***
— Ты пришла! — просияла Руби, бросившись навстречу опешившей Эмме, растерянно захлопавшей глазами. — Мне как раз нужно уйти! — заявила она, лукаво подмигнув Эмме и перекинув черную сумку через плечо. — Буду через два часа! И у нас гость, — вполголоса добавила она, кивком головы указав на облокотившегося на стол Киллиана Джонса, искусно делавшего вид, что он не прислушивается к их разговору с Лукас. Эмма приподняла брови и открыла рот, намереваясь высказать Руби все, что она о ней думает и, как минимум, немного задержать ее. Но у Руби были другие планы. — Удачи! — заключила Руби. Хлопнув Эмму по плечу, она выскочила на улицу, плотно закрыв за собой дверь. Эмма, замявшись, засунула руки в карманы штанов. Конечно, она стала намного лучше относиться к Киллиану, когда узнала его поближе. И он прекратил к ней подкатывать, но оставаться с ним наедине ей все еще было неловко. Киллиан, молчавший все это время, повел бровями и ухмыльнулся. Эмма насторожилась. — Что случилось? — спросила она. Киллиан впервые за все время посмотрел на нее. И его взгляд стал осознанным. Он осмотрел комнату, словно лихорадочно что-то обдумывая. Казалось, Киллиан сомневался, стоит ли рассказывать ей. И Эмма, нахмурившись, подумала, что у него, наверное, есть нечто важное, раз он пришел к ней на работу. — Забавно, — подтверждая ее предположения, заговорил Киллиан. Почесав переносицу, он с улыбкой уставился на Эмму. Она выгнула бровь и скрестила руки на груди. Неужели он знает, что произошло? Может быть, Рони тоже нужно было поделиться с кем-нибудь. И она выбрала его. — Я пришел сюда, потому что хотел спросить об этом же тебя, — уверенно сказал Киллиан, не сводя с нее задумчивого взгляда. — Меня? — изумилась Эмма, часто заморгав. Вот и все. Но она по-прежнему старалась выглядеть невозмутимой. Притворившись, что с ней все в полном порядке, Эмма неспешно расстегнула куртку. — А что не так? — вскользь обронила она, пытаясь придумать, как лучше объяснить все «Пирату», если вдруг ее высочество посвятила его во все детали их ссоры. Киллиан, поразившись ее настороженности, почесал затылок и пожал плечами, перейдя к сути своего визита, чтобы не нервировать Эмму еще больше. — Утром я виделся с Голдом. Он сказал мне, что ты была чем-то взбудоражена. И фактически отправила его к черту, — договорил он, наблюдая за тем, как она стягивает свою куртку. Эмма, услышав настоящую причину его появления в участке, испытала облегчение, но, следуя своей традиции, наградила Киллиана фирменным скептическим взглядом и быстро подошла к столу. — Тут важные документы, — заметила она, коснувшись пальцем папки, рядом с которой так удобно устроился «Пират». Киллиан развел руками и сразу отодвинулся. Эмма, прикусив губу, схватила пачки бумаг и небрежно отложила их в сторону. Выходит, Рони ничего не рассказала ему. Интересно, ее высочество что, предпочитает со всем справляться сама? Однако настойчивая Эмма, опасаясь подвоха, посчитала своим долгом разузнать у Киллиана все, что только можно, раз уж он добровольно пришел к ней. И, присев рядом с ним, она пристально посмотрела на него и поинтересовалась: — И что ты хотел? — озадаченный вопросом «Пират» вскинул брови, встретившись с Эммой взглядом. — Узнать, что произошло. Не каждый день мистер Голд хочет кого-то похвалить, — ответил он, не сводя с нее глаз, словно не надеясь на ее откровенность. Эмма же вздрогнула и уставилась на Киллиана, пытаясь совладать с собой. — Похвалить? — переспросила она, вдруг осознав, почему же «Чудовище» говорило так долго и так пафосно, задерживая ее. Значит, «Пират» здесь только из-за Голда. Или из-за нее. Похоже, он всерьез волнуется, раз набрался смелости и заглянул к ней. Но главное — он не знает, что они разругались с Рони. — Пытается похвалить, — рассмеялся Киллиан, не преминув напомнить Эмме, чем закончились старания Голда. Эмма возвела глаза к потолку, продемонстрировав «Пирату» свое отношение к его шуткам, но краешки ее губ предательски дрогнули — ей пришлось сдержаться, чтобы не улыбнуться. Мастерский подкол был засчитан. — А ты здорово его отшила, — похвалил ее Киллиан. Эмма поджала губы. Разобралась с Голдом она, разумеется, отлично. Правда, не учла, что в этот раз ей собирались делать лестные комплименты. Теперь же она едва ли представляла, какую жестокую расправу устроит разъяренное «Чудовище», когда они встретятся еще раз. А если объединит усилия с негодующей Рони, выжить у жителей Сторибрука вряд ли получится. Им придется отдать ее на растерзание. От одной только мысли об этом ее передернуло. — Черт, — простонала Эмма, схватившись за голову. — Я снова облажалась! — воскликнула она, осознав, что в ее копилке с проблемами мастерски нарисовалась новая, созданная ей же. Эмма удрученно вздохнула и подумала, что если у нее и есть талант, то явно все портить. Тактично отмалчивавшийся Киллиан взглянул на нее с явным интересом и, засунув руки в карманы кожаной черной куртки, окинул Эмму изучающим взглядом, будто пытался угадать, что же ее гложет. Эмма напряглась. Проницательность «Пирата» не шла ей на пользу. — Снова? — уточнил Киллиан, заиграв бровями. Он ехидно улыбнулся, располагая Эмму к обмену колкостями, но она не собиралась цапаться еще и с ним. Рассердившись, Эмма слегка стукнула его по плечу кулаком и обиженно насупилась. — Не смейся надо мной! — потребовала она, уставившись на свои ноги. Киллиан, почувствовавший, что дело не чисто, приподнял руки ладонями вверх в примиряющем жесте. Он не хотел ссориться с ней и наживать себе врага. — Я и не собирался смеяться. У меня еще были планы на день, — заверил он в своей привычной манере. Эмма недоверчиво посмотрела на него. Эмма, хмыкнув, поправила выбившуюся из огромного хвоста прядь светлых волос. Да, их отношения и правда прогрессировали — он уже не раздражал ее и не казался таким же навязчивым, как и раньше. И в этом улучшении лишь заслуга Рони, которой удалось убедить ее присмотреться к Киллиану получше и разглядеть в нем положительные качества. Нахмурившись, Эмма плотно сжала челюсти, вспомнив, как из-за своей же безрассудности потеряла хорошего друга. — Может, могу помочь? — вдруг предложил Киллиан, наблюдавший за ней. Эмма, гордо вскинув голову, собиралась ответить уже привычным отказом, но остановилась, когда поняла, что вот он — тот человек, который мог бы посоветовать ей, как помириться с ее высочеством. Насколько она помнила из рассказов Рони, они с Киллианом были знакомы в прошлом. И, возможно, он сможет оказать услугу. Однако Эмма не хотела бы впутывать в их разборки кого-то из своих друзей или приятелей. Рассказать и попросить о помощи — это одно, другое — если друзья начнут вмешиваться и пытаться помирить их. Эмма, конечно, не была уверена, что Киллиана можно считать другом, но за короткое время «Пират» все же сумел убедить ее, что на него можно положиться — взять хотя бы его помощь, когда ей нужно было удрать из офиса. Да, он поиздевался над ней, проучив, но делалось это исключительно из благих побуждений. Она смотрела на Киллиана и не могла выбрать, как поступить. Но решать нужно было уже сейчас. И, пораскинув мозгами, Эмма подумала, что Сидни, на которого она втайне рассчитывала, едва ли сможет сцепиться с Рони в озлобленной схватке. А вот Киллиан — вполне. Ему не привыкать к подобным боям — он дружит с Голдом. — Можешь, — твердо сказала Эмма, посмотрев на Киллиана, наблюдавшего за ней с неподдельным удивлением во взгляде. Он вскинул брови, без слов попросив ее продолжать. Эмма же встала — она не могла спокойно сидеть на месте, когда вспоминала о недавней ссоре. — Но тебе придется меня выслушать. И я не расскажу всего, — сообщила она, искоса бросив взгляд на Киллиана Он, не выражая ни капли сомнений, кивнул и расположился на диване для посетителей. А Эмма, расхаживая по комнате, посвятила его в историю, изложив все максимально кратко. Она избегала подробностей, поведав ему ту же самую версию, что и Дэвиду с Генри. Но смекалистый Киллиан и сам все понял, сопоставив сухие факты. — Напиши ей письмо, — посоветовал он, когда она, закончив рассказывать, тяжело вздохнула и присела на стул, запустив руки в волосы. Эмма приподняла голову и взглянула на него с нескрываемым осуждением во взгляде. Она не одобряла его затею. И не скрывала этого. — Нет, правда, — медленно заговорил Киллиан. — Поможет. Я ее знаю. Если ты приедешь, она не станет тебя слушать. Будешь звонить — не ответит. Ей нужно время остыть, — Эмма понимающе закивала, не став его прерывать. Были в его словах разумные доводы. Она и сама не сомневалась, что все было бы именно так, как он сказал. Киллиан, сдвинув брови, внимательно всмотрелся в ее лицо и, помедлив, сказал: — Знаешь, я когда-то тоже поссорился с одним человеком. И с того момента у меня выработался один принцип… Он поднес руку к подбородку, словно раздумывая, как лучше объяснить Свон, — Назовем его «Принцип шести шагов», — закончил Киллиан, переплетая пальцы на руках между собой. Эмма, не сводя с него глаз, полюбопытствовала: — И что это за принцип? В чем его смысл? Сдвинув брови, она, затаив дыхание, ждала ответов. И Киллиан не подвел. — Смысл в том, чтобы успокоить свою совесть и приложить усилия. Если же повезет, то вновь поприветствовать того, кого ты мог потерять навсегда. А, и не быть съеденным собственной совестью, любовь моя, — не преминув поддеть ее, выговорил он. Эмма недоверчиво прищурилась. Киллиан, казалось, отшутился, но вот его взгляд был серьезным. Да и сам Киллиан выглядел собранным и немного настороженным. И он, почесав подбородок, стал рассказывать дальше, глядя Эмме в глаза. — Первый шаг — это время. Вам обеим нужно остыть, дождаться, когда эмоции улягутся. Если начнете выяснять что-то прямо сейчас, станет лишь хуже. Потому что вы обе вспыльчивые, — вставил он, скорчив потешную гримасу. Эмма погрозила ему кулаком, но торопливо одернула себя. Киллиан, проследив за ней, ухмыльнулся и уставился на стену. Просидев пару минут в тишине, «Пират», встрепенувшись, заметил ее шокированное лицо и ободряюще ей кивнул. — Второй шаг — невозмутимо продолжил он, будто и не было никакой паузы, — проявить инициативу. Так ты будешь знать, что хотя бы пыталась, а не сдалась просто так. Третий — быть откровенной. Возможно, рассказать о себе, о своих чувствах, ощущениях, эмоциях, — хриплым голосом перечислял он, поочередно загибая пальцы на руках. Эмма наблюдала за ним, поражаясь. Она не ожидала, что давать ей советы будет человек вроде него. Но говорил «Пират» толковые вещи. Этого Эмма не могла не признать. А Киллиан, не догадываясь о ее мыслях, вещал: — Четвертый шаг — это позволить ей самой решить, хочет она тебя слушать или же нет. — Пятый — ждать, надеяться и верить, — прыснув, сказал он. Эмма скрестила руки на груди. Похоже, он намекает, что ей нужно какое-то время не тормошить Рони, предоставив ей шанс сполна насладиться одиночеством, чтобы принять решение. Киллиан приподнял брови и грустно ухмыльнулся. Его эпичная речь неуклонно подходила к вполне ожидаемому завершению. — Шестой, — с нажимом закончил он, — дать право выбора: остаться или уйти, — Киллиан понимающе посмотрел на Эмму и встал. Стащив со стола листок бумаги и ручку, он протянул их ей. — Вспомни, что такое писать от руки, радость моя. А я передам, — завершил Киллиан и собрался уйти, махнув на прощание рукой. — Стой! — остановила его Эмма, резко вскочив. Киллиан обернулся и недоуменно взглянул на нее, словно поразившись ее поведению. Эмма, мотнув головой, поблагодарила его. — Спасибо за совет. Я им воспользуюсь. Не окажешь мне еще одну услугу? — спросила она, затаив дыхание и особо не надеясь, что он согласится на ее безумную затею. Эмма понимала, что не может принуждать его или прибегать к шантажу, но почему-то попросить об одолжении ей захотелось именно его. Возможно, потому что «Пирату» удалось убедить ее, что он — надежный парень. Сдерживая волнение, Эмма сжала руки в кулаки. Киллиан, заметивший ее мандраж, качнул головой. Эмма, прижав руку к груди, решила, что ее инициатива обречена на провал, но он опроверг ее суждения. — И какой у нас план? — поинтересовался Киллиан, жизнерадостно улыбнувшись и приподняв брови. Эмма, едва не запрыгав от радости, хлопнула поморщившегося от сильного удара Киллиана по плечу и с несказанным облегчением ответила: — Нужно будет навестить человека, замешанного в одной мутной истории. — И здорово провести время в его компании, — многозначительно вставил Киллиан, подмигнув цокнувшей языком Эмме. Окончательно одобрив ее просьбу, он заинтересованно вскинул брови и довольно ухмыльнулся. Кажется, идея, о которой он толком еще ничего не знал, пришлась ему по душе. И, наверное, Эмме удалось заинтриговать его. А может, Киллиан просто любил неожиданности или уже успел догадаться, к кому она собралась в гости под вполне благовидным предлогом. — Позвони мне, когда закончишь, — напоследок попросил он, плотно прикрыв за собой дверь.***
Когда Киллиан ушел, Эмма осталась одна. Бесцельно побродив по кабинету, она решила не оттягивать с письмом и написать его сейчас, пока запрятанные эмоции все еще бушевали внутри. Эмма прекрасно отдавала себе отчет, что ей все равно пришлось бы открыться «Злой Королеве», выложив и свое прошлое. Но теперь ей было труднее сосредоточиться. Она злилась на Рони, не удосужившуюся и выслушать ее. Или, например, дать еще один шанс. Но не могла отрицать, что все же и она допустила тотальную оплошность. Убедив себя, что извиняться первой — жизненная необходимость, чтобы расплатиться за допущенные ей ошибки, Эмма села на стул, вооружившись ручкой и чистым листом бумаги. Покрутив ручку в руках, Эмма, помедлив, все же решила последовать совету Киллиана и написать ее высочеству о своем прошлом. Подозревая, что откровение дастся ей не так просто, она, пошарив по ящикам, вытащила запрятанную от нее Руби упаковку крекеров и торжествующе вскинув руку вверх, радуясь маленькой победе, написала несколько строк: Привет! Конечно, здороваться после всего, что было, — глупо, но я ничего не могу с собой поделать, мне нужно начать, чтобы я могла писать дальше. И это дается мне не так легко, как могло бы казаться. Позволь мне хотя бы попытаться оправдаться, ладно? Если пожелаешь, сожги это письмо, не открывая. Но если тебе дорога наша дружба, ты дашь мне пару минут. А больше и не надо. Начнем, пожалуй? Ты разозлилась, потому что думаешь, что я подставила тебя. Спешу разочаровать — все совершенно не так. Я не собиралась предавать тебя или напускать пафосной интриги, умалчивая о том, чем занимаюсь в свободное от работы в центре Голда время. Прервавшись, Эмма вскинула брови, перечитав писанину. Да уж, когда она волновалась и не могла собраться с мыслями, ее почерк становился еще более неряшливым. Вряд ли Рони разберется в этих каракулях. А ей бы хотелось, чтобы ее старания не пропали зазря. И, полюбовавшись потолком, она аккуратно переписала строки на новый лист. Довольная исходным результатом, Эмма принялась и дальше кропотливо выводить слова. Как ни странно, чем больше она писала о себе и своем прошлом, тем легче ей становилось. А ведь я собиралась огорошить тебя признанием еще в первый день нашего знакомства. Тогда ты жутко взбесила меня, когда назвала местного шерифа «бездарностью», а этой «бездарностью» как раз-таки была я, вынужденная протирать штаны еще и в этом отвратительном офисе. Мало мне участка было! Да, тогда я торчала на двух работах. И я никогда до этого не занималась психологией и не беседовала с людьми о проблемах. Мне, признаться, очень хотелось сказать тебе об этом сразу же, но потом, подумав, я рассудила, что с признанием придется повременить. Да и не было уверенности, что это звонок не такой, как другие, — не случайный. Знаешь, в тот день было много звонков от разных людей. И я, решив выждать, отложила откровение на «потом». А потом я об этом и не вспоминала и в итоге упустила удачную возможность признаться тебе лично. Наверное, настал этот момент, да? Момент моего признания. Так вот… Я — шериф Сторибрука, которому пришлось подменять свою подругу, чтобы ее не уволил мистер Голд (я предпочитаю называть его «Чудовище», потому что так ему больше идет, согласись). Да, моя «двойная жизнь» началась с просьбы моей подруги — Эльзы. Они с Руби прижали меня, уговорив заменить Эльзу. Отмазаться не вышло. Сначала я пасовала — до этого мне никогда не приходилось выслушивать людей, направлять их, узнавать, что происходит с ними, а потом привыкла. Порой мне казалось, я справляюсь плохо. С замиранием сердца помню встречу с доктором Арчи Хоппером, который почему-то похвалил меня, не объясняя причин. Возможно, у него были разумные доводы, но спрашивать о них я не рискнула. За все проведенное в офисе время, я сделала выводы: быть психологом — трудно. И это не мое. Совсем. Всю свою сознательную жизнь я была копом. Надеюсь, хорошим. По крайней мере, я сужу по своей репутации: если тебя ненавидят все плохие парни в округе, значит, ты необычайно хороший чувак. Впрочем, могу и ошибаться. Но моя работа мне нравилась. У нее, конечно, есть нечто общее с психологией, но она гораздо лучше, на мой взгляд. Если захочешь узнать, чем я занималась на своей прежней работе, отвечу: ловила преступников в Нью-Йорке с моей подругой — Клео — ты должна ее помнить, я как-то упоминала ее в разговоре с тобой. Когда-то у меня была самая обычная жизнь и полноценная семья: я, мой муж — Нил и наш с ним сын — Генри. О последнем я часто трещала, потому что он — вся моя жизнь и то, что у меня осталось. О первом мужчине (пожалуй, он был самым лучшим человеком в моей жизни, не считая Клео, Генри и верного друга Августа) я вспоминала не так часто, как мне хотелось бы. Мы познакомились с Нилом, когда угнали желтого «жука», обдурив прежнего владельца машины. Первое время мы с мужем промышляли мелким воровством, мошенничали, а потом попали в цепкие лапы Клео, которая нас вразумила. Немного позже, когда мы осели на месте и прекратили совершать безумные вылазки и обманывать людей, я поняла, что беременна. Думаю, ты догадываешься, что сценарий был стандартным, как и у всех: свадьба, пеленки, плач, первые шаги. Но ребенок изменил нас с Нилом. Мы менялись ради малыша и ради себя самих. Скажу так: мы были счастливы, а все остальное не имело для нас никакого значения. Тогда я не допускала ни единой мысли, что счастье — хрупкая штука и может разбиться в любой момент. И вот настал тот мерзкий день, опустошивший меня. Могу сознаться, что в этот серый вторник исчезла вся моя мечтательность, запрятанная глубоко в душе. Опуская все кошмарные подробности, могу сказать, что Нил умер. Он был пожарным. И нашим с Генри героем. Мой муж погиб в огне несколько лет назад. С того момента, когда мы узнали, что он умер, вся моя жизнь круто изменилась. Пока Нил был жив, я ощущала его поддержку, участие. Мы вместе воспитывали Генри. Нил учил Генри видеть хорошие вещи, замечать всякие чудеса, а я упрямо возвращала его в реальность, повторяя, что жизнь — это не сказка. Может, это жестоко, но, поверь, у меня есть на то причины. Мне пришлось кантоваться все детство, меняя одну приемную семью на другую, потому что мои биологические родители бросили меня в лесу, завернутую в одеяло. Повезло, что имя хотя бы придумали. Август говорил мне, что правильно подобранное имя имя — хороший знак. А я сомневалась и мне, честно говоря, было плевать. До встречи с Нилом я и не задумывалась о таких вещах, а потом мне пришлось с ними ужиться. Я любила его, а значит, принимала все глупости, которые он мне рассказывал, хоть и не верила в них. Когда Нил погиб, его место занял Генри, неустанно твердивший мне те истины, которые передал ему отец по наследству. Сначала я не верила в эту мистическую чушь, а потом сделала вид, что мне все равно. Но где-то в глубине души я соглашалась с сыном, не отрицая напрямую, но и не давая пацану ложную наводку, иначе он бы принялся убеждать меня с большим запалом. Что же касается Генри, он, воодушевленный редкими визитами Августа, до сих пор считает, что мое имя должно принести нам счастье. Ссылаясь на Генри, могу сказать: «Имя — то, что закладывает часть нашей судьбы. Остальное вершим мы сами». Знаю, что отталкиваться от рассуждений мальчишки, которому едва ли стукнуло одиннадцать, — крайне глупо, но Генри — мой кумир. И он намного сильнее меня. Ты можешь не верить, но это так. Когда мы узнали, что Нил мертв, Генри стал моей опорой и смыслом жизни. Я была настоящей эгоисткой. Мне нужны были перемены. Я старалась отвлечься, сбежать от боли. Отличный прием — забить голову другими проблемами и не оставить места для сожалений, пока не восстановишься. Мы с сыном нигде не задерживались надолго. Переезжали с места на место, Генри поменял десяток школ, а я — перебивалась случайными заработками и надеялась, что когда-нибудь все же смогу остепениться и осесть на одном месте. И, как ни странно, мои чаяния претворились в реальность. Мы приехали в Сторибрук. Точнее, заехали сюда, чтобы сделать временную остановку. Я не хотела сворачивать с намеченной дороги, ведь мы держали путь в другой штат, но Генри уговорил меня остаться. Сказал, что это судьбоносный знак. Или типа того. Не помню, что я ему ответила, но точно собиралась доказать Генри, что он ошибается. Однако заблуждался не он, а я. Мы остановились в местной гостинице, но пробыли там несколько дней, пока я подыскивала квартиру. И нам повезло — мы встретили Мэри Маргарет. Она как раз искала себе соседку. Природное обаяние Генри и мой побитой жизнью вид разжалобили ее. Наверное, поэтому она разрешила нам остаться, предложив переехать к ней. Сначала меня напрягал энтузиазм Мэри Маргарет, а потом я смирилась. Знаю, ты ненавидишь ее. Но она — часть моей истории. Я не могу не упомянуть человека, который стал моим настоящим другом и помог продержаться здесь пару месяцев. Вскоре Мэри Маргарет познакомила нас с Дэвидом — это ее парень. Им я тоже очень дорожу. Они — это родители, которых у меня никогда не было. И я рада, что они есть у нас с Генри. Генри нужна нормальная семья, а не мать-одиночка, меняющая города, как перчатки, с одной лишь целью — сбежать от прошлого. Затем я подружилась с Эльзой и Руби. Ты, наверное, уже поняла к чему я подвожу? К знакомству с тобой. Думаю, мне не стоит размусоливать все наши эпичные стычки, но я могу сказать лишь одно: было весело. И ощущение, когда тебя понимают, а не натянуто улыбаются и говорят фальшивые слова сожалений, — непередаваемо. Можешь думать, что угодно, но я и правда искренне хотела помочь тебе. И нет, это не преувеличение и не бесполезная попытка набиться в друзья. К тому же, я не давлю на жалость. Это не люблю больше всего. Еще с детства. Надеюсь, ты понимаешь, к чему я клоню. Потому что тебе отчасти тоже знакомо это чувство. Когда я выслушала тебя, то даже подумать не могла, что сознаюсь сама, — это был идиотский мой поступок. Возможно, я неправильно выбрала время, чтобы устроить день искренности, но об упущенных возможностях грустит лишь тот, кто ничего не делает, верно? Мне не следовало рубить с плеча, но я делала так всегда. Практически всю сознательную жизнь. Я привыкла нападать, если набрасываются на меня. Привычка. Может быть, рефлекс. Но зачем тебе эти детали? Мне действительно понравилось общаться с тобой. Сначала, я, конечно, я считала тебя высокомерной выскочкой и придумала тебе кодовое прозвище, озвучивать которое не рискну. Может, я фиговый друг, кто знает? Но ты — исключительный случай. Ты можешь утверждать, что я заблуждаюсь, но один твой поступок убедил меня в обратном. Помнишь тот день, когда прервалась связь? Ты перезвонила. Это значит, что ты дорожила нашим общением. Понимаю, моя версия звучит абсурдно, но я не предавала тебя. Мне и в голову не приходило сознаться, что я — шериф. Во всем остальном я была честна. По крайней мере, я говорила тебе то, о чем не рассказывала никому. Мне кажется, что это взаимно, верно? Кроме того, считаю своим непосредственным долгом сообщить: я уже успела сделать то, что тебе вряд ли понравится. Если точнее, я поделилась своими переживаниями с близкими мне людьми. Нет, я рассказала им не все, лишь малую часть, не сказала о главном — о твоей истории. Они знают, что я поссорилась с одной женщиной, с которой мы стали друзьями, не более. Правда, в курсе всего Мэри Маргарет. Но она — заинтересованное лицо. И я не могла не рассказать обо всем ей. Да, я все еще считаю, что вам нужно поговорить друг с другом. И я верю, что она не виновата, как бы ты не уверяла меня в обратном. Ты же помнишь, я чувствую, если мне врут. И да, как я и ожидала, Мэри Маргарет не была в курсе. Она и не подозревала, чем все обернется. Делиться всеми своими планами не буду, иначе ты меня убьешь. Знаю, что мне не стоило об этом даже заикаться, но если я хочу продолжить наше общение, мне лучше быть честной, так? Завершение моего признания вышло глупым. Но я и правда хочу поставить точку в вашей многолетней ненависти и положить начало чему-то хорошему для вас обеих. Я хочу, чтобы два дорогих мне человека наконец-то смогли поладить между собой и не припоминать друг другу при каждом удобном случае о том, что было в далеком прошлом. Это все, что я могу сказать. Надеюсь, ты сможешь простить меня? Знаю, это прозвучит наивно, но мне бы хотелось продолжить общение с тобой. Но я не стану давить на тебя. Поступай так, как сочтешь нужным. А я оставлю номер. Если захочешь поговорить со мной — звони. Откинувшись на спинку стула, Эмма, удовлетворенная собой, сложила листок бумаги пополам, подумав, что не помешало бы отправить Руби, пока она мотается по городу, еще и за конвертом — так гораздо лучше, чем отдавать обычный листок бумаги. Прыснув в кулак, Эмма прикинула, как взбесилась бы Рони, если увидела бы, что она так и не удосужилась «заморочиться» и прикупить конверт. Подумав, что не стоит доводить «Злую Королеву» до белого каления, Эмма схватила телефон и принялась спешно выискивать номер Руби, но ее увлекательное занятие прервал едва различимый стук в дверь. Сначала Эмма решила, что ей показалось. Но вскоре опять постучали — настойчивее. Насторожившись, она привстала. Эмма не ждала никого. Руби знает, что не заперто, а Киллиан просил ее позвонить ему, когда все будет готово. Да не стал бы «Пират» церемониться — давно бы уже ввалился. Выходит, пришел кто-то другой. Вздохнув, Эмма, гадая, кого же принесло с утра пораньше, встала. Подойдя к двери и широко распахнув ее, она замерла, приоткрыв рот — перед ней с растрепанными светлые волосы и в теплом синем пальто стояла та, кого она уже и не надеялась увидеть. — Эмма! — с восторгом выкрикнула Эльза, захлопав в ладоши, словно маленький ребенок. И тут же, вспомнив, как сильно провинилась, виновато опустила голову. — Я ужасно поступила! Мне нужно было предупредить тебя! Но у меня есть оправдание! Ты не поверишь, столько всего произошло! — выпалила она и заключила Эмму в крепкие объятия. Эмма, растерявшись, неловко похлопала Эльзу по спине. Ей тоже было чем поделиться с вернувшейся подругой.