Курить на территории школы запрещено

— Эй, Гокудера, ты разве не пойдёшь с нами? — спросил Тсуна, когда уроки закончились и все вышли на крыльцо школы. Он не мог не обратить внимание на то, что Хаято целый день был каким-то отрешённым от мира, а сейчас вообще намеревался куда-то уйти по-английски. Причём явно не в сторону его дома, хотя обычно всегда провожал своего босса после школы. Не то, чтобы ему так сильно не хватало его навязчивого внимания. Но он отлично понимал, что с недавнего времени Гокудере стало есть что скрывать, и он не собирался этим делиться. Он стал часто куда-то пропадать, сделался замкнутым и задумчивым. И это настораживало Тсуну, хотя он и старался не подавать виду. — Конечно пойду, Джудайме! — отозвался тот, обернувшись и улыбаясь своей милой простодушной улыбкой. Искренней, несмотря на то, что ему не удалось незаметно улизнуть, как он того хотел. Естественно, он хотел пойти с ним. Даже несмотря на приказ быть в назначенное время в нужном месте. Что бы не происходило, он не мог избавиться от своей маленькой слабости всегда следовать за Тсуной и быть с ним рядом как можно дольше. Потому что без него он чувствовал себя одиноким, и ему не с кем было даже поделиться своими мыслями. Однако с того самого дня, когда Гокудера признался в своих чувствах, многое изменилось. С каждым днём, с каждым часом его всё больше донимала мысль: а есть ли смысл в том, чтобы продолжать мучить себя ради того, чему не суждено сбыться? Ведь ему достаточно ясно дали понять, что ему не на что было надеяться. Но посвящать этому всю дальнейшую жизнь белобрысому совершенно не хотелось. Ведь иначе был ли смысл в такой жизни? Становилось невыносимым каждый день вытаскивать себя с самой глубины отчаяния, выкуривать сигареты пачками, пытаться никогда не плакать даже наедине с самим собой, чтобы не потерять остатки самоуважения, и раз за разом вымучивать из себя эту глупую улыбку, чтобы Десятый думал, что всё, что произошло, было всего лишь несерьёзным душевным порывом, и не беспокоился бы за него. Но Гокудера не был из тех людей, кто умеет не показывать того, что им плохо. Поэтому ему легче было замкнуться в себе на время и не показываться никому на глаза, но множество объективных и субъективных факторов не давали ему этого сделать. Хотелось сдохнуть. Но ведь, если он умрёт, Тсуна будет страдать. Ведь он его друг, правая рука и часть его жизни, пусть и не такая значительная, как ему хотелось. И жить можно только хотя бы ради того, что этот человек дал ему всё то, чего у него никогда не было — дружбу, заботу и понимание. И любил его таким, какой он есть, хотя от него бывало много проблем. Но для него он был всего лишь одним из многих. — Гокудера-кун... — голос, довольно высокий и вместе с тем совсем не девчоночий, внезапно вывел его из астрала. Погружённый в свои мысли, Гокудера не заметил, как они дошли до дома. — Я понимаю, что у нас зачёты на носу, но тебе не стоит так перенапрягаться. Ты очень бледный... И тебе надо больше кушать. Хаято вздрогнул, ловя на себе взгляд этих больших светло-карих глаз, которые смотрели на него со всё той же теплотой и заботой. «Чёрт... я где-то слышал нечто подобное...» Память мгновенно перенесла его на девять лет назад. — Завтра у папы будут гости, я должен постараться для них, — говорил пятилетний Гокудера, искусно скользя маленькими пальчиками по клавишам пианино и наигрывая недавно выученную композицию. Сидящая рядом с ним девушка с длинными пепельными локонами улыбнулась, наблюдая за ним, и погладила по голове. — Ты ведь играешь уже целый день. Отдохни немножко и сходи покушай. О том, что эта женщина — его мать, он случайно узнал лишь два года спустя, вместе с новостью о том, что она разбилась на машине, так и не привезя с собой подарок для него. Тогда он и решился сбежать из дома, чтобы научиться боевым искусствам и быть подальше от отца, мачехи и сестры, среди которых он чувствовал себя одиноким и ненужным. И никогда ни от кого с тех пор не слышал таких ласковых слов. — Гокудера, что с тобой? — проговорил Тсуна, заметив в глазах Взрывателя слёзы. Тот поспешно и небрежно вытер их рукавом. — Всё в порядке, Джудайме. Просто... просто... ты так добр со мной. — Он снова улыбнулся, с трудом подавляя в себе желание разрыдаться в голос. Савада, сам того не осознавая, надавил на его больную точку, и теперь нервно пытался подобрать слова, чтобы разрядить обстановку. — Ну... Всё правильно, ты же мой друг! Друзья должны помогать друг другу... разве нет? — Конечно да, Джудайме! Он снова взглянул на него, когда тот стоял так близко, что становилась досадна мысль о том, что ему не позволено ничего более дружеских объятий, да и те в данной ситуации выглядели бы как проявление излишней сентиментальности, которой ну никак не пристало обладать правой руке главы мафиози. Да он теперь и не хотел этого. После того, как он был «загрязнён и опорочен», Гокудере была противна сама мысль о том, чтобы после этого прикасаться к «чистому и невинному» боссу. Оставалось только смотреть на него, упиваться своей платонической любовью и искренне радоваться его каждодневным успехам в завоевании сердца Киоко. Пусть даже такая перспектива и была невыносима для него. — Не зайдёшь к нам на обед? — спросил Тсуна, с наслаждением вдыхая запах свежеприготовленной еды, доносящийся из открытого окна кухни, которое приветливо развевало по ветру белоснежные занавески. — Я бы с радостью, но у меня есть дела. — Гокудера нервно посмотрел на часы. — Да и я ещё сыт после школы. Может, зайду вечерком. Увидимся, Джудайме! Естественно, он врал. На самом деле он хотел есть, но приказ есть приказ, и ему надо было срочно идти. Тсуна помахал ему рукой и молча проводил взглядом. Он понимал, что снова ранил его, и чувствовал себя из-за этого ужасно виноватым. Ровно, как и в том, что Хаято стеснялся лишний раз зайти к нему поесть и из-за этого не питался нормально, ведь в чужом городе покормить его больше некому. Сходить поесть в суши-бар отца Ямамото, где его наверняка накормили бы бесплатно, ему попросту помешала бы его гордость и непонятно откуда взявшаяся большая нелюбовь к бейсбольному придурку. Впрочем, очень даже понятно, откуда. Десятый относился к нему совсем иначе, нежели к Гокудере. Он всегда рассчитывал на него и на Рёхея и был уверен, что они его не подведут. Что касается Гокудеры, то он был для него скорее дитём неразумным, о котором нужно заботиться и следить, чтобы чего не натворил.