Когда я влюбился в тебя

Главврач клиники Исида, Исида Рюукен, бросил печальный взгляд на две фотографии в рамке, стоящие на его рабочем столе. Но одной из них был изображен молодой парень семнадцати лет, черноволосый и сероглазый, очень серьезный и строгий. Губы Рюукена тронула слабая улыбка — в его сыне, Урью, не было ровным счетом ничего от отца. Ни той холодной рассудительности, ни того здравого скептицизма, ни той подчас жестокой циничности. Он весь был — Канаэ, весь удался в свою мать, также строгую, но добрую и нежную. И внешне, и внутренне Урью пошел в нее, чему Рюукен был скорее рад. Канаэ улыбалась с соседнего снимка, прекрасная и очаровательная, как цветок камелии, как летние сумерки, как теплый осенний дождь… Дождь. Тогда как раз шел дождь, но не теплый. Холодный ливень, пронзающий тело каплями, как стрелами, выпущенными из лука неведомыми божествами. И больно от них было, как от настоящих стрел. Рюукен шел под дождем без зонта, промокший, как мышь, убитый горем, полностью уничтоженный — он только что узнал, что его отец, Соукен, умер, не перенеся операции на мозге. До этого они так долго боролись… Рюукен делал все, что зависело от двадцатичетырехлетнего парня, чтобы продлить отцу жизнь. Знал, что спасти его не получится, знал, что опухоль слишком сложная, и пусть даже это не рак, все равно в таком возрасте и на поздней стадии шансов на долгую жизнь мало. Знал, но не был готов расставаться с отцом, который один его вырастил, без участия матери. Ну хотя бы еще пару лет, совсем чуточку! Рюукен старался верить и заражать своей верой отца, и все шло относительно неплохо, так что, когда Рюукену сообщили, что Соукен скончался под ножом хирурга, он, не помня себя, выбежал из больницы прямо под дождь. Шел и шел, не разбирая дороги, не боясь попасть под сигналящие ему машины, не видя людей на своем пути, и капли дождя болезненно жалили его тело. Но вдруг эти холодные уколы прекратились, а над головой Рюукена появился темно-синий зонт. Он поднял глаза от мокрого асфальта и увидел взволнованное лицо Катагири Канаэ — своей подруги из университета, которая поддерживала его все время болезни отца. В тот момент Рюукен понял, что любит ее всем сердцем. Они поженились, спустя год родился их сын — Урью. Канаэ была самой любящей на свете женой и матерью, она ежедневно окружала своих мужчин заботой и лаской, но Рюукен слишком много времени проводил на работе, так как жизнь состоит не только из любви — нужно было зарабатывать деньги и подниматься на ноги, да и по своей натуре Исида-старший был тем еще трудоголиком. Он опаздывал на детские праздники Урью, забывал о его днях рождения, не уделял ему достаточно времени, из-за чего сын смертельно на него обижался. Вишенкой на торте стало пристальное внимание одной из медсестер клиники Исида, Куросаки Масаки, которая все время строила Рюукену глазки и пыталась очаровать. Исида-старший не собирался отвечать ей взаимностью и изменять любимой жене, но Урью, единожды став свидетелем неудобной сцены, был уверен, что отец изменяет матери. Он не сказал Канаэ ни единого слова, но с Рюукеном ругался чаще, чем здоровался, а у Исида-старшего никак не получалось оправдаться перед упрямым сыном. А потом Канаэ попала в автокатастрофу. Разбилась на машине в такой же дождливый осенний день, как пятнадцать лет назад. Погибла на месте, не мучаясь и не страдая, сразу же отправилась в рай. Зато Рюукен и четырнадцатилетний Урью страдали за десятерых, словно при жизни попали в ад. С момента смерти Канаэ они перестали быть семьей. Урью винил отца во всех смертных грехах — он не уделял внимания ни жене, ни сыну, он думал только о своей работе, он позволял себе изменять супруге, он, по мнению сына, не горевал по гибели Канаэ по-настоящему… Масаки спустя время уволилась и вышла замуж, но повод обвинять Рюукена все равно остался. Дошло до того, что Урью начал называть отца просто по имени, безо всякого уважения. Что ж, думал Исида-старший — это его право. А он действительно виноват перед сыном, мог бы воспитывать его лучше, не оставлять его только на Канаэ, проводить с ним выходные, были же у него иногда выходные… Да только что уж теперь исправишь? Мертвых не воскресить, время вспять не повернуть. Глядя на лицо Канаэ, что улыбалась с фотоснимка, Рюукен вдруг вспомнил совсем другое лицо. Длинные волнистые огненно-рыжие волосы, медово-карие глаза, пухлые губы — Мацумото Рангику, секретарь председателя фирмы Джунринан, была восхитительна. У Рюукена никак не получалось ее забыть. Такие женщины созданы для того, чтобы сводить с ума. Само совершенство, богиня красоты, рожденная из морской пены, или наоборот — демоница, утягивающая мужчин за собой в темный греховный омут. Может, позвонить ей и пригласить куда-то? Нет, о чем он только думает? Она помолвлена. У нее есть жених. Зачем ей старый вдовец-психиатр? И почему он вообще думает о другой женщине? Никогда ведь никого не было, кроме Канаэ. А теперь и Канаэ тоже нет… Грустные размышления Рюукена прервал осторожный стук в дверь, и он сразу вспомнил о делах. Сложив руки на столе перед собой, он проговорил: — Да, войдите. Как и ожидалось, вошла доктор Хинамори Момо. Милая девушка, талантливый молодой специалист, идеально подходящая кандидатура для роли тайного психиатра. На счет клиники Исида уже была переведена круглая сумма денег в качестве задатка, и осталось лишь сообщить Хинамори, что у нее появилась новая работа. Вины перед Момо за то, что он почти принял решение за нее, Рюукен не чувствовал — что такого страшного и тяжелого в работе со всего лишь одним пациентом, который при этом не буйный и не агрессивный? О последнем Исида уточнил специально, причем несколько раз. Не мог же он отправить хрупкую девушку, вчерашнюю студентку, справляться с чудовищем? А так — бо́льшая часть денег принадлежит ей, да и возможность отказаться у Момо есть. — Исида-сенсей, вы меня звали? — спросила Момо, остановившись напротив стола начальника. Что ему могло от нее понадобиться — она могла лишь догадываться. Рюукен прокашлялся, снял очки и протер стекла платком. — Присаживайтесь, Хинамори-сан, — сказал он. — Нам с вами надо поговорить. Внутренне похолодев, Момо послушно присела, быстро припоминая, что могла натворить, чтобы ее вызвали на ковер к начальству. Вроде бы ничего серьезного. Случайно разбила ампулу с димедролом, но это не серьезный проступок, подумаешь, димедрол… Недавно усмирила Кобаяши-сана, но за это ее уже отчитала Унохана-сенсей, а потом, по очереди — Хисаги-семпай и Кира, как только первый испуг прошел, буквально голос срывали, утверждая, что буйный пациент легко мог убить ее, и что тогда? Может, Исида-сенсей тоже хочет прочитать лекцию по этому поводу? — У меня есть для вас предложение, — сказал Рюукен. — Скажем так, задание, очень важное, с которым можете справиться только вы одна. Уверяю вас, работа не сложная, а денег за нее вы получите… много. — Вы о чем? — растерянно моргнула Момо. От слов Исиды ей в голову полезли совершенно нездоровые ассоциации. Легкая работа, много денег… Наверное, стоит перестать читать на ночь эротическую мангу. — Вы слышали о тайных психиатрах? — спросил Рюукен, и, когда Момо отрицательно покачала головой, продолжил, — Это своеобразные агенты под прикрытием. Если у достаточно известного и влиятельного человека есть психическое заболевание, с ним работают такие психиатры. Целый день. Как телохранители, только хранители души. Они следят за состоянием пациента и помогают ему при необходимости… — Ясно, — Момо не стала слушать речь начальника до конца. — Значит, я должна стать чьим-то тайным психиатром, да? — Верно, — улыбнулся Рюукен. — Я в вас не ошибся. Вы очень умная, чрезвычайный талант, опять же… Кхм, так вот. Вы правы. Один человек нуждается в услугах тайного психиатра и обратился ко мне, а я вспомнил о вас, и… — И вы решили все за меня? — нахмурилась Хинамори. — Разве это правильно? — Что вы, договор можно нарушить, это не грозит ничем, кроме потери денег, — пожал плечами Исида. — Но выслушайте меня, Хинамори-сан. Вы должны будете всего лишь сопровождать пациента с диссоциативным расстройством, и в случае замены личности действовать по ситуации. Вам ничего не угрожает. Агрессивная субличность всего одна, но она не позволяет себе как-либо обижать женщин. Я лично говорил с пациентом и обследовал его, уверяю вас, это правда. А оплата… — Рюукен выдержал паузу. — Миллион иен. — Ого! — вырвалось у Хинамори. — Это всей нашей клинике? — Что вы, — улыбнулся Рюукен. — Это вам одной. Момо побледнела так, что Исида за нее испугался, но тут же начала розоветь, представляя, что сделает с заработанным. Ей так нужны были эти деньги! Она так устала на всем экономить и отказывать себе даже в мелочах! — Я согласна, — заявила Хинамори. — Где расписаться? — Но вы еще не прочли его историю болезни и условия контракта, — напомнил Рюукен. — Потом прочту! — отмахнулась Момо. — Исида-сенсей, у меня же талант, помните? Пожалуйста, ну пожалуйста-пожалуйста… Усмехнувшись, Исида протянул ей листок с контрактом и ручку. Хинамори поставила подпись везде, где требовалось, и глаза ее разгорелись так, словно она выиграла в лотерею. — Когда мне приступить? — нетерпеливо спросила Момо. — Сегодня, — обрадовал ее Рюукен. — Вечером вас заберет секретарь пациента прямо из клиники. Пока что можете быть свободны. Момо встала, поклонилась и направилась к дверям, но, вдруг вспомнив что-то важное, остановилась и обернулась через плечо, спрашивая: — А как его зовут, Исида-сенсей? Моего пациента? Рюукен снова улыбнулся — ну хоть об этом не забыла. — Его зовут Хицугая Тоширо.

***

Проклятый Исида никак не выходил у Рангику из головы. Она знала своего жениха, Ичимару Гина, с раннего детства, еще с детского сада. Вместе они играли в песочнице, бегали наперегонки и лазили по деревьям. Вместе пошли в первый класс младшей школы. Вместе учились и в средней школе, и в старшей. И не разлучались. Только в один год — в средней школе — попали в разные классы, что стало тяжелым испытанием для обоих. В старшей школе Гин признался Рангику в любви, и они начали встречаться. Кроме него, у нее никогда не было мужчин. Красивая, эффектная и сексуальная Мацумото не то что занималась любовью только с Гином — даже целовалась за всю жизнь только с ним, и больше ни с кем. И думала лишь о нем… до недавнего времени. Исида Рюукен что-то перевернул в ее душе одним-единственным взглядом. И она не могла заставить себя перестать думать о нем. Этой ночью Рангику не давала Гину спать, занимаясь с ним любовью без устали. Целовала его тело, сжимала коленями его бедра, царапала спину, кусала шею, изгибалась под ним, чем удивила Ичимару — у них давно не было такой страсти в постели. Но, когда Гин был внутри ее тела, внутри души Мацумото был совершенно другой мужчина, и в какой-то момент она представила, что не Ичимару сейчас с ней, а Рюукен. Что это его губы обхватывают ее соски, что это его руки гладят ее по спине и по бедрам, что это его член проникает в нее все глубже и глубже. Ей стало интересно, как бы Рюукен занимался сексом, был бы он страстным, или нежным, или грубым, или, наоборот, чутким. Чудом Рангику не простонала имя Исиды, вместо этого кусая Гина за плечо, так ощутимо, что на коже остался след. После бурной ночи Мацумото не выспалась, но к вечеру благодаря как минимум десяти чашкам кофе к ней вернулась бодрость, и в клинику Исида она ехала с радостью. А еще — с тайным желанием увидеть Рюукена. Но и увидеть ту самую талантливую Хинамори ей тоже хотелось.

***

Рюукен встретил Мацумото у входа в клинику. Могло показаться, что он ждал ее специально, и в груди у Рангику что-то шевельнулось, но она напомнила себе, что вполне нормально для Исиды ждать ее — привести к своему врачу, сама Мацумото ее не найдет. Но Рангику все равно одарила Рюукена своей самой сияющей улыбкой. — Добрый вечер, Исида-сенсей! Рада видеть вас снова, — прощебетала она. — А вы рады меня видеть? Рюукен чуть не поперхнулся, любуясь ее красотой. Как и в прошлый раз, Рангику была ослепительна — но в прошлый раз вырез на ее груди был меньше, а сейчас… Ложбинка грудей была видна так хорошо, что смотреть в глаза Мацумото не представлялось реальным. Рюукен посмотрел ей в глаза и утонул в медовом омуте. — Вы прекрасно выглядите, — неловко сказал он. — Спасибо, и вы тоже, — обрадовалась Рангику. — Кстати, что вы делаете в субботу? Ей нужно было остановиться. Замолчать и вовремя вспомнить о Гине. Но… Мацумото была слишком легкомысленной. Она не хотела изменять Гину, но сходить в кино с мужчиной — это ведь не измена? Ичимару даже не узнает, а Рангику поймет, нравится ей Исида по-настоящему или это просто наваждение. — В субботу? — удивился Рюукен. — Да… в общем-то… ничего. — В прошлый раз вы угостили меня кофе, и мне хочется вас отблагодарить, — продолжила Рангику. — А тут еще и вышел фильм, который я хочу посмотреть, а мой жених занят на работе, — она капризно надула губы. Последнее было правдой. — Не составите мне компанию? — Конечно, — согласился Рюукен прежде, чем подумал головой. Но он не мог отказать Рангику. Он понимал — она может вить из него веревки. Она слишком прекрасна. — Вот и отлично! — подытожила Мацумото, беря Исиду под руку. — А теперь познакомьте меня с доктором Хинамори. Доктор Хинамори Момо оказалась симпатичной юной девушкой маленького роста, ниже Рангику на голову, с милой улыбкой и не менее милым личиком. Если бы не белый медицинский халат, который она снимала на ходу, Мацумото ни за что бы не поверила, что эта милашка — врач, но факты были налицо. — Добрый вечер, Хинамори-сан, — учтиво поклонилась Рангику. — Мое имя — Мацумото Рангику, я — доверенный секретарь Хицугаи Тоширо-сана. Очень приятно с вами познакомиться. Спасибо, что согласились с нами сотрудничать. — Добрый вечер, Мацумото-сан, — улыбнулась Момо, поклонившись в ответ. — Мне тоже очень приятно. Надеюсь, что наше сотрудничество будет плодотворным. Она села на пассажирское сиденье машины и пристегнула ремень безопасности. Мацумото завела мотор. Минуту они ехали молча, а потом Хинамори робко заговорила: — Мацумото-сан, а… Хицугая-сан… Какой он человек? — Вы ведь изучили историю его болезни, — ответила занятая мыслями о грядущей субботе Мацумото, поворачивая машину налево. — Да, я все в подробностях изучила, — подтвердила Момо. — Но я хотела бы знать, какой он человек… а не пациент. — Он… — Рангику задумалась. — Очень хороший человек. Добрый, спокойный, благородный и очень милый. А еще — умный и интересный. И он — потрясающий друг. Никогда не видела его злым, — Гриммджоу ведь был не Тоширо, пусть они и занимали одно тело. — Сплошные достоинства, — недоверчиво заметила Момо. — Так не бывает. — О, есть и недостатки, — фыркнула Мацумото. — Он зануда, каких свет не видывал. Трудоголик, и ладно бы сам работал, но всех вокруг заставляет. Требовательный, склонный к перфекционизму, замкнутый, тот еще пессимист… Но я уверена, что вы поладите! — жизнерадостно заключила Рангику. Момо задумчиво кивнула, принимая ее слова к сведению и заодно радуясь, что не забыла пристегнуться — Мацумото вела машину в лучших традициях камикадзе. Наконец автомобиль остановился у большого особняка, окна которого уже светились в наступающих сумерках. Хинамори вышла из машины и пошла следом за Рангику. — Это что, жилой дом? — спросила она. — Не гостиница? — Ну да, Хицугая-сан здесь живет, — ответила Мацумото. — А когда вы перевезете свои вещи, Хинамори-сан? — Что? — не поняла ее Момо. — Какие вещи? Почему сюда?.. — Ну вы ведь будете здесь жить, — заявила Мацумото. — А вы забыли? В контракте это указано. Вам нужно всегда находиться рядом с Хицугаей-саном. Хинамори поперхнулась воздухом. Ведомая жаждой денег, она и не подумала досконально изучить контракт. Решила, что все идеально, никакого подвоха… Ага, размечталась. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Может, дальше будет еще хуже? Но и жить под одной крышей с мужчиной… не слишком хорошо для молодой незамужней девушки. «Он — не мужчина, он — мой пациент, — напомнила себе Момо. — А я не девушка, я — врач». Врачи — существа бесполые, перед которыми не стоит стесняться, и относится это не только к врачам вроде гинекологов или хирургов, которые осматривают тела пациентов, но и к психиатрам тоже. Обнажить душу можно перед врачом любого пола, главное, что он — врач. И пол пациента точно так же не имеет значения, в первую очередь это человек, которому нужна помощь. Да и скучать по Момо дома никто не будет. Бабушка ведь умерла, а после смерти старого кота, что был любимцем бабушки, Хинамори не стала заводить других домашних питомцев ввиду занятости на работе. Даже растения, что требовали бы полива, не выращивала — не хватало терпения за ними ухаживать. Держала на работе кактус, и все. Репутация же… да какая кому разница? Хинамори не собиралась замуж. Особенно в ближайшее время. Она еще молода, и реализовать себя всегда хотела в карьере, а не в семье и детях. А тут, к тому же, такой интересный объект для изучения… Мало кому из психиатров доводится работать с такими оригинальными случаями, а начинающим и вовсе так не везет. Момо тряхнула головой, заставляя себя выйти из состояния задумчивости, посмотрела на небо, где собирались тучи, и бросилась догонять уже направившуюся к дому Рангику.

***

То, что психиатр нашелся так быстро, было удивительной удачей. Конечно, нельзя было утверждать, что Хинамори Момо идеально справится со своими обязанностями, но в таком случае клиника Исида обязалась вернуть деньги, и в результате Тоширо ничего не терял, кроме времени. Время же он готов был потратить, и ждал приезда Хинамори с нетерпением, странным для его возраста. Хинамори Момо — он впервые слышал это имя, но оно казалось ему знакомым. Дежавю — так это называется? А может, Тоширо слышал похожее имя, или… Момо — вряд ли это имя такое уж редкое. Персик. Хицугая поймал себя на мысли, что думает, что эта девушка должна быть милой. Нежной, как цветок персикового дерева, с доброй улыбкой, с мягким певучим голосом. Хинамори Момо — уже звучит мелодично. Как капель в мартовский теплый день, когда лед тает под золотыми лучами солнца, и капли, скатывающиеся с острых блестящих снежинок, выстукивают диковинным ксилофоном: Хи-на-мо-ри-мо-мо. Но сейчас была зима, и никакой капели. И никакого солнца — с утра оно так и не выглянуло, прячась за серой пеленой туч. К вечеру метеорологи снова обещали снег. Может, он уже пошел? Решив проверить это, Хицугая подошел к окну и отвел в сторону занавеску, глянув во двор своего дома, но вместо неба его взор обратился к подъехавшей ко двору машине Рангику. Красная «Ауди» лихо затормозила у самого бордюра, и сначала оттуда выпорхнула Мацумото, сверкнув рыжим пятном посреди серого дня, а затем открылась пассажирская дверца и вышла девушка в кремовом пальто и розовом вязаном берете, маленькая и хрупкая — Тоширо сразу понял, что это и есть Хинамори. «Запомни мое имя! Меня зовут Хинамори Момо!» — раздался у него в голове девичий голос. Тоширо потер висок, не зная, что и думать об этом — сознание снова вздумало шутить с ним жестокие шутки. И, глядя на Момо, Тоширо все больше казалось, что где-то он уже ее видел. И пальтишко это кремовое, и берет… На берете блестели снежинки, как драгоценные алмазы… Пальто в ночной темноте выглядело почти белым… Что за странные воспоминания?.. Девушка вдруг посмотрела вверх, но не на окна дома, а на небо, видимо, тоже думая о грядущем снегопаде, и Хицугая увидел ее лицо. В ней не было ничего эффектного и яркого, как в той же Рангику, ничего сногсшибательно красивого и сводящего с ума, но, глянув на нее один раз, хотелось смотреть снова и снова. Большие карие глаза оттенка спелых вишен, пухлые губы, маленький нос, темные густые брови, бледная гладкая кожа — весь ее образ дышал чистотой, свежестью и невыразимой прелестью. И правда, цветок персика. Милая, юная, нежная… Тоширо отвел взгляд и шагнул вглубь комнаты, обратно зашторив окно. Его испугали собственные мысли — мысли влюбленного мужчины. Это неправильно и глупо, он видит ее впервые, он ее даже не знает, не говорил с ней, не знаком с ней лично! Хотя Хицугая сомневался — уж больно знакомым казалось ему не только имя, но и лицо Хинамори. И это пугало. Он сходит с ума еще больше? Конечно, можно предположить, что с Момо встречалась одна из его субличностей, но… Тоширо никогда не запоминал тех, кого знали другие части его души. Не вспоминал же он тех девушек, что давали ему пощечины при встрече за выходки Гриммджоу. И почему-то Тоширо нервничал, как на первом свидании. Как наивный влюбленный старшеклассник, ожидающий героиню своих грез в назначенном месте, дрожащий от нетерпения и волнения одновременно, рисуя себе в воображении идеальный вечер, и желая немедленно бросить весь мир к ногам возлюбленной, когда она придет с опозданием на пятнадцать минут и будет так мило краснеть, извиняясь за непунктуальность… Шаги Рангику уже звучали перестуком каблуков по лестнице вверх. Тоширо заставил себя собраться.

***

Как выглядел Хицугая Тоширо, Момо еще не знала. Она отчего-то представляла его пожилым мужчиной вроде Кобаяши-сана, хоть в истории болезни прочла, что ему всего двадцать восемь, и, получается, он старше нее на каких-то три года. Но одно дело — видеть воочию, и совсем другое — воображать то, чего еще не видел. Разум людей иногда порождает настоящих чудовищ, не то что образы незнакомцев. Дом Хицугаи не походил на дом чудовища или психопата. Здесь было в меру чисто, обстановка радовала глаз уютом и светом, интерьер был обставлен со вкусом, на стенах в прихожей висели картины — в большинстве своем безликие, не говорящие ничего о владельце, какие-то натюрморты с яблоками, грушами и виноградом, пейзажи — в основном зимние, что уже было некоторой зацепкой, и одна картина, висящая на самом виду, с изображением белого дракона, парящего в небе. Момо остановилась рядом с ней, завороженно любуясь блеском чешуи дракона, его сверкающими голубыми глазами и огромными распахнутыми за спиной кожистыми крыльями. — Хинамори-сан? — окликнула ее Рангику. — Д-да, извините, Мацумото-сан, я просто смотрела на картину, — виновато ответила Момо, следуя за Рангику. — Можете называть меня просто Рангику, — по-доброму улыбнулась Мацумото. — Мы с вами, кажется, почти ровесницы? А даже если и нет, не хочу быть намного старше. Вот что, зови меня на ты и по имени, ладно? А я тебя буду звать на ты и по имени, если разрешишь, конечно. — Конечно, разрешу, — в ответ улыбнулась Момо. — Рангику, а кто рисовал эту картину? — она указала на дракона. — Понимаете, о человеке, в том числе и о состоянии его психики, многое может сказать обстановка у него дома. К примеру, люди, страдающие обсессивно-компульсивным расстройством или гермофобией, иногда слишком много времени уделяют уборке, и их дома в результате похожи на операционные… А люди с депрессией, наоборот, убираются редко… — Эту картину нарисовал Тоширо, — глянув на дракона, сообщила Мацумото. — Ух ты! — поразилась Хинамори. — Очень красиво. Значит, Хицугая-сан еще и художник? Что ж, подумала она, неудивительно. Люди с расстройствами психики часто любят рисовать, и наоборот — многие великие художники страдали психическими расстройствами. Например, Винсент Ван Гог или Сальвадор Дали. Часть их таланта, вероятно, являлась заслугой болезни. Да, в обязанности Момо не входит лечить Хицугаю, только наблюдать за ним и контролировать, но никто не запрещал ей пытаться ему помочь. Сложный случай, не тот диагноз, который способен исцелить начинающий врач, но почему хотя бы не попробовать? Вдруг она увидит свежим взглядом то, чего не заметили маститые психиатры? — Ну не то чтобы художник, — задумчиво ответила Мацумото, — Но он любит творчество. Рангику выглядела рассеянной, и Момо решила узнать об этом потом, и от самого Хицугаи. Глядя на Мацумото, Хинамори казалось, что мыслями та далеко отсюда, и мысли ее не самые радужные. О чем может переживать настолько красивая женщина, оставалось лишь гадать, но не лезть же ей в душу при первом же знакомстве? Тем более, Момо думала, что они с Рангику еще подружатся. Судя по Рангику, та была дружелюбной и легко шла на контакт. — Ну что ж, знакомьтесь, — Мацумото распахнула дверь в комнату, приглашая Момо войти внутрь. — Это доктор Хинамори Момо, а это — Хицугая Тоширо. Всем очень-очень приятно! Момо переступила через порог и замерла на месте соляной статуей. По позвоночнику пробежала холодная дрожь. Руки тоже похолодели. Она побледнела, как бумага — это был он. Тот самый грубиян из очереди за онигири! Тот парень, что спас ее от насильников! Тот парень, который признался ей в любви, чем сильно ее напугал! Те же белые, как первый снег, взъерошенные волосы, то же лицо, вот только глаза… у того были синие, а у этого — бирюзовые, и взгляд тоже другой, более мягкий и доброжелательный. Хинамори прижала ладонь к отчаянно бьющемуся сердцу, но, вопреки желанию, не шагнула назад и не убежала прочь. Она набрала в грудь воздуха и спросила: — Гриммджоу?..