Отвергая рассудок

      Гермиона вздрогнула и распахнула глаза. В её комнате кто-то был.       Она нутром ощущала чужой взгляд, пробирающий её даже сквозь плотную, густую темень летней ночи. И страх. Она чувствовала, как он тисками сжимает тело, скручивает внутренности, пробирается в голову. Это было иррационально. Ей же нечего бояться. Она в Норе, в бывшей комнате Перси с выходящим во двор окном. Пожиратели уже год как сидят в Азкабане, а Волдеморт казнён через поцелуй дементора. Всё было хорошо. Всё должно быть хорошо. Тогда откуда взялся страх? Почему он, как хищник, подбирается к ней всё ближе и ближе, заставляя её тело цепенеть, а кожу — покрываться мурашками?       — Кто здесь?       Гермиона всё-таки села в кровати и долго вглядывалась в непрозрачную, словно воды Чёрного озера, мглу. Лунный свет, обычно так приятно окрашивающий эту небольшую комнатку, сегодня, как назло, отправился путешествовать по другим стенам Норы.       — Кто здесь? — повторила Гермиона.       Ответа не было, а тишина вновь залила помещение, отдаваясь в ушах тонким призрачным звоном. Гермиона слышала только лишь собственное дыхание — частое, прерывистое и слегка хриплое после того, как она днём кричала на слишком уж расшалившихся во дворе лучших друзей.       Вернув голову обратно на подушку и устроившись поудобнее, Гермиона решила, что во всём виноваты старые фантомы, до сих пор преследующие её после битвы в Отделе Тайн. Даже тот факт, что всё закончилось благополучно, и авроры смогли числом задавить Пожирателей смерти и даже самого Волдеморта, не отменял того ужаса, который время от времени поднимал голову в её душе. Ужаса, который до самых основ пробрал Гермиону в тот миг, когда перед стайкой подростков внезапно выросли фигуры безжалостных убийц.       Списав паническую атаку на отголоски прошлого, Гермиона прикрыла глаза, собираясь вновь погрузить уставшее после длинного дня тело в благодатный сон. Её тело расслабилось, а встревоженное выражение лица сменилось лёгкой улыбкой.       Морфей уже почти укутал её невесомой вуалью неги и красочных образов, как вдруг одеяло было самым бесцеремонным образом сорвано, а чужая ладонь накрыла раскрытые во вскрике удивления губы. Над ней нависло тело — мужское, незнакомое. Нависло и опустилось, всем своим весом прижимая к кровати и коленом раздвигая ноги.       Гермиона попыталась закричать, когда её шею опалило свежее дыхание. Она не собиралась благодарить насильника, за то, что он почистил зубы, перед тем как побеспокоить её сон своими грязными домогательствами, а потому сопротивлялась изо всех сил. Она пыталась столкнуть с себя чужое тело или хотя бы ударить его, но всё было тщетно — незнакомец был гораздо сильнее её.       Крик застрял где-то в горле — невербальное заклинание немоты лишило её малейшей возможности позвать на помощь, и поэтому тишину спальни нарушало лишь сдавленное пыхтение борющихся на кровати людей.       Гермиона не могла поверить, что кто-то из обитателей Норы осмелился на подобный поступок по отношению к ней. Она пыталась не искать ответа на вопрос: кто? Любой ответ на него был бы абсурдным в принципе, из чего следовало, что это был чужак. Возможно даже кто-то из доведённых до отчаяния окончательной гибелью своего господина Пожирателей.       Он пробрался в Нору, и возможно даже не один. Ещё неизвестно, что случилось с остальными чересчур расслабившимися домочадцами. Что случилось с Гарри? Его могли уже убить. Что случилось с Джинни? Её могли уже точно так же изнасиловать.       Гермиона стиснула зубы и решила, что попытается убить его. Убить за то, что он только посмел ворваться к мирно спящим Уизли и их гостям.       В бедро уперлось что-то твёрдое и крупное, но Гермиона даже мысленно отказывалась называть этот предмет так, как он обзывался на самом деле.       «Отпусти меня, скотина!» — кричала она про себя, выражая несогласие каждой клеточкой своего отчаянно вырывающегося из крепкой хватки тела.       Она старалась укусить преступника и ударить его рукой или коленом, но он ловко изворачивался и, кажется, ухмылялся при этом, распаляя Гермиону ещё больше. Она царапала чужую спину, пытаясь добраться до лица, выгибалась, пытаясь сбросить тело, дёргала ногами. Всё было тщетно.       Внезапно руки попали в плен сильных пальцев и оказались за её головой. Это было невозможно! Нет! Она отчаянно старалась вырвать их, пока…       Поздно. Магические путы обвили запястья и притянули к стальной спинке узкой кровати.       Насильник всё ещё удерживал её руки, проверяя крепость привязи, и Гермиона умудрилась боднуть его в лоб. Послышался стон боли, но злорадно усмехнуться она не успела. Щёку опалила пощёчина, следом за которой по саднящей коже прошёлся влажный язык, словно стараясь слизать ожог.       — Ой, прости! Но мне ведь тоже больно, — повинился невероятно знакомый голос.       Гермиона замерла, не в силах поверить в услышанное. Наверняка это кто-то другой! Под оборотным зельем! Этого не могло быть, потому что просто не могло быть!       — Да ты не бойся так. Это же я, Гарри. Просто Гарри, — усмехнулся он и попытался поцеловать Гермиону.        Гнев огненным шаром взорвался в её душе, и зубы тут же надкусили прижавшиеся в нежном касании губы.       «Какого черта, Гарри?!» — хотела было закричать она, но не смогла даже застонать.       Происходящее просто не укладывалось в голове. Поверить в то, что лучший друг, скромный Мальчик-который-выжил, способен связать девушку, заставить молчать и подвергнуть самому унизительному акту было решительно невозможно. Но это был он.       Сквозь обуревающие её страх и гнев Гермиона наконец-то уловила знакомый аромат, жесты и черты лица. Именно его руки шарили под её длинной ночной рубашкой, именно его колени раздвигали дёргающиеся в сопротивлении ноги и именно его губы несмотря на боль и кровь продолжали терзать её рот. Это был Гарри.       «Зачем?! — кричала она мысленно. — Что происходит?!»       Проклятие? Империо? Оборотное? Что угодно, только бы не думать о том, что он сам, по собственной воле, решил таким образом лишить лучшую подругу невинности.       Пальцы его рук добрались до её грудей, нащупали соски и начали пощипывать и покручивать их, заставляя Гермиону дёргаться ещё сильнее, ещё отчаяннее, лишь бы оказаться от него подальше. Но Гарри каждый раз ловил ускользающие горошинки и в предвкушении постанывал прямо в её рот. В рот, в котором уже давно обосновался его язык, в полной мере имитируя грядущий акт. В том, что он случится, Гермиона уже не сомневалась, ощущая твёрдый ствол его члена, недвусмысленно упирающегося ей между ног. И лишь преграда из пары-тройки слоёв ткани была её защитой. На редкость бесполезной, по правде говоря, защитой.       — Знаешь, так странно видеть, как ты молчишь, — насмешливо хмыкнул Гарри, вглядываясь в её заплаканные, разъярённые глаза.       На миг её взгляд стал умоляющим, но он только покачал головой и бесцеремонно задрал голубую в мелкий цветочек ночнушку выше головы, оставляя её болтаться на связанных руках. Теперь Гермиона осталась перед ним в одних лишь белоснежных трусиках.       В этот момент в комнату проник первый лучик того самого загулявшего неизвестно где лунного света, и Гермиона заплакала ещё горше. Теперь даже ночная тьма не скроет её позора, как напоказ выставив всё её тело его грязному, похотливому взгляду. Она старалась как-то сжаться, прикрыться, но добилась лишь того, что он хорошо рассмотрел её почти со всех сторон и ракурсов.       Замерев, Гермиона кинула на Гарри обречённый и ненавидящий взгляд, но тому всё было нипочём. Его на удивление крепкая, местами мускулистая фигура выделялась на светлом фоне, словно вырезанная из чёрной бумаги. Выражение лица было не разглядеть, но Гермиона шестым чувством ощущала, как он скользил взглядом по изящным изгибам бёдер, переходящим в тонкую талию и плоский животик. Смотрел на небольшую белую грудь с опухшими от грубых ласк сосками. Смотрел на её истерзанные его поцелуями губы.       — И когда ты молчишь, то становишься нереально красивой, — восхищённо выдохнул он, поудобнее усаживаясь на плотно сведённых ногах Гермионы.       Гермиона даже задохнулась от такого высказывания, но Гарри не обращал ни малейшего внимания на её обиду и злость. Он просто сидел, с лёгкой улыбкой поглаживая её живот и бёдра, изредка касаясь самого краешка белых хлопковых трусиков.       Падение было неизбежно, и они оба знали это.       — Не смотри на меня так. Я всё равно сделаю это, — чуть охрипшим голосом сообщил он. — Сегодня будет быстро, но завтра я останусь на подольше.       «Что?!» — мысленно завопила Гермиона. Он, что же, рассчитывает, будто она будет добровольно раздвигать перед ним ноги?       Она снова начала извиваться, но Гарри вдруг нагнулся и всосал в себя горошинку соска. Гермиона дёрнулась, словно пронизанная электрическим током, а руки его тем временем уже стянули с неё последнюю преграду.       — Мерлин, как же у тебя тут гладко! — восхищённо заметил он, поглаживая её лобок и слегка касаясь розовых губок. — Всегда так оставляй!       Чувствуя его пальцы между своих ног, Гермиона бесшумно захныкала от страха. Не так она мечтала лишиться девственности, совсем не так! Ужасающая неизбежность грядущего насилия лишала её последних сил на сопротивление, чем не замедлил воспользоваться Гарри. Он мигом стянул с себя пижамные штаны — свою единственную одежду — и силой развёл её ноги в стороны.       Гермиона начала задыхаться. Тяжесть его тела была невыносимой, а от его запаха — такого привычного и ранее любимого — стало подташнивать. Ей хотелось укусить его, дёрнуть за волосы. Нет! Выдернуть все волосы. Ударить, вырвать сердце точно так же, как он вырывал её. Но что бы она ни делала, Гарри только усмехался.       Его рука нажала на челюсть, заставляя её рот раскрыться и принять в себя настойчивый, грубый язык, тогда как не менее настойчивый член нетерпеливо тёрся о её нижние губки.       — Прости, сейчас будет больно, — повинился он перед тем, как бархатная головка члена уперлась в нежные розовые створки и медленно двинулась вперёд, раздвигая их в стороны.       «Я не хочу больно! Я не хочу тебя! — вопила мысленно Гермиона — Не так!»       Гарри замер, когда крупная головка его члена полностью оказалась внутри.       «Больно!» — из её глаз новым потоком хлынули слёзы страха и отчаяния.       — Как же классно! — стонал Гарри, упершись лбом в её плечо — Так тесно, так нежно и горячо. Знал бы, давно бы уже…       Больше он говорить не смог. Член упёрся в тонкую преграду, на мгновение замер и мощным рывком прорвал её.       Гермиона резко втянула ртом воздух и выгнулась от боли, острой, как клинок, которым она с удовольствием ранила бы Гарри. Мышцы влагалища сжались, стараясь вытолкнуть из себя инородный предмет, но, кажется, ему это приносило только ещё больше удовольствия.       — О, да! — захрипел Гарри. — Какая же ты сладкая!       Гермиона постаралась расслабиться, снять с тела хотя бы часть дискомфорта, но в этот момент Гарри задвигался. Она бесшумно вскрикнула от боли — внутри саднило так сильно, словно это была обожжённая огнём кожа, которую жестоко царапали ногтями.       Гарри плавно двигался и целовал её шею, возможно, стараясь этим заглушить болезненность первого проникновения, но любая забота в этот момент казалась ей только лишь ещё более изощрённым издевательством. Гермионе оставалось лишь надеяться, что это не продлится слишком долго, и Гарри уйдёт. Уйдёт и из комнаты, и из её жизни. Потому что после такого, их отношения уже ничто не сможет восстановить. Нож в спине оказался слишком большим и глубоко засаженным, а Гарри ещё и проворачивал его в ране, с каждой минутой ускоряя своё скольжение внутри её кровоточащего лона. Он утробно рычал, прикусывая кожу на плече, и активно работал бёдрами, словно бездушный, отточенный механизм. Назад и снова внутрь, резче, глубже, чаще.       Гермиона невидящими глазами смотрела в потолок, ритмично сотрясаясь от раз за разом таранящего её крупного члена. Она старалась уйти в себя и отрешиться от боли. Она ждала, когда Гарри, наконец, кончит и отпустит её. Тогда она сможет собрать свои вещи и уйти. Просто уйти. Хотелось ещё засадить его в Азкабан, но она знала, что не решится на это. Ещё ей хотелось спросить у него: «Зачем?» — но и такой роскоши она ему не подарит. Просто уйдёт и как страшный сон забудет лучшего друга по имени Гарри.       Он же тем временем переключился на груди Гермионы, не прерывая жёсткого, словно разрывающего тело на двое, сношения. Он начал щекотать языком соски, поглаживать пальцами грудь, стискивать. Гермиона сдерживалась, сжимала челюсти, чтобы не ощущать того стыдливого отголоска возбуждения, которое лёгким ветерком вдруг начало омывало её осквернённую душу.       — Ещё немного, — хрипло прошептал Гарри, на полной скорости вбиваясь в неподвижное девичье тело. — Я почти! Ещё! Чуть-чуть… О, Гермиона, да!       Он резко вытащил член, орошая горячим семенем живот и грудь Гермионы. Кончив, Гарри тут же упал обратно, размазывая его между их телами.       «Спасибо, что не внутрь!» — язвительно прошипела Гермиона у себя в мыслях и принялась спихивать с себя расслабленное тело Гарри.       — Обижаешься, что не кончила? — ошеломил он вопросом, тяжело и часто выдыхая воздух. — Завтра обязательно.       «Не будет никакого завтра, скотина! Между нами больше ничего и никогда не будет!»        Наверное, её слова отразились в злом блеске глаз, потому что Гарри со вздохом поднял с пола свою палочку и направил Гермионе в висок.       Злость её сменилась лютым страхом, и она принялась панически мотать головой. Она знала. Мерлин, она знала, что сейчас произойдёт!       — Империо! Ты никому ничего не расскажешь, никоим образом не дашь понять о том, что между нами случилось. Не станешь себе вредить и не покинешь Нору. Завтра утром ты выйдешь к завтраку и как обычно сядешь рядом со мной, будто бы ничего не произошло.       Гермиона тяжело сглотнула, осознав, что стала полностью зависимой от его воли.       — Хочешь поговорить? — предельно серьёзно поинтересовался Гарри.       В нём как будто проснулось чувство вины или же Гермионе это просто показалось. Он ждал ответа, продолжая смотреть на её расчерченное дорожками слёз лицо.        Изнасилование было ужасным, мерзким, отвратительным, но отнять волю, по мнению Гермионы, было куда хуже. Вера в лучшее умерла в ней вместе с доверием к людям. Он больше не был достоин называться её другом. Он больше не был достоин называться человеком.       Гермиона покачала головой. Хотелось уже остаться одной.       Гарри кивнул и, преодолев слабое сопротивление, начал стирать кровавые разводы с внутренней стороны её бёдер.       «И тряпочку приготовил?! Заботливый какой! Да пошел ты, Гарри Поттер!»       В голове вновь возникли его очень чёткие приказы. Как будто бы выученные наизусть или выжженные на подкорке. Не говорить, не сбегать, не калечить себя. А как насчёт него? Самого Гарри? Об этом он не сказал ни слова.       Гарри ушёл через минуту, напоследок поцеловав Гермиону в висок, освободив её руки и сняв заклинание немоты. И она ещё долго лежала без сна, свернувшись клубочком на смятых простынях. Она беззвучно плакала. Плакала о себе, о потерянном друге, о возможности подарить любимому человеку свою девственность. И плевать, что она ещё не встретила такого человека. Теперь и не встретит. Разве сможет она доверять другим мужчинам, если самый близкий человек вероломно предал её, осквернив и её тело, и её душу?