Найти крылья, утонуть в небе

10. Ван Ибо чувствует себя воздушным шариком, наполненным какой-то сумасшедшей, абсолютно пьяной эйфорией. Поглядывая на часы, он то и дело щиплет себя, чтобы убедиться снова и снова: это не сон, ему не снится, это реальность. Что еще совсем немного, совсем чуть-чуть, и… Что «и» он не думает, не хочет думать. Не хочет спугнуть громкими желаниями. Какие желания, он и так счастлив. Просто счастлив, абсолютно и безоговорочно. Это уже больше того, о чем он вообще мог мечтать. С самого утра он не находит себе места. Но это беспокойство приятное, сладко-ужасное, сродни ожиданию чуда. За что бы он ни брался, все валится из рук. Он то пытается стереть пыль с и без того сияющего чистотой телевизора, то бросается к шкафу, чтобы убедиться, что одежда в идеальном порядке и ничего не придется гладить за минуту до выхода. Его не расслабляет долгий душ, ему не удается даже передернуть, потому что кипящая кровь отказывается концентрироваться в одном месте, вместо этого заставляя сердце биться на повышенных оборотах. Он так боится, что что-то сорвется в последний момент, Сяо Чжань передумает, или произойдет что-нибудь еще, что, когда часы показывают назначенное им самим время для сборов, не сразу понимает, почему дыхание вдруг перехватывает. Но промедление длится всего несколько секунд, а потом Ван Ибо чудовищным усилием воли заставляет себя успокоиться. Он представляет себя, сидящего в кабине самолета и смотрящего на надвигающуюся бурю, настоящий тайфун, сквозь который ему нужно провести самолет. Воображение показывает настолько яркую картинку, что поневоле колет страхом, зато Ван Ибо действительно успокаивается. Цветастые рубашки и футболки отодвинуты в сторону. Голубые и синие джинсы тоже забыты. Он не хочет быть мальчиком. Он хочет, чтобы Сяо Чжань сегодня увидел его другим, посмотрел по-другому. Не как на друга, коллегу, второго пилота, влюбившегося в мужчину с рекламного плаката. Поэтому он надевает тонкую черную водолазку, черный приталенный пиджак, черные джинсы, разбавляет все это ярко сияющей серебряной цепью на шее и еще одной на ремне, после долгого сомнения добавляет к образу пару широких металлических колец. Оставляет легкую хулиганистую нотку в укладке и замирает перед зеркалом. Ему нравится то, что он видит. Сяо Чжань замирает, глядя на него. Смотрит так, что Ван Ибо становится неловко. Но вся неловкость испаряется, когда он видит самого Сяо Чжаня. Тот тоже надел явно не первое попавшееся, и Ван Ибо невольно сглатывает. Сяо Чжань в белой рубашке с открытым воротом и черной жилетке с затейливой ювелирной булавкой, в брюках с идеальными стрелками, и у Ван Ибо перехватывает дыхание. Потому что Сяо Чжань в этом кажущемся простым наряде великолепен. — Ты… отлично выглядишь, — чуть более низким голосом нарушает тишину Сяо Чжань, и Ван Ибо медленно выдыхает, словно возвращаясь в реальный мир. — Ты тоже, — улыбается, кивает в сторону ждущей машины. Сяо Чжань чуть нервно вскидывает руку, поправляя воротник, и Ван Ибо замечает блеск браслета на его запястье. Снова сглатывает, первым садится в салон автомобиля и вздрагивает, когда Сяо Чжань, последовавший за ним, едва касается его. Сегодня все не так, все совсем не так, у Ван Ибо сохнут губы, но к тому моменту, когда они приезжают, он успевает взять себя в руки. Ресторан выбирал не он, поэтому тема для разговора находится быстро. Ван Ибо засыпает Сяо Чжаня вопросами почему именно здесь, об интерьере, кухне, меню, шутит на грани стеба, и заставляет Сяо Чжаня чуть расслабиться. Они разговаривают, как раньше, Ван Ибо рассказывает про деда и его приглашение, про то, что подумывает о новом хобби. Время течет незаметно, искрится смехом, улыбками, всполохами в глазах Сяо Чжаня. Ван Ибо отдает себе отчет в том, что никто, глядя на них со стороны, не посчитает их друзьями, но ему все равно. Они пробуют вино, сражаются со стейком, восхищенно стонут над нежнейшим десертом, но покидают ресторан без сожалений, решив прогуляться, пока погода еще балует теплом. Никто из них не выбирает маршрут, они просто идут, и Ван Ибо окончательно теряет всю свою взрослую сдержанность. Он жестикулирует, безудержно смеется, подхватывает мотив незатейливого хита, который несется из открытого окна проехавшей мимо машины. Сяо Чжань улыбается, придерживает его, когда Ван Ибо чуть не врезается в прохожего, притворно кривится от того, как достал его «хит». Они зависают перед витриной автосалона, покупают яблоки в карамели и смотрят на уличных танцовщиков, и Ван Ибо предлагает заглянуть в клуб. Он почти уверен, что Сяо Чжань откажется, но у того в глазах бесятся все черти мира, и он соглашается. В клубе еще почти никого, они пришли слишком рано, но музыка уже грохочет и свет заливает танцпол. Ван Ибо все равно, есть ли зрители, ему нужен только один. И он, опрокинув в себя коктейль какого-то совсем безумного цвета, идет танцевать. Почти сразу ловит ритм, сливается с музыкой и отпускает себя. Сяо Чжань смотрит на него, этот взгляд он чувствует всем собой и только ему хочет показать себя такого. Ван Ибо танцует три трека подряд прежде, чем останавливается. Ловит восторженные овации успевших собраться зрителей, оборачивается к Сяо Чжаню и успевает только увидеть, как тот исчезает в полумраке клуба. Ван Ибо срывается с места следом, проламываясь через толпу. На почти неосвещенных лестницах, уводящих вниз, можно сломать ноги, но Ван Ибо преодолевает их двумя прыжками. В коридоре цокольного этажа с чередой дверей уборных не намного светлее, но белую рубашку видно хорошо. — Чжань-гэ! — дыхание Ван Ибо срывается после танцев, но он несется вперед, беззвучно умоляя остановиться. — Чжань-гэ, не убегай от меня! Сяо Чжань останавливается резко. Опускает плечи и когда Ван Ибо добирается до него и тянет развернуться, смотрит в сторону. В таком освещении лица почти не разглядеть, и у Ван Ибо сжимается сердце. Он сделал что-то не так? Все испортил? — Чжань-гэ… — он опускает руку, отступает, в отчаянии покусывая губы. Что… — Ты танцуешь, как бог, А-Бо, — голос Сяо Чжаня низкий, какой-то охрипший. Но сам Сяо Чжань упорно не смотрит на него, и Ван Ибо хочется закричать. Он не понимает. Ему кажется, что он ошибся. Что сделал что-то не то. Он думает обо всем разом, но не понимает. А потом Сяо Чжань вдруг вскидывает на него глаза. И даже почти-темнота не может скрыть пылающего в них огня. Он переливается, обжигает, кажется, лижет все нервные окончания. — Чжань-гэ… — выдыхает Ван Ибо, и это последнее, что он помнит связно. …У губ Сяо Чжаня привкус текилы, соли и лайма, сладости ванильного десерта. Они податливые, чувствительные, припухают почти мгновенно. Ван Ибо стонет, целуя их снова и снова, ловя поцелуи в ответ, собирает языком вкус, сминает, размывает контур. Целует громко, влажно, сжимая талию, лаская спину и плечи. Снова и снова, упоительно, взахлеб, дурея от того, как ему отвечают, как прикусывают, оттягивают, осыпают крошечными почти-поцелуями. Это невозможно вынести. Это так больно, колко и сладко, что Ван Ибо сгорает заживо. Целует, пробует языком, берет, отдается, почти насилует. Отпускает на глоток воздуха и целует снова. Снова. Снова. Снова. И отшатывается, когда Сяо Чжань еле слышно стонет. Отстраняется, гася внутри крик от навалившегося осознания того, что натворил. — Прости… — выдыхает и снова подается вперед, чувствуя себя наркоманом в ломке. Касается дыханием, а потом и губами до губ Сяо Чжаня. Не целует, просто касается, потому что больше не может по-другому. — Прости. Я обещал и не сдержался. Сяо Чжань смотрит на него, и в черном свете коридора его глаза похожи на преддверие ада. Ван Ибо знает, как выглядит страсть, но тому, что плещется в зрачках Сяо Чжаня, он не может дать определение. Это что-то другое, что-то… — Поехали домой, А-Бо, — выдыхает Сяо Чжань, и мысли исчезают из головы Ван Ибо. До такси они идут в двух шагах друг от друга, в салоне садятся как можно дальше. Ван Ибо смотрит в окно, но не видит ничего. Сухие губы ноют, дыхание тяжелеет с каждой секундой. Тишина искрит и, кажется, даже гудит, как ток в высоковольтных проводах, и ломит кончики пальцев. В лифте они не смотрят друг на друга, у дверей Сяо Чжань долго возится с ключами, но стоит им оказаться в темной квартире, отрезанными от всего остального мира, как все взрывается. Ван Ибо кажется даже, что он видит краем глаза, как лижут стены языки разгорающегося пламени, а потом рассудок отключается. Они не отпускают губ друг друга всю дорогу до спальни. Сшибают углы, раздеваются, отмечая свой путь сброшенными вещами, и о кровать скорее спотыкаются, чем падают на нее осознанно. Ван Ибо готов принимать, ему вообще все равно, ведь это Сяо Чжань, но тот сам тянет его на себя, обнимает коленями бока, смотрит так, что Ван Ибо кажется, что у него выдернули позвоночник. Он не думает ни о чем, когда, как слепой, кончиками пальцев прослеживает черты лица, когда ставит метки на открытой шее, когда ласкает ключицы, плечи, почти робко касается сосков. Сяо Чжань под ним вздрагивает, судорожно втягивает воздух, выгибается, подставляясь под острую ласку губ и языка. В своем удовольствии и возбуждении он так прекрасен, что Ван Ибо забывает о своем. Ему хочется ласкать, нежить, доводить до исступления. И он снова целует, сминает, прихватывает губами потемневшие пики, заставляя Сяо Чжаня прикусывать ребро ладони и дышать со всхлипами, и останавливается только, когда тот начинает стонать совсем уж жалобно и чуть болезненно. У Сяо Чжаня нет выраженных кубиков пресса, но от дорожки волос, убегающей под белье, Ван Ибо откровенно сходит с ума. Зарывается носом, втягивает острый аромат Сяо Чжаня, стягивает с бедер белье и без предупреждения обнимает губами возбужденный член. Смазка растекается по языку, Сяо Чжань вскрикивает, и Ван Ибо замирает, зажмуриваясь. Слишком много. Для него этого слишком много и уже слишком мало. Он тонет и в попытке удержаться находит руки Сяо Чжаня и сплетает их пальцы. И только потом продолжает движение. Он повторяет языком узор вздувшихся венок, слизывает капли с головки и отстраняется в последнюю секунду. Сяо Чжань держится за него, как за последнюю соломинку, дышит тяжело, смотрит жарко, болезненно и остро. А потом тянется куда-то, и рядом на постель падает тюбик. Ван Ибо погружается языком в его рот и одновременно дразнит кончиками пальцев вход. Сяо Чжань выгибается, раздвигает ноги шире, глухо стонет в насилующие его губы. А потом, когда пальцев в нем становится уже три, давит на плечи Ван Ибо, вынуждая отстраниться. Опрокидывает его на спину и седлает его бедра. И уже теперь Сяо Чжань смотрит, как Ибо захлебывается воздухом от того, как он насаживается на колом стоящий член. Они оба покрыты пленкой пота, волосы потемнели от влаги и лезут в глаза, следы поцелуев наливаются красным, но все, что сейчас важно — это то, как Сяо Чжань двигается на нем, неторопливо, но глубоко, как вскидывает голову, закусывает губы, как смотрит сквозь слипшиеся ресницы на потерявшегося Ван Ибо. Смотрит так, словно хочет вынуть душу, но та и так принадлежит ему. Ван Ибо больше нечего ему дать, кроме своего тела и удовольствия, и поэтому сейчас двигается навстречу, ловя отголоски наслаждения в глазах Сяо Чжаня. И сразу чувствует, когда тот готов перейти грань. Сам Ван Ибо уже давно балансирует на своей, и теперь уже он опрокидывает Сяо Чжаня на постель. Нависает над ним, касается губ, обжигая горячечным дыханием, ловит стоны и срывается. Двигается быстро, бешено, почти не выходя. Сяо Чжань почти воет, его трясет, он слепо шарит по кровати, находит руки Ван Ибо, стискивает запястья, мотает головой. И наконец взрывается. Рот искажается в немом крике, тело зависает над постелью. Это так красиво и непристойно, что Ван Ибо просто не успевает выйти, и кончает глубоко в его теле. Удовольствие такое сильное, острое, что он почти плачет. Тело словно выламывает судорогой и держаться больше нет сил. На кровать рядом с тяжело дышащим Сяо Чжанем он почти падает. …В голове восхитительно пусто. Сознание еще не включилось, и Ван Ибо управляет тело. Оно довольно урчит, обвивается вокруг Сяо Чжаня, пригребает к себе поближе, утыкается в плечо. Исполняет мечту быть рядом и беречь. Ван Ибо даже не сопротивляется своим порывам, лишь напрягается, когда Сяо Чжань глубоко выдыхает и пытается пошевелиться. Ослаблять объятия не хочется, но он прикладывает усилие и чуть разжимает руки, с паникой понимая, что не готов к тому, что Сяо Чжань отстранится. Но тот остается на месте, только чуть меняет положение, а потом и вовсе притирается спиной к груди Ван Ибо. Говорить не хочется, но дрожит в воздухе несказанное, необозначенное. Ван Ибо далеко не наивный дурак, и во внезапно вспыхнувшую любовь не верит, но ему нужно знать, что изменилось и изменилось ли что-то. Он не готов отпустить Сяо Чжаня обратно во френдзону, но сделает, если тот этого потребует. Ван Ибо боится спросить, и поэтому малодушно дает себе отсрочку, пока Сяо Чжань лежит вот так, в его объятиях, и поглаживает обнимающую его руку. Ван Ибо мягко, очень нежно целует его плечо, висок, скулу. Ласкает этими поцелуями, словно умоляя не казнить. Сяо Чжань начинает говорить сам. Спокойно, даже равнодушно. Только сердце ускоряет свой ритм, и взгляд становится другим, погруженным в себя. — Я думал о тебе тогда, А-Бо, — от стонов его голос чуть хриплый, безумно чувственный, и Ван Ибо приходится напрячься, чтобы вникнуть в смысл слов. — Мы кружили над городом, вырабатывая топливо, и я думал о тебе круг за кругом. Что так и не сказал, как дорог ты мне стал. Как испугался, когда ты заболел, и как жалею, что рядом со мной не ты. Там, в воздухе, почти не надеясь на удачный исход, я жалел, что не могу поговорить с тобой. Сяо Чжань разворачивается, чуть отодвигается, заглядывает в глаза, и Ван Ибо замирает, почти переставая дышать. И слушает-слушает-слушает. — Мне так хорошо с тобой, что я уже не представляю, что тебя в моей жизни нет. Ты… как солнечный лучик, А-Бо. Просто дай мне немного времени. Дай мне разобраться в себе. Ты знаешь, как тяжело умирают старые чувства, и что некоторые остаются в тебе на всю жизнь. Я хочу быть честным с тобой. Не хочу, чтобы ты уходил, хочу остаться рядом. Не хочу... Сяо Чжань замолкает, прикрывает ресницы, но Ван Ибо не ждет продолжения. Это и так больше того, о чем он вообще мог мечтать. И он действительно все понимает. Поэтому придвигается к Сяо Чжаню, прижимается губами ко лбу и счастливо выдыхает: — У тебя есть вся моя жизнь, Чжань-гэ.

Эпилог

Сяо Чжань закрывает за собой дверь и выдыхает. Рейс закончен, и он наконец дома. В квартире тепло, сонно и пахнет дождем. А-Бо опять оставил форточку открытой… Сяо Чжань медленно раздевается, улыбается, глядя на торчащий из шкафа рукав. Даже не поправил, значит, очень устал и сейчас спит без задних ног. Оставив сумку у зеркала, Сяо Чжань тихо проскальзывает на кухню, щелкает кнопкой чайника, ждет, пока тот закипит, заваривает себе чай и, пока тот остывает, быстро принимает душ. Долго сидит на любимом месте Ибо, попивая чай мелкими глоточками, и бездумно смотрит на струйки воды на стекле. Дождь идет второй день, чем здорово осложняет посадку, но все-таки не так, как мог бы на самом деле. Взгляд скользит по кухне, натыкается на заботливо прикрытую тарелку с яблоками, и Сяо Чжань улыбается. Допивает чай и, тихо ступая, идет в спальню. В комнате все дышит сладкой сонной негой. Дождь едва слышен, и Сяо Чжань впервые за долгое время чувствует себя спокойно и счастливо. Он оставляет полотенце на спинке стула, подходит к кровати и со вздохом вытягивается рядом со спящим Ибо как есть, абсолютно обнаженным. Тот сонно выдыхает, тянется навстречу, даже не открывая глаза, и Сяо Чжань с улыбкой обнимает его. Сейчас Ибо такой расслабленный, податливый, нежный. Сяо Чжань обожает его таким. Таким его видит и знает только он. — Чжань-гээээ… — шелестит Ибо, его ресницы подрагивают, и Сяо Чжань склоняется ниже. Целует мягкие покорные губы, раздвигает их языком, ловит довольный выдох, чувствуя медленно растущее возбуждение. Ибо почти не отвечает, застывает на самой грани яви, но только отстранись и он недовольно застонет. Сяо Чжань знает все его привычки и повадки и потому не отпускает, целуя снова и снова. Ласкает скулы, шею, плечи, обходит вниманием соски. Эта ласка слишком острая, а он не хочет, чтобы Ибо проснулся окончательно. Его сонный нежный мальчик — награда за тяжелый рейс, от которой он не откажется никогда. Пара аккуратных осторожных движений — и Ибо тихо стонет. Его член тяжелеет в руке Сяо Чжаня, и пока этого достаточно. На живот Ибо переворачивается сам. Трется щекой о подушку, под давлением пальцев Сяо Чжаня покорно раздвигает бедра. Тот долго греет смазку, чтобы не тревожить холодом сладкое возбуждение Ибо, проникает пальцем осторожно. Ибо расслабленный, отзывчивый, чувствительный. Чуть выгибается, давая лучший доступ, дышит быстрее. Он почти полностью проснулся, но Сяо Чжань губами проводит по его плечу и спине, дышит в волосы, и Ибо остается там, в своем полусне. Сяо Чжань входит в него, почти не дыша, и аккуратно укладывает на бок, чуть сдвигая его ногу. В такой позе он ограничен в скорости и амплитуде, но сейчас ему ничего из этого не нужно. Он двигается плавно, неторопливо, надолго оставаясь в любимом теле, дразня простату. Ван Ибо низко и бархатно стонет, выдыхает, и Сяо Чжань берет его член в руку. Гладит подушечкой пальцев вершинку и спустя еще несколько точных движений чувствует на пальцах его семя. — Чжань-гэ… — выдыхает-выстанывает Ибо в последний раз, и тут же засыпает снова с улыбкой на губах. Сяо Чжань доводит себя до разрядки, приводит их обоих в порядок и вытягивается за спиной Ибо, обнимая его и прижимая к себе. Целует в плечо, дотягивается до уголка губ и наконец затихает, спокойный и счастливый. Завтра у них небольшая вечеринка, и им нужно выспаться. Чжочэн обещал наконец-то познакомить их со своим парнем, а Хайкуаню они все задолжали как минимум отличный ужин. Так что хлопот предстоит много. Сяо Чжань трется носом о макушку Ибо, всовывает ногу между его бедер и уже сонно улыбается. Завтра ровно год с тех пор, как он сказал свое «Я тебя люблю». https://pbs.twimg.com/media/EJB3QPFUcAALsbX.jpg - в качестве маленькой визуализации Ибо в костюме. https://youtu.be/yZykg5I0qeg - и танец в этом самом костюме) Только я его оставила без шляпы)