American Dream

У дорогих, торжественных и попросту пафосных мероприятии было много минусов. Во-первых, они существовали. Во-вторых, они были в большинстве случаев бессмысленны. В третьих, они собирали толпу людей, которых приходилось приглашать галочки ради. В-четвертых, они все еще существовали. Но самым главным минусом, по мнению Грэйвса, был дресс-код, который он бы с удовольствием послал ко всем чертям, однако не мог. Это позволительно для домашней вечеринки, куда приглашают исключительно друзей, ну и, может, парочку коллег, но никак не для вечера, где по тебе будут оценивать всю твою семью или, за неимением последнего, окружение. Кроме того, будет пресса. За всё то время, что Грэйвс принудительно отсиживался за закрытыми дверями, его имя в газетах не трепали только милостью святых. Точнее, когда Гриндевальда только изловили, тот же «Призрак» первым закидал МАКУСА неудобными вопросами, но потом внезапно умолк, разродившись лишь небольшой статьей о том, что международного преступника будет ждать суд, а начальник департамента, чье лицо он так самовольно себе присвоил, найден и проходит курс реабилитации. Персиваль полагал, что без вмешательства Пиквери здесь не обошлось. Организацией торжества он практически не занимался. Грэйвс терпеть не мог вникать во все эти тонкости, и, будучи потомком одной из самых уважаемых семей магической Америки, а также почти неприлично богатым ублюдком, позволил себе нанять нужных людей и спихнуть все тяготы мирские на них, лишь тщательно вычитывая и подписывая счета. Это влетело ему в приличную сумму, по большей части за срочность, но сейчас, рассматривая потолок арендованного зала, милостью кудесников превращенный в самое настоящее звёздное небо, он думал, что ни драгота зря не потратил. Грэйвс был доволен — гости тоже. Отчасти довольство это было обусловлено тем, что всех приглашенных журналистов, пытающихся всеми правдами и неправдами пронести внутрь фотоаппараты, либо просили удалиться, либо отбирали технику на входе. Никто из больших шишек, разгуливающих по залу с женами (или любовницами) под ручку, не желал быть застигнутым врасплох. Если честно, Грэйвс ждал множества отказов, прикрытых уважительными причинами, но получил таковых всего три. От бывшего сослуживца, чья жена вот-вот должна была родить; от начальника спортивного департамента — он находился в командировке на другом континенте; и от бывшего наставника академии аврората, мистера Янга. Отказ последнего был оформлен вопиллером, в котором старик Янг, давно отошедший от дел и проводящий свои деньки на солнечном пляже Флориды, поражался тому, как Грэйвс умудрился вообще дожить до своих лет, делал выговор за недостаток бдительности, и обещал, что в следующий раз, если его ученик вляпается в историю, он, не смотря на свои неудобные ножные протезы, прибудет в Нью-Йорк и лично надерет ему уши. Грэйвс слушал, улыбался и разве что слезу от умиления не пустил — Янг вообще не изменился. Все остальные, вроде бы, были на месте. Грэйвс лавировал среди гостей, чинно пожимая руки джентльменами и целуя — прекрасным дамам. Дал пару быстрых комментариев журналистам, благо, их целью на этот вечер был не столько он, сколько остальной высший свет, и откровенно скучал, ловя на себе порой заинтересованные, а порой и опасливые взгляды — адмониторы с его рук никуда не делись, хоть и были прикрыты манжетами рубашки. На взгляд Персиваля ситуация выглядела более чем забавно. — Мистер Грэйвс, сэр, простите… Он повернулся к молоденькой светловолосой ведьме, одетой недостаточно элегантно, чтобы быть из приглашенных гостей — или чтобы быть сопровождающей, если на то пошло. В руках девица держала записную книжку и карандаш, судя по виду, самозатачивающийся. Значит… — Именно, мисс…? — он вопросительно склонил голову на бок. — Коллинз, Линда Коллинз, «Призрак Нью-Йорка». Могу я задать вам буквально пару вопросов? На мгновение Персиваля едва не перекосило от этой фразы, спасибо человеку в дурацкой шляпе, но он вовремя нацепил на лицо дежурную улыбку и благосклонно кивнул. — Если только вопросы не будут связаны… с неприятными воспоминаниями, — добавил он с намеком, и девица замерла. Судя по лицу, она мысленно перебирала огромную кучу вопросов, и пыталась понять, какие из них могут вызвать неприятные ассоциации. — Можете спрашивать о жизни, в том числе личной, планах на будущее, но вот вопросы касаемо моей должности задавать не советую — все равно я на них не отвечу, — смилостивился над ней Персиваль. — Должности? Хотите сказать, вас восстановили в качестве начальника департамента магического правопорядка? — не вняла его просьбе мисс Коллинз, моментально попытавшись вцепиться в сенсацию. Непрофессионально. Любой уважающий себя журналист, особенно журналист светской хроники знал, что вот так нагло навязываться на официальном приеме — дурной тон. Уже не говоря о том, что к подобным вопросам подходят медленно и постепенно, а не кидают их прямо в лоб. — Попробуете еще раз? — Персиваль был настроен на широкие жесты. Линда чуть нахмурилась. — Это значит — нет? Вас по-прежнему подозревают в сговоре с Гриндевальдом? — попыталась она, косясь на его руку. Грэйвс на автомате поправил манжету, прикрывая браслет, и смерил ее многозначительным взглядом, пытаясь вспомнить, как часто он видел фамилию Коллинз под газетными статьями за эти три месяца. Как ни странно, не больше четырех. Значит, новичок? — Даю последнюю попытку, мисс, — Грэйвс произнес эту фразу таким тоном, что девушка от неожиданности отступила на шаг назад и недоуменно захлопала ресницами. — В противном случае, ваша газета останется без статьи, а вы — без фуршета. Я понятно объясняю? Его голос всё-таки сорвался на командный тон, каким обычно Персиваль общался с провинившимися подчиненными. Коллинз едва в струнку не вытянулась, глядя даже как-то испуганно. Грэйвс вздохнул. Некрасиво получилось. Вот чего он от себя не ожидал, так это сорваться на женщине, пусть даже эта женщина представительница так нелюбимой им профессии. Он уже хотел извиниться, когда на его плечо легла тяжёлая рука — внезапно, с силой, едва не заставив Грэйвса приложить неизвестного нарушителя личных границ заклинанием поизощреннее. — Перси, Перси, ай-яй-яй, — вкрадчиво, едва ли не на ухо, укорил его знакомый голос. — Запугивать такую красивую девушку, как не стыдно? Грэйвс медленно выдохнул и чуть обернулся, сталкиваясь с человеком почти нос к носу. — Всегда знал, что чувство самосохранения тебе при рождении не завезли, Джимми. Его собеседник широко ухмыльнулся, и взъерошил и без того стоящие торчком волосы. Вкупе с расстегнутым двубортным смокингом и отсутствием платка паше (1) его образ можно было смело назвать вызывающим и безвкусным, но этому человеку явно было все равно. — Миледи, — ещё раз хлопнув Грэйвса по плечу и, наконец, отодвинувшись на приличное расстояние, он отвесил Линде немного пижонский поклон. — Джим Поттер, к вашим услугам. Он протянул руку, и девица немного неуверенно позволила ему поцеловать свою ладонь. Грэйвс едва не фыркнул, глядя на ее обескураженное лицо. Она, как журналистка, не могла не знать, кто такой Поттер. Известный эксперт-криминалист, зельевар и колдомедик, чьи исследования немажеской медицины помогли усовершенствовать многие зелья и заклинания. Род Поттера шел от одного из двенадцати почитаемых в Америке за героев авроров, Абрахама, все его предки так или иначе были связанны с авроратом, однако Джим первым из своей семьи предпочел, цитата, «не губить чужие жизни, а спасать их». В данный момент, он был одним из ведущих колдомедиков при центральном магическом госпитале Нью-Йорка. Лечение и восстановительный период Грэйвса вел тоже он — никому другому Персиваль бы, пожалуй, подобное не доверил. В общем, Поттер был хорошим со всех сторон специалистом — и ужасным раздолбаем и балагуром в мирской жизни. — Так, с какой вы газеты, душечка? — не выпуская тонкой девичьей руки из захвата, поинтересовался вышеозначенный балагур у продолжавшей молчать девушки. — «Призрак»… То есть «Призрак Нью-Йорка», — оттаяла она. Джим внезапно перестал улыбаться, прищурился, и чуть крепче сжал пальцы на ее запястье. — То есть тот очаровательный мужчина, который поймал меня у входа и представился репортером «Призрака», продемонстрировав мне приглашение — ваш коллега, я прав? — сладким голосом спросил он. — Не знал, что для такой довольно посредственной газетенки одного журналиста будет недостаточно. Линда моментально побледнела лицом. Ее глаза расширились в панике, словно ее поймали на чем-то незаконном, и это была очень красноречивая реакция на простые слова. Грэйвс почувствовал, как внутри начинает все клокотать от злости. — Если не хотите провести остаток ночи в аврорате, — тихо и угрожающе, но так, чтобы окружающие не услышали, сказал он, — советую признаться честно, кто вы и как проникли сюда. Джим, проверишь? Журналистка дернулась, пытаясь вырваться из поттеровского захвата, но не смогла, только ухудшив для себя ситуацию — моментально среагировавший Джим встал так, чтобы прикрыть их от взглядов, немногочисленных, впрочем. Девица откровенно запаниковала, особенно, когда Поттер достал палочку. — Сэр, я… — она нервно облизал губы, переводя взгляд с одного на другого. — Я журналистка, правда! Точнее, ассистентка мистера Лоззуса! Мне отказываются давать приличную колонку, я просто хотела… хотела доказать, что могу… Я заплатила официанту, и он провел меня через черный ход, но я ничего такого не хотела, правда! — Все чисто, — сделав несколько пассов палочкой, перебил ее Джим. — Ничего запрещено при ней нет, так что на воздух мы не взлетим, а наглость все-таки не та вещь, за которую нужно отправлять в аврорат. Но ты у нас нынче хозяин, Перси, так что слово за тобой. Что будем с ней делать? Грэйвс ещё раз окинул девушку тяжёлым взглядом. С одной стороны, проникновение на подобного рода мероприятие законом не каралось. Да, можно было поймать того умника, что провел незнакомого человека внутрь и уволить его к чертям собачьим, но не более — при условии, что девица действительно не имела никакого злого умысла, иначе это уже тянуло на сговор. С другой стороны, если бы она планировала испортить вечер любым из доступных способов, она уже раз сто могла это сделать. А отсутствие совести и стыда не та вещь, за которую сдают в аврорат. Можно было предъявить претензии уже газете, которая за своего сотрудника несла ответственность, но Персивалю было откровенно лень в это ввязываться. — Выведи ее, будь любезен, — попросил он Джима и, посмотрев Коллинз прямо в глаза, добавил, — Я сегодня крайне благодушен. Так и быть, проблем у вас не будет — если вы не совершите очередную глупость. Это понятно? — Ну-ну, Перси, — к Джиму же, наоборот, моментально вернулся расслабленный вид. Он приобнял журналистку за талию, но та, окончательно запуганная, даже не подумала вырываться. — Ты уже достаточно потрепал девочке нервы. Пойдем, милая, я тебя провожу. А ты, — он ткнул Грэйвса пальцем в грудь, а потом им же указал куда-то в сторону. — Иди и поздоровайся с Вики, пока твоя протеже не уболтала ее до смерти. И не успел Персиваль уточнить, о какой протеже идёт речь, Джим отбыл, уводя за собой мисс Коллинз. Впрочем, о ком именно говорил Поттер стало ясно, стоило Грэйвсу оглянуться. Тина всё-таки пришла. Не то чтобы Грэйвс сомневался — отказа от нее он не получал — но грыз его червячок сомнений. Всё-таки Тина была из совершенно другого круга, она могла попросту решить, что не впишется в окружающую обстановку. Отчасти, так оно и было — ее платье, простое и явно трансфигурированное из чего-то другого, и ее прическа, не такая вычурная, как у большинства дам, выбивались из общей картины, хотя если бы кто спросил самого Грэйвса, так было даже лучше. Тине шел немного небрежный стиль, в котором она чувствовала себя комфортно, и это было сразу заметно. Она была одна, видимо, «плюс один», указанный в приглашении, ей не пригодился, хотя Грэйвс в общем-то был не против увидеть ее в обществе той же Куинни — вот уж кто украшение любого праздника. Саму Тину условности вообще не смущали — она, восторженно сияя глазами, взахлёб рассказывала что-то благодушно улыбающейся леди, которая не то чтобы «выделялась» на фоне дам — скорее, она совершенно не выделялась на фоне джентльменов. Разве что бутоньеркой из белой гвоздики на лацкане смокинга, да моноклем в золотой оправе на левом глазу, который носила для того, чтобы скрыть лицевой тик. Виктория Йович — почетный военный ветеран, аврор со стажем, лучший инструктор, которого когда-либо видела аврорская академия, и женщина, в чьих славянских корнях можно было заплутать на веки вечные — презирала платья как класс и за одежду не считала. Неудивительно, что Тина уцепилась именно за нее, если Грэйвс правильно помнил, то боевую магию у ее курса должна была вести уже Йович, взамен ушедшего на покой Янга. — Милый мой! Виктория заметила его первее Тины, прервав ту на полуслове. Голдштейн, к которой Грэйвс практически подкрался сзади, резко развернулась, а увидев его, ощутимо смутилась. Это, впрочем, удалось заметить не сразу, потому что Вики обхватила его лицо ладонями и трижды от души расцеловала. Отсутствие помады позволяло сделать ей это без опасений, что весь оставшийся вечер Грэйвс будет расхаживать с отпечатками губ на щеках. — Надо же, как раз тебя обсуждали, — сияя белоснежными зубами, сказала она. — Рада знать, что для тебя эта тягомотина с беспочвенными обвинениями закончилась. Персиваль только бровь вскинул на такое сомнительное поздравление, покосившись на переминающуюся с ноги на ногу Тину. — Опять разглашаете тайны следствия, Голдштейн? — весело поинтересовался он. — Сэр! — возмутилась Тина в ответ, но возмутилась довольно вяло. С появлением Персиваля она словно сдулась, растеряв всю свою жизнерадостность. Отчего-то стало немного обидно. Кажется, с запугиванием подчинённых и вырабатыванием них рефлекса «никаких шуточек при начальстве» он в свое время немного перестарался, и теперь пожинал плоды. — Отстань от моей ученицы, милый, — Вики же, наоборот, знатно веселилась с ее смущения. — Девочка за тебя переживает, а ты ей с лету обвинения выставляешь, не стыдно? — Мэм! — теперь порция негодования досталась и Йович тоже. Тина воззрилась на нее возмущенно, с отчетливым требованием прекратить во взгляде, на что женщина ответила низким, приятным смехом. — Она уже давно не ученица, — Грэйвс только головой покачал. — Мисс Голдштейн отличный аврор, добившийся на своей должности высоких показателей, и верный боевой товарищ. Тебе стоит ей гордиться. Виктория отточенным движением поправила монокль. — У меня не бывает бывших учеников, — парировала она. — И да, я ими горжусь. Особенно когда они демонстрируют поистине выдающиеся способности. Голдштейн как раз рассказывала мне о том, как вела дуэль с Гриндевальдом — честно сказать, даже я была поражена! Пока Вики выдавала прочувственную речь голосом довольного своим чадом родителя, Тина активно краснела скулами и переводила взгляд с нее на Грэйвса и обратно, явно не понимая, как ей нужно реагировать. А вот Персиваль взглянул на нее по новому, и даже с интересом. Таких подробностей он не знал. Вряд ли Тина могла долго противостоять Геллерту в одиночку, но факт остаётся фактом — она вела бой на равных с одним из самых талантливых и опасных магов современности. Достойно уважения. (2) — Я… — попыталась прочистить горло Тина, поймав его оценивающий взгляд. — Не хвасталась. Сэр. — Зря, — Грэйвс только плечами пожал. — Я бы на вашем месте гордился, но отсутствие зазнайства всегда идёт оперативнику в плюс. Не переоценивайте себя, не недооцениваете противника, и будете жить дольше и счастливее. Голдштейн кивнула. Эту простую истину что инструктора академии, что сам Грэйвс, очень часто пытались донести до всех служащих аврората — жаль только, слушать умели не все. Он смел надеяться, что хотя бы Тина из другого теста. — Предлагаю отставить тему в сторону, — вдруг похолодевшим голосом произнесла Вики. — Мне кажется, тебя очень хотят видеть, Персиваль. И что-то я сомневаюсь, что исключительно поздравления для. И она кивнула в сторону весьма прелюбопытной пары, в их сторону даже не идущей, а, скорее, неспешно шествующей. Остальные гости расступались, приветственно кивая. Не ясно кому — Серафине Пиквери, выбравшей для вечера закрытое синее платье, настолько темное, что оно казалось черным, или же ее спутнику, высокому, седому мужчине лет шестидесяти, с цепким взглядом и чересчур серьезным лицом. Рудольфа Шпильмана, главу МОРа, знал любой, кто хоть как-то был связан с любым из отделов безопасности в любой магической стране. Увидев Пиквери, Тина тут же извинилась и поспешила ретироваться, стараясь не встречаться с мадам глазами. Грэйвс не мог ее в этом побеге винить. Сложно быть любезной с человеком, который сначала тебя ни в грош не ставит, потом отправляет в тюрьму, а ещё позже объявляет за твою голову награду. Да, вины самой Серафины в этом было немного, она делала свою работу, в конце концов, Тина это наверняка прекрасно понимала, но осадочек, как говорится, остался. Рабочая этика это одно, но вот контактировать с неприятным тебе человеком в повседневности совершенно необязательно. — Н-надо же, первая леди все-таки почтила тебя своим вниманием. Какая честь, — Йович едва ли не шипела. Ее монокль поблескивал, как оптический прицел немажеской винтовки, которыми были вооружены на фронте солдаты. Она смотрела на Серафину безо всякого восторга. — Вики, уймись, — Грэйвс продолжал улыбаться, как ни в чем не бывало. — Она ведь ничего не сделала. — Вот именно, — припечатала женщина и посмотрела на него так выразительно, что и дурак бы понял, в чем дело. Кажется, Вики искренне верила в то, что Серафина должна была всеми правдами и неправдами вытащить Грэйвса из того дерьма, в которое его по самые уши запихал Гриндевальд, а также вернуть в родной департамент и усадить обратно в удобное кресло старшего по району. Детали, спорные моменты, подозрения, политические игрища и прочая чушь ее мало волновали и оправданием не служили, хотя вот уж кто-кто, а она должна была понимать, насколько не к месту была бы в данном случае спешка. Веры на слово Грэйвсу не было, и быть, увы, не могло. Рассказывать же, что у Серафины определенно точно имеются на него какие-то планы, было еще рано. Да и слишком все мутно. Ответить Вики он не успел — она ушла раньше, не поприветствовав ни Пиквери, ни ее кавалера. Лицо Серафины в момент, когда Йович прошла мимо, даже на нее не взглянув, могло по невозмутимости соперничать со скалой, хотя такое отношение в любом случае должно быть неприятно. — Когда я говорила о вечеринке, то не имела в виду такие масштабы, — ровно сказала Пиквери, покуда Грэйвс и Шпильман раскланивались и представлялись друг другу — хотя представлялись больше этикета ради, потому что и так прекрасно друг друга знали. Когда вы крутитесь в одной среде, не столкнуться в ней хотя бы на страницах газеты попросту нереально. — Знаешь, после моего вынужденного заточения душа требовала праздника, — благодушно ответил Грэйвс, но глаза его были серьезны. Он играл в переглядки со Шпильманом, и потому решил не распинаться долгой лекцией о том, что подобного рода мероприятие призвано не столько пустить пыль в глаза, сколько продемонстрировать — Грэйвса рано списывать со всех счетов. К тому же, позиция главы рода обязывала. Да, в Америке с родословной не носились как с писаной торбой, в отличие от той же насквозь консервативной Англии или куда более прогрессивной, но все ещё цепляющейся за старые традиции Франции, но игнорировать ее совсем всё-таки было нельзя. Однако, это все лирика. -Впечатляет, — Шпильман осмотрелся. — Признаться, я тоже подобного размаха не ожидал. Надеюсь, вы не против, мистер Грэйвс, моего скромного присутствия на вашем празднике жизни? — Ни в коем случае, — Персиваль говорил ровно и спокойно, но нутром чуял, что-то не так. С чего бы Шпильману заявляться ни с того, ни с сего? Должна быть какая-то причина, и Грэйвс голову был готов дать на отсечение, что эта причина связанна с попытками Серафины вернуть его в строй. — Это хорошо, — Шпильман ловким движением подхватил с подноса лавировавшего мимо официанта бокал с шампанским и чуть пригубил, заставляя Грэйвса с каждой секундой промедления нервничать все больше. — Жаль, что вечеринка вышла столь масштабная. Я надеялся на более домашнюю обстановку, с возможностью уйти в курительную комнату, к примеру. Обсуждать дела, а особенно дела важные, при таком скоплении народа, в высшей степени непрофессионально, как считаете? Персиваль посмотрел на него, потом на очень и очень серьезную Серафину, которая явно понимала, что происходит. Грэйвс, с одной стороны, догадывался — что, и да, такие вещи обсуждаются наедине… но с той же вероятностью он мог и ошибаться. — Чего вы хотите, Рудольф? — в конце концов, плюнул Грэйвс на вежливость. Все-таки играть словами он не умел и не любил. Шпильман тонко, жалящее улыбнулся — с его лицом зрелище получилось незабываемое. — Сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться.