классическая история про лагерь

      Фредди рыдал. Рыдал, спрятавшись под одеяло и отжав у Мика подушку — ему не привыкать. Накрыл ею свою голову.       Всё спали, ну или делали вид, что спали. Никто к нему не приставал, ни о чем не спрашивал и не строил из себя великого психолога. Спасибо.       Как же больно! Фредди дрожал и выл. Выл до изнеможения, до ощущения, что вот-вот отхаркнешь кусок пищевода или что… Закусывал губы, кулак, подушку, даже простыню разорвал — не помогло. То ли пожар у него внутри, то ли, наоборот, ледяной кол, вонзившийся в сердце… и никак его оттуда не вытащить…       Разве он виноват что не любит его?       Нет.       А может ли он перестать любить его?       Тоже нет.       Физики уехали три дня назад. Всё эти три дня Меркьюри был сам не свой — нервничал, срывался на всех пытавшихся с ним заговорить, грубил и абсолютно потерял интерес к смене и ребятам. Прежде душа компании, отличный собеседник и неплохой художник, Фредди Меркьюри теперь одиноко плелся в конце строя, в столовой лениво ковырялся в еде, с кружков сбегал, а на дискотеку брал с собой одеяло и, пошатавшись для отвода глаз минут пять, уходил в неизвестном направлении, пропускал второй ужин и возвращался в корпус к отбою. …Но, как говорится, надежда умирает последней. Перед концертом он упросил Риверса подкинуть Джону в карман записку с его номером телефона. А чтобы уж окончательно прикрыть все фронты, он, чувствуя вину и азарт, быстро намалевал свой инстаграм на грифе укулеле, данное ему на хранение врачихой. Ну, когда Джона покусал клещ. Фредди тогда в стотысячный раз поблагодарил небеса за то, что он художник и в карманах у него чего только не напихано.

***

      Очень вовремя, ибо после этого он видел Джона лишь дважды. Первый раз — на завтраке. Он весь извертелся, лишь бы не встречаться взглядом с художником, наскоро проглотил овсянку и засеменил с отрядом в корпус, попутно дергая за рукав кудрявого каланчу и что-то ему говоря. Фредди попытался было побежать за ними, но был перехвачен вожатым и минут пять слушал лекцию про его отвратительное поведение и просьбы оставить «того мальчика в покое». Второй раз — когда худотряд шел на кружки, а физики грузились в автобус. Джон забирался последним. Не успел он отойти от багажного отсека, как Фредди схватил его за руки. И не отпускал, как бы Джон не вырывался.  — Пожалуйста, не заставляй меня целовать тебя при всех, — скорчив рожу, сострил Джон. Фредди взмолился:  — Пообещай, что найдешь меня.  — Я не знаю. Сейчас я тебя хочу просто забыть…  — Джон, пожалуйста, я тебе нужен. И ты мне нужен. Джон, не может так быть, чтобы сейчас, в век информационных технологий, — Фредди на мгновение отпустил левую руку, чтобы неопределенно взмахнуть ею, — мы не нашли друг друга!  — Садитесь там уже, — орал из автобуса водитель, — или уеду без вас!  — Джон, пожалуйста!  — Я не… Обещаю. Джон сдался и был отпущен. Фредди смотрел, как тот залезает в автобус. Как закрывается дверь. Как автобус разворачивается, увозя любимого физика… он даже не знал куда. Смотрел, пока его не схватили за плечо с угрозой немедленного выселения из лагеря за несоблюдение правил.  — Пожалуйста, выселяйте хоть сейчас! — просиял Фредди. — Звоните водителю, а я вещи быстренько соберу…  — Фред, что за шутки! Ну кто тебя выселит в конце смены? Будь добр, веди себя нормально, — отвернулся вожатый. — И не заставляй с тобой нянчиться. Иди на кружок.       Фредди на кружок не пошел. Он навернул круг по лагерю и сел на причал, опустив взгляд в прозрачную синеву.       Он верил, что с Джоном они обязательно встретятся.  — Физик ты мой медноволосый… — прошептал Фредди. Вода пошла мелкой рябью от упавшей в нее слезы.