Когда дается второй шанс

- Сто сорок восьмой, - вслух произнес Драко, устало взмахивая палочкой и наблюдая, как темно-синий вопиллер вспыхивает синим пламенем и сизым пеплом осыпается на дорогой светло-фисташковый ковер. Ужасный цвет, порочащий своей слащавой пародией краски дома Слизерина. Тем не менее, именно этот цвет был так любим Леди Малфой, а потому в их родовом поместье его было значительно больше, чем Драко когда-либо хотел бы видеть. К кучке пепла тут же подскочил домовик, что-то невразумительно лопоча и моментально выводя темные следы. Малфой не обратил на него никакого внимания, уже таким привычным жестом призывая к себе следующий конверт. - Сто сорок девятый. Тикки в ту же секунду стер с ковра остатки пепла, пока они не стали въевшимся пятном. - Сто пятидесятое. Эльф пробормотал что-то о недовольстве Хозяйке, но Драко даже не удостоил его взглядом, плотнее закутавшись в плед и снова взмахивая палочкой. - Сто пятьдесят пер… Черный конверт на секунду охватило синее пламя, но сразу же погасло. Письмо моментально зашевелилось, раскрываясь, и сложилось в какую-то отвратительную ухмылку. Малфой поморщился, зябко подобрал под себя ноги и приготовился. Это было далеко не первый вопиллер, зачарованный достаточно хорошо, чтобы его нельзя было уничтожить. Отсрочивающие чары еще действовали на них, но уничтожающие моментально активизировали. И Драко ничего не оставалось, кроме как ждать, пока очередной достаточно сильный маг выговорится. - ТЫ, МАЛФОЕВСКОЕ ОТРОДЬЕ! – начало письмо, как и все прочие, без всякого приветствия. - МНЕ ОМЕРЗИТЕЛЬНА САМА МЫСЛЬ, ЧТО ТАКОЕ НИЧТОЖЕСТВО, КАК ТЫ, УЧИЛОСЬ НА ОДНОМ КУРСЕ С МОЕЙ ДОЧЕРЬЮ! ТЫ МЕРЗКИЙ ПРЕДАТЕЛЬ, ЖАЛКИЙ ТРУС И ПРОКЛЯТЫЙ ПОЖИРАТЕЛЬ, КОТОРЫЙ ДОЛЖЕН ГНИТЬ В АЗКАБАНЕ РЯДОМ СО СВОИМ ОТВРАТИТЕЛЬНЫМ ПАПОЧКОЙ! ТЫ МОЖЕШЬ ЦЕЛОВАТЬ НОГИ БЛАГОРОДНОГО ГАРРИ ПОТТЕРА, КОТОРЫЙ ПО ДОБРОТЕ СВОЕЙ РЕШИЛ СПАСТИ ТЕБЯ, НО ТВОИ ПОСТУПКИ НЕ ОСТАНУТСЯ БЕЗНАКАЗАННЫМИ! МЕСТЬ ЗА ВСЕ ТО ЗЛО, ЧТО ТЫ СОВЕРШИЛ, НАСТИГНЕТ ТЕБЯ, И ТЫ ПОПЛАТИШЬСЯ ЗА ВСЕ! Конверт громко хлопнул и осыпался на ковер сгустками гнили, источающими отвратительный тошнотворный смрад. Уже привычный к этому Тикки подскочил к высоким окнам, распахивая их, чтобы вся вонь выветрилась хотя бы за полчаса, и тут же начал отдраивать стремительно растекающиеся пятна. Драко зажмурился и дрожащей рукой потянулся к стоящему рядом бокалу с огневиски, спеша скорее запить невыносимую вонь и очередные обвинения. Он давно уже не думал о том, что говорят все эти люди, не пытался оправдать себя, спорить с письмами и орать до хрипоты, что самое большое его злодеяние – взорванный котел Лонгботтома. Даже Шкаф он чинил под угрозой парочки Непростительных. Спорить с вопиллерами было бесполезно. Глупо, по-детски несерьезно и не приносило никакого облегчения. Сто пятьдесят первое письмо – только за сегодня. Почти последнее – на столе осталось всего двенадцать. Но завтра в его окна снова начнут стучать и скрестить чужие совы. Он снова весь день просидит в кресле, запершись в своей комнате, напиваясь и уничтожая те вопиллеры, какие сможет уничтожить. И выслушивая те, которые не сможет. Это было невыносимо, и Малфою все больше казалось, что скоро он просто сойдет с ума. Он бы сказал, что привык по ночам просыпаться от ужаса, когда ему казалось, что очередная сова скребется в окно, но к этому невозможно было привыкнуть. Драко и раньше понимал, что после войны будет плохо, но он и понятия не имел, что плохо будет настолько. Отца на этот раз уже надолго упрятали в Азкабан, на большую часть счетов Министерство наложило арест, а мать стучалась в закрытую дверь его комнаты и грозилась уехать во Францию. Видит Мерлин, как Драко этого хотел. Он был бы только благодарен ей, если бы она правда уехала и оставила его в покое. Если бы перестала требовать, чтобы он вышел, чтобы начал появляться в обществе, чтобы занялся делами семьи и попробовал восстановить имя рода Малфоев. Драко не собирался делать ничего из этого. И, в первую очередь, он не собирался показываться на глаза людям, которые мечтали его проклясть. А так как из этих людей состоял весь Магический Лондон, он не собирался выходить даже из своей комнаты. Поттер спас его дважды. Сначала из Адского Пламени в горящей Выручай-Комнате, а потом на суде в Визенгамоте. Но если бы Драко только знал, во что превратится его дальнейшая жизнь, он бы, наверное, никогда не схватился бы за руку очкарика там, в неуправляемом огне. Уж лучше было сгореть тогда, чем сейчас все это. Чем покорно глотать чужую ненависть и бояться, что пустые угрозы однажды окажутся вовсе не пустыми. Пятый глоток Огденского немного успокоил Малфоя и он, стараясь не дышать носом, перевел дыхание и снова взялся за палочку. - Сто пятьдесят второе, сто пятьдесят третье, сто пятьдесят четвертое… - к счастью, все последующие письма послушно вспыхивали, осыпаясь пеплом, - Сто пятьдесят девятое. Драко уже было повел палочкой, чтобы испепелить и его, как неожиданно остановился. Устав, Малфой не сразу заметил цвет конверта – приятный, насыщенно-зеленый. До сих пор ни одно письмо не было цвета Слизерина, и именно этот цвет привлек его внимание, заставив остановиться. А, остановившись и присмотревшись, Драко понял еще и то, что это был вовсе не вопиллер. Самое обыкновенное письмо. Разве что проклято, быть может… Малфой с трудом сглотнул и произнес короткое заклинание, проверяющее вещь на вредоносные проклятья - и конверт, и его содержимое оказались чистым. Драко сильно прикусил губу, стараясь не обращать внимания на то, что у него снова начали трястись руки, и приманил к себе письмо. Конверт послушно захрустел рвущейся бумагой под непослушными пальцами и на колени Малфою, поверх пледа, выпал один единственный листок, сложенный вдвое. Он осторожно взял его и начал читать. “Малфой. Я долго думал, с чего начать, но так и не нашел нужных слов. Я вовсе не знаю, как правильно пишутся такие письма, не говоря уж о том, что понятия не имею, что писать именно тебе. И, когда я думаю об этом, мне становится ужасно смешно – небось вся остальная Британия точно знает, что хочет тебе сказать. На самом деле, именно они все и вдохновили меня написать тебе. С одной стороны, признаться, я надеюсь, что ты сожжешь это письмо вместе с сотней вопиллеров, которые, наверное, ты получаешь чуть ли не каждый день. Сожжешь так и не прочитав, но я написал тебе и моя совесть чиста. С другой стороны… черт, я никогда не был силен в эпистолярном жанре и если уж я взялся за перо, значит, я действительно хочу что-то тебе сказать! Так вот, Малфой, ты, конечно, никогда не был храбрецом, но сможешь справиться с парой сотен озлобленных идиотов, которые ничего о тебе не знают. Те, кто не хотят видеть дальше своего носа и не способны и пальцем о палец ударить, чтобы улучшить нашу жизнь сейчас, после войны, не находят ничего лучше, чем посылать всякие письма. Пережить Волдеморта и сдаться им было бы чертовски глупо с твоей стороны! Это то, что я хотел тебе сказать. Ладно, не только это. Еще я собирался писать это письмо, ради того, чтобы рассказать кое-что, но с этим, про Волдеморта выше, у меня так хорошо получилось, что, я думаю, остальное не так уж важно. Главное – не смей сдаваться сейчас. У тебя появился второй шанс, Малфой, не упусти его. Я. P.S. Думаю, я люблю тебя.” Драко с трудом выдохнул, все еще сжимая в руках письмо, и только сейчас понял, что не дышал все то время, что читал его. Сбивчивый, глупый, нелепый текст. Дурной абсолютно. Малфой бы даже назвал его “в стиле Поттера”, если бы не последняя строчка. Она полностью сбивала с толку, выбивала почву из-под ног и оставляла абсолютно шокированного Драко в полной неизвестности. Помедлив, он еще раз прочитал последнюю строчку. А потом еще, и еще. Напоследок Малфой быстро перечитал весь текст письма и снова задержался на признании. Кто бы это не написал, он, видимо, и впрямь любит Драко. И не был его матерью, что было достаточно приятно. Выслушивая все эти вопиллеры, он уже смирился с тем фактом, что Нарцисса – единственный человек на всем белом свете, который любит его, хоть и хочет от сына чего-то невозможного. Впрочем, загадочный автор письма тоже хотел невозможного – он хотел, чтобы Малфой продолжал получать каждый день почти две сотни вопиллеров и не сдавался. Посмотрел бы Драко на то, как кто-нибудь еще справился бы с этим. И все же… выжить после собраний Пожирателей и сдаться сейчас, пожалуй, и впрямь было бы немного глуповато. С этой точки зрения Малфой почему-то ни разу не смотрел на свою жизнь. А еще где-то в обозленном на Драко Малфоя Магическом Мире жил неизвестный дурак, который абсолютно не умел писать письма, но любил его. И почему-то эта мысль заставляла Драко улыбаться. Малфой и сам не заметил, как уничтожил оставшиеся четыре вопиллера. Последний, впрочем, все-таки взорвалось очередной гневной тирадой, но погруженный в свои мысли Драко впервые за последние дни не услышал ни слова из оскорбительной речи.