У всего есть оборотная сторона. За яркие дни мрак берет плату скверными ночами. Вот под деревом в траве лежит персик. Он так мягок на вид, так блестит росой его пушок, что желудок томится от счастья и беспокойства, точно второкурсник на первом свидании, который, стоя под часами, сам того не замечая, отгрызает листья от букета с тюльпанами. Но, увы, под руку со счастьем всегда идет разочарование и грызет его кариесным зубом. Когда поднимешь персик, обнаружишь, что дно уже размокло и в сладкой гнили обязательно копается червяк. © Дмитрий Емец «Третий всадник мрака»
— Мне страшно, — жалобно проскулил крупный мужчина, лежащий на кровати и натягивающий одеяло до самого подбородка. Его маленькие глаза бегали туда-сюда, и он заметно дрожал, видимо, то и дело ожидая, что из ниоткуда появится жуткое зубастое чудовище. — Оно придет за мной!.. Оно уже знает, где я! Оно обязательно придет!.. — Оно не придет, — уверенным и звонким голосом сказала стоящая рядом с его постелью маленькая девушка в белом медицинском халате. Ее черные волосы были сплетены в аккуратный пучок на затылке и заколоты смешной детской заколкой в виде цветка ландыша, глаза цвета спелых вишен внимательно следили за реакцией пациента, а нежное личико выражало твердую веру в собственные слова. — А вдруг… — прошептал мужчина. — Если я засну… вдруг тогда оно заберет меня? Я не смогу ему сопротивляться… Я беспомощен… Я так боюсь… Оно придет, я уверен… И что тогда? — бормотал он в безумной растерянности. — Смотрите, — мягко улыбнувшись, девушка присела на его кровать и продемонстрировала стаканчик с таблетками внутри. — Это особое, магическое снадобье. Когда вы выпьете его, то станете неуязвимым для всех монстров, чудовищ и демонов. Один щелчок пальцев — вот так, — она щелкнула пальцами, показывая, как надо, — и они просто растворятся в воздухе. Ну, как вам такое? Мужчина с поистине детской непосредственностью захлопал в ладоши. — Да! Да! Хочу быть сильным! Хочу быть неуязвимым! Прошу вас, умоляю вас, поделитесь со мной этим чудо-снадобьем! Вы — волшебница, да? Добрая фея? — Да, именно так, — подтвердила девушка, высыпая три таблетки на его протянутую ладонь и беря с тумбочки заранее приготовленный стакан с водой. — Пейте на здоровье. — Вы спасаете мне жизнь, госпожа волшебница! — радостно пролепетал мужчина, принимая стакан и одним глотком выпивая лекарство. — Спасибо вам, госпожа волшебница! Никогда вашей доброты не забуду… Спустя минуту он перестал дрожать и бормотать благодарности в адрес девушки, расслабился, опустился спиной на подушку, умиротворенно улыбаясь и погружаясь в забытье. Заметив, что пациент дремлет, как и предполагалось, девушка в белом халате осторожно поднялась с его кровати, на цыпочках вышла из палаты и, закрыв за собой дверь, с облегчением вздохнула. Хинамори Момо работала психиатром всего год. Еще совсем недавно она была обычной студенткой, и после окончания медицинского факультета перед ней были открыты все врачебные специализации, но Момо без колебаний выбрала именно психиатрию. Эта наука всегда казалась ей очень интересной. Душу ведь лечить гораздо сложнее, чем тело, и тем привлекательней — Момо любила загадки и не искала легких путей. Она еще ни разу не пожалела о своем выборе. И, что удивительно — у нее был особый дар, настоящий талант находить со всеми людьми общий язык, неважно, больная у них психика или нет. Многих из пациентов клиники Исида могла увещевать только доктор Хинамори. Например, сейчас — этот мужчина, Кобаяши Теппей, наотрез отказывался принимать лекарство, и заставить его могли только с применением силы. Хинамори же удалось дать ему необходимые таблетки просто и спокойно, причем он выпил их самостоятельно, еще и спасибо ей сказал. — Потрясающе, доктор Хинамори, — услышала Момо мягкий и доброжелательный голос своей наставницы, заведующей отделением буйных Уноханы Рецу, и обернулась, довольно улыбаясь. — Исключительная способность утихомиривать самых, казалось бы, безнадежных. Даже я бы так не смогла. У вас большое будущее. — Благодарю вас, Унохана-сенсей! — поклонилась Момо. От Уноханы Рецу такая похвала дорогого стоила — поскольку эта хрупкая на вид женщина была способна справиться с огромным буйным мужчиной в одиночку. Правда, при этом Унохана применяла силу — она владела боевыми искусствами. — Старайся и дальше, — улыбнулась Унохана.***
Хинамори нахохлилась, натягивая на голову капюшон своей тоненькой, еще осенней куртки. На дворе стояла зима — снег пока еще не выпал, но холодно было так, что ее нос превратился в ледышку и покраснел, а при каждом выдохе изо рта вырывалось облачко пара. Руки тоже замерзли настолько, что пальцы даже немного щемило. Она жила одна. У нее была бабушка, которая ее и вырастила, но она умерла два года назад, и оставила Момо квартиру, но денег Хинамори все равно катастрофически не хватало, так как после лечения бабушки у нее остались долги. А еще нужно было заплатить по счетам, купить продукты, что-то необходимое из одежды, когда пальто становилось более непригодным для ношения на работе… И все, никаких излишеств. Иногда Момо экономила даже на еде — благо, иногда ее угощали друзья. Конечно, она получала зарплату, но пока что не работала так долго и не стала таким квалифицированным врачом, чтобы зарабатывать много денег. Если бы не необходимость экономить, Момо давно бы ушла обратно в клинику, купив себе обед в тамошнем буфете, но цены в нем сегодня были ей не по карману, и поэтому оставался лишь один выход — купить онигири у торговца в лотке напротив. Хинамори часто ела здесь, и торговец уже знал ее, иногда делая скидки или вовсе угощая девушку бесплатно. Еще на подходе к лотку Момо увидела, что ее любимых онигири с тунцом осталось очень мало, в отличие от онигири с маринованной сливой, которые она не любила, и девушка ускорила шаг — одно онигири и так не утолит голода в полной мере, но лучше уж съесть то, что ей нравится, тем более, что они в одной цене. А до вечера больше Момо поесть и не удастся. У лотка торговца собралась очередь — во многих учреждениях сейчас был перерыв на обед, как и у студентов, которые представляли собой большинство толпы. Момо покорно встала за какой-то пожилой женщиной, одетой, как бухгалтер из банка, и открыла кошелек, чтобы пересчитать мелочь и понять, хватит ли ей еще и на стаканчик кофе или придется пить чай, который Момо пусть и любила, но меньше. И тут в очередь прямо перед ней нахально вклинился парень. Высокий, со взъерошенными волосами, которые были настолько светлыми, что казались почти белыми, и в кожаной куртке. Он отодвинул Момо в сторону так резко и грубо, что та выронила кошелек из рук на землю. — Эй! — возмутилась Хинамори. Она была не из тех робких и стеснительных девушек, которые боятся мужчин и людей в принципе, опускают глаза и стыдливо краснеют по любому поводу. Момо умела за себя постоять, и терпеть грубого обращения не стала бы никогда — но осыпать парня ругательствами ей было некогда. Она присела на землю, собирая высыпавшиеся из кошелька монеты, но, пересчитывая их, не нашла пяти иен — монетка куда-то закатилась, а значит — прощай, вкусный и крепкий кофе, о котором она так мечтала. Вот черт! И надо же было этому придурку влезть! — Эй, ты! — Момо поднялась на ноги и дернула наглеца за рукав куртки, обращая на себя его внимание. Он обернулся, и на нее уставились льдисто-бирюзовые глаза, такие яркие и… красивые. Он был очень красивым, как актер из фильма или принц из сказки. Или модель из глянцевого журнала для девушек. Но Момо стоически выдержала и его холодный взгляд, и презрительно изогнутую тонкую бровь. Подумаешь, красавчик. Внешность — не показатель ни ума, ни добродетели, а последнего в парне точно не было ни на грош. — Что тебе нужно? — насмешливым тоном спросил он. — А то вы не заметили! — вспыхнула Момо. — Вы меня толкнули! Из-за вас я потеряла деньги! Вы теперь мне должны! Он глянул на ее возмущенное лицо с долей интереса. — Сколько? Момо постаралась произнести это с максимальной гордостью: — Пять иен! — О, милая, — с издевкой протянул беловолосый. — Извини, но ничем не могу помочь. Сегодня я милостыню не подаю, — он окинул ее потертое пальтишко и самодельную вязаную шапочку таким красноречивым взглядом, что Момо задохнулась от злости. — Вы… да вы… Скотина! — выпалила она. Беловолосый усмехнулся, склонился к ней и взял за подбородок, заставляя посмотреть себе в лицо. Его глаза впивались в нее так, что Момо стало страшно. А вдруг она нарвалась на преступника? Какого-то якудза? Вел он себя точно как преступник. Но страшно ей было недолго — спустя миг Момо снова рассердилась и изо всех сил оттолкнула парня от себя. Он покачнулся, отступая на шаг, и, вновь обретя равновесие, глянул на нее с интересом. — Девушки редко обращаются со мной так, — сказал беловолосый, не сводя с нее глаз. — Никогда не оскорбляют меня и не бьют. Ты не похожа на других… Поэтому запомни мое имя, девчонка. Запомни его хорошенько. Меня зовут Гриммджоу Джаггерджак. С этими словами он вышел из очереди, не став ничего покупать. Момо посмотрела ему вслед — он шел широкими шагами, расправив плечи, словно ступал по красной дорожке под миллионами взглядов. Гриммджоу Джаггерджак. Хинамори и не хотела бы запомнить его имя, но у нее была слишком хорошая память, чтобы забыть. — Момо-чан! — взволнованно заговорил с ней торговец. — Вы в порядке? Этот человек не причинил вам боль? — Нет-нет, — улыбнулась Момо. — Дайте мне онигири со сливой, пожалуйста… — Ох, и правда, ваши любимые, с тунцом, уже закончились, — огорчился добрый дяденька. — Что ж, ничего не поделаешь, новые готовятся долго, а вы ведь спешите… Тогда возьмите кофе бесплатно, — сказал он, протягивая ей картонный стаканчик и самое большое онигири. — Кушайте на здоровье! Что ж, подумала Момо, рассыпаясь в благодарностях. Хоть в чем-то ей повезло.***
— Не подходите ко мне! Не смейте подходить! Зарежу! — истошно вопил Кобаяши Теппей, тот самый пациент, которого Момо уговорила выпить таблетки. Он стоял посреди холла больницы, а вокруг него собрался весь персонал — врачи, медсестры, санитары и уборщики. Другие пациенты или разбежались, или жались по углам, с любопытством наблюдая за разворачивающимся на их глазах действом. В руках у Кобаяши был нож, невесть откуда им взятый. Он размахивал своим оружием во все стороны, бешено вращая глазами. Момо, держа в руке стаканчик с остатками кофе, подошла к своему коллеге, который работал здесь всего на один год дольше, чем она, и тронула его за плечо: — Кира-кун, как он сбежал? — Санитар дверь в палату не закрыл, — мрачно отозвался Кира Изуру, светловолосый парень с длинной челкой, закрывающей один глаз. — Новенький, не знал, что обязательно надо закрывать двери, ну, этот и воспользовался шансом. — А нож он где взял? — спросила Момо. Кира пожал плечами. — Тайна следствия. Момо обеспокоенно нахмурилась, поднимаясь на носочки, чтобы лучше видеть пациента за спинами медсестер и медбратьев. К Кобаяши-сану пытались подойти специальные санитары, такие же крупные, как и он, отвечающие в клинике Исида как раз за усмирение буйных, но он с неожиданной для своей массы ловкостью уворачивался от попыток его схватить. Когда один из санитаров хотел зайти со спины, чтобы использовать захват, Кобаяши резко повернулся и полоснул беднягу ножом по плечу. Санитар болезненно вскрикнул, и на белоснежный пол закапала кровь. — Плохо дело, — сказал Хисаги-семпай, старший медбрат. — Надо вызывать спецбригаду. Унохана-сенсей, как назло, отлучилась… А тут без патронов со снотворным не обойтись. Этот Кобаяши же, как бешеный носорог, — хмыкнул он. Момо вспомнила отчаянные и испуганные глаза несчастного больного, его дрожь и ту веру, которая светилась в его взгляде, совсем, как у ребенка, слушающего сказку… Он был очень болен, неизлечимо, таблетки лишь успокаивали его, снимали агрессию, и родственники забирали Кобаяши домой, но во время обострений снова отправляли в клинику, и так по кругу. Он боялся — его агрессия произрастала именно из-за страха. Он боролся со страхом с помощью агрессии. Он был несчастен — когда наступала ремиссия, всегда извинялся перед всем персоналом больницы и печально прятал взгляд. И в этого бедного, потерянного и до смерти испуганного человека, который нуждается в помощи и поддержке, будут стрелять? Пусть даже снотворным! Это ведь еще больше испугает его, это усугубит ситуацию… Нельзя этого делать. Хисаги уже набирал номер спецбригады на своем мобильном. — Нет! — громко сказала Момо, и ее звонкий голос заглушил весь гомон, стоящий в холле. — Пропустите меня! — Ты с ума сошла! — возмутился Кира, хватая Момо за руку. — Он тебя зарежет! — Отпусти! — Хинамори гневно сверкнула глазами, вырываясь из хватки Изуру. Толпа расступалась перед ней, пропуская врача, и Момо была этому рада — если бы Кира продолжил ее удерживать, то и другие не стали бы пускать. А тут — все просто онемели от испуга. Хинамори же Кобаяши-сана не боялась. Сама не знала, почему, ведь выглядел тот очень жутко, особенно когда скалил зубы и вращал зрачками. Дополнял картину нож в его руке и лужица крови на полу. Но, несмотря на это, Момо бесстрашно шла прямо к нему. Позади нее все замерли, затаив дыхание. Котецу Исане, сестра-хозяйка, закрыла рот ладонью. Кира побледнел. Хисаги опустил руку с телефоном, потеряв дар речи. Все они наблюдали, как к Кобаяши-сану, огромному мужчине, что находился в состоянии дикого зверя и не мог себя контролировать, приближалась хрупкая и маленькая девичья фигурка, меньше его вполовину. Такая беззащитная и тоненькая, что казалось, будто Кобаяши может сломать ее напополам одной рукой. Момо понимала это, и ей вдруг стало страшно. Очень. Сердце забилось где-то в висках. Может, еще не поздно повернуться и убежать? Пусть с проблемным пациентом разбирается спецбригада, это их работа, а не ее… Она решительно закусила губу и сжала кулаки так, что ногти болезненно впились в кожу ладоней. Нет. Не убежит. Она — врач. Она давала клятву Гиппократа. Ей всегда очень нравилось латинское выражение «Aliis inserviendo consumor», которое прославил голландский хирург Николас Тюльп, начиная работать врачом, она хотела именно этого — светить другим, даже сгорая при этом сама, как свеча — и что, теперь она отступит? Николас Тюльп точно не отступил бы. И Флоренс Найнтингейл. И Эдвард Дженнер. Никто из ее кумиров не отступил бы! И она тоже не имеет права на страх. Она — врач. — Кобаяши-сан, — голос Момо не дрожал ценой титанических усилий. Она изо всех сил старалась не смотреть на испачканный кровью нож и в глаза пациента, чтобы не рассердить его еще больше. — Посмотрите на меня, Кобаяши-сан. Он обернулся к ней — лицо искажено гневом, нож уже почти занесен над головой девушки, глаза горят диким огнем — и охнул, разжимая пальцы. Нож со звоном упал на пол. Следом на колени повалился Кобаяши, кланяясь Момо в ноги. Прижав лоб к земле, он жалобно заскулил: — Простите меня, госпожа волшебница! Простите! Я не хотел ослушаться вас! Просто… Мне было страшно! О, госпожа волшебница, как же мне было страшно! Момо присела рядом с ним, положив руку на плечо мужчины, и заговорила: — Все хорошо, Кобаяши-сан. Я не сержусь на вас. Слышите? Я прощаю вас. Но вы не должны больше причинять кому-либо боль, даже демонам. Я ведь говорила — только щелчок, — она нахмурила брови с осуждающим видом, и Кобаяши снова по-щенячьи заскулил, опустив голову на пол. — Если вы еще раз сделаете кому-то больно, то лишитесь моего волшебного покровительства. И вы не должны убегать из палаты. Это — ваше убежище. Вы ведь боитесь? Но, пока вы там — бояться нечего. Это место охраняется моими чарами. Вы будете пить мое снадобье и обретете силу, но для этого вам понадобится время. Пока вы не стали полностью неуязвимым для своих демонов, вам нельзя покидать убежище. Я помогу вам. Я на вашей стороне. Вы поняли меня? — Да, да, — кивал Кобаяши. — Да, госпожа волшебница. Я больше не ослушаюсь вас. Простите меня. — Отведите его в палату, — сказала Момо подоспевшим санитарам из спецбригады с дозой снотворного в специальном ружье. — В этом нет необходимости. Кобаяши-сан более не опасен. Пациента увели, поддерживая под руки, а к все так же сидящей на полу Момо подошел Кира, глядящий на нее с испугом и восхищением одновременно. — Ну ты даешь, доктор Хинамори, — проговорил он немного дрожащим голосом. — Я так за тебя испугался! А вдруг он ударил бы тебя ножом? Ты вообще головой думаешь? — сорвался на крик Кира. — Он мог тебя убить! Понимаешь? Дура! Момо тихо засмеялась — она еще ни разу не видела тихого, замкнутого и застенчивого Киру в такой ярости, и не думала, что тот способен обругать ее — да и вообще кого-либо обругать. Но вместо того, чтобы обидеться, она почувствовала веселье. Может, это был первый звоночек подступающей истерики. — Но… ты молодец, — сказал Кира. — У тебя получилось. Не знаю, на что ты надеялась, но Унохана-сенсей права: у тебя талант. Вставай, — он протянул Хинамори руку. Она схватила его ладонь, поднимаясь на ноги. Колени слегка дрожали. Кира, словно видя это, приобнял Момо за талию, чтобы та могла опереться на его плечо, что девушка и сделала, уходя вместе с ним из холла в ординаторскую. Рабочий день продолжался.***
Зимние сумерки имеют свое, особое очарование. Ранние и темные, они окутывают город мягкой, словно перина, пеленой, и звезды посреди черного полотна неба блестят особенно ярко, как и луна, сияющая подобно электрической лампочке. Момо вышла из клиники, зябко ведя плечами. До дома ей можно было добраться пешком, и она предпочитала именно пешую прогулку, а не поездки на электричке или на такси. Нет смысла тратить деньги, если можно пройти всего пару кварталов и попасть домой. Подняв воротник пальто, чтобы сохранить хотя бы немного тепла, Момо на минуту застыла, думая, каким же путем ей пойти. Вариантов было два. Можно идти по освещенному и даже по ночам людному проспекту, рядом с шоссе и множеством витрин магазинов, а можно было срезать путь и пройти к дому через задворки, где фонари почти не горели, и существовала опасность нарваться на неприятности. Второй путь был крайне нежелателен, но… Момо замерзла, устала и очень хотела домой, а если она пойдет по проспекту, то до долгожданной постели ей придется добираться как минимум полчаса. Через задворки же — минут десять. Сегодня ведь ей повезло целых три раза — сначала Кобаяши-сан послушался и выпил лекарство, потом ей достался бесплатный кофе, потом Кобаяши-сан не тронул ее, более того — пришел в чувство от одного ее вида… Если двухметровый псих с ножом не причинил Момо вреда, то, может, Вселенная и дальше будет к ней благосклонна? Приняв решение, Хинамори зашагала по улице, сворачивая в первую подворотню. Она шла тихо, стараясь не производить шума — все же немного ей было страшно. Луна закрывалась облаками так зловеще, и голые ветви деревьев на фоне неба казались жуткими крючковатыми пальцами. Тусклый свет фонарей лишь добавлял пейзажу мрачности. Момо напомнила себе, что призраков не существует. Никаких. Не подойдет к ней со своим извечным вопросом Кучисаке-онна, не захочет стать ее младшей сестрой Ибицу и не услышит Хинамори страшный звук «тэк-тэк». Это всего лишь выдумки и легенды, их не бывает, а существует только наука и технологии. Но Момо было трудно верить в науку здесь, в полумраке, рядом с детской площадкой, где качели скрипели словно сами по себе, и ветер шумел в ветвях, как будто кто-то что-то нашептывал. И тут позади Момо раздались шаги. Вспомнив о Тэк-Тэк, она похолодела, но по мере приближения шагов поняла, что это несколько человек, и они явно не призраки. Призраки не производят столько шума, не смеются так весело и не ругаются пьяными голосами. Хинамори втянула голову в плечи и ускорила шаг, решив не оглядываться. Может, они ее и не заметят. Может, они просто компания выпивших друзей, и не желают никому зла. — Эй, смотрите, девчонка! — услышала она мужской голос. — Совсем одна! Давайте возьмем ее с собой, ребята? — А потом еще раз возьмем! — добавил второй голос, мерзко загоготав. Ответом ему были одобрительные выкрики. Вот черт. Момо побежала. Она умела быстро бегать, и надеялась на то, что пьяные парни из-за алкоголя в крови стали медлительнее. Но они никак не отставали от нее — громкий топот и голоса настигали девушку. Они звали ее, грубо обещая, что, если она не остановится, будет хуже, или суля ей райское наслаждение со всеми ними, сыпали то оскорблениями, то сомнительными комплиментами, и все время ржали, как кони. Да, везение кончилось, на бегу подумала Момо. Вселенная решила, что хватит с нее добра для Хинамори. Теперь ей придется расплачиваться за то хорошее, что сегодня с ней случилось. Так ведь это работает — за хорошие дни ты платишь плохими ночами… И что же ей делать? Прямо на бегу вызвать полицию? А куда? Адресов домов и названий улиц Момо в темноте разобрать не могла, а при свете ими не интересовалась. Убежать? Хороший вариант, но если не получится? Постучаться в чью-то дверь? Скорее всего, ее и слушать не станут, побоятся связываться с бандитами. Драться Момо не умела. Договориться с ними? У нее же особый талант, как говорила Унохана-сенсей. Она может найти ключик к каждому сердцу… Может, и правда попробовать? Момо резко завернула за угол и налетела на кого-то, тут же испуганно отпрыгивая в сторону. Подняв глаза, она увидела знакомого парня — белоснежные волосы, торчащие тем же ершиком, бирюзовые глаза и такой же холодный взгляд. Гриммджоу Джаггерджак. — Эй, стой, паршивка! — донеслось сзади. С коротким вскриком Хинамори сделала то, что первым пришло ей в голову — бросилась за спину Гриммджоу. Она ожидала, что он оттолкнет ее, но Джаггерджак сам закрыл Момо собой, делая шаг в сторону бегущих к ним парней. — Кто вы такие? — спокойным голосом спросил он, хотя тон вопроса не сулил ночным хулиганам ничего хорошего. — Твое какое дело! — цыкнул сквозь зубы их предводитель. — Уйди с дороги! — Нет, — ровно ответил Гриммджоу. — Лучше уйдите вы. Если хотите жить, — он хищно осклабился. — Ты погляди, какой храбрый! — захохотали парни. — Слушай, ну давай ты вместе с нами развлечешься с цыпочкой? Как тебе, а? — Вы не посмеете тронуть ее, сволочи! — сорвался на крик Джаггерджак. — Сначала сразитесь со мной, мерзкие трусы! — Ну, ты сам нарвался! От летящего ему в челюсть кулака Гриммджоу легко, почти лениво увернулся, зашел за спину нападающего, подсекая того под ноги, второй кулак перехватил рукой, ломая тому, кто бил, запястье — незадачливый насильник с воплем повалился на колени — а третьего ударил ногой в живот, заставив согнуться пополам и задохнуться от боли. Четвертый получил сильный удар кулаком в челюсть, и снова послышался хруст ломаемых костей. Очевидно, что ломалась не рука Гриммджоу. — Идем отсюда, — прохрипел главарь. — Скорее! Они убежали, растеряв весь свой пыл, как побитые собаки, а Джаггерджак повернулся к отбежавшей подальше от драки, да так и застывшей Момо. — Гриммджоу, — прошептала она. — Да, — усмехнулся он. — Ты помнишь. Молодец, девчонка. — Меня зовут не «девчонка», — возразила она. — Меня зовут Хинамори Момо. Запомни это имя! — зачем-то Момо переняла его игру. В том, что это была своеобразная игра, она ничуть не сомневалась. — Хинамори Момо, — повторил Гриммджоу, словно пробуя ее имя на вкус. — Хорошо. Я запомню. Они молча стояли друг напротив друга, и взгляды их соединялись — ледяной бирюзовый и теплый вишневый. Момо уже давно пора было домой, но что-то заставляло ее оставаться на месте и смотреть на Гриммджоу, и он тоже никуда, судя по всему, не торопился, изучая Хинамори взглядом. От этого ей было немного неуютно — он словно смотрел ей под одежду, даже под кожу. В самую душу. Может, даже читал ее мысли. — Я провожу тебя до дома, — сказал Гриммджоу. Не спросил разрешения, а твердо поставил Момо перед фактом, и это ее возмутило. Да, он ее спас, но это не дает ему права так с ней разговаривать! Особенно после того, что было днем! — Спасибо, я сама дойду, — гордо ответила Момо, и, обогнув Джаггерджака, пошла по направлению к дому. Он последовал за ней, догнал и пошел рядом. — Я не спрашивал, милая, — хмыкнул Гриммджоу. — А стоило бы спросить, — фыркнула Хинамори. — К тому же. ты все еще должен мне пять иен. Не помнишь уже? — Какая ты мелочная, — скривился Гриммджоу. — И жадная. Монета в пять иен сделает тебя богаче? — Это дело принципа, — объяснила Хинамори. — Тогда ты мне еще и нахамил. Я могу потребовать компенсацию за моральный ущерб, а это больше пяти иен, между прочим. — Еще и ранимая, — подытожил Джаггерджак. — Все девушки ранимые, — парировала Момо. — Нет, — возразил Гриммджоу. — Ты… Ты не такая, как все девушки. Это я уже слышала, — закатила глаза Момо. — Мы пришли. Вот и мой дом, — она остановилась не у своего дома, а у здания через улицу, планируя спрятаться в его подъезде, дождаться, пока ее нежеланный спутник уйдет, а потом дойти до собственного жилища. Еще не хватало, чтобы этот тип знал, где она живет. Лишняя предосторожность никогда не помешает. — Подожди, — видя, что Момо собирается уйти, Гриммджоу схватил ее за руку. — Подожди немного. Я еще не попрощался с тобой. — Отпусти! — возмутилась Хинамори. Ситуация все больше ее раздражала, как и сам Джаггерджак. Ей не нравились такие парни. Ей не нравились грубые, агрессивные, чересчур самоуверенные и заносчивые, и она не понимала, что девушки находят в подобных — что в персонажах книг и фильмов, что в реальных людях. И Гриммджоу е й тоже не нравился, несмотря на то, что был очень привлекателен внешне. И то, что он спас ее, тоже ничего не меняло — он оставался неприятным человеком в ее глазах. — Нет, — сказал Гриммджоу и развернул Хинамори к себе, взяв ее за плечи. Не больно, но, если бы она сопротивлялась — стало бы непременно больно. Бирюзовые глаза уставились на нее. Момо снова испугалась — от тех отморозков ей удалось отделаться, а сейчас, если что — получится ли убежать? — Красивое имя — Момо, — проговорил Гриммджоу. — Персик. И ты… — он оценивающе окинул ее взглядом, — красивая. — Отпусти, — тихо пискнула Хинамори. Гриммджоу не стал ее слушать. Он посмотрел на циферблат своих наручных часов и показал их Момо. Стрелки приближались к полуночи, отсчитывая секунды. Хинамори напряглась. — Запомни это время, Хинамори Момо, — произнес Гриммджоу. — Сегодня, второго декабря, ровно в двенадцать часов ночи, я… влюбился в тебя. С небес медленно полетели вниз белые искорки снежинок — впервые за эту зиму. Они танцевали в темноте, кружились в тихом вальсе, и их становилось все больше и больше. Первый снег, признание от мужчины в любви — это выглядело так романтично, и, если бы на месте Гриммджоу был кто-то другой — Момо была бы счастлива, но… Она нервно расхохоталась, громко и с повизгиваниями. От удивления Гриммджоу отпустил ее, разжав руки. Момо стояла и смеялась, надеясь, что это не перерастет в истерику, потому что она забыла успокоительные таблетки дома. И Джаггерджак мог рассердиться на нее за ее смех, но остановиться Хинамори была попросту не в состоянии. — И-извини, — немного успокоившись, Момо вытерла из уголков глаз выступившие снежинки. — Просто… Не сердись, но ты — не мой тип. И я тебя совсем не знаю. Я вижу тебя впервые. Ты спас меня, это правда, и я благодарна тебе, но это не значит, что я влюблюсь в тебя. — А ты и не должна, — неожиданно серьезно сказал Гриммджоу. — Что? — удивилась Хинамори, ожидавшая совершенно иной реакции. — Было бы скучно, если бы ты сразу в меня влюбилась, — ответил Джаггерджак. — Мужчина должен завоевать внимание девушки. Это битва. Поэтому не влюбляйся в меня пока что, ладно? Я хочу сам добиться твоей любви. И я сделаю это, Персик. Запомни, — он махнул рукой на прощание, развернулся и ушел. Момо растерянно стояла и смотрела ему вслед. На ее розовой шапочке драгоценными жемчугами блестели снежинки. — Чертов заносчивый придурок! — в сердцах проворчала Хинамори, но почти сразу выбросила парня из головы. Ее ждала теплая постель, горячее какао и интересная книга. К тому же, Гриммджоу не спросил номера ее телефона, да и адреса дома тоже благодаря осторожности Момо не узнал. Маловероятно, что они встретятся снова. Можно его и забыть.