Птицы

Разве эти оковы могут быть сброшены? Собственные руки дрожат от тяжести, скрепленные одним простым словом, но такой силы, что ни один бог не сможет помочь. Голова кружится от осознания того, насколько грешен тот путь, что он избрал. И нет ему помощи в этом, поскольку сам он грешен настолько же, насколько винит во всём зло, идущее с ним плечом к плечу. Во взгляде дьявола нет ничего кроме пустоты и злобы. Во взгляде грешника только страдание за тех, кому причиняют они страдание. Душа его горит огнём, которым сжигают они за собой останки благочестивых. Закрывая глаза, Орлан не слышит своего голоса, лишь крики и предсмертные стоны. И становится трудно дышать, а руки безвольно обвисают плетьми от бессилия. Но отойти в сторону, пересилить себя и дать отпор — невозможно. Кандалы из лживых чувств так ладно сложены, так крепко сделаны и не найти ключа на всём свете. Танцуя с дьяволом руку об руку, уже столько лет, он так и не смог понять, что из всего этого — его чувства, а что якори и цепи. Бояться, ненавидеть и желать. Инстинкты и чувства — всё это меркнет в темноте, не освещаемое больше светом души. Разве заслуживают они, грешники, хоть какой-то благодати? Орлан не уверен. Воспоминания из детства делают лишь хуже. Ребёнок считается безгрешным и невинным. Он купает руки в свете солнца, не знает зла и ненависти. И Орлан хочет быть этим ребёнком. Хочет вернуться в то время, когда солнце действительно светило ему, а не стыдило за проступки. Он так хочет тянуться к свету, ему опостылела тьма. Её сладкие речи, мягкие губы и острые зубы. Всё кажется, что он застрял здесь, что это не его решение. Но золото плавится на пальце и тянет вниз, туда, где он будет захлебываться в чужой крови. И среди этого ада трупов нет ни одного, в чьей смерти можно было бы винить его самого. Так он верит, потому что забыл простую истину: никто не направит твою руку, пока ты сам не возжелаешь убивать. Нет никаких благочестивых мотивов, нет никакой справедливости. Есть желание нести смерть, есть желание быть зверем под стать тому, в чей ритм бьётся собственное сердце. О, это так ужасно. И поклоняясь каждому из богов, Орлан снова надеется на свет, на избавление от самого тяжкого из грехов. Но знает, что не хватит сил тянуть это за двоих. Знает, что всегда рядом будет дьявол, чьи грехи куда тяжелее его собственных. И нет спасения для одного, если второй тянет ко дну. А один он слишком слаб. Остаётся только вера в то, что эта слабость временная. Ведь они бессмертны, под их стопами вечность, миллиарды любых моментов жизни. Им доступно всё, кроме прощения. От этой мысли Орлан просыпается всё чаще среди ночи и смотрит на того, кто лежит рядом. Его тело украшено картами шрамов. Каждый — звено цепи, что держит как можно дальше от избавления. Многие из них до сих пор болят, но тихо, шепчут под покровом ночи свою историю. Они как медленный яд, что разъедает плоть, не оставляя надежд на спасения. Орлан боится получить такие же. Его кожа чиста, под ней нет ни капли яда. В сравнении с дьяволом — он ангел. Чистый и непогрешимый. Но только в сравнении. Если ангелы действительно существуют, то их лик потемнел бы от количества крови на руках того, кто жаждет их благославения. А он жаждет. Его душу тяготеют года и память. Никто не говорил, что с бессмертием воспоминания станут только ярче, выставляя на потеху стыду все грехи. Нет ни капли надежды на забвение. А дьявол спит. Так крепко, что если бы душа позволила, то можно совершить ещё один грех. Опустить руки на чужое горло и сжать так, как сжимают в объятиях любовника. А после рыдать над хладным телом, проклиная и умоляя проснуться. И Орлан тянется, но так и не находит в себе сил коснуться его. Дьявол так силен, лукавый, проник в самое сердце и остался там. Нет возможности вырвать этот сорняк, если сердце само не лучше вьющегося растения с острыми шипами. Они оплетают друг друга, не оставляя надежды на свободу. Нет уже уверенности в том, что это хоть когда-то было любовью. Орлан знает, он читал. Любовь совсем другая. Она нежная, чуткая и тёплая — расправляет крылья над возлюбленными, скрывая их от тьмы и зла, позволяя искать спасение друг в друге и черпать силы, восполняя их огнём сердец. Нет и не будет у них никогда. Дьявол требователен. Так скажет Орлан. Дьявол не оставляет возможности для любви, ломая ей крылья и пожирая плоть с костей. Перья сгорят в огне его похоти и ярости. Так скажет Орлан. Отмеченный шрамами дьявол, что соблазнил идущего к свету. Оплел и уволок к себе во тьму, заставляя убивать и желать себя. Повторяя это ночами, смотря на луны и складывая руки в молитвенном жесте. Но дьявол не уходит. Он смотрит томно и старается разглядеть в чужом взгляде душу. Чтобы сожрать. Орлан знает это. За сотню лет он так уверился в этом, что не испытывает ничего, кроме боли и отвращения. И снова шепча имя бога, любого из них, плача о избавлении. Надеется на помилование тогда, когда дьявол держит его в своих руках, обнимает так нежно, что у любого бы замерло сердце. Молит о освобождении тогда, когда дьявол лечит его раны и плачет горячими слезами над истерзанным телом после боя. Жаждет прощения, пока дьявол вновь и вновь ломает остатки своей гнилой души, чтобы стереть с чужой кожи уродливые линии шрамов. Нет и никогда не получить Орлану избавления от дьявола и его мерзких деяний, в которых виновата злоба и ярость. Дьявол тонет в этом, тянет за собой в болото, на самое дно. И там, захлебываясь в грехе, иногда, приходят другие воспоминания и другие мысли. О мягких губах. О тепле тела. О трепете сердца. О безграничной заботе и прощении, которые они дарили друг другу. О жаре признаний и украдких взглядах в темноте. Но это быстро проходит, Орлан не помнит кем был тот, кто будил в нем любовь. Наверное, дьявол убил и его. Выжег чужие золотые глаза, вырвал глотку и сожрал печень, чтобы получить силу, облик. Так помнит Орлан. А значит, это истина. Им доступна любая истина в плену вечности. Изредка приходит страх что что-то не забыто, но переписано. Иногда, во взгляде дьявола Орлан видит иное. Словно пелена с собственных глаз спадает и сердце пропускает удар, падая в омут чувств. Но это наваждение быстро проходит. И Орлан снова видит дьявола.