Как скажешь, мамочка

Аврора задыхалась. Нет, не так, как задыхаются те, кто, погрузившись на большую глубину, понимают, что кислород в легких закончится до того, как они успеют выплыть на спасительную поверхность, и не так, как те, кого душат, после невыгодного для жертвы и для насильника признания. Она задыхалась изнутри, сама того не ведая, вернее, не осознавая до конца масштаба происходящего в ней разрушения. Королевство, принадлежащее законному наследнику принцу Филиппу, а следовательно, и ей, Авроре, после того, как союз двух влюбленных состоялся, было окутано ночной мглой. И воздух вне дворца был настолько чистым, что молодая королева, не выдержав пытки душных покоев, выбралась подышать свежей прохладой летней ночи на балкон, который отделял ее от мира высоких и холодных стен замка, хоть и увешанных как будто теплыми гобеленами, но все равно грозно отталкивающих нежное сердце Авроры. — Наконец-то, — шепот сорвался на полу крик, полу хрип, словно ее держали взаперти несколько месяцев или лет. Хотя, может, так оно и было... Во всяком случае, мысли путались, заставляя судорожно набирать в грудь побольше воздуха и держать его там, боясь навсегда потерять тонкую связь с миром, в котором она выросла и где была просто белокурой малышкой, чудищем, резвящимся в предрассветных лучах теплого солнца среди других не менее прекрасных созданий болот, в густых зарослях, в прозрачной воде, в кронах могучих древних деревьев, в полях, усыпанных душистыми цветами. — Принцесса болот. Хм, — почти язвительные нотки прозвенели в этом "хм", — болот... жемчуга никак не вяжутся с таким вот безобразным названием. Ах, как же мне тесно, как будто, умирая, все не могу умереть! Ночь подмигивала королеве то ли болот, то ли какого-то другого чужого ей королевства, она и сама не знала. Ей бы обхватить руками эту густую ночную смолу, закутаться в нее, чтобы всех напугать, и убежать так далеко, как только смогут унести ее тело собственные ноги, ставшие ватными в этих тесных коридорах-лабиринтах. Закутаться в ночь, как ее мама кутается в свои огромные крылья. Мама... Крестная... Малефисента... Сколько она ее не видела? Месяц? Год? Почему здесь нигде нет чертового календаря? Почему она узнает все от прислуги? И где в конце концов пропадает Филипп уже несколько недель... или больше... она путается не только в датах, но и в собственном дыхании, опасаясь задохнутся от такой несобранности. Ей просто одиноко... Если тихо позвать ночь, она не отзовется, хотя наступает вовремя. Если тихо позвать Малефисенту, она не прилетит, хотя всегда помнит причину всех своих приключений... Или уже забыла? Чудище выросло, заслужив уважение поданных и доверие крестной. Принцесса превратилась в королеву и дала понять, что теперь сама со всем справится, но как же ей хотелось хоть на миг все забыть и утонуть, как раньше, в теплых и надежных объятиях, слушая тихий шепот, успокаивающий лучше любой травяной настойки, которой поят ее эти недослужанки. — Малефисента, — почти не слышно, полу звук утонул в ночной мгле, — крестная... Напрасно Аврора вглядывается в даль. Там темно, и дальше своего носа что-то разглядеть было просто невозможно. В такой темноте видеть могла только Малефисента, а маленькое беспомощное человеческое дитя выросло, но не видит, что собственно мало что изменилось. Она все еще беспомощна. Или ей только хотелось так себя почувствовать. Она устала наконец быть взрослой! Где ее крылья? Она сама во всем виновата. Глупая девчонка, захотевшая самостоятельности и надеявшаяся на то, что принц всегда будет рядом с ней, как она всегда ходила за юбкой феи крестной. Но принцы не мамы: они не целуют на ночь, только для того, чтобы успокоить рвущееся из груди сердце, не гладят ласково по волосам, да и вообще, у них множество обязанностей, несовместимых с прихотями лесной чудачки. Малефисента была с ней повсюду, но теперь... О чем ты грустишь, малютка Аврора? Разве не этого ты желала так отчаянно? Развернувшись на пятках, королева медленно возвращается в покои, словно прощаясь с просторным диким миром, ограниченным балконом. Как зверек в клетке. И Филиппу на самом деле все равно, что она там чувствует, ведь он, проживший в этих стенах всю свою жизнь, едва ли знает, что такое ощущать ветер в волосах и крылья за спиной, не свои, конечно, но все же... *** Постель была жесткой и неудобной, по крайней мере не такой, чтобы моментально уснуть. Она снова задыхалась. Воздух, который она берегла, вновь закончился. Вдох. Выдох. Сейчас сознание оборвется... Но что-то было не так... Аврора это почувствовала еще раньше, чем оно случилось. Резкий звук пронзил ночную тишину, будто кто-то ударил по невидимому воздуху, да с такой силой, что затряслись оконные рамы. Такое могла бы сделать только очень большая птица. Феникс... — Малефисента! — на последнем слоге Аврора резко закрыла рот ладонью, боясь переполошить всю прислугу своим нечеловеческим криком. Тень стояла за прикрытыми окнами, ведущими наружу. Мрак комнаты дрогнул от золотого свечения на кончиках пальцев феи-крестной. — Чудище, тебя что тут насилуют? Зачем же так кричать? Я уже и забыла, какой на самом деле у тебя писклявый голосок, почище пикси будет, — Аврора не была уверена из-за темноты, но ей показалось, что волшебница улыбнулась нежно и тепло, как улыбалась только ей одной. Диаваль не в счет. Ему она дарила добродушный оскал. — Почти, — прозвучало это вымученно и надрывно, так, как это произносит человек, смерившийся со своей участью, но было в этом слове что-то и от надежды. Маленькой, но все же... — А я все думаю, как там мой крошечный монстр поживает. Странно, что я не слышу от вас с Филиппом никаких новостей... Ты уж прости, что так поздно... Мне птицы напели, кхм, вернее, птица напела, что ты тут увядаешь, мой дикий лесной цветочек, — Малефисента плавно опустилась на край просторной кованной кровати. Пружины заскрипели, видимо не обрадованные, что хозяйка комнаты теперь не одна. — Диаваль, — Аврора укоризненно обвела помещение взглядом, будто ища провинившегося шпиона, — невыносимая нянька! — Не вини его, это все издержки профессии, — уголки губ феи поползли вверх, и приятный женский смех заполнил пространство вокруг юной королевы. — Тише, пожалуйста, нас услышат. Я тут как в золотой клетке, — малышка поддалась вперед, накрывая теплой ладонью горячие губы крестной, сама едва сдерживаясь от смеха, впервые за долгое время согревающего тоскующее сердце. Ей так этого не хватало, что пошути сейчас Малефисента совсем не смешно, она все равно засмеется. Малефисента обернулась, находя взглядом тяжелые массивные двери, видимо, запертые с другой стороны. Глаза колдуньи сверкнули недобрым блеском. Ее птенца держали в заточении. Может даже кормили по расписанию. Нехорошо... Очень зря. Если у нее нет крыльев, это еще не значит, что можно поступать так с от природы свободным созданием. У Авроры были крылья. — Хорошо, хорошо. Я же не просто так прилетела. Идем со мной. На болота, — женщина поняла, что приказ — не лучшая тактика. — Если ты, конечно, хочешь. Хочешь? Рука волшебницы коснулась собранных в косу волос, вытянув серебряные шпильки, и белокурые локоны каскадом обрушились на хрупкие девичьи плечи. Аврора блаженно застонала, не в силах справиться с опьяняющим чувством свободы. Видит Диаваль, над ее ночной прической работало десять рук, а Малефисента одной рукой сотворила настоящее чудо. Все было так просто, никаких границ для феи не существовало, да и, наконец, ей скорее всего было непривычно видеть девушку, заплетенную на все лады и манеры. Кто же так спит? — Да, да, да, — Аврора упала в раскрытые объятия, шепча слова как молитву, — куда угодно, пожалуйста, подальше отсюда: от дверей, от замков, от прислуги, от этой холодной кровати, от Филиппа, которого никогда нет рядом. Прошу, куда угодно! Дважды повторять просьбу было не нужно. Малефисента подхватила тело королевы, и не успела Аврора о чем-либо еще подумать, как резкий поток свежего ночного воздуха коснулся молодого лица, будто целуя ее, как преданный кавалер после разлуки со своей дамой. Руки крестной нежно, но крепко держали ее, прижимая к себе, а дыхание согревало лучше любого горячего чая. Словом, Малефисента пахла какими-то травами, корой дерева и еще чем-то невероятно притягательным, напоминающем о детстве девушки, в котором ее окружала дивная природа болотных земель. Аврора уснула... *** — Чудище, — виска коснулось что-то теплое, и Аврора, понимая, что сейчас будет ослеплена резким утренним светом, не спешила открывать глаза. Как сквозь вакуум, доносились птичьи голоса и воронье карканье, и, кажется, что только она ни слышала, но все это было как будто вне, а она была где-то внутри. И даже понимала, что находится явно не во дворце, потому что лежала на чем-то невероятно мягком, теплом и... живом... Стоп! Аврора медленно открыла один глаз, затем второй, глупо моргая и пытаясь прогнать пленительность сна. Она не понимала ровным счетом ничего. — Не бойся. Я укрыла нас от солнца, — Малефисента не обманывала. Над ними, словно кокон, возвышались черные крылья феи, освещенные снаружи ярким рассветом, но не пропускающие его лучи через себя. А сама Аврора, хах, лежала на их обладательнице. И, надо сказать, не плохо так лежала. Не как пятилетний ребенок, ведь то время давно ушло, а как девушка на... Святые пикси, она даже с Филиппом не была настолько близка. Дыхание феи было ровным, как у большой медведицы, уверенной в своей силе и способности защитить то, что ей дорого. Подойди на миллиметр и можешь попрощаться с жизнью. Все было так близко. Она могла рассмотреть каждое перышко: снаружи крылья казались черными, но сейчас, под воздействием света, отливали синим и каким-то шоколадным оттенком. Она знала, что они большие и сильные, однако в таком ракурсе они были просто гигантскими, занимая, наверняка, приличное пространство. Да, такую птицу вряд ли удержишь в клетке. Аврора вспомнила про свою и ей стало вдруг все это так чуждо, но она вовремя наткнулась на озорные огоньки в изумрудных глазах напротив. — Мы...это...я, оу-у, — Аврора вмиг растеряла весь свой словарный запас, над которым так рьяно пыхтели дворцовые гувернантки. — Ты теплая, Чудище. Наконец-то... — Малефисента прикрыла глаза, словно все нормально и они так каждый день лежат, давая понять что беседа окончена и можно не переживать ни о чем. Но ведь все и было нормально. С чего Аврора решила, что может быть иначе? — Принц Филипп не справляется со своими полномочиями. Придется его сместить с должности. Как ты на это смотришь, ледышка? Малефисента сильнее обхватила Аврору руками, зарываясь в ворох уже не прилизанных до безобразия волос: играла с лентами-завязками, которые остались от прически еще с прошлой ночи, пропускала сквозь пальцы сверкающие пряди, уже вобравшие в себя пыльцу здешних растений, видимо, тогда, когда они летели домой. — Как скажите, мамочка, — Аврора забыла, как дышать, но впервые радовалась такому исходу.