярости, врезала в нос Лар так, что он хрустнул и страшно закровил. Наверняка, это было местью за свободный полет несколько дней назад. Колоннелло, успокоившийся и более-менее довольный, смеется, что близко к солнышкам приближаться опасно — и валить от них при приближении тоже — потому что сожгут и не заметят. Тсуна выходит к окну вечером, чтобы подышать воздухом — и снова не может дышать. Это уже как-то раздражает, но он терпит. Реборн снова выглядит не собой, каштановые волосы струятся по плечам. Единственное, что выдает ее из сотен образов — это взгляд. Полный перегоревших страстей и все крепчающей с годами наглости, и вызова. Она сидит на ближайшей ветке и осматривает дом от фундамента до крыши, пока не пересекается взглядами с Дечимо. Тот смотрит по сторонам и, не найдя своих «защитников», взмахивает рукой, здороваясь. В ответ ему крутят пальцем у виска и продолжают внимательно осматривать местность. — Я хочу извиниться, — неуверенно начинает он, а в ответ лишь вновь крутят пальцем у виска. Тсунаеши задумывается, и продолжает, пока можно. — Тебя наняли убить меня? — Ты не извинился, — хмыкают в ответ. Шатен распахивает глаза, а затем довольно улыбается от того, что его решили хотя бы послушать. Даже если «послушать» было ради того, чтобы погладить собственное эго. — Я извиняюсь за то, что упомянул в разговоре тему возраста. Реборн смотрит какое-то время, словно ждет, а потом вздыхает, мол, слишком скучно: — Да, меня наняли. — И ты меня не убиваешь? — Пока что. С ней сложно говорить, потому что она этого не хочет, и он на самом деле в растерянности, потому что… напоминает школьные годы, где его за человека не считали. — А чтобы этого «пока что» не было… Я могу тебя перекупить? Ее лицо искажает издевательская улыбка, он видит ровные белые зубы и золотистое свечение под кромкой очередных цветных линз. — Ну-ну, я потом даже слухам уделю внимание: Босс Вонголы — и разорит свою семью ради одной меня, — она не может перестать улыбаться. — Явно найдут подтекст. — Ты так дорого стоишь? — А ты думаешь, тебя заказала одна Семья? Савада отводит взгляд, понимая, что наверняка нет, и наверняка ему имена не скажут, но все же рискует и спрашивает. Реборн скалится и говорит готовить ручку с листком. Тсуна не понимает. Она зовет его идиотом, приносящим много проблем — и забирается на крышу его дома, явно больше не желая его общества.

***

— Висконти? — женщина лежит в ванной, и звонок от этого человека становится неожиданностью. — Неужто Тимми знает еще кого-то из своих Хранителей, помимо Урагана? — Ты не теряешь язвительности с возрастом и местонахождением, — хрипло усмехаются на том конце трубки. Реборн смотрится в круглое зеркало, поправляя белую маску — и чувствует на пару мгновений себя самой обычной женщиной. — Я напоминаю про Долг. Повисает тишина. Пухлые губы недовольно поджимают. — У меня не так уж плохо с памятью, спасибо, — и сбрасывает вызов, откинув голову на бортик ванны. Леон сочувственно касается виска длинным хвостом. Брюнетка вздыхает и ласково гладит рептилию по спине, справляюсь с вставшей в горле яростью. Сейчас решается ее всё, и ставить свою сучность превыше фактов нельзя. Ей нельзя убивать того, кто спас ее от проклятия и участи сдохнуть в теле младенца, иначе вспыхнет спичкой в собственном Пламени, которое очень тщательно следит за всеми обещаниями и правилами. Но если не справиться с заказом, ее репутация лучшей убийцы в мире рухнет ко всем чертям, и ведь найдутся те, кто позлорадствуют. Первыми будут так называемые «друзья». Зубы скрипят при воспоминании об остальных аркобалено — ото всех них по телу сейчас бежала дрожь отвращения: от кого-то она была до превращения, кого-то просто испортило возвращение к мирной жизни. Ото всех, кроме Луче; никто, кроме нее, ни дочь, ни внучка не были более достойными Хранителями Три-ни-Сетте. Ей нужно разобраться с конкурентами, не давая тронуть Нео-Примо. Ей нужно прикончить Лонгчемпа, чтобы потом от его же убийства не пострадать. А еще нужно разогнать особенно принципиальных, которых волнует работа, за которую уже некому платить. Покидать горячую воду не хочется, но надо. Леон шуршит по полу следом, наблюдая, как хозяйка переодевается, как отращивает торопливо волосы, обрезая их под типично-мужскую прическу. В комнате совершенно нетронутая постель — некогда сейчас спать. Завтрак с прошлого дня сохнет на подносе на столе. Уже слишком холодный, чтобы его есть. Ни грамма макияжа, черные глаза горят мрачно и решительно. Под пояс брюк уходит один АКМ, он отлично скрывается рубашкой и пиджаком, так, на всякий случай. Револьверы на скрытые внутренние кобуры. Подслушивающее устройство на ухо. Патроны по карманам: максимум, потому что нельзя быть ни в чем уверенной, отправляясь на такое дельце. Шляпу на взъерошенные волосы, к полям — пару уколов адреналина. Подошва замшевых дорогих лоферов — лезвие. Верный друг заползает на плечо, довольный, видя наконец совершенно естественную хозяйку. В это утро никакого кофе — три банки энергетика, и сойдет. Тело наливается энергией, нужной для того, чтобы рвануть к резиденции «зачинателя охоты за головой главного Капо». Здесь снова все веселятся. Это даже не бесит, теперь это облегчает дело. Босс Семьи Томасо приподнимается, чувствуя угрозу от только-только вошедшей женщины. Смотрит непонимающе. Реборн смотрит так, как королевы на рабов — снисходительно и с жалостью. Дино, до сих пор отвечающий за наблюдение, пораженно опускает руки, слыша многочисленные выстрелы, и набирает названному брату, с нервной усмешкой сообщая, что, наверное, главное представление предназначалось не Десятому Вонголе. Солнце жадно полыхает изнутри, жрет все, до чего может дотянуться, Реборн не отходит от уже продырявленных насквозь стен, уворачиваясь и посылая очереди в толпу недокиллеров. Первыми падают никчемные новички. Те, что поопытнее, вспоминают о наличии Пламени, но куча перебивающих друг друга элементов — та еще нестабильная дрянь. Женщина даже не удивляется, когда ее откидывает взрывной волной на улицу. Кровь стекает из горла на язык и оседает мерзким вкусом. Звезда внутри неправильно сращивает ребра, и придется помучиться, чтобы вернуть их в нормальное состояние. Хотя, впрочем, встать — шатаясь — может, и сойдет. И не такое переживали, наоборот, как удобно вышло. Что-то вязкое застилает обзор, и это кровь, успевшая вытечь из уже затянувшейся раны прямо по рядку между волосами. Реборн ищет, куда могла вылететь семерка, и чем еще заправить ей можно оружие. Изумленно вздыхает, видя охваченный рыжим силуэт, выходящий из обломков. О, так это Савада. У него Пламя Посмертной Воли во лбу горит, как в сказках прямо, и на руках металлические перчатки. Работа Талбота? Да пофиг, в принципе. Брюнетка игнорирует обеспокоенный взгляд янтарных глаз, ища Найто, и смачно матерится на нескольких языках, в общем получается нечто, не предназначенное для невинных ушей. Она тихо рычит, закашливаясь, смотрит на шатена: — Уебок, из-за тебя… Праведную тираду прерывают появившиеся Виндиче во главе с фон Фихтенштайном. Становится сразу холоднее, и Реборн не может не стукнуть себя по лбу (от этого капец кружится голова). Ведь этот пацан только что нарушил закон о неприкосновенности до покушения, царящий в их мире. — Свали, Бермуда, — она сплевывает кровавую слюну на землю. Мужчина смеряет ее недовольным взглядом, Леон явно его в этом поддерживает и зло фыркает на ухо. — Ты и так, когда надо, опаздываешь. — Что? — тот сводит тонкие брови. Брюнетка хмыкает грубое «Пошел ты», и оседает на горячий асфальт. Почти. Под мышками поддерживают руки аркобалено Мрака. Тот смотрит как-то чересчур обеспокоенно — и Савада вспоминает, как тот отзывался о лучшей убийце мира во время битвы аркобалено. Они что-то обсуждают, Реборн выглядит все живее и живее, вскрикивает, когда совершенно противоположное — Мрак, вновь дробит кости и заставляет их верно встать. Она кивает в сторону парня, и тот недоуменно сводит брови. Его потянула сюда интуиция, а теперь она же душит и говорит забрать Солнце от Темноты. Будто бы собственного Хранителя, хах, как… весело. Ну же, подойди. Схвати в охапку. Дай отдых. — Вам повезло, Дечимо, — ухмыляется Бермуда, вручая ему пока не особенно уверенно стоящую на ногах женщину. — Мы разберемся с Томасо, — обращается он уже к кивнувшей брюнетке. И исчезает вместе с помощниками в темном водовороте, разрезавшим пространство и время. Шатен пытается приобнять, чтобы было удобнее держать, и чуть было не получает ожог. Смотрит обреченно на Кавалонне и, когда тот дает отмашку, спрашивает у уха: — Куда надо отнести? Ему, наверное, кажется, но черные глаза на мгновение взблескивают от благодарности.

***

Хамелеон смотрит на него подозрительно и старается отогнать от уснувшей Реборн куда подальше. Ничего не понимающий и ничего не знающий Тсунаеши от этого лишь сильнее психует. Получает хвостом по лицу и под пристальным взглядом рыжих глаз отправляется дремать на соседний диван, потому что внезапный зов интуиции не дал ему доспать законные несколько часов. Он прикрывает глаза, думая, что это ненадолго. И открывает их вновь, когда солнце пересекает зенит. Голова тяжелая, но усталости нет. Тсунаеши садится, потягивается до хруста позвонков, одергивает помявшуюся домашнюю одежду — и подходит к все такой же потрепанной, все такой же спящей женщине. С пятном сажи на виске и запекшейся кровью на темных волосах и ровном лбе. Он тянет со вздохом руку, чтобы коснуться, но ее перехватывают, и выглядит это так, будто прикосновения ждали. Глаза у Реборн тоже черные-черные. Она недовольно цокает языком, увидев его перед собой и явно желая, чтобы он отсюда убрался пораньше и подальше, поднимается на ноги — и уходит в ванну, не сказав ни слова. Рептилия насмешливо стрекочет с подоконника, и Тсуна сдерживается от того, чтобы не пульнуть в нее чем-нибудь потяжелее. Что он вообще тут делает? Хочет узнать причину действий. Лучшей в мире убийцы. На ее территории. Может, взаправду лучше уйти? Голову от мыслей тянет вниз, и его из очередной полудремы вырывает жестко встряхнувшая ослабевшую тушку рука. Реборн — настоящая, без масок, — действует для его изморенного любопытством разума не хуже обезболивающего. Она молчит, и это выглядит неловко, потому что тишина создана для того, чтобы ее разрушать. — Бермуда предупредит Томасо о том, чем может быть чревато нападение на Босса боссов, не имеющего наследников. Будешь жить без покушений. — Так ты все-таки защищала меня? При наличии заказа? — он вскидывает брови. — Ну, типа того. Твой дедуля напомнил мне, чем чревата неуплата долгов в нашем чокнутом мире, — она жмет плечами, поправляя спадающий с плеч халат. Достает из глубокого кармана сигару и оттуда же взятой зажигалкой прикуривает. Тсунаеши про себя замечает, что выглядит она в таком настроении побрутальнее некоторых мужчин. — А, долг с битвы аркобалено? — Типа того, — Реборн переводит плечами. — Жизнь за жизнь, око за око — мафия живет по типичным средневековым законам. — Угу, — кивает Савада и запрокидывая голову вверх. Какое-то время они сидят, как идиоты, и молчат, впрочем, как они же. Реборн явно чувствует себя более уверенной, хотя бы потому что чистая и в чистом. — А почему не сказала остальным о деле? — И лишилась бы удовольствия сломать нос хоть кому-нибудь из старых коллег? — Вы настолько не ладите? — удивленно изгибает брови Тсуна. Почему-то ответ не удивляет и заставляет просто перевести плечами: — Я просто не хочу с ними ладить. Тсунаеши видит, как чуть-чуть приоткрывается в запахе грудь, и розовеет от этого. То и дело отводит взгляд, не решаясь сказать и попросить, чтоб поправила. — Хватит пялиться, — хмыкает брюнетка, закрываясь поплотнее. — Или хотя б не туда. Вон, ноги, открыты. Вот зачем она сказала, думает Тсуна, а в жизни спрашивает: — Тоже Солнце поддерживает в таком виде? Реборн закатывает глаза и показывает фак. Она выглядит умиротворенной. Тсуна падает на спину, раскинувшись, как морская звезда, почесывает пресс. Им не хватает только музыки для романтичной обстановки, и какой-то листоман врубает ее этажом выше. Нечто пошло-противно-жизненное, которое бы подошло разочаровавшимся друг в друге любовникам. Шатен ловит недоуменный и ироничный взгляд и посмеивается, когда брюнетка с обреченным стоном отворачивается. — Завтрак такой же холодный, как наша постель (оу); Я наблюдаю за тем, как ты давишься словами, которые ты только что произнес. — Отвратительно, — выдает Реборн. — Вали к черту отсюда, Никчемность. — Э? — Тсуна вскакивает, недовольный то ли предложением то ли прозвищем. — Серьезно? — Да, вон дверь — тебе за нее. — Она полна самомнения, она кажется высокой как Эйфелева Башня (да)… Хамелеон будто показушно перетекает в руку, становясь кольтом. Под прицелом Савада поднимается на ноги. Под прицелом его отводят к выходу. — За что ты собираешься умереть? Когда все, что ты говорила — ложь? — Вали, — перед ним галантно открывают дверь. — И впредь не попадайся в моих заказах. Потому что больше не повезет. — Ложь, ложь… Она смотрит на экран телефона, где сообщение от малыша Тимми. Леон ластится и трется о нежную кожу головой. — Ложь, ложь… Тсунаеши хмурится, не понимая, что на этот раз кажется интуиции неверным, но делает шаги назад, давая наконец легким воздух. — Да, Гокудера-кун, все хорошо. Я был прав, она не охотилась за мной, так что если вы ставили, то решайте, кому деньги ушли…