***
Россия стучится в белую пластиковую дверь. Тихое «Войдите». Пахнет медикаментами. Ему нравится этот запах, но сами больницы нет. Молодая врач, еще совсем девушка, по виду они бы были ровесниками, но Росс — страна и возраст у стран это весьма абстрактное понятие, и их едва ли можно назвать одногодками. Белый халат немного помят, очки плотно сидят на чуть горбатом носике, темные кучерявые волосы собраны в хвостик. «Грузинка» — пронеслось в мыслях. Это так странно идти по столь деликатному вопросу ко врачу. Здесь, пожалуй, нечего стыдится, но Россия стушевался. — Эм… Здравствуйте… я по записи… — Садитесь, что именно вас беспокоит? — она указала на койку рядом со столом. Заправлена она была белой накрахмаленной пелёнкой. Потрепанный рюкзак (сестра давно говорит, что этот раритет следует сдать в музей) покоится на коленях. Россия не знает куда деть руки, рюкзак отлично помогает справиться. — Врачебная тайна это ведь правда?.. У меня проблемы с… крыльями… ну да это логично иначе я бы не был здесь… Девушка поправила очки, потерла переносицу. Да такие мнительные пациенты не редкость в практике специалиста по крыльям, но ее как-то это прошло стороной. Парень, по ее мнению, готов сейчас устроить истерику, паника так и читается в его глазах. Кстати, а кто он? Она готова поспорить, она уже где-то видела его, даже не так, где-то на периферии сознания, он кажется ей каким-то знакомым, будто соседский пацанёнок из квартиры тридцать шесть родной московской сталинки, куда ее родители переехали незадолго до ее рождения. — Молодой человек, давайте по-конкретнее, у меня ещё трое после вас и отчет. Где кстати ваша медкарта? Подняв взгляд, Росс растянул губы в улыбке. — А вот тут, мне и нужно узнать ответ на вопрос о врачебной тайне… Я как бы воплощение, и… Вы наверное должны знать об этом и… Лейла Михайловна, кажется, удивилась. В училище они действительно проходили воплощения стран, народов, городов… Но встретить одного из них в живую!.. Это что-то необычное… Она по-новому взглянула на пациента. Как-то он совсем он не похож на великую державу или Империю Зла, о которой все твердят. Весу в нем нет что ли?.. Весь какой-то нескладно высокий и тонкий как прутик, который можно с легкостью переломить… — Хм, ладно, вы раньше посещали такого рода специалистов? Если да, то по какому поводу? Он все неловко улыбался, хотел разрядить обстановку. Получалось так себе. Впрочем, как и все за что он берется… — У меня понимаете, ну их нет, ну крыльев, и все такое… когда я проходил какую-то из медкомиссий мне сказали, что у меня там что-то наподобие «сверхчувствительность к ментальному полю» и бла-бла-бла и то, что скорее всего у меня никогда не будет крыльев и все подобное… ну вы… Лейла, я могу к Вам так обращаться? Ну так вот, Лейла, вы как врач это понимаете лучше меня и… Да она понимала. Но легче от этого не становилось. Она может и показаться своим напускным равнодушием очень бесчувственной, но, как и любая женщина, она полна сострадания. Она не произвольно призвала крылья сокола. Паренек смолк и отвел взгляд. «Боже, какая я дура!» — она поняла свою оплошность, бурые в темную крапинку крылья скрылись. — Эх, ладно то о чем вы мне рассказали не приговор и возможно они еще появятся когда Вас, тебя… — Искренне полюбят, — на жалостливый взгляд девушки он не обращал внимания, — мне говорили… Не надо жалости, Лейла, все люди заслуживают лишь того, что заслуживают. Столько обреченности. Не надо жалости, так не надо. Она вновь стала лишь врачом. — Хорошо, так что тебя беспокоит? — Да меня, собственно говоря, ничего, да только сестру напрягает то, что обрубки стали «кровить» или я не знаю, как это по-другому назвать… Смутные подозрения закрадывались в голову. Если это действительно так, то парень что-то совсем не пользуется всеобщей любовью. — Мне надо провести осмотр, сними, пожалуйста, верхнюю часть одежды. Росс кивнул, стянул желтовато, будто грязный, свитер. Призвал то, что в идеале должно быть ими, но в России, у России всегда что-то идет не так. Она с задумчивым хмыком огладила лопатки, чуть надавила на острые плечи. Тугие чистые бинты, скрывающие тонкие руки от запястья до сгиба локтей, и ссадины то тут, то там виднеющиеся, будто мазки опытного художника, начавшего рисовать нежные молодые бутоны алых роз, привлекают внимание. Но у всех должны быть свои секреты, не так ли?..***
Россия улыбается. Сегодня он получил взбучку от босса, тот все же узнал о прошлой драке с американцем, сегодня он съел на удивление вкусную булочку в самолете, сегодня ему написал малыш Сербия, сегодня двое дипломатов преследующих его от аэропорта на удивление не донимают его глупыми просьбами быть более дружелюбным и не огрызаться на слова США, сегодня светит солнце и тепло, так почему же ему бы не забыть утренние печали и просто радоваться жизни? Зачем ему искать какой-то таинственный смысл жизни, искать эту Кузинатру? Ему достаточно и этого маленького мирка, он хочет послать своих демонов, твердящих на подкорке: «Опасно привязываться таким как ты к кому-либо, потом, после предательства, будет очень больно…», куда подальше. «Да гори все синим пламенем! Плевать! Уныние, Сомнение, я хочу жить одним днем, вы можете твердить, что это неправильно, надо подумать о моих детях. Но мне на них плевать с высокой колокольни, зачем меня должны заботить проблемы тех, кто меня ненавидит, почему я должен их любить?» Россия хихикает, подпрыгивает и кружится; дипломат идущий впереди него, с удивлением оборачивается и когда видит солнечную улыбку от обычно угрюмого, переменчивого, будто погода в Калининграде, воплощения в ответ, он тоже чуть улыбается, пускай по протоколу и не положено. Русский поделился с ним солнечным настроением. Глядя на этот солнечный день, на эту шумную улицу позади, на эту улыбку своего ребенка, русский ломается. Ему кажется сегодня должно произойти ЧТО-ТО, все изменится… Возможно это просто порыв ветра, волна в огромном море «Россия», но Росс хочет верить, что хотя бы это обещание он сможет сдержать. На входе стоит Беларусь в сопровождении такой же свиты. Он крикнул (что никогда себе не позволил бы себе раньше), приветствуя. Она удивлена, отпрашивается у сопровождающи и, пока они не видят, слету кидается к брату. Он блестит как медный пятак и крепко прижимает к груди. Она возмущается, чтобы он пустил ее. Росс смеется, не обращая внимание на проходящие делегации, ерошит сестре туго сплетенные косы. Она спрашивает, о том случилось ли чего. Парень пожимает плечами и добродушно говорит, что просто соскучился по любимой сеструхе. «Недавно ведь виделись, Рось!» — девушка пихает его кулаком по предплечью. Росс говорит, что это не важно, и то, что у него в кое-то веки хорошее настроение. «Не порть момент,» — парень обиженно дует губки и закатывает глаза. Девушка театрально наклоняется назад и миролюбиво машет руками, крылья позади нее трепещут, но парень на них даже не смотрит.***
Сцена. Темные плотные шторы. Старая мастерская. Темно и пыльно. Из окна светят золотые софиты тонкой паутиной. Стелажи уставлены белыми фарфоровыми вазами с голубыми драконами. За лавкой стоит в темных одеждах торговец. Колокольчик на двери извещает о посетителе. Внутрь заходит молодой господин в черном фраке и белых перчатках. Гость в печали обходит ряды с вазами и вдруг натыкается на фарфоровые куклы. Он наклоняется к одной из них. В руках она держит бледно розовое сердце. — Мое сердце разбито.— Да где же осколки?..
Торговец подходит сзади, заинтересованно глядя через плечо на товар, заинтересовавший гостя. — Лежали на полке Когда-то давно…— А что же не склеить? Я мастер, искусник
Гость оборачивается, смотрит своими странными печально-пустыми глазами. И обращается к публике, вскидывая руки. — Я сердцу не узник — Зачем их хранить? Попали в забвенье, Шум боли утих Я выкинул их — Мое вот решенье. Торговец отворачивается, шуршит длинными рукавами своих одеяний и бормочет позади гостя.— Не знаете жизни…
Гость оборачивается и дерзко кидает. — Не спорю, и что? Гость грозно хмурит брови и закатывает голубые в крапинку глаза.— Не узнаете счастья зато. Вы молоды и очень капризны. Любовь ведь прекрасна Я вам то докажу…
— Позвольте и как же? Торговец улыбается и щурит яркие теплые глаза цвета осенних листьев, он молча протягивает деревянную шкатулку из темного дерева. Гость с удивлением берет коробочку, открывает. — О боже, вы сделали это напрасно… На бархатной подушке внутри осколки. Гость отбрасывает шкатулку, отшатывается и пятится к углу сцены. Он падает на колени, бормочет что-то, хватается за голову. Желтый софит направлен лишь на торговца. Он щурит золотые глаза, поднимая шкатулку, и хитро улыбается.***
Чи выходит из душа. Длинные смолистые волосы чуть намокли, облепили будто змеиной чешуей шею. Русский сидит в кресле, одетый, лишь пара верхних пуговиц расстегнуты, открывая взору тонкие ключицы. Дипломат разворочен, бумаги лежат кучкой на столе возле, но их жертва не была напрасной — из глубины сумки извлечена плитка шоколадки «Белочки». Парень, заметив вошедшего, слегка улыбается и желает легкого пара. — Будешь? — русский отламывает полосочку темного шоколада с миндалем и протягивает мужчине, что нависает над ним. Китаец, усмехнувшись, губами обхватывает сладость, чуть задевая пальцы, и, апетитно хрустя, жует угощение. Росс смотрит, как двигается челюсть, как тот заглатывает, понимает, что наверное, он вновь нарушает всякие основы приличия, резко отворачивается, пряча взгляд в вазе рамункулюсов ядовито-розового цвета и блекло зелеными сердцами. Мягкий румянец умиляет азиата; он наклоняется, обхватывая ладонями щеки и притягивая к себе, близко-близко, так что запах мятного геля для душа заполняет все пространство. Поцелуй получается по-детски невинным; просто прикосновение губ, но в этом прикосновении гораздо больше глубинного чувства, нежели в сексе, что стал простой развлекаловкой, который перестал нести в себе чувства, наивысшую точку отношений… — Ты хочешь что-то сказать, бао бей, так говори, какой бы глупостью это не было, — мужчина отпрянул, прищурил глаза и с бесконечно-обманчивой нежностью сказал это. Росс прикусил губу, попытался что-то сказать, но вновь отвел взгляд, притягивая ноги в кресло. Обнял колени, сжавшись, и шепотом сказал, будто ожидая упрека: «А можешь показать их?..» КНР удивленно вскинул бровь и, хитро ухмыльнувшись, сказал. — Конечно, но только с условием. Русский робко поднял взгляд. — Покажи свои, диди. Парень прошептал: «Я… не думаю… но.» Собравшись с силами, он все же поднял взгляд и с вызовом сказал. — Хорошо!.. Трепет перьев позади очень непривычен, но Россия увлечен лишь яркими крыльями мандаринки. Сейчас эти разноцветные перья кажутся еще красивее и ярче, они так и манят коснутся. Они блестят, и русский, восхищенно глядя на них, шумно сглатывает. — А можно… их тронуть?.. — русский, не глядя в золотые глаза, робко тянет руку. Чи смеется и обнимает только что вставшего русского, утыкаясь носом куда-то ниже плеча. Тот дергается когда пальцы китайца зарываются в белые длинные маховые перья. Росс шумно дышит и трясущейся рукой робко трогает рыжее переливающиеся перышко, чуть треплет его, зарывается длинными пальцами глубже под пестрые перья, касается ладонью горячей кожи. Он глупо смеется и, уткнувшись носом в темную макушку, вдыхает аромат. — Они такие красивые, Чи, очень красивые… и давно ты скрываешь такую прелесть? — русский говорит тихо, тягуче медленно. Китаец пожимает плечами и лишь перебирает перья. Тишина лишь изредка трескается вздохом или машиной с сиреной, промчавшейся на улице. — Мы с тобой, юньёнь, Руру… Парень тепло говорит: «Без понятия что это такое, но звучит круто… Как-то по-восточному мудро, что ли?..»***
Книга «Пять шагов к выходу из депрессии» лежит на столе. Парень захлопывает ее и бурчит: «Хрень какая-то…». Он встает из-за стола, кладет тарелку с маслянными разводами от сосисок в кучу такой же грязной посуды в раковине, и схватив телефон, видит сообщение от Сери. «Приезжай скорее, братик Русиjа! Мне надо по-скорее кое-что тебе показать!»