Вена, 17 января 1992 года.
Борис чинит шкаф, когда слышит знакомый щелчок старого Валериного «Зенита». — Серьезно? — раздраженно спрашивает он. Валерий слишком много его фотографировал, когда они перебрались в Вену. — Да, — отвечает Валерий с широкой беззастенчивой улыбкой: долгие годы ему приходилось держать их отношения в тайне, не имея возможности сохранить хоть что-то, рисунки или фотографии. Теперь, когда они живут здесь, ему хочется наверстать упущенное. — Иди фотографируй кошек. Я не такая уж интересная модель, всего лишь чиню мебель. — Ну, вообще-то, я не могу взять на проявку фотографии, на которых мы вместе в постели. Борис качает головой и фыркает. — Положи эту камеру и помоги мне: держи дверь ровно, пока я завинчиваю петли. Вена дорогая, гораздо дороже Москвы, поэтому они смогли приобрести только небольшую мансардную квартиру, мебель, бывшую в употреблении и нуждающуюся в мелком ремонте. Однако здесь есть огромная печь из мыльного камня и прекрасный вид на город, в который Валерий влюбился с первого взгляда. Борис несколько раз открывает и закрывает дверь и удовлетворенно кивает: работа руками, которой он учился в детстве, дала свои плоды. Валерий тянет его за руку, заставляя сесть за стол, после чего ставит камеру и настраивает автоспуск. — Валерка! — У нас до сих пор нет общей фотографии в новой квартире! — Мы пробыли здесь меньше недели. Валерий садится рядом с Борисом и берет его за руку. — Посмотри в камеру. Но Борис смотрит только на Валерия: волосы на висках у него поседели, морщины стали глубже, но глаза все еще блестят, как и улыбка. И Борис действительно живет с ним вместе. Время от времени эта мысль буквально сбивает его с ног. — Люблю тебя, — медленно говорит Борис, и Валерий поворачивается, чтобы посмотреть на него с обожанием, и тут щелкает затвор. (На этой фотографии они не будут смотреть в объектив, а будут смотреть друг другу в глаза, улыбаясь и любя, и Валерий будет хранить этот снимок, как драгоценность). — Завтра у тебя первый рабочий день, — напоминает Борис за ужином. — Волнуешься? Валерий фыркает и слегка небрежно пожимает плечами, но видно, что он в восторге от перспектив на новой работе. Борис улыбается ему. — Пришло время отдать тебе это. Он встает, идет в спальню и приносит оттуда картонную коробку. — Это тебе. — Это подарок? Борис, тебе не стоило… — Просто открой. В коробке лежит синяя металлическая коробка для завтрака, с отпечатанными на ней маленькими обезьянками и пальмами. Валерий смеется, доставая ее — внутри что-то бренчит. — Ну, что-то вроде матрешки. Забавно, Борис. Валерий открывает крышку и замирает. Моргает медленно, будто не может поверить своим глазам, и сдавленно выдыхает. Внутри — маленькая темно-зеленая бархатная коробочка, похожая на шкатулку с драгоценностями. И понятно, какими драгоценностями. В глубине души Борис — романтический человек. — Боже, — хрипло произносит Валерий, не в силах сдержать дрожь в голосе. — Даже если это и не имеет законной ценности, то для меня все иначе. — Голос Бориса звучит неловкой лаской в тишине мансарды. — На самом деле это всегда было для меня официально, ты же знаешь, но с тех пор, как мы вместе приобрели дом, я хочу, чтобы мы жили честно. Валерий все еще молча смотрит на коробочку, его глаза блестят от волнения. Борис встает перед ним на одно колено и берет в руки коробочку, потому что он не только романтичен, но и старомоден. Борис выбрал два обручальных кольца из красного золота, потому что цвет напомнил ему о волосах Валерия. Внутри каждого выгравированы их инициалы, большего и не нужно. — Я могу? — спрашивает Борис, беря кольцо поменьше. Валерий протягивает ему дрожащую руку, и Борис надевает кольцо ему на палец. — Согласен, — шепчет Валерий, а затем берет второе кольцо и надевает Борису. — Согласен, — отвечает Борис. Валерий соскальзывает со стула, становится на колени и обхватывает Бориса за щеки, едва дыша. То, как сильно кончики пальцев впились ему в кожу, Борис понимает, насколько сильны его чувства. Затем Валерий укладывается головой ему на плечо, а Борис делает вид, что не чувствует слез радости на своей рубашке. — Ты хоть представляешь, как я счастлив с тобой? — Да. — Борис ладонью гладит кольцо Валерия. — И теперь, если тебе назначает симпатичную секретаршу, она будет знать, что ее уже опередили. Валерий издает дрожащий смешок. — Заткнись и отведи меня в постель. — Я думал, что у нас уже был медовый месяц, много раз, но если ты настаиваешь… Валерий гладит большим пальцем щеку Бориса, глядя на него с безграничной нежностью. — А ты разве не знаешь? Медовый месяц в моде всегда. Спустя несколько часов Борис смотрит на спящего Валерия: кольцо блестит на пальце, будто оно для этого и было создано. Он наклоняется и целует руку Валерия. — Ты тоже делаешь меня невероятно счастливым, Валера.***
Впрочем, повседневная жизнь для Бориса довольно скучна, отрицать это бесполезно. Его дни длинны и пусты, а болтовня вокруг — неразборчивая глупость. Он пытается выучить язык, но в шестьдесят пять нелегко даются новые начинания, как и адаптация к культуре и обществу, отличным от тех, в которых он вырос. Богатство вокруг слегка напрягает, как и поведение людей. Борис чувствует себя по-настоящему спокойным только тогда, когда находится дома, с Валерием, и может делать вид, что внешнего мира не существует. Однажды вечером Валерий приходит домой довольно хмурым. — Поругался с коллегами? — спрашивает Борис. — Что? Нет! У меня не настолько вздорный характер. Борис отворачивается к плите и молча приподнимает бровь. — Вовсе нет! — повторяет Валерий, закуривая сигарету. — Но есть аспекты работы, которые я недооценил. — Например? — Мы обязаны принимать участие в торжественных ужинах! Собирать средства, рассказывать о своей работе, развивать сотрудничество с другими организациями и бог знает, что еще. — И что такого? — честно говоря, Борис не понимает, почему Валерий так расстроен. — Ты когда-нибудь бывал на подобных мероприятиях? — Пару раз. — А я — ни разу! И выбрал эту работу не для того, чтобы развлекать предпринимателей и дурацких бизнесменов! Ах, вот, в чем проблема: Валерию придется говорить с незнакомыми людьми, которые вообще ничего не смыслят в ядерной физике. — А потом, держу пари, ужин будет в каком-нибудь шикарном месте, где на столе десятки столовых приборов. Кому, черт возьми, нужны сразу четыре вилки? — Ну, не все обладают твоим потрясающим талантом пить сок прямо из коробки. Валерий фыркает и кидается в Бориса тряпкой, которую тот ловит на лету. — Все будет нормально. Только не лезь в бутылку, не цапайся с теми, кто говорит что-то глупое. Э… вообще стараясь как можно меньше общаться с другими людьми, хорошо? — Пойдем со мной, — умоляет Валерий. — В приглашении написано, что я могу взять с собой одного. Борис задумчиво чешет бровь. — Валерий, я не думаю, что это хорошая идея. В Австрии гомосексуализм не под запретом, но это не означает, что он приветствуется: Борис заметил ледяные взгляды семьи по соседству, и он совершенно уверен, что они сказали детям не приближаться к новым жильцам. — Ты же знаешь, мне все равно, что говорят и думают другие! — восклицает Валерий, хватая его за руку, кольца задевают друг друга с приятным звоном. — Боря, пожалуйста! Не хочу быть один-одинешенек. Валерий выглядит таким убитым, будто готовится к смертной казни, а Борис уже давно понял, что не способен противостоять этому взгляду. К тому же, он знает, что волнение за Валерия испортит ему вечер. Кроме того, торжественный ужин — приятное отклонение от ежедневной рутины. — Хорошо, но костюмы выберу я. — Договорились! — Валерий тянется за поцелуем, отвлекая Бориса от готовки, и вечером они едят слегка подгоревшие бифштексы.***
— Ты последний раз выбираешь нам одежду! — кричит из спальни Валерий. Борис, который в это время причесывается в ванной, хохочет. — Почему это? — Ты выбрал мне рубашку с запонками, хотя несколько веков назад люди изобрели пуговицы. — Дай мне минуту, я помогу тебе. — Да, конечно, черт! Борис бросает последний взгляд в зеркало, удовлетворенно кивает и выходит. Для Валерия он взял напрокат светло-серый костюм-тройку, с голубой рубашкой и темно-синим галстуком под цвет его глаз, а не банальный черный классический смокинг и бабочку. Борис почти готов, ему нужно лишь надеть пиджак, а Валерий все еще сражается с запонками и галстуком, он даже жилет не надел. — Валерка, такси приедет через десять минут, поторопись. Он заканчивает застегивает рубашку Валерия, запонки, поправляет галстук, закрепляя его булавкой. Возможно, это излишне, так как Валерий будет еще и в жилете, но он обладает необыкновенной способностью мять одежду самыми неожиданными способами. — Вот, готово. Борис снимает с вешалки пиджак от смокинга и только застегнув почти все пуговицы понимает, что Валерий замолчал и смотрит на него с открытым ртом. — Что такое? Валерий облизывает губы, и его взгляд определенно становится заинтересованным. — Ты такой… я бы съел тебя прямо сейчас. Борис никогда не перестанет быть польщенным вниманием Валерия, даже если он не понимает, что в нем сейчас такого особенного. — Это просто я. — О нет, ты в смокинге! — Валерий подходит ближе и проводит кончиками пальцев по атласной рубашке Бориса, а затем цепляет подтяжки. — Теперь я знаю, что подарить тебе на Рождество. — Подарок для меня или все же для тебя? — Для нас обоих. — Валерий пытается прижаться к нему, но Борис уверенно отстраняет его от себя. — Только не сейчас! — Давай останемся дома, у меня есть много идей о том, как провести время… — Нет, мы не можем. — Было бы крайне невежливо не явиться на торжественный ужин, даже если предложения Валерия выглядело заманчивым. Валерий надувает губы, а Борис целует его в лоб, смеясь. — Веди себя хорошо следующие несколько часов, и я обещаю, что не сниму смокинг, когда мы вернемся домой. А теперь уймись, — говорит он, указывая на промежность Валерия. — Иначе это будет крайне неловкая поездка на такси. — Если хочешь помочь мне, то уйди в прихожую! — Валерий шутливо подталкивает его в гостиную и заканчивает одеваться, но выбросить из головы образ Бориса в смокинге сложно. Валерий вздыхает — это будет очень длинный вечер.***
Пока они стоят в очереди, чтобы сдать пальто в гардероб, Валерий оглядывает ресторан, уже заполненный людьми, и нервно трет ладони друг об друга. Борис берет его за локоть и тянет подальше от чужих глаз. — Валера, посмотри на меня. Ты должен успокоиться. — Тебе легко говорить, — вздыхает Валерий, качая головой. Борис элегантен и уверен в себе в любых обстоятельствах, он всегда знает, что сказать и как себя вести. Конечно, он не способен прочувствовать дискомфорт Валерия. Ладонь Бориса находит его руку и нежно переплетает их пальцы. — У тебя нет причин для волнения: ты ученый с престижной работой, умный, талантливый человек и, — он понижает голос до шепота, хотя вряд ли кто-то здесь знает русский язык, — ты невероятно сексуален в этом костюме. — Заткнись, — фыркает Валерий, глядя в сторону, но теперь он улыбается. Присутствие Бориса успокаивает его, он забывает о своем беспокойстве, умудряется побеседовать с двумя людьми за их столиком, хотя они не особо хорошо разбираются в ядерной энергетике. Через некоторое время Валерий все равно прекращает разговор, потому что он утомил его, и вязнет в своих мыслях, думая о докладе, который он пишет для агентства, о работе, которую нужно распланировать на ближайшие несколько недель, в то время как Борис на приличном французском беседует в ливанским бизнесменом. Они погружены в разговор об инфраструктуре, бюрократии и расходах, это знакомо Борису, он будто снова вернулся в Кремль за свой стол. — И только потому что у меня много денег, это не значит, что я хочу их тратить! — жалуется мужчина. — Конечно. Да, но, на мой взгляд, стоимость этого проекта выросла слишком сильно. — Знаю, — отвечает Борис, потягивая красное вино из бокала. — Когда деньги рассредоточены по тысячам блоков проекта, затраты увеличиваются, но, исходя из моего опыта, их можно сдержать. В таком амбициозном и большом проекте, как ваш, есть ненужные расходы. Предприниматель кажется заинтересованным. — Неужели? Борис кивает: он полжизни строил заводы и инфраструктуру, имя дело с ограниченными финансовыми ресурсами, он знает, о чем говорит. — Думаю, вы могли бы сократить расходы процентов на семь или даже восемь. — Если вы правда можете это сделать, то вы не бывший чиновник, а волшебник, Борис Евдокимович! — Вы серьезно? — Я никогда не шучу на такие серьезные темы. — Бизнесмен протягивает ему свою визитку. — Приходите ко мне в офис в следующую среду: если вам действительно удастся сдержать расходы на проект, мы могли бы начать сотрудничество: после распада Советского союза некоторые мои друзья и я хотели бы инвестировать в Россию, но ваша бюрократия — настоящий лабиринт, если можно так выразиться. — Только если у вас нет правильного компаса, — отвечает Борис. — Так ты счастлив, что у тебя теперь есть работа? — спрашивает Валерий, положив голову Борису на плечо. Они забрались в ванную вместе. Борис был прав, настаивая на том, чтобы пойти на ужин — он энергичный человек, и бездеятельность все это время мучила его. На обратном пути Борис рассказал Валерию о предложении бизнесмена, и было неясно, кто из них больше взволнован этой новостью. Может быть, Валерий, который действительно не дал Борису снять смокинг, организовав незабываемый минет у кухонного стола. Борис целует его в шею. — Это не работа, а просто финансовый совет. Может, это будет катастрофа. Он не хочет обманывать себя, но если все пойдет хорошо, о нем заговорят, и могут появиться другие люди, заинтересованные в его опыте. — Ерунда, все будет нормально, — отвечает Валерий, оборачиваясь и расплескивая воду. — Ты же бывший заместитель председателя, люди в очереди должны стоять за твоими советами. Борис свирепо смотрит на разлитую воду и рычит, зная, что убирать придется ему, но Валерий целует его в шею, обнимает, и злиться не получается. — Я просто поражен: теперь ты меня успокаиваешь! Смех разносится по всей ванной, и когда Борис гладит Валерия по спине, то думает, что он может успокаивать его, когда захочет. Познакомившись с бизнесменом и его коллегами, Борис понимает, что проект действительно сложный, и ему нужно больше времени, чтобы его изучить: ему удается организовать крошечное рабочее место между кухней и гостиной, со складным столом, калькулятором и печатной машинкой, мешающими Туманом и Ночью, заинтригованными новыми вещами. Это не его кабинет в Кремле, где Таня отвечает на звонки и печатает документы, но рядом с диваном — тапочки Валерия, забытая им папка на подоконнике, их чайные чашки в раковине. Борис никогда не откажется от того, что имеет сейчас. Он очень серьезно относится к своей работе, как и всегда, пишет отчет о сокращении расходов, и в итоге предприниматели очень довольны. Потом появляется второе задание, за ним — третье, и документы потихоньку накапливаются на складном столе. — Тебе стоит найти себе кабинет, — говорит ему однажды перед сном Валерий. Борис снимает очки, кладет их на прикроватную тумбочку рядом со счетами, которые просматривал, и потирает уставшие глаза. Валерий прав — бумаги буквально заполонили их маленькую квартиру. — Да, я скоро начну его искать. — И вот еще что. — Валерий возмущенно тычет пальцем в документы. — Держи все это подальше от спальни. Здесь ты только мой! — шепчет он, расстегивая пуговицы на пижаме Бориса, чтобы укусить его за ключицу. — Совершенно верно. — Ненавижу чувствовать себя брошенным. — Валерий выдвигает ящик прикроватной тумбочки. — Могу я как-нибудь загладить свою вину? — спрашивает Борис, бросая пижаму на пол. Валерий прикусывает губу. — Повернись. Борис подчиняется, закрывая глаза, когда Валерий подсовывает ему под живот подушку и подготавливает его. Валерий нечасто показывает эту доминирующую сторону себя, но он невероятно сексуален, когда становится таким. «Надо почаще делать вид, что я им пренебрегаю», — думает Борис, когда Валерий с прерывистым всхлипом толкается в него.***
Борис находит себе офис, его своеобразный бизнес расширяется, появляются даже поездки за границу. Однако он всегда аккуратно поддерживает баланс между работой и личной жизнью: не хочет переусердствовать, он работает не для того, чтобы жить, а чтобы просто не скучать. Поэтому работа всегда на втором плане, а жизнь с Валерием — на первом. Борис никогда не отказывается от выходных, отпуска или даже ужина с Валерием из-за работы. В Вене они проводят счастливые годы, но порой им и здесь приходится нелегко. Это такой же день, как и многие предыдущие. Борис собирается встретиться с клиентом, шагая по улице в быстром темпе, но вдруг чувствует, что ноги стали тяжелыми, как свинец, он не может сделать и шагу. Устал, будто взобрался на гору. Борис даже испугаться не успел, просто слегка озадачен, но потом боль внезапно взрывается в груди. «Черт побери, — думает он, падая на землю. Пара мальчишек тут же бросаются ему на помощь. — Валерий будет в ужасе». Звонит телефон, и Валерию приходится перелезть через груду книг, чтобы добраться до него: пора уже прибраться в кабинете, даже уборщица отказалась разгребать этот хаос. — Алло? — Здравствуйте, вы… профессор Валерий Легасов? — спрашивает спокойный, профессиональный женский голос. — Да, с кем я говорю? — Больница Сестер Милосердия Рида. Вы знакомы с Борисом Щербиной? У Валерия подкашиваются ноги от накатившей на него волны ужаса. — Борис! Что с ним?! — Мы нашли ваш номер в бумажнике мистера Щербины. Вы родственник? — Скажите, что случилось?! — кричит Валерий, колотя кулаком по столу. — Пожалуйста, успокойтесь: мы можем сообщить всю информацию родственнику, но ваш номер — единственный… — Нет никаких родственников, есть только я, я и Борис! Расскажите, что случилось, пожалуйста! Женщина прикрывает трубку и разговаривает с кем-то еще. — Не смейте меня игнорировать, мать твою! — Валерий орет так громко, что на шум сбегаются коллеги. — Мне очень жаль, но если вы не родственник, то я не могу… — П-подождите, у меня есть документ… — искра здравого смысла пробивается сквозь панику Валерия. — Вы хотите сказать, что являетесь его законным опекуном? — Не знаю, может быть… я так думаю. — Давайте так, привозите документ, и мы посмотрим. Запишите адрес больницы. Валерий быстро калякает несколько строк и вылетает из кабинета, не обращая внимания на вопросы и удивленные взгляды коллег. Поймав такси, он пулей несется домой. В голове у Валерия лишь одно слово — скачет в голове, как мячик из пейнтбольного автомата — «Борис-борис-борис», и когда такси резко тормозит перед зданием, Валерий чуть не врезается носом в спинку переднего сиденья. — Сэр? Сэр, мы на месте. — А? — ошеломленно выдыхает Валерий. — Я говорю, что мы на месте. Вы в порядке? «Да, ты в порядке, идиот, ты нужен Борису, шевелись! Быстрее!», — упрекает Валерий сам себя. Он поджимает губы и кивает таксисту. — Да, но не уезжайте, подождите меня здесь. Бросив таксисту несколько купюр, Валерий бежит в квартиру, выгребает все бумаги из шкафа в гостиной, лихорадочно ища синюю папку. Он находит ее быстро, потому что Борис тщательно оберегает ее и запрещает Валерию совать туда нос. Обычно это веселило его, но теперь он может лишь только тяжело дышать. В бумажнике Бориса лежит номер Валерия, а здесь, дома, папка, в которой лежит завещание Бориса, а также документ, в котором написано, что Валерий — законный опекун Бориса в случае, если с ним что-то произойдет. Борис позаботился об этом через несколько месяцев после приезда в Вену и заставил Валерия подписать документы, объяснив, что они могут понадобиться для экстренной медицинской помощи. Поскольку они не женаты, то в глазах закона они просто два человека, живущих вместе. Борис получил тяжелый урок, когда в восемьдесят шестом Валерий заболел пневмонией, поэтому теперь, в Вене, он продумал любые случайности, которые могут произойти, даже самые неприятные, в то время как Валерий вообще не хотел иметь с этим никакого дела. Сжав синюю папку, он бежит обратно к такси. — Отвезите меня в больницу Сестер Милосердия Рида, — командует он. В больнице главный врач проверяет документ, который ему принес Валерий, и наконец объяснят, что произошло. Борис упал на улице и до сих пор не пришел в себя. Обследование показало, что у него закупорка коронарной артерии, нужна операция. — Однако для проведения операции нам необходимо согласие члена семьи или опекуна, как в вашем случае, — говорит врач, кладя перед Валерием бланк. — Это опасно? — Может, ему понадобится коронарное шунтирование, может, будет достаточно стента. Мы сможем выбрать план операции только после детального обследования. Пациенту едва исполнилось семьдесят, так что шансы на то, что он поправится, весьма высоки. Но операции на сердце всегда несут определенный риск. Это страшные слова, но Борису нужно, чтобы Валерий решил за него. Глубоко вздохнув, он подписывает согласие на операцию. Медсестра протягивает ему бумажный пакет с одеждой и личными вещами Бориса, а потом, приподняв бровь, вкладывает ему в руку обручальное кольцо, но Валерий никак это не комментирует. Ему все равно, что думают другие люди: они ничего не знают о них, об их истории и любви. Теперь, когда Бориса вот-вот заберут в операционную, Валерию просто хочется, чтобы время шло быстрее, чтобы Борис открыл глаза, улыбнулся и сказал, что все в порядке. Ему говорят, что он не может ждать в реанимации и советуют ехать домой: ему сообщат, когда операция закончится, но Валерий отказывается и решает остаться в приемном покое реанимации: никто не посмеет увезти его из больницы, от Бориса. Наступает вечер, потом ночь. В приемный покой приходят и уходят люди, обычно живущие не так уж хорошо: бродяги, ищущие укрытия от холода, избитый в драке человек, орущие пьяницы, неугомонные наркоманы в поисках дозы метадона. Валерий смотрит на них, но не видит толком ничего, что его окружает. Он неподвижно сидит на стуле в углу, одетый в слишком легкую для этого времени куртку; он с утра ничего не ел, но голода не чувствует и даже не мерзнет. Весь спектр чувств практически обезболил его. В пять утра его зовет медсестра. — Если хотите, пойдемте со мной, хирург объяснит вам, как прошла операция. Валерий встает, шатаясь от длительного сидения на одном месте и голода. А еще — от страха. — Борис… — Операция прошла успешно, — успокаивает его медсестра. Валерий прислоняется к стене, позволяя себе расслабиться под чувством облегчения, а затем следует за медсестрой. Закупорка коронарной артерии оказалась менее тяжелой, чем ожидалось, объясняет хирург, ее удалось восстановить с помощью стента, пациента экстубировали, результатами операции врачи довольны, как и послеоперационным курсом. Однако лицо у врача серьезное, Валерий чувствует «но», витающее в воздухе. Он несколько раз открывает и закрывает рот, потом встает и спрашивает: — Что еще? — Он пока не пришел в сознание. Но тревожиться не стоит, — говорит врач, успокаивающе поднимая руку. — У некоторых пациентов это занимает больше времени, чем у других. Но по выражению лица врача Валерий понимает, что Борис не приходит в себя слишком долго. Будто не хочет. — Можно мне его увидеть? — Только на несколько минут. Они заставляют его вымыть руки, надеть перчатки, шапочку и бахилы, прежде чем впустить в отделение интенсивной терапии: тишина там почти нереальная, медсестры, кажется, ходят на цыпочках, и самый громкий звук — шум аппаратов. — У него здесь повода и хирургический дренаж, — говорит сопровождающая Валерия женщина. — Не пугайтесь, так и должно быть. Но Валерий пугается просто смертельно, потому что Борис обычно энергичен, громок и полон жизни — полная противоположность человеку, лежащему на больничной койке. — Привет… — шепчет Валерий. — Это я, я здесь. Глупо, но его взгляд тут же мечется к монитору, надеясь увидеть внезапное изменение частоты сердцебиения или дыхания, но ничего не происходит. — Врачи говорят, что ты не хочешь просыпаться. Это месть за мою пневмонию? Потому что я тебя тогда напугал? Борис по-прежнему неподвижен. — Помнишь, несколько дней назад я сказал, что было бы неплохо отдохнуть от работы и поехать в отпуск? Но я совсем не это имел в виду… — Валерий пытается говорить спокойно, но на последнем слове голос срывается. Валерий устал, напуган и чувствует, что вот-вот развалится на части. — Почему ты не просыпаешься? Медсестра попросила его не трогать больного, поэтому Валерий прислоняется к перилам кровати и крепко сжимает их. — Боря, хочешь секрет? Я знаю, откуда ты пришел и как попал сюда. Ты не помнишь? Ты сам рассказал мне об этом в тот вечер, когда я напился после Вены. Похмелье заставило меня забыть об этом, но со временем я начал вспоминать некоторые фрагменты того, что ты мне рассказывал. Сначала я не верил, да и как я мог? Я думал, что это из-за выпитой водки, но несколько лет назад мне приснился странный сон, и после этого я стал вспоминать все более отчетливо. Не все, но самое главное: что ты родом из места, где произошла страшная авария на Чернобыльской АЭС, что ты не смог смириться с моей смертью, и когда появился шанс встретиться со мной снова, ты ухватился за него, даже не зная, сработает это или нет. Потом, когда мы поссорились, когда я сказал, что хочу умереть раньше тебя, ты не кричал мне оскорблений, как я сказал потом, ты кричал, что видел, как я умираю; именно тогда я понял, что ты сказал мне правду. И знаешь что? Я тебе верю. Не знаю, как это возможно с научной точки зрения, но я верю тебе. Может быть, теперь ты удивишься, почему я никогда не говорил тебе об этом. Ну, это потому, что мне все равно, с другой ты Москвы или с Марса, я знаю лишь то, что ты искал меня, нашел, и любишь, и я тебя люблю, так что… так что теперь я не позволю тебе уйти, особенно после того, как ты прошел весь этот путь. Нет, ты должен остаться, потому что я без тебя пропаду, Боря, совсем пропаду, понимаешь? Я плиту забываю выключить, счета оплатить тоже… я не могу представить, что тебя не будет рядом. Вернись ко мне, пожалуйста… Борис в очень хорошем месте, и здесь так спокойно, что он может остановиться и отдохнуть какое-то время. А, может, и навсегда. Он устал, а идея очень заманчивая. Но есть голос, который пробивается через тишину, окружающую его, голос зовущий, сладкий и знакомый. Как дом. — Вернись ко мне, пожалуйста. Кто же это? — Боря… Ах, да, это Валера. — Я люблю тебя. Он не может оставаться здесь, как бы хорошо ни было, его Валера ждет. Медсестра заглядывает в палату. — Вам пора. Вернетесь завтра. Валерий бросает отчаянный взгляд на монитор и, не видя изменений, опускает голову, идя к двери, но грубый, как наждачная бумага голос, останавливает его. — Пусть останется. — Борис! Борис смотрит на него своими серыми глазами, слабо улыбаясь, лицо у него усталое, но он умудряется протянуть руку. — Пусть останется, — повторяет он. Валерий почти падает на колени у кровати и крепко стискивает его пальцы. — Ты так сильно меня напугал, Боря! — всхлипывает он. — Зачем ты решил так заболеть? Борису больно практически везде, поэтому он старается не смеяться, только хуже станет. — Прости меня, — бормочет Борис. Он уже стал экспертом по извинениям за вещи, в которых нет его вины.***
Восстановление Бориса, по мнению врачей, проходит вполне успешно, и уже через несколько дней он может вставать и ходить. Как он и говорил много лет назад, пациент из него ужасный, раздражительный и несговорчивый; Борис ненавидит все: лекарства, медсестер, которые заставляют его пить бульон, больничный халат, из-за которого он практически голый, дурацкие трубки, торчащие из тела. Кроме того, после выписки домой Борису сразу нельзя, потому что ему нужно лечь на некоторое время в кардиопульмональную реабилитационную клинику за пределами Вены. Валерию дома тяжело без Бориса, ему еще предстоит преодолеть страх, что он почти потерял его. Он старается этого не показывать, но при любой возможности навещает Бориса. Однажды Валерий обнаруживает его на скамейке в саду клиники — Борис мрачный, сидит, скрестив руки на груди. Валерий бежит к нему в ужасе. — Борис, в чем дело? Тебе плохо? — А? Нет, нет. — Борис гладит его по руке, чтобы успокоить. — Я сегодня разговаривал со своим кардиологом. — И? — Он сказал, что мне стоит придерживаться большее здорового образа жизни. Я должен больше ходить, избегать жирной пищи, и самое главное — никакого алкоголя. — Лицо Бориса становится еще более мрачным. Валерий закатывает глаза. — И все? Ты меня напугал! — Это не только меня касается. — Не веди себя так, будто это конец света, — упрекает его Валерий. — Есть вещи и похуже. Борис снова ворчит, тяжело вздыхает, а потом пожимает плечами. — Кажется, мне остается только принять это, ведь это для моего же блага. Но ты мог бы дать мне пожаловаться хотя бы! Валерий хорошо знает, что некоторые их привычки вредны для здоровья, но еще он понимает, как трудно Борису внезапно изменить свой образ жизни и отказаться от алкоголя. Пачка сигарет в кармане Валерия внезапно кажется тяжелой, как камень, поэтому он швыряет ее в мусорное ведро. Борис смотрит на него, как на сумасшедшего. — Мы сделаем это вместе. Здоровый образ жизни для нас обоих! Борис фыркает и качает головой. — Ты и дня без сигарет не протянешь, к вечеру будешь в истерике. — Я справлюсь, — упрямо настаивает Валерий. — Если ты больше не будешь пить, я брошу курить. — Он протягивает Борису руку, помогая встать, а затем обнимает его. — В болезни и здравии. Это ведь так работает, правда? Борис гладит Валерия по затылку. — Я так думаю, но говоря о брачных клятвах. — Он наклоняет голову, касаясь губами уха Валерия. — Есть и другие, которые я намерен почтить, когда вернусь домой. Валерий наконец смеется. Борис не видел его смеющимся с тех пор, как угодил в больницу. — Хм, ты что смеешься? Я уверяю, что когда мы будем в постели, ты смеяться не будешь. Валерий кладет голову Борису на грудь. — Я на это рассчитываю. Он не привык спать один, без уютного тепла Бориса рядом, и дождаться не может, когда этот ужасный период пройдет, и Борис вернется домой.***
Наконец Бориса выписывают, с кучей таблеток и рекомендаций врачей. Оказавшись дома, Борис настаивает на том, чтобы самому отнести чемодан наверх в квартиру, хотя Валерий и пытается его остановить. — Ты уже не ребенок, Борис, перестань! — Обратное пока не доказано! Это ты тут дышишь еле-еле, а у тебя и чемодана нет. — Какой же ты упрямый! — ворчит Валерий, закрывая за собой дверь. Борис бросает чемодан на пол и толкает Валерия к двери, целуя его в мочку уха. — Ты только теперь это понял? Валерий цепляется за его плечи и закрывает глаза, не переставая жаловаться: — Ты невозможен! Борис целует его надутые губы. — Ты выглядишь более суетливым, чем обычно, держу пари, это потому, что ты бросил курить. Интересно, смогу ли я сделать что-нибудь, чтобы тебя отвлечь. — Борис толкает его коленом между ног, и жалобы Валерия превращаются в стон, полный желания. Но затем Борис резко отстраняется, игнорируя его возмущенный взгляд. — Раздевайся, — командует он, садясь в кресло и развязывая галстук. Валерий снимает одежду, и оказывается у Бориса между ног, обнаженный и возбужденный. Борис все еще в костюме и даже не собирается раздеваться. Контраст между бледной и веснушчатой кожей Валерия и его темным костюмом невероятно эротичен. Борис гладит Валерия по бедрам, проводит пальцами по бокам, а потом неожиданно хватает и заставляет сесть сверху. Валерий стонет, когда его кожа касается жесткой ткани костюма. — Я часто думал о тебе, когда был в клинике, — шепчет Борис, прослеживая его позвоночник. Валерий закрывает глаза и вздрагивает, откидывая голову назад и подставляя свою шею. — Думал о твоем запахе. — Борис наклоняется, чтобы поцеловать его ключицы. — О вкусе твоей кожи. — Он предательски обхватывает губами сосок, заставляя Валерия застонать. — Хм, да, и о твоем голосе тоже. Валерий возится с молнией на его брюках, пытаясь высвободить его вставший член, но Борис отмахивается от его рук. — Разве я сказал, что сегодня вечером ты главный? — хрипло спрашивает он. Валерий вздрагивает и качает головой. — Конечно, нет! — Борис кладет два пальца ему в рот. — Давай. Валерий повинуется, облизывая пальцы и смачивая их слюной; Борис опускает руку, касается его ягодиц, массирует вокруг ануса, не проникая внутрь, а влажный от смазки член Валерия пачкает его галстук и рубашку. — Ты хочешь меня, даже если я невозможный украинец? — Борис… — предупреждающе шипит Валерий, сжимая его плечи. Но Борис не собирается прекращать его дразнить. — Ты же сам сказал, что я не ребенок уже, так, может, и не надо… В этот момент Валерий сам перехватывает его руку и вставляет в себя пальцы. Борис наконец решает сжалиться над ним, помогает, растягивая, продолжая целовать все, до чего только может дотянуться. — Ты готов? — Да, да, пожалуйста… Борис берет Валерия за руку, размашисто лижет его ладонь, а затем кладет ее себе на член; закрывает глаза и удовлетворенно вздыхает, когда Валерия проводит по стволу вверх-вниз, откидывает голову и медленно опускается сверху. Борис хватает его за бедра и не двигается, отчего Валерий все больше распаляется, обнимает его за шею и начинает умолять: — Боря, пожалуйста… Мне нужно… Борис придерживает руками его ягодицы, позволяя Валерию объезжать себя, но стоит ему попытаться снова протиснуть руку между ними, Борис снова отбрасывает ее, стягивает галстук и оплетает Валерию член, скользя тканью по горячей коже. Валерий вздрагивает от неожиданности шелкового прикосновения, пряча вскрик у Бориса в шее. — О… еще… — умоляет он, и Борис снова обвивает ленту вокруг его члена, на этот раз туже, уравновешивая удовольствие и боль. Валерий двигается все быстрее и быстрее, почти обезумев от наслаждения, и когда галстук Бориса скользит по его мошонке в чувственной ласке, а затем крепко сдавливает их, Валерий выгибает спину и кончает, увлекая Бориса следом за собой. Борис откидывается на спинку кресла, и Валерий валится на него, прижимаясь к шее губами, совершенно пьяный от эндорфинов. — Я не жалуюсь, но как это пришло тебе в голову? — спрашивает Валерий, держа испачканный галстук. Спасти его уже нельзя, но оно того стоило. — Я же сказал, что часто думал о тебе, когда был в клинике. — Хм… у тебя есть еще идеи? — Дай мне несколько часов, и я тебе покажу. На следующее утро Валерий просыпается, слыша, как Борис разговаривает с кем-то по телефону, и вздыхает: он уже занялся работой. Раньше, много лет назад, Валерий бы первым обрадовался тому, что Борису есть чем заняться, но теперь возможно, что он поменяет свое мнение: он не боится, что у Бориса будет еще один приступ (врачи уверяли, что они полностью устранили коронарный дефект), но Валерий чувствует, что завидует человеку, разговаривающему с Борисом, потому что он отнимает время у них. Он встает и смотрит на Бориса с порога спальни. Ему все равно, пусть это глупо и по-детски, он хочет, чтобы Борис был только его. Когда Борис замечает его, он не прекращает разговор, но протягивает руку, прося войти. Он укладывается головой ему на живот, а Валерий ерошит ему волосы. Валерий хотел бы остаться так на весь день, но, к сожалению, его тоже ждет работа.***
Через несколько месяцев Валерий открывает глаза и вздыхает: этим утром его встречают большие белые хлопья, которые кружатся за окном. Это первый снегопад: скоро Вена вся станет белой, похолодает. Эта мысль не вызывает у Валерия улыбки: кажется, что им обоим становится холодно. Он уже некоторое время думал об этом, наряду с другими важными вещами. Борис тычет пальцем ему в спину. — Опоздаешь ведь. — Не хочу я вставать, — ворчит Валерий, зарываясь под одеяло, но Борис мешает ему, оттаскивает одеяло, чтобы заглянуть в глаза. — В чем дело? — Ни в чем. — Валера. — Ладно, если ты правда хочешь знать, я подумываю бросить свою работу. — Если ты решил сделать это потому, что считаешь меня стариком, которому нужна сиделка, я… — Нет, не поэтому. Но сейчас, когда я торчу в своем кабинете, я только и могу думать, что мы не проводим время вместе. Ты сам сказал, Борис, у нас осталось не так уж много лет, и я не хочу тратить их впустую. Я все еще люблю тебя и ужасно эгоистичен. И не хочу делить тебя со своей или твоей работой. — Понимаю. — Борис гладит Валерия по щеке, обдумывая его слова. Он не лжет: его работа консультантом была хорошим развлечением в течение нескольких лет. Но теперь, когда он торчит на работе, то скучает по Валерию гораздо больше, чем раньше. И перспектива поездок за границу и кучи клиентов, совсем не привлекает. Даже если в этой временной шкале они не получили смертного приговора из-за радиации, время в любом измерении течет без остановки. И они стареют. Это факт. — Борис? — М? — А ты никогда не думал, что мы могли бы поступить иначе? Может, покинув СССР сразу после нашей встречи, мы могли бы уехать куда-нибудь… — Нет, — уверенно отвечает Борис, целуя потрясенного Валерия. — Проводить с тобой каждую минуту было бы чудесно, но разве ты смог бы жить без своих экспериментов, конференций и публикаций в журналах, которыми занимался последние одиннадцать лет? Валерий старательно обдумывает это, играя с воротником пижамы Бориса, а потом мотает головой: его научные изыскания были важной частью его жизни, сначала в Москве, а потом в Вене. И Валерий гордится тем, чего достиг. — Вот видишь! Это было не самое подходящее время для нас обоих. — А теперь? — Вероятно, пришло время использовать наши пенсионные накопления, — признает Борис. — Если ли какое-то конкретное место, где ты хотел бы жить? — Я не говорил о переезде. Борис усмехается и снова целует его. — Одиннадцать лет, помнишь? Я знаю тебя, Валера, и вижу, когда здесь какая-то важная мысль, — он касается лба Валерия, — пытается вырваться наружу. — Вена прекрасна, но зима здесь долгая и действительно холодная. Один коллега рассказывал мне чудеса про Корсику, где живет его дядя: там солнечно, хороший климат, нет влажности, и это тихое место. — Корсика? — Борис недоверчиво смотрит на него, а потом закрывает глаза. Жизнь — это колесо, не правда ли? — Да, а что? Если тебе не нравится, рассмотрим другие места… — Нет-нет, Корсика — это прекрасно. Начиная с завтрашнего дня я займусь поисками недвижимости там. — О, у тебя на сегодня есть дела? — Поскольку на работу ты не собираешься, то да, — отвечает Борис, закидывая ногу на Валерия, заставляя тем самым его рассмеяться, пока он не затыкает ему рот поцелуем.