Берег моря

      Харя щурит глаза и несколько раз моргает. Его взгляд направлен вперед. Туда где только-только начинает вставать солнце — на горизонт, где бесконечное голубое море перерастает в такое же бесконечное небо. Ветер щекочет его лицо и нежно треплет одежду, а волны, мягко касающиеся утопающих в мокром песке стоп, кажутся такими теплыми, что даже не верится. Да и всё это место кажется Харе настолько невероятным, что сомнения в том, что всё это происходит у него во сне, пропадают, не успев даже как следует оформиться. Он наверняка знает, что такого моря на Пустоши нет.       Да, Харя знает, что всё это бесконечное количество воды называется морем. Кэрол всегда много рассказывала ему о том, каким был мир до падения бомб. Рассказывала о деревьях, как вечно зеленых, так и о меняющих листву в зависимости от сезона, о снеге, такой замёрзшей воде, о песчаных пляжах. Кэрол вообще, кажется, имела некую слабость в этом и рассказывала ему обо всём, что было до войны, если он просил её. Всегда рассказывала и так интересно описывая каждое явление или предмет, что невольно не заслушаться было просто невозможно.       Парень вдыхает свежий морской воздух полной грудью и блаженно выдыхает, и, наверно, впервые в жизни чувствует какую-то невозможную, кажется, нежность?       Харя замирает, прокручивая это слово в голове ещё раз, и, немного подумав, отрицательно кивает сам себе. Нет, это не то. Нежность явно не то слово, которым можно описать всё творящееся у него внутри. И парень снова задумывается, прикрыв глаза и замирая. Он прислушивается к чувствам внутри себя, даже, возможно, дыша через раз, боясь упустить даже тончайшие их оттенки. Он будто пытается найти в них самих объяснение, подходя то с одной, то с другой стороны.       К сожалению, сколько бы он ни прислушивался и ни подбирал название ко всему тому фейерверку эмоций, творящемуся внутри, он так и не смог дать точного определения всему этому. Однако кое-что всё же понять для себя он смог. Нечто такое он всегда испытывает к Кэрол, женщине-гулю, которая стала его приемной матерью. Чувство чего-то родного, чувство, что тебя поймут. Это ощущение именно чего-то такого домашнего, тёплого, словно мягкого. Это ощущение семьи и непонятной целостности, вот только не совсем такое. Не такое размытое и почти физически ощутимое, будто усиленное в тысячу раз. Словно он снова стал не просто частью, а частью целого, полного, единого.       Харя резко распахивает глаза от осознания этого. И это чувство, внезапно так быстро разливающееся по телу, подкашивает ноги, отчего он падает коленями на мокрый песок, задыхаясь от такого количества неизвестных ранее ощущений. Так правильно и одновременно так невероятно легко он себя не ощущал, пожалуй, никогда за всю свою жизнь. Осознание этого внезапно пьянит не хуже алкоголя, и гуль, немного покачнувшись, падает спиной на влажный песок, вытягивая ноги навстречу солёному морю, что так нежно касается их.       Он лежит так на песке, наверно, целую вечность, раскинув руки, вдыхая свежий, невероятный морской воздух и ловя взглядом блики отраженного от воды солнца, и плачет. Почему слёзы бегут по его лицу, он и сам себе ответить толком не может. Просто ему сейчас так невыносимо хорошо, так легко, так счастливо.       Руки сами тянутся к лицу, закрывая глаза, а изо рта вырывается тихий жалобный скулёж. Как же ему хочется остаться здесь навсегда и всегда ощущать эту непонятную целостность и свежесть. Навсегда остаться лежать вот так. Но он понимает, всё хорошее имеет свойство заканчиваться. И этот сон тоже когда-нибудь кончится. А Харе так хочется оттянуть это когда-нибудь как можно сильнее. Надрывный скулёж вперемешку со всхлипами снова вырывается наружу. На душе больно и тоскливо, а в груди сердце отстукивает такой бешеный ритм, что ещё вот чуть-чуть быстрее и оно пробьёт грудную клетку. Всё это ощущать оказывается неимоверно больно, так больно и тяжело, но даже так всё равно хочется остаться. Даже если он будет ощущать эту боль вечность. Всё равно, наплевать, только оставьте его здесь навсегда ощущать море, свежесть и ставшую необходимой за такой короткий срок целостность. Всё что угодно за это.       Вот только веки становятся всё тяжелее, и он не замечает, как засыпает.       Просыпается Харя уже на своей койке в Подземелье «У Кэрол». Вот и прошел его миг счастья. Больше не будет никакого берега, никакого моря, а самое главное, уже никогда он не сможет ощутить той целостности, которую он ощущал во сне. И только он успевает об этом подумать, как понимает, что вообще-то он всё ещё ощущает её. Харя сжимает рукой футболку на груди, прислушиваясь к себе. Да, пусть и не так же сильно как во сне, но, чёрт возьми, это блаженное чувство целостности всё ещё было с ним. Непонятно почему, но это даёт чувство облегчения и покоя.       Весь день Хари проходит словно в дымке. Он не может сосредоточиться на работе, постоянно ища и находя в себе ставшее таким необходимым чувство. Он плохо запоминает, что ему говорят, и из всего дня помнит, что помогает Кэрол с уборкой, как носит какие-то коробки. Вот только то, как он это делает проскальзывает мимо Хари, точно вода сквозь пальцы. Кэрол, что не удивительно, такая рассеянность приемного сына настораживает, но при других гулях она почему-то спросить Харю о самочувствии не решается, упорно дожидаясь вечера, пусть и интерес грызёт её довольно сильно.

***

      — Может, расскажешь, почему ты сегодня такой рассеянный? — мягко произносит Кэрол сидя напротив сына и наблюдая за его отстранённым лицом. Рабочий день кончился и можно было отдохнуть, а на ночной смене сегодня всё равно Грета.       — Что? — переспрашивает Харя, кажется, только сейчас поняв, что в комнате он вообще-то не один, и что вопрос задали ему.        — П-повтори пожалуйста еще раз, — просит он, наконец сконцентрировавшись на реальности, переставая концентрировать все свои ощущения на так и не исчезнувшем за день чувстве целостности. Потерять его отчего-то было невыносимо страшно.       — Может, расскажешь, почему ты сегодня такой рассеянный? — повторяет женщина с тяжёлым вздохом. Разговор, как ей казалось, предстоял долгий и тяжелый. А тянуть каждую фразу из сына ей совершенно не хотелось.       — Ох… Ну, я просто, — неуверенно мямлит парень и трёт большим пальцем правой руки ладонь левой. Почти больно, но это хотя бы позволяет немного собрать мысли в кучу. Однако с чего начать не знает, но спасибо, что Кэрол не подгоняет и не требует ответа промо сейчас. Она тоже молчит, просто дожидаясь ответа, сидя на стуле возле кровати, на которой сидит Харя. Гуль тяжело вздыхает, трёт переносицу без хряща, наконец решаясь заговорить.       — Помнишь, ты как-то рассказывала мне про море, — начинает он неуверенно, наблюдая за лицом приемной матери и видя, как та медленно кивает, видимо, не понимая, к чему он вспомнил именно это, решает продолжить.       — Мне… Мне сегодня приснилось море. Точнее, берег моря, — начинает свой рассказ Харя.       — Прямо как ты когда-то рассказывала. С влажным, золотистым песком, голубой водой, солёным воздухом. Я. Ты понимаешь, я прямо стоял на песке и чувствовал воду, она была такая невероятная, не такая, как здесь, на Пустоши. Оно словно было, я не знаю… О, и знаешь, там был рассвет. Тоже не такой, как здесь, там солнце было такое большое и оно только выходило из-за горизонта. И небо вокруг него было такое розовое и красное. Там было так красиво, — младший гуль даже не заметил, как от воспоминаний на его лице начала проступать счастливая улыбка, и как он начал жестикулировать, активно махая руками, пытаясь выразить все те эмоции, что ощущал. А Кэрол только медленно входила в ступор от слов сына. Она, конечно, знала, на что был похож его рассказ, но поверить в него у неё не получалось. Ведь неужели могли остаться такие, как он, неужели ещё существуют такие. А сам же Харя изменений в лице матери пока не замечал, продолжая свой рассказ.       — А самое главное, ты даже не представляешь, как там было спокойно. Там было так спокойно и чувство словно ты. Словно ты уже не один. Словно ты часть чего-то целого. Я. Я… — парень запинается, наконец подняв глаза и смотря в лицо приёмной матери, на котором отражалась жалость, тоска и капелька счастья за него. И он не понимал, почему она так смотрит на него. Может, он сказал что-то не то. Харя опускает руки и словно сжимается, пытаясь казаться меньше, его старая детская привычка.       — Я что-то сказал не так? — уже тише спрашивает он, опуская плечи.       Женщина медленно моргает и так же медленно качает головой, теребя подол своего платья — довоенной одежды. Ей немного стыдно за то, что она так смутила парнишку.       — Нет. Все так. Я просто не ожидала, что вновь встречу соулмейтов…