Бонифачо, 2 апреля 1997 года.
Корсика большая, но в итоге из всех объектов недвижимости для продажи их выбор падает на дом в Бонифачо: Валерию он нравится больше всего, а Борис почему-то считает, что так правильно — круг замыкается именно там, где нужно. Дом просторный, с красивым солнечным садом и видом на море. Валерий смотрит на синюю гладь, босиком ступая по влажной траве, а легкий ветерок ерошит его волосы. Борис присоединяется к нему, обнимает за талию и целует в затылок, Валерий сразу прижимается к его груди и закрывает глаза. — Нравится? — Это прекрасно. — Ты счастлив? — спрашивает Борис, касаясь губами его волос. Валерий гладит его руки. — С тобой? Я всегда счастлив. Борис нежно обнимает его, следуя медленному ритму волн, пока небо не становится оранжевым. Он все еще помнит, как приехал в этот город в своей прежней временной шкале — одинокий, озлобленный, безо всяких надежд. А теперь снова стоит здесь, держа в руках весь свой мир. «Спасибо, — думает он, обращаясь то ли к судьбе, то ли ко Вселенной. — Спасибо тебе».***
Приезд двух мужчин-иностранцев, живущих вместе, для города в новинку, особенно вне туристического сезона, когда обсуждать особо нечего. Валерий и Борис вызывают много любопытства и сплетен среди местных жителей, но никто не осмеливается задавать вопросы импозантному украинцу, который, несмотря на прожитые годы, внушает определенный страх своей фигурой и хмурым взглядом. Валерий и Борис нанимают экономку по имени Анита, вдову рыбака — непонятно, сколько ей лет, то ли сорок, то ли шестьдесят. Она коренастая, подвижная, не особо разговорчивая, но быстрая и эффективная помощница, которая успешно помогает Борису бороться с неопрятностью Валерия, что с годами не стала меньше. Анита называет их уважительно — «месье Борис» и «месье Валерий», и, хотя она и выросла в традиционной католической семье, ее не беспокоит то, что они пара, даже если она невольно становится свидетельницей их ежедневной нежности, когда Валерий приносит Борису чай, мимолетно целуя в шею, или когда Борис укладывается головой Валерию на плечо, когда они сидят на диване. Валерия это удивляет: в России гомосексуализм считался преступлением, их отношения были незаконными, в Вене его коллеги придерживались строгой политики «не спрашивай и не обсуждай», но было ясно, что некоторые люди рядом с ним испытывали неловкость. Вообще-то, он всегда видел вокруг себя много враждебности, но Анита правда ведет себя так, будто все… хорошо. Нормально. В одно утро, например, когда они с Борисом пролежали в постели допоздна (теперь, когда они оба не работают, можно позволить себе лениться), Анита застала их под одеялом — просто поздоровалась и принялась пылесосить гостиную. Валерий задумывается, не в деньгах ли дело? Конечно, ему все равно, что думают другие, но Анита часто приходит к ним домой, она не просто незнакомка на улице. Они никогда не обсуждали этот вопрос, но Валерий считает, что стоило бы. Так ведь? Пока Борис ходит за продуктами, Валерий считает уместным задать Аните несколько вопросов, пользуясь словарем. Раньше, в Вене, у Бориса были проблемы с немецким, а теперь Валерию приходится мучиться с французским. — Анита, как ты тут с нами живешь? — Очень хорошо, месье Валерий. — Значит, никаких проблем нет? — А? Конечно же, нет! — женщина отрывисто хохочет, чем-то напоминая Бориса. — Ваш дом очень чистый. В прошлом у меня была тяжелая работа, например, когда я трудилась горничной в отеле у сосновой рощи. Они даже платить мне не хотели. Нет, работать у вас легко. Валерий облизывает губы и лихорадочно листает словарь: она его не поняла. Языковой барьер иногда здорово мешает. — Нет, я не имел в виду физические нагрузки, когда говорил о проблемах. Я говорил о… эм… Борис и я… мы… ты знаешь… Анита смеется еще громче, а потом смотрит на Валерия, как на дурака. — Налоги — это проблема, пожары в лесах летом — проблема. Но любовь? Нет. — Она продолжает спокойно вытирать пыль с книжного шкафа. — О… — Валерий теперь уверен, что заслужил этот взгляд. Анита снова оборачивается, на этот раз в ее глазах жалость. — Я скажу вам еще одну вещь, месье Валерий: люди обсуждают вас за спиной, они шокированы и возмущены, это правда, но многие заплатили бы тонны золота за то, чтобы у них была такая любовь, как у вас и месье Бориса. Валерий улыбается и думает, что нарисует Аните портрет: красивые люди — его любимые сюжеты. В тот же вечер он рассказывает Борису о разговоре с экономкой. — Она подтвердила, что с нами у нее нет никаких проблем. — Знаю, — спокойно говорит Борис. — А почему это тебя так беспокоит? — Немного разве что. — Валера, неужели ты думаешь, что я позволил бы ей войти в наш дом, если бы подозревал, что мы ей не нравимся? Нет, конечно: Борис никому не позволит себя обидеть, резким словом или даже взглядом. Его внимание может быть невидимым, но оно есть всегда. Валерий вздыхает, опуская вилку на тарелку. — Я правда наивный идиот, да? Нога Бориса под столом касается лодыжки Валерия. — Да, но ты мой наивный идиот.***
В этой временной шкале в Бонифачо нет санатория за городом, но есть больница; а на вершине холма осталась заброшенная психушка. Однажды днем Борис просит Валерия проводить его туда. Во время короткого пути он погружен в свои мысли не отвечает ни на какие вопросы. Они оставляют машину там, где когда-то была автостоянка — на открытом асфальтированном пространстве, теперь полном дыр. Здание здесь в худшем состоянии, чем в прежней временной шкале Бориса: штукатурка почти полностью отвалилась, обнажив кирпичи, карнизы рухнули, а на крыше выросли большие кусты, ведь психушка стала заброшенной много-много лет назад. Вход в здание блокирует оранжевая пластиковая сетка, потому что оно небезопасно. Валерия особо не интересуют старые заброшки, он считает их мрачными и грязными, но его завораживает вид с автостоянки. — А это, должно быть, скала Грэн-де-Сабль? — говорит он, указывая на глыбу в море недалеко от берега. — Впечатляюще выглядит, тебе не кажется? Не услышав ответа, Валерий оглядывается, но Бориса рядом нет. — Борис? Тот нашел дыру в сетке и вошел в здание. Грязь и руины повсюду, кажется, что нога человека не ступала сюда много лет. Борис смотрит на ряд пластиковых стульев, сунув руки в карманы брюк. В другой временной шкале здесь он слушал невероятную историю тощего нервного паренька. Здесь Борис решил поверить в невозможное. Он проходит мимо стойки регистратуры и спускается по лестнице, ведущей в подвал, но находит там лишь старые электрические панели, никакой странной батисферы или кабелей на полу. Поля в этой реальности никогда не было. Иногда Борис думает о нем: кто знает, добрался ли он до своего времени или все еще продолжает свое путешествие? Вспоминая свою прежнюю жизнь, то, как ему повезло найти Валерия и как много лет они прожили вместе, Борис искренне надеется, что у этого странного паренька все сложится хорошо. — Борис, ты здесь? — кричит Валерий, стоя у входа в психушку. Борис возвращается наверх. — Я тут. — Что ты там делал? — Исследовал. Тебе не нравятся заброшки? Валерий усмехается. — Не очень. Я не понимаю, почему ты считаешь это уродливое место таким привлекательным. Пойдем на солнышко, там гораздо лучше. Воздух на улице чистый и свежий, пахнет солью, солнце палит им в спины, и Борис просто счастлив. Валерий, прислонившись к низкой каменной кладке, показывает на морские утесы и яхты, которые неспешно плывут к пристани Бонифачо. — …думаю, что это прекрасный пейзаж, нужно его нарисовать. Борис резко разворачивает его к себе и запечатлевает на губах жаркий поцелуй, заставляя Валерия захихикать, а затем вдруг опускается перед ним на колени. — Борис! Ты что творишь? — ахает Валерий. — Можешь остановить меня, если хочешь, — отвечает Борис хриплым голосом, прижимаясь к его паху. — Боже, Борис… мы же на улице! — Сюда никто не придет, — убежденно произносит Борис, расстегивая молнию на брюках Валерия. — Но… — Я же говорил тебе… — продолжает он, поднимая на Валерия озорно блестящие глаза. — Ты можешь меня остановить. — Ты самый невозможный человек, которого я знаю, — бормочет Валерий, закрывая глаза и сжимая Борису плечи. Несмотря на внутреннее сопротивление и здравый смысл, в брюках у него уже тесно. Борис больше не ждет и сразу берет в рот. Теперь они оба старше, секса уже не так много, как было раньше, и страсть превратилась в нежность и радость от общения друг с другом, но когда наступают особые моменты, никто из них не говорит «нет». Опытный язык Бориса творит чудеса, но Валерий не может полностью расслабиться: подпрыгивает от каждого шороха, непристойные звуки секса кажутся громче обычного, страх быть пойманным отвлекает его и держит на грани, и это продлевает удовольствие. Когда Валерий наконец кончает, он совершенно вымотан. Борис с трудом встает (колени у него уже совсем не те) и украдкой целует пытающегося отдышаться Валерия. — Ты скажешь, что на тебя нашло? — Ничего, — отвечает он, прижимаясь лбом ко лбу Валерия. — Я счастлив. — Сейчас я тоже очень счастлив, — смеется Валерий, осторожно озираясь. — Ты хочешь?.. — спрашивает он, поглаживая член Бориса через брюки. — А ты как думаешь? — следует ответ, больше похожий на рык, пока Валерий расстегивает Борису брюки.***
Теперь, когда Валерий не торчит за книгами по ядерной физике, он проводит больше времени за рисованием. Он купил мольберт, бумагу и индийские чернила самого высокого качества, а также несколько учебников для улучшения техники. Однажды летним утром, когда Валерий сидел в саду и рисовал бугенвиллию, вьющуюся по стене их дома, один местный житель остановился, очарованный его рисунком, и что-то сказал ему на французском — восторженно, но слишком быстро. Валерий жестом просит незнакомца подождать и зовет Бориса помочь с переводом. Оказывается, у человека по имени Лукас есть художественная галерея в современном районе города, и он так впечатлен работами Валерия, что предлагает выставить их у себя в галерее. — Я понимаю, предложение неожиданное, но приходите ко мне на выставку, — говорит Лукас, вручая им визитную карточку. — Мы все обсудим, я уверен, что мы придем к соглашению. Когда мужчина уходит, напоследок пожав им руки, Борис объясняет Валерию, кто он и что сказал. Валерий медленно моргает, переваривая услышанное, а потом пожимает плечами и фыркает. Борис хмурится. — Что за реакция? — Да ладно тебе, Борис, это глупость! Мои рисунки — совсем не то, что можно выставить на всеобщее обозрение в галерее. — Анита хотела забрать три твоих рисунка, чтобы повесить дома. — Она из вежливости попросила, видела же, что я целыми днями торчу за мольбертом. Борис недоверчиво смотрит на него: Валерий всегда недооценивал свой художественный дар, считая его всего лишь хобби, чтобы скоротать время. Он в упор не видит своего таланта. Он обхватывает щеки Валерия ладонями и заглядывает ему в глаза. — Твои рисунки прекрасны, я тебе это всегда говорил! Почему в твоей голове не укладывается эта мысль? Валерий трется кончиком носа о нос Бориса. — Ты так говоришь, потому что любишь меня. — Нет, я говорю так, потому что так и считаю, как и этот хозяин галереи, который в тебя не влюблен. По крайней мере, я на это надеюсь, иначе мне придется его убить. Валерий снова смеется, откинув голову назад, а потом смотрит на визитку Лукаса, прикусив нижнюю губу: идея интригующая, но все равно, поверить, что его рисунки заслуживают такого пристального внимания, сложно. — Что скажешь ты сам? — спрашивает он Бориса. — Давай сходим в галерею. Если сомнения останутся, то просто забудем об этом разговоре. Но я убежден, что ты должен попробовать: ты хороший, у тебя есть талант, я готов повторять это каждый день снова и снова, пока ты в это не поверишь, — настаивает Борис со всей серьезностью. — Боже, ты действительно так сделаешь… — Мой дорогой Валера, ты говорил мне, что я упрям, а теперь пытаешься заставить жить по твоим правилам. — Тогда я согласен. В галерее Лукаса есть большой зал современного искусства, который вызывает недоумение как у Валерия, так и у Бориса, но еще есть два зала с обычными картинами, и Лукас правда считает, что работы Валерия хороши. — Ваша техника прекрасна, мистер Легасов, ваши работы замечательные и демонстрируют глубокую чувственность! — восхищается Лукас. — Я всю жизнь занимался искусством и умею распознавать талант с первого взгляда. Когда они покидают галерею, Валерий все еще сомневается, но Борис уговаривает его броситься в это новое приключение, обещает, что будет его помощником и позаботится обо всех сложностях, чтобы Валерий смог посвятить себя исключительно рисованию. В итоге Валерий соглашается попробовать: если что-то пойдет не так, ему все равно терять нечего. Однажды, закончив рисовать залив Бонифачо, Валерий отходит от мольберта и пытается взглянуть на работу объективно, стряхивая с себя паранойю и разглядывая краски глазами Бориса или Лукаса. И он понимает, что рисунок прекрасен: цвета гармоничны, как мелодия, вызывают чувство покоя, умиротворение. Свет правильный, как и пропорции. Да, этот рисунок достоин быть в художественной галерее, и Валерий доволен тем, что сделал. Ему потребовалось время, чтобы научиться ценить себя. Он вытирает руки тряпкой и, сняв фартук, босиком идет в гостиную: Борис сидит на диване и читает газету, хмурясь и бормоча что-то вроде: «В мое время этого бы никогда не случилось» и «мир сошел с ума». Борис всегда верил в Валерия, в большей или меньшей степени. Он считал, что Валерий мог обнаружить дефект реакторов РБМК. Он верил в их отношения, надеялся, что все получится, даже если у Валерия раньше отношения были неудачные или короткие. Он верил в его талант в живописи. Борис появился в жизни Валерия слишком поздно, о чем Легасов всегда будет жалеть, хотелось бы больше времени провести вместе, но с тех пор, как Борис появился, он стал его драгоценной, незаменимой скалой. Валерий садится на диван и целует Бориса в щеку, отбирая дурацкую газету. — Ты был прав. — Естественно. — И ты не хочешь узнать, в чем? — Какая разница, я всегда прав. Валерий качает головой и обнимает его. Может, его скале и недостает смирения, но в глазах Валерия он прекрасный человек. — Я говорил про свои рисунки. — Хм, — бормочет Борис, — тебе пора было понять, насколько ты хорош. — Я хочу нарисовать тебя. — Что, опять? — Снова. — Ладно, но этот рисунок останется дома, никаких выставок. Не хочу, чтобы моя задница в рамке висела где-нибудь в приемной стоматолога в Марселе. Валерий хохочет и игриво шлепает Бориса по бедру. Нельзя сказать, что Валерий становится известным художником, но во время туристического сезона многие люди приходят в галерею Лукаса, чтобы купить его рисунки тушью, а Анита хвастается друзьям, что месье Валерий дает ей свои работы бесплатно.***
Бонифачо, 30 октября 1999 года.
Франция только что приняла закон «О гражданском партнерстве», и Борис и Валерий одними из первых подают документы: они и так считают себя женатыми, но с юридическим подтверждением отношений им точно будет как-то легче. В Бонифачо у них появилось несколько знакомых, но близких друзей мало, поэтому на церемонию они решают пригласить только Лукаса и Аниту. Владелец галереи и экономка невероятно рады за них. Анита настаивает на том, чтобы устроить хотя бы небольшое застолье, даже предлагает идеи для меню, хотя Валерий и Борис до сих пор не знают дату, когда нужно будет подписывать документы. — Анита, не надо ничего грандиозного, будем же только мы! — протестует Валерий, помогая экономке убрать овощи. — Но месье Валерий, без приема это будет ненастоящая свадьба! — Технически это вообще не свадьба, а гражданское партнерство, французские законы считают, что это разные вещи. — Мне плевать на то, что говорят в Париже, конечно, это свадьба! — отвечает Анита, уперев руки в бока с таким видом, будто ее лично обидело замечание Валерия. — Вот кольца, клятвы, чувства! — настаивает она, постукивая пальцами Валерию по груди. — И пусть месье Щербина не слышит даже, как вы говорите, что это не свадьба! Он прилагает к этому много усилий! Месье Щербина в гостиной разговаривает по телефону с сотрудником мэрии, намереваясь решить небольшое бюрократическое препятствие на пути их партнерства. Валерий прислоняется к дверному проему в гостиной и смотрит, как Борис перелистывает документы и делает пометки. Он замечает его, оборачивается и улыбается. — Неприятности мелкие, не волнуйся, я быстро разберусь. Валерий кивает. — Спасибо тебе, Боря. Профессор возвращается на кухню и нежно целует Аниту в лоб. — А знаешь, что? Ты права: к черту все, что говорят в Париже, это свадьба. — Так-то лучше! — А ты знаешь, что еще должно быть на свадьбе? Гости. Но не говори ничего моему месье, — просит Валерий, прижимая палец к губам Аниты. — О, я буду тихая, как мышь! Валерий хочет, чтобы это был сюрприз: с тех пор как они уехали из Москвы много лет назад, они никогда туда не возвращались, даже на короткий отпуск. Проблемой для Валерия это не было, он всегда был достаточно одиноким и интровертным (к тому же, его отношения с Велиховым и с некоторыми другими коллегами сложно было назвать хорошими), но он знает, что Борис иногда скучает по старым знакомым и городу, хоть и никогда не жалуется. Поэтому Валерий решает пригласить на свадьбу некоторых старых друзей. На протяжении многих лет он поддерживал контакт с Ульяной, они переписывались и перезванивались. Она держала его в курсе событий в России, а также рассказывала о сплетнях, касающихся их двоих. Переехав в Вену, Валерий и Борис особо никому не сообщали об этом, но и не скрывались, поэтому несколько человек были в курсе. Ульяна рассказала Валерию, что многие восприняли это не очень хорошо, кто-то и вовсе был возмущен, кто-то начал вести себя так, будто Бориса и Валерия никогда не было, некоторые ничего не сказали: даже если они и не видели в их отношениях ничего предосудительного, социальные нормы не позволяли это обсуждать. Может быть, поэтому Борис никогда не предлагал Валерию вернуться в Москву. Однако Валерий хочет связаться с некоторыми старыми знакомыми Бориса: он надеется, что есть те, кто будет рад узнать, что Борис счастлив, даже если они не могут полностью понять их отношения. А если он никого не найдет, что ж, по крайней мере, он пытался: Борис заслуживал этой попытки. Однажды утром Валерий выжидает, пока Борис уйдет в ратушу улаживать какие-то детали, и берется за телефон. — Привет, Уля, это Валерий. У меня новости, и мне нужна твоя помощь.***
Наступает утро накануне дня церемонии. Борис еще не до конца проснулся, но уже составляет в уме список того, что нужно сделать: забрать костюмы из прачечной, проверить, не перепутал ли Валерий документы, которые нужно взять в мэрию, не затесались ли туда его рисунки (как в прошлый раз), снять деньги, чтобы отдать их Аните. Но сначала — завтрак. Он тянется разбудить Валерия, как делает каждое утро, но другая половина кровати пустая и холодная. На подушке лежит записка: «Не волнуйся, я вернусь до обеда». Борис улыбается: еще несколько недель назад он понял, что Валерий готовит ему какой-то сюрприз: вчера он даже заперся в ванной с телефоном на целый час. Валерий никогда особо не умел хранить секреты, но на этот раз Борис даже представить не может, о чем речь. По правде говоря, он не старался угадать, потому что не хочет срывать попытку Валерия удивить его. Именно поэтому, когда через несколько часов перед их домом останавливаются две машины, Борис искренне удивлен: Валерий привез из России Ульяну, Татьяну — бывшего секретаря Бориса, Пикалова, Тараканова и даже старого друга Бориса Данилу Литвака. Данила выходит попривествовать его первым. — Боренька, боже мой, ты что наделал! — вскрикивает он, оглядывая Бориса с ног до головы, но через мгновение напряжение исчезает. — Время тебя не пощадило, бык! Борис смеется и хлопает Данилу по лысой голове. — А сам ты как еще разговариваешь-то? А волосы в Киеве забыл? Они хохочут, обнимаются, энергично хлопая друг друга по спинам. Борис одного за одним обнимает остальных гостей, не переставая взглядом искать Валерия. — Спасибо за этот замечательный подарок, — наконец говорит он. — Я рад, что тебе нравится, любимый. — Может, хватит? — с усмешкой вздыхает Ульяна. Валерий хмурится. — В смысле? — Вы такие счастливые, что аж тошнит. Довольный Валерий оглядывается на Бориса. — Да, так и есть. Обед в ресторане с видом на море — отличная возможность покопаться в прошлом и поговорить о жизни, но когда Пикалов собирается налить Борису красного вина, тот накрывает бокал рукой. — Нет, Владимир, я не пью. — Что? Ты? Ты шутишь? — Никогда еще не был так серьезен. — Ну вот это точно шокирующая новость! — восклицает Данила, заставляя всех рассмеяться. — А я бросил курить, — добавляет Валерий. — Боже, и ты еще не сошел с ума? — смеясь, уточняет Ульяна. — Сделаю вид, что я тебя не слышал, — ворчит Валерий. Сидящий рядом с ним Борис бормочет: «Это было ужасно», но Валерий слышит и недовольно пихает его локтем в бок. — Почему ты бросил пить? — настаивает Тараканов, и Борис двумя пальцами указывает себе на грудь. — Сердце закатило истерику. Рассказывая о своем сердечном приступе и последующей операции, Борис под столом сжимает руку Валерия, поглаживая костяшки большим пальцем, потому что знает, воспоминания о случившемся до сих пор причиняют ему боль. Во второй половине дня Борис и Валерий показывают Бонифачо друзьям, в том числе, галерею Лукаса и работы Валерия, а к вечеру возвращаются обратно в отель, планируя на следующее утро встретиться у ратуши. Ульяна и Татьяна заговорщицки перешептываются между собой, чем заслуживают подозрительный взгляд Бориса. Татьяна вдруг преграждает ему путь. — О, нет, вы оба не можете вернуться домой. — Что? Почему? — Потому что такова традиция: женихи не могут спать вместе в ночь перед свадьбой. Один из вас должен остаться в отеле. Мы с Ульяной отдадим ему наш номер. — Ради бога! — возмущается Борис. — Мы с Валерием уже много лет вместе, в этом нет никакого смысла! Он поворачивается к Валерию в поисках помощи, но тот лишь с улыбкой пожимает плечами и чуть подталкивает гостей. — Это традиция. Я вернусь домой с Улей и Таней, они переночуют в гостевой. — У меня даже одежды нет! — Мы все привезем завтра утром. Борис снова ворчит, но Данила с улыбкой обнимает его за плечи. — Это отличная идея! Может быть, вы, дамы, отговорите Легасова от брака с этим упрямым быком. Борис в шутку выкручивает ему руку и смеется. — Берегись, Даня, у меня армейское прошлое, я знаю, как спрятать труп, чтобы его не нашли. Они прощаются, и Борис с Данилой уходят в отель, поглощенные разговором о политике. — Они всю ночь проговорят, да? — спрашивает Ульяна? — О, я даже не удивлюсь. — Интересно, что они обсуждают. А ты к ним не хочешь присоединиться? — Черт побери, ни за что! — отвечает Татьяна, вскинув руки в знак капитуляции. — Я на пенсии и ничего не хочу даже слышать о политике! После ужина Татьяна гладит одну из многочисленных бездомных кошек, что приютил Валерий, а Ульяна рассматривает фотографии в рамках, расставленные по всему дому. — У тебя очень красивые фотографии, Валерий, я и не знала об этом твоем таланте. — Спасибо. — Как бы там ни было… они все немного однообразные: ты и Борис, Борис… опять Борис. Кажется, у кого-то пунктик. Валерий говорит что-то неразборчивое, заливаясь краской, а Татьяна разражается смехом. — Ты должна его понять, Ульяна. Когда Щербина работал в Кремле, многие из нас падали от него в обморок. Несмотря на свою пугающую внешность, он был харизматичным человеком. — Многие… из вас? — заикается Валерий. Татьяна пожимает плечами. — Я была его секретарем восемнадцать лет. Помечтать-то можно было! Однако Борис всегда был джентльменом: он мог воспользоваться своим положением и обаянием, но, насколько мне известно, никогда не разбивал никому сердца. Валерий прекрасно знает, насколько серьезно Борис относится к любви: он до сих пор помнит слова, сказанные Борисом после первого поцелуя: «Если мы это сделаем, то для меня это будет навсегда. У меня нет запасного плана, нет путей отступления». — Да, я знаю, мне повезло. Ну, дамы, завтра будет длинный день, спокойной ночи.***
На следующее утро Татьяна уходит первой, чтобы отнести Борису его костюм, а Ульяна ждет Валерия, который заканчивает готовиться. — Ты тоже можешь поехать в мэрию, Уля, — кричит из спальни Валерий, сражаясь перед зеркалом с галстуком. — Я здесь, чтобы спасти тебя, если ты в обморок хлопнешься. — Да я не так уж и нервничаю. — Конечно, я вижу. — Ерунда, — сердито отвечает Валерий: его не столько задела шутка Ульяны, сколько раздражают руки, которые, похоже, разучились завязывать простой узел. — Черт! Ульяна стучит, но заходит, не дожидаясь ответа. — Проблемы? — Дурацкий галстук, — вздыхает Валерий, опуская руки. Ульяна приходит на выручку и помогает завязать приличный узел. — Я смешной? — Каждый выглядит смешным перед свадьбой, это своего рода традиция. Валерий слабо улыбается. — Я не должен нервничать, причин ведь нет, мы с Борисом правда много лет вместе, мы уже знаем, что это навсегда, безо всякой свадьбы. — И все же… — Дело в том, что ночью я не мог заснуть, поэтому думал о наших отношениях, обо всем, что он сделал для меня, что мне дал и… Борис действительно любит меня всем своим существом, это почти непреодолимое чувство, Уля. — Я бы и сама в такой ситуации нервничала. Но я все еще не понимаю, почему ты так расстроен. — Я начал сомневаться, что за эти годы успел заслужить его любовь. Ульяна вдруг хлопает его по щеке, достаточно болезненно, чтобы Валерий возмущенно отшатнулся. — Не смотри так на меня! Борис бы на моем месте сделал бы то же самое. И что бы он тебе сказал? Валерий глубоко вздыхает, чтобы успокоиться, и правда пытается представить, что бы Борис ему сказал. — Что я дурак, и что любовь — это не то, что нужно заслуживать. — Так и есть. А потом, ты тоже отдаешь ему всю свою любовь. Не говоря уже о том, как ты смотришь на него и разговариваешь с ним без слов. Разве ты не любишь его так же? — Да, я люблю его всем своим существом. Ульяна гладит его по щеке. — Тогда перестань переживать из-за этих глупых мыслей. И давай поторопимся: если мы заставим Бориса еще немного подождать, он пошлет Тараканова, Пикалова и всю русскую армию посмотреть, почему мы задерживаемся. — Ты совершенно права. Как я выгляжу? — Как человек, которому не терпится жениться. Валерий выбрал старый костюм, синий, который был на нем в день их знакомства. Он хочет сказать Борису, что все для него началось именно тогда, и с годами это совсем не изменилось.***
Невнимательный наблюдатель сказал бы, что Борис спокойно ждет своей очереди, чтобы подписать документы. Он элегантный, как и всегда, одет в светло-серый костюм, но Валерий ухитряется уловить определенную эмоцию в его позе, более напряженной, чем обычно: Борис тоже нервничает. Борис оборачивается, чтобы посмотреть на Валерия, пересекающего комнату и идущего к столу. Его походка уже не такая неуклюжая как обычно: Валерий уверенно преодолевает расстояние широкими шагами, улыбается, берет Бориса за руку, и они вместе слушают члена Совета муниципалитета. Сама церемония была бы очень официальной, если бы не их переплетенные руки, счастливые взгляды, присутствие друзей позади. И Ульяна, которой Валерий доверил свой драгоценный фотоаппарат, чтобы она запечатлела этот момент. — Теперь ты мой муж, — говорит Борис, когда документы наконец подписаны. — И убежать никуда не сможешь. — Надеюсь, — смеется Валерий. Они уже готовятся вернуться домой на праздничный ужин, когда Данила их останавливает. — Нет, вы не можете уйти вот так, без самой важной вещи. Борис и Валерий непонимающе смотрят на него, и Данила театрально вскидывает руки к небу. — Мы не для того пересекли полконтинента, чтобы присутствовать на свадьбе без поцелуя! Ну же! — он пихает Бориса локтем под ребра. — Не стесняйтесь! Или ты забыл, как это делается? Если нужно, я освежу твою память… Данила крадется к Валерию, который в ужасе прячется за спину Бориса, а Тараканов качает головой, сжимая пальцами переносицу: — Боже, а он ведь еще даже не пил! Между тем Борис удерживает друга на расстоянии вытянутой руки. — Даня, угроза тебя убить все еще в силе. И что касается поцелуев, это тебе нужно смотреть и учиться. Сказав это, он хватает Валерия за талию, заставляя слегка отклониться назад, и целует, выбивая из его легких весь воздух. — Прости Даню, — шепчет Борис Валерию на ухо. — Он шумный, но безобидный. — Знаю, любимый, но если он еще раз притворится, что собирается меня поцеловать, я проткну его вилкой. — Я разрешаю. Обед заканчивается тем, что Анита, Лукас, Татьяна и Данила, слегка навеселе, смешно танцуют в гостиной, Борис, Николай и Владимир сидят за столом, разговаривая о политике (снова), а Валерий на кухне готовит для Ульяны чай. Он снял пиджак и галстук, как Тараканов и Пикалов, только Борис по-прежнему упакован в костюм. — Скажи, он хотя бы когда спать ложится, галстук снимает? — Я молчу как партизан! — с усмешкой отвечает Валерий. — Нет, правда, я думаю, что он родился сразу в костюме. — Эй, ты про моего мужа говоришь! — Я разве не права? — смеется Ульяна. — Права, — признается Валерий, понизив голос. — Он даже на пляж так одевается? — Обычно он сидит в машине и читает газету. В костюме! Ульяна недоверчиво смотрит на него, а Валерий пожимает плечами. — Костюм для него — вторая кожа. Он даже за продуктами ходит в пиджаке, галстуке и ботинках лакированных! — А тебе не хотелось бы увидеть его вне зоны комфорта? — Не представляю, как это сделать. Ульяна что-то шепчет ему на ухо, и Валерий испуганно распахивает глаза. — Ты что, он же меня убьет! — Но представь, как это будет весело! Борис дает Владимиру советы по недвижимости и финансовым инвестициям, так как через пару лет генерал уйдет на пенсию, но успевает наблюдать маленький заговор между Валерием и Ульяной.***
Когда друзья уезжают обратно в Россию, дом Валерия и Бориса снова их полном распоряжении. Борис молча наблюдал за своим мужем весь вечер, поэтому в конце концов Валерий не выдерживает этого пытливого взгляда и выпаливает: — Что? — Это я должен был говорить. Что вы с Ульяной замышляли? — спрашивает Борис, положив руки Валерию на бедра. — Замышляли, слово-то какое! Мы просто разговаривали. Борис снимает очки и кладет их на стол. — Хорошо, о чем вы разговаривали? — Обо всем понемногу. Чем неопределеннее выглядит Валерий, тем подозрительнее становится Борис: со вздохом он стягивает рубашку и подталкивает Валерия в сторону спальни. — Вы всегда будете ужасным лжецом, Валерий Алексеевич. Меня ждет еще один сюрприз? Валерий бросает на пол свитер и рубашку. — Тебе же первый понравился. — Да, очень, — шепчет Борис, проводя пальцем по груди Валерия до пояса его брюк. — Но я хочу знать, что придумала Ульяна. Тебе я доверяю, но вот ей… нет уж. — Мне очень жаль, но мой рот на замке. — Посмотрим! — отвечает Борис, с шутливым рыком бросая Валерия на кровать. Борис не срывает с губ своего мужа ответы, но стонов вполне достаточно.***
Однако вскоре Валерий раскрывает свой секрет: однажды утром Борис находит на подушке два билета на Гавайи. — Это наше свадебное путешествие, три недели вдвоем на Мауи, в бунгало с личным пляжем и видом на лагуну, — объясняет Валерий. — Все спланировано, нужно только собрать вещи. — Ты все сам организовал? Валерий пожимает плечами, как бы говоря, что не сделал ничего экстраординарного. — Да, с помощью турагенства ниже по улице, конечно. — У меня самый лучший муж в мире, — улыбается Борис, поглаживая большим пальцем щеку Валерия. Это невероятно мило, что Валерий, который терпеть не может заниматься такими вещами, взял на себя задачу организовать трехнедельную поездку, включая само путешествие и всякую бюрократическую мелочевку.***
Дорога до Гавайев долгая, разница во времени выматывает их обоих. К счастью, Валерий последовал совету турагента и забронировал отель в Нью-Йорке, чтобы отдохнуть перед следующим рейсом. Они слишком устали, чтобы гулять по городу, поэтому вечером только заказывают ужин в номер. Из окна открывается чудесный вид на Манхэттен. — Что думаешь? — спрашивает Валерий, разрезая свой бифштекс. — Совсем не те пейзажи, к которым мы привыкли. — Они все время хвастаются этими своими огнями, — говорит Борис. — Но у города и правда есть очарование. Он прекрасен. Он кладет вилку на тарелку и смотрит в окно, погруженный в свои мысли, после чего сначала тихо хихикает, а потом и вовсе смеется в полный голос. — Что такое? — спрашивает Валерий, тоже начиная смеяться. Смех Бориса всегда заразителен. — Ничего. Я просто подумал… мы в США. Вместе. Ты несколько лет назад мог себе такое представить? Валерий смеется так громко, что вынужден поставить стакан на стол, чтобы не пролить воду на скатерть. Борис прав: два бывших советских человека, заместитель ректора Института ядерной энергетики и авторитетный член Коммунистической партии сейчас находятся в городе-символе бывшего заклятого врага СССР. Если подумать, это и правда смешно. — Борис, представь, если бы ты сказал это несколько лет назад Горбачеву: «О, кстати, в следующем месяце я поеду в свадебное путешествие со своим мужем в США!». Только представь его лицо! Слова Валерия вызывают у них обоих еще один приступ хохота.***
— Борис, ты просто смешон, выходи оттуда! — Единственная смешная вещь — это купленная тобой одежда! — Ты годами подбирал мне костюмы, я хочу карт-бланш хотя бы на пляжную одежду! — Ни за что, я не собираюсь ходить в этом… Валерий воздевает руки к небесам и с раздражением смотрит на закрытую дверь. — Ты хоть понимаешь, что заперся в ванной, как подросток, устроивший истерику из-за одежды? — Из-за нелепой одежды! На ней цветы, Валерий, цветы! Я думал, что ты по-настоящему ценишь мое достоинство! — На Мауи нельзя ходить в костюме-тройке и галстуке! Тут плюс тридцать! Они в своем бунгало на Гавайях, только приехали, и Валерий пытается уговорить Бориса надеть на первую экскурсию менее официальную одежду, но задача, похоже, невыполнимая. — Да ладно тебе, Борис, я тоже в бермудах и цветной рубашке. — Ты считаешь, что горчичный и фиолетовый хорошо сочетаются, тебя вообще нельзя слушать. Валерий массирует виски: голова разболелась. — Ладно, проводи наше свадебное путешествие в ванной. Я ухожу прямо сейчас. Через секунду Борис ворчит: «Да иду я» и наконец открывает дверь. — Ну, вот! Неужели это было так сложно? — Я себя голым чувствую. — Не преувеличивай! — Так и есть! Несомненно, картина необычная — Борис одет в широкую светло-голубую рубашку в розовых цветах с короткими рукавами, но когда взгляд Валерия падает на белые бермуды, он понимает, что имеет в виду Борис — он заправил рубашку, и это слишком подчеркивает его пах. — Борис, эту рубашку нужно расстегнуть и выправить. — Никогда в жизни ничего подобного не делал. — А теперь сделаешь. Валерий не позволит каким-то случайным людям пялиться на член своего мужа. К счастью, рубашка достаточно длинная, чтобы все прикрыть, и они наконец выходят из бунгало. Но Борис продолжает жаловаться, что они одеты как бродяги. Позже, когда Борис заказывает лодочную прогулку на остров Молокаи, он слышит щелчок камеры. — О, все ясно, — ворчит он, пока они идут к пристани. — Что ясно? — Что вы там с Ульяной придумали в день нашей свадьбы. — А, вот ты о чем. — Ага. Валерий не может сдержать насмешливой улыбки. — Признаюсь, она сказала, что будет забавно увидеть тебя вне зоны комфорта, например, в простой одежде на тропическом пляже. Борис недовольно косится на фотоаппарат. — Ах, да, она попросила у меня фото в качестве доказательства. Борис мрачнеет все сильнее. — И Данила тоже попросил копию. — Предатель! Валерий подхватывает Бориса под руку, кладет голову ему на плечо и смеется. — Ты элегантен даже в таком виде. — Ты еще и потворствуешь им!***
Несколько ночей спустя они сидят на крыльце бунгало, надеясь, что с моря подует легкий ветерок, но сейчас жарко, несмотря на то, что солнце село несколько часов назад. Валерий делает наброски местных цветов, которые они видели в последние дни, для новых рисунков, и потягивает чай со льдом. В какой-то момент Борис встает и методично раздевается, складывая одежду на спинку стула под ошеломленным взглядом Валерия. — Что ты делаешь? — тревожно шепчет он, когда Борис остается совершенно обнаженным. — Жарко очень. — Но Боря… — Какой смысл частного пляжа, если ты им не пользуешься? Он направляется к океану, но когда видит, что Валерий остался сидеть, протягивает ему руку. — Пойдем, давай искупаемся. Но Валерий сидит в кресле и качает головой. — Слишком темно. — Скоро луна взойдет, вода в лагуне спокойная, опасности никакой нет. — Я не хочу, чтобы мои яйца ужалила медуза. — Можешь в бермудах остаться, если так переживаешь за сохранность своих яиц. Валерий краснеет и ерзает на стуле: сколько бы лет ни прошло, насколько бы они не постарели, намеки Бориса никогда не оставляют его равнодушным. Да, он не хочет идти в воду, но предпочел бы не признаваться Борису в истинной причине, поэтому предлагает заманчивую альтернативу: — Что ты скажешь, если я сниму свои бермуды, но мы пойдем в постель? Что-то в упорном сопротивлении Валерия вечернему купанию удивляет Бориса; он подходит ближе, разглядывает его лицо с недоверчивой улыбкой. — Ты, мой дорогой муж, не умеешь плавать. Валерий отводит взгляд и бормочет: — Глупости. — Ты правда не умеешь плавать. Теперь я все понял: за четыре года в Бонифачо ты ни разу не ступил в воду, прикрываясь своим «я лучше порисую», «сегодня просто хочу позагорать», «я слишком устал», «море бурное, лучше в другой раз». — Я в Туле вырос, там не было моря. — Но бассейны-то есть. — Я просто не смог научиться, понятно? — Ты никогда этого не говорил. — В моем возрасте не стоит этим хвастаться. Борис берет Валерия за руку, заставляя встать, снимает с его носа очки и принимается расстегивать рубашку. — Учиться никогда не поздно. Может, тебе просто нужен был правильный учитель? — говорит он, большими пальцами поглаживая Валерию соски. — Хм, ты весьма убедителен… Валерий заканчивает раздеваться и позволяет Борису проводить себя в прохладную воду, после чего методично следует его указаниям, когда он просит лечь на спину. — Откинь голову назад, подними бедра и разведи руки. Просто полежи, познакомься с водой. И помни, я рядом. Руки Бориса поддерживают его спину на случай, если Валерий начнет тонуть. Он расслабляется, зная, что Борис его не отпустит. — Вот так, хорошо. Видишь, это не так уж трудно. — Ты совершенно прав. И это приятно. — Да. И вид отсюда просто прекрасен. Взгляд Бориса пробегает по обнаженному телу Валерия. Он смеется, но затем его внимание привлекает свечение на поверхности воды. — Что это такое? На долгое, неловкое мгновение он испугался, что кто-то на шлюпке или лодке обнаружил их, но потом понял, что это всего лишь отражение Луны. Борис помогает ему выпрямиться. Валерий обнимает его за талию и кладет голову на грудь, они оба молча смотрят на лунную дорожку: кажется, что тысячи золотых осколков плывут по воде, рисуя путь, ведущий к Луне. — Красиво… — шепчет Валерий, глядя на воду. — Да. Валерий поднимает голову и понимает, что Борис смотрит не на небо, а на него. — Боря, я серьезно. — Я тоже. — Нет, правда. — Валерий берет Бориса за руку и опускает их ладони в воду, переплетая пальцы. — Это так красиво, будто что-то потустороннее, вроде чуда. — Он задумывается, правильно ли говорить сейчас об этом… может, и так. — Так вот что привело тебя ко мне, Боря, чудо? — тихо спрашивает Валерий. Мгновение между ними тишина: они все понимают. Борис целует Валерия в лоб, отдающий солью. — Чудо открыло мне путь, но пошел я по нему по своей воле, — говорит он, касаясь светящейся дорожки на поверхности воды. — Чтобы добраться ко мне? — Да. — О… и как? — Если ты собираешься спросить меня, стоило ли это делать, я тебя утоплю, — предупреждает Борис, и Валерий смущенно улыбается. — Ты злишься, потому что я никогда не говорил об этом? — спрашивает Борис, и в его голосе слышится неуверенность. — Нет-нет. Это нечто настолько сумасшедшее, что на твоем месте я бы тоже не знал, как сказать. — Валера… — Что? Он смотрит на Бориса снизу вверх: тот невероятно серьезен, как никогда раньше. — Я никогда не пытался обмануть тебя, чтобы ты в меня влюбился, поверь. Если бы ты хотел, чтобы мы остались друзьями, я бы это принял. Выбор всегда был в твоих руках, я просто хотел знать, что ты жив и безопасности, и… Валерий прерывает его, целуя так, чтобы Борис почувствовал всю его любовь, проводит рукой по его седым волосам. — Знаю, любовь моя, — успокаивает он Бориса, смотря на него совершенно спокойным взглядом. — Ты всегда был джентльменом. С другой стороны, это я отчаянно пытался дать тебе понять, что ты мне нравишься. — Вообще-то, ты был вполне красноречив, — шепчет Борис, вспоминая их первый поцелуй и все чувства Валерий, заключенные в неуклюжем прикосновении губ. — Ну, если бы это зависело от меня, мы бы оказались в постели во второй или третий раз, когда ты пришел ко мне домой. Борис поражен этим признанием. — Так рано? — Боря, у меня в альбоме был твой портрет! Я бы сказал, что это было довольно яркое объяснение того, что я чувствовал к тебе. — Хм… в любом случае, я рад, что мы не стали просто друзьями. В смысле, ты и правда мой лучший друг, но то, что у нас есть теперь, идеально. — Да, это прекрасно. — Так и есть. Внезапно улыбка Валерия гаснет, и он снова обнимает Бориса. — Я люблю тебя, люблю так сильно, что боюсь момента, когда это кончится, — признается он, вздрагивая, несмотря на жаркую ночь. — Если я правильно помню, ты не хотел говорить о смерти. — Ты прав, не хотел. Но это ведь неизбежно, не так ли? — Знаю, любовь моя. Борис закрывает глаза: Валерий прав, об этом надо обязательно подумать. Он уже знает, что когда это произойдет, тому, кто останется, будет очень тяжело, но Борис не хочет сдаваться идее, что со смертью все заканчивается навсегда. Если существуют такие сумасшедшие вещи, как машины времени и альтернативные временные шкалы, то он хочет верить, что путешествие может начаться снова, в другом времени и другом месте, как только закончится здесь. — Есть еще одно «после», — уверенно заявляет Борис. — Неужели такой атеист, как ты, верит в рай? — Нет, я говорю не про рай, а о том, что начнется снова после этой временной шкалы. — Ты действительно веришь в это или просто надеешься? Борис нежно гладит Валерия по затылку. — После того, что я пережил? Я уверен. И когда это случится, я приду и снова буду искать тебя, обещаю. — В следующий раз я смогу тебя найти. — Валерка, ты даже в Аяччо теряешься! — смеется Борис с веселым блеском в глазах. Валерий недовольно фыркает, но улыбается. — Нет, — продолжает Борис. — Оставайся на месте, я тебя найду. Просто… подожди меня. — Обещаю, — отвечает Валерий, поднимая руку, чтобы погладить Бориса по лицу, такому дорогому и родному. — Я буду ждать тебя всю жизнь, если понадобится. — За следующий раз. — За все следующие разы. Долгий поцелуй под Луной скрепляет их обещание.***
После свадебного путешествия они ездят не так уж много: несколько дней в Париже и на Сардинии, отпуск в Португалии и в Риме, которые вдохновляют Валерия на новые рисунки. Но самое больше счастье — это жить вместе в своем доме. Проходят годы. Прогулки по узким улочкам города, завтраки в саду с видом на море, фотографии, художественные выставки, телефонные разговоры с друзьями. Валерий не прекращает быть неряшливым, а Борис продолжает с этим бороться. Бездомные кошки, дремлющие под солнцем на подоконнике, поцелуи, переплетенные пальцы, объятия, долгие разговоры в постели. Жизнь.