20 - Поход
12 апреля 2021 г. в 06:05
Примечания:
Бро́уновское движе́ние — беспорядочное движение микроскопических видимых взвешенных частиц твёрдого вещества в жидкости или газе , вызываемое тепловым движением частиц.
https://vk.com/tvorchestvennik?w=wall-35698650_3205%2Fall
«Варшавя́нка» (польск. Warszawianka 1905 roku) — польская и русская революционная песня. https://vk.com/tvorchestvennik?w=wall-35698650_3210%2Fall
Смесь мема "Ничего ты не знаешь, Джон Сноу" и фразы из видео с канала Smetana TV. https://vk.com/tvorchestvennik?w=wall-35698650_3212%2Fall
м/ф "Зима в Простоквашино"
"Сижу, никого не трогаю, примус починяю" - крылатая фраза героя романа М. Булгакова "Мастер и Маргарита" Кота-Бегемота, одного из свиты Воланда.
к/ф "Бриллиантовая рука"
Наконец горн известил усталых и голодных пионеров о том, что настало время ужина, и движение местных обитателей, ранее напоминавшее скорее броуновское*, стало осмысленным и центростремительным.
– О, Вожатый-сенсей! – жизнерадостно обратилась Моника. – Чем нас покормят и покормят ли?
Эту сияющую улыбку стоило держать подальше от льдов Антарктики, чтобы ненароком всё не растопить и не устроить второй потоп, и подальше от мирских горестей, чтобы она не исчезла.
– Вопрос хороший. Кое-что дадут, а кое за что придётся сразиться. Дадут жареную рыбу.
– С макарошками? – подавшись вперёд, спросила девушка со смешком.
– С пюрешкой!* – подняв палец, ответил развеселившийся Семён.
– Только не говори, что сразиться придётся за торт, ради приготовления которого мы так трудились?
Вожатый поаплодировал.
– Именно. Так что будь готова.
– Йа-йа, майн генераль!
Вытянувшись по стойке смирно, японка отдала честь.
– К пустой голове руку не прикладывают, – пробурчал Вожатый, но, разведя руками и прикрыв глаза, начал смеяться. На душе было тепло.
– Эй. Я, конечное, много не помню и не знаю, но чтобы уж «пустой» – это как-то совсем грубо… – обиженно отозвалась Моника.
Семён тут же замахал руками.
– Ты без фуражки, а выражение именно об этом. Как же меня с этим забодали в детстве… Кстати, в армии я не служил, причём легально: по зрению не прошёл.
Девушка лишь развела руками, мол, какая разница. И зашла в столовую: если стоять и рефлексировать, так и останешься голодным – будет ещё один печальный повод для рефлексии, а сытости никакой. Еда оказалась без изысков, но вполне пристойная, даже вкусная. Уставшие от гребли и тяжестей, ели молча, и тут нелёгкая принесла Славю и Лену.
– Присаживайтесь, – кивнул Семён.
– Спасибо, – отозвались девочки.
Нет, чтобы приступить к еде, но…
– Ну, как? Готовы к походу? – спросила Славя.
– Походу? – оживлённо отозвалась Моника. – Тот, о котором ты мне говорил? – обратилась она к Вожатому. – Так он сегодня?
Блондинка, казалось, была безмерно удивлена.
– Конечно… – протянула она тихо. – Об этом же на линейке сказали! – а вот это уже было уверенно и с осуждением.
Семён усмехнулся.
– Ну, уж простите! У нас была веская причина проспать: мы полночи искали вашего Шурика и наконец спасли. Думаю, это стоит определённого снисхождения.
Если Лена активно закивала, то Славя лишь раз наклонила голову и продолжила есть в знак того, что тема закрыта.
Всё было спокойно до момента, когда Ольга Дмитриевна вышла ко всем с торжественным видом и объявила: «Мы приготовили торт в честь чудесного спасения Шурика». Без имён героев. Даже без многозначительных взглядов. Просто «чудесного спасения».
– Наш выход, – сухо объявил Семён.
– Я не тщеславна… – начала Моника, но поспешила встать и направиться следом.
– К чёрту славу. Я не пропущу сладкое, – пояснил Вожатый, не оборачиваясь.
– А теперь… – произнесла Ольга и поставила торт на середину стола.
Семён сгрёб Ульяну в охапку.
– Вы арестованы и имеете право хранить бурчание, – объявил он, оттаскивая брыкающуюся девочку от стола.
– Так нечестно! – пропищала она.
– Всё честно: ты Шурика спасала в эту смену? Нет.
– И что?!
– И всё, – меланхолично ответил Вожатый.
Тем временем Моника принесла к столу четыре больших куска – для себя, Семёна, Слави и Лены, хотя последние, если рассудить, могли забрать тарелочки и лично.
– Торт, конечно, большой, но вряд ли его хватит даже на один отряд, – задумчиво вынесла вердикт японка. – Похоже на предмет, который не предназначен для использования, но который мы сумели получить через уязвимость системы.
– Именно так, – Семён кивнул и подтолкнул девочку в сторону вожатой. – Только испортили бы настроение да Ульянку наказали.
– Звучит несправедливо.
– Мир жесток… – Семён развёл руками и наконец приступил к десерту. – М-м-м. И сладок. Да. Определённо. – Он кивнул.
Лена усмехнулась.
– Кажется, не зря говорят: путь к сердцу мужчины лежит через желудок.
– Я учту, – наклонив голову, с ухмылкой ответила Моника, за что удостоилась неодобрительного взгляда пионерки.
Когда с ужином было покончено, все направились на выход – подготовиться к походу. По настоянию Семёна японка захватила в своём домике свитер от школьной формы так же, как и парень взял свой. А на площади уже толпились пионеры перед лицом бронзового Генды.
Семён положил ладонь на плечо Ольги Дмитриевны, направлявшейся на удобную позицию, чтобы оказаться перед отрядом.
– Оль, а давай я в этой смене речь скажу, а ты отдохнёшь и послушаешь? – предложил он ласково, и вожатая кивнула. – Что ж, – обратился Вожатый к пионерам. – Не стоит говорить, что жизнь иногда только притворяется простой, просто пряча свои неприглядные стороны до поры до времени. Стоит думать о другом – о том, что человек не должен и не может быть одинок: всегда есть кто-то рядом, кто ему небезразличен и кому он небезразличен. Иначе ни его, ни окружающих уже нельзя назвать людьми. Даже в пустыне, на расстоянии от всех с человеком рука об руку будет идти его «я» из прошлого, не давая сбиться с пути. Мы не отправим вас на войну, не бросим в джунгли – мы просто пойдём в поход, в лес, где мы окажемся среди природы. Люди, товарищи среди вечерней неприветливой растительности, в которой общими усилиями мы обустроимся и даже попытаемся получить удовольствие. Вы готовы?
Прозвучал гул нестройных и заглушающих друг друга «да». Семён кивнул.
– Тогда строимся по парам. Потеряться – так вдвоём! Иначе в чём ещё смысл этого вида страховки? – объявил он с улыбкой. Пионеры тут же принялись за дело, а парень тихо это комментировал. – Так, Лена с Мику, Шурик с Электроником, Алиса с Толиком, Славя с Алесей… Хм… Оль, а ты не подскажешь, где Ульяна? – и наклонил голову.
Вожатая даже удивилась вопросу.
– Так она же наказана за то, что сделала с тортом! – выпалила она.
– И что же она с ним сделала – громко чавкала, пока ела свой кусок?
Громкая усмешка Семёна и потише – Моники.
– Но она… – начала Ольга, но глаза бота враз стали стеклянными.
Вожатый лишь развёл руками.
– А её можно не наказывать и взять с собой?
– Будет сопротивляться. А если потерять из поля зрения, снова окажется в домике. – Он лишь вздохнул. Ольга как раз отвисла. – Проехали. Так, пары нет кое у кого. Моника, не против пойти с Женей?
Японка лишь пожала плечами.
– Что ж, исполняйте роль вожатого до конца, раз начали с речи, товарищ Вожатый. Идите во главе с Ольгой… Дмитриевной. Вашими усилиями я вовсе не против компании нашей библиотекарши.
Вожатая удовлетворённо кивнула, а Семён улыбнулся.
Отделившись от своего вечного спутника, Моника направилась в хвост колонны, где её уже ждала Женя.
– И снова здравствуй, – обратилась японка с улыбкой.
– И тебе, коли не шутишь, не болеть, – отозвалась библиотекарша и замолчала.
– Кстати, а у вас… у нас в лагере бывает, что кто-то прямо болеет и лежит в медпункте?
Пионерка недовольно нахмурилась и пожала плечами.
– А мне почём знать? Я заперта в другом помещении, – буркнула она.
– Милая… – опешила Моника от такого грубого общения, – я тебе вовсе не враг. Ты же мне нравишься, как никто другой!
Библиотекарша подмигнула, наклонив голову.
– Кроме, конечно же, вожатого своего.
Моника покраснела, то же сделала и Женя.
– Пионер один… Только вот не приехал он в эту смену… – отозвалась, смотря в пол, девушка. – Вот так. И не погулять: некогда, не с кем…
– Бедная… – Женя вздрогнула, когда Моника погладила её по плечам. – Знаешь, а я бы осталась здесь – даже не просто проводить смены, отдыхая, а работать. – И усмехнулась, перейдя на доверительный шёпот, даже догадываясь, что их и так не слушают: – И даже работать по-настоящему, а не как наша Ольга Дмитриевна.
– Вообще, ваш – Семён, а моя – Ольга, – подмигнула в ответ Женя. – Но похвально.
О чём спросить или что сказать дальше, Моника решительно не знала, но их прервал голос Семёна, затянувшего песню.
Вихри враждебные веют над нами,
Тёмные силы нас злобно гнетут,
В бой роковой мы вступили с врагами,
Нас ещё судьбы безвестные ждут.
Но мы поднимем гордо и смело
Знамя борьбы за рабочее дело,
Знамя великой борьбы всех народов
За лучший мир, за святую свободу.
– Это что? – быстро спросила Моника.
– Как? «Варшавянку»* не знаешь? – удивилась Женя.
– Ой, я ж из Японии, я многого не знаю. Слишком многого.
Библиотекарша хмыкнула.
– Странно, а акцента вообще нет. Так и не скажешь, что…
– Самой странно. Впрочем, и у Мику нет акцента. И вообще, жизнь – странная штука, особенно своя.
Женя пожала плечами и промолчала, в то время как Моника задумалась: конечно, Семён мог петь и просто так, но была вероятность, что он что-то подразумевал. Например, что работникам проекта нужно привести к свободе так называемые «судьбы безвестные». И что тогда можно будет получить «лучший мир» и «святую свободу».
И тут внимание привлекло особенно заметное дерево – его ветви будто пытались обнять пионеров, подошедших к нему. А запомнилось оно из-за того, что ветка чуть не ударила по щеке особо раскрасневшуюся Женю.
– Слушай, а мы не кругами случайно ходим?
– Смысл похода не в том, чтобы куда-то прийти, а в совместном пути.
Моника невесело усмехнулась.
– Звучит как неплохая формулировка относительно смысла жизни. Значит, думаешь, не случайно?
Женя кивнула.
– Очень может быть.
Пионерка довольно улыбнулась, и тут заголосил Семён.
– Слава партии, мы наконец добрались!
Девушки приложили ладони к лицам.
– А стыдно мне, – прошептали обе хором.
– Здесь и сделаем привал, – будто ничего не заметила, спокойно объявила Ольга Дмитриевна.
Поляна была большой, вокруг окружённого камнями кострища лежало полукругом несколько деревьев, образуя подобие беседки. Мальчиков тут же мобилизовали достать дров и хвороста, в то время как девочки остались ждать своих героев на поляне. Наконец вожатая при помощи газет разожгла костёр, после чего приготовления можно было считать завершёнными, пионеры собрались группками и начали обсуждать то, что интересует именно их.
– Как тебе путь и Женя? – поинтересовался Семён.
– Странно, но крайне занятно, – подобрала слова Моника.
– Я бы и сам лучше не смог охарактеризовать, – с одобрением ответил Вожатый.
– Но что теперь?
Садясь на бревно, Семён зевнул.
– Сначала погреем наши старые косточки у костра…
Прищурившись, японка решила высказать догадку.
– Ты ведь мало ходишь – вымотался? – Парень, поджав губы, кивнул. – Но почему там, в Старом лагере, так не было?
– Думаю, скрипт и гребля, – он пожал плечами. – Считай, я больше удивился тому, что в этих ногах ещё может быть тяжесть, что я всё ещё хожу по этой земле как человек. Что я ощущаю себя снова как человек, а не часть программы. И здесь я должен быть благодарен тебе. Да что там должен – я именно благодарен.
Моника села рядом и прижалась к парню.
– Я понимаю тебя. Насколько важно знать, что ты живой… – Она положила ладонь поверх его рубашки. – Что можешь почувствовать пульс того, кто заставляет биться твоё сердце… Хотела сказать «биться чаще», но решила, что именно так – просто «биться». Не ревнуй к прошлому. – Семён с улыбкой кивнул. – У человека должен быть тот, ради кого хочется открывать глаза.
Наклонив голову, Вожатый посмотрел хитро, положив ладонь поверх ладони Моники.
– Думаю, ты открываешь глаза всё же из-за себя: что приготовил новый день тебе, что ты можешь испытать… – начал он.
– Думаю, если бы не ты, я бы делала это скорее со страхом… Слушай, – она завертела головой, – кто там так ругается?
Парень усмехнулся.
– Аттракцион сегодняшнего вечера: Лена и Алиса не могут поделить… – и прикусил язык. – Впрочем, если хочешь – подойдём.
Моника пожала плечами.
– Как бы до резни не дошло… – осторожно произнесла японка.
Семён усмехнулся.
– Знала бы ты, насколько права… Ладно, пошли.
Он встал и, предложив руку, помог девушке подняться.
Отделившись от всех, две пионерки действительно спорили, потрясая кулаками и тяжело дыша.
– Нет, это ты меня послушай! – крикнула Алиса.
– Думай, что хочешь! Я уже всё сказала! – так же громко и зло отозвалась Лена.
Вздох.
– Что за шум, а драки нет? – гаркнул Семён.
Обе испуганно обернулись, и тут же на лицах появился гнев на парня.
– Ты! Ты подслушивал! – прошипела Алиса.
Вожатый усмехнулся.
– Напротив! Я топал как слон и орал как оглашенный, чтобы ни у кого не могло возникнуть идеи, что я подкрадываюсь или подслушиваю!
Подмигнув, он развёл руками.
Двачевская цыкнула и, с улыбкой тряхнув головой, подбоченилась.
– Кстати, Лен, а ведь он с утра за мной подглядывал!
Ахнув, девушка будто сжалась и сложила ладони перед грудью.
– Эт… это правда? – тихо спросила она дрожащим голосом.
Семён покачал головой.
– Нет. И это могут подтвердить хоть Ульяна, хоть Моника, – он кивнул на японку, и та кивнула в ответ. – Вожатый стал слишком старым и скучным, чтобы подглядывать даже за красотками.
Лена вспыхнула, но не знала, на кого сердится больше – на нахального Семёна, которому, казалось, плевать на всех, или на солгавшую Алису.
Рыжая бестия же не сдалась, а с усмешкой отмахнулась.
– Ой, да ври больше! Сиськи-то мои хоть понравились?
Тряхнув головой, Семён осклабился.
– Не! Врать мне неинтересно. Понравились, конечно. Но подглядывать – не подглядывал.
Моника осуждающе покачала головой и вздохнула.
– Но как так-то непри… – начала она.
– Знаете, что?! – крикнула Лена.
– Ничего не знаю. Я Джон Сноуден!* – разведя руками, быстро ответил Вожатый, но кто б в этом конфликте его слышал.
– Вы тут собрались – чудовища, а мне… мне здесь не место среди вас! Или вам рядом со мной! Хватит!
Если б Алиса оказалась чуть ближе, когда Лена замахала руками, точно оказалась бы на земле, а то ещё и с травмами. Девушка же прямо через чащу направилась прочь с неумолимостью ледокола, и горе всякому, кто попадётся на её пути.
– Поздравляю, Шарик, ты балбес!* – резюмировала Двачевская.
– Семён, ты придурок, – согласилась Моника.
– Да, – подтвердил он. – Зато честный, – с наклоном головы он развёл руками и улыбнулся.
– Честный придурок, – усмехнулась Алиса. – Болтун – находка для шпиона.
Японка невесело кивнула.
– Зато мы выяснили, что я вам всем нравлюсь, хоть и не стоило…
Рыжая фыркнула.
– Идиот. Гарем собрать решил?
Она ударила кулаком по ладони, смотря исподлобья.
– А давай его побьём за это? – с кивком предложила Моника.
Вожатый сделал шаг назад. Вот так всегда – то никого не трогаешь, починяешь примус*, то дело пахнет керосином, а связь как всегда оказывается прямой, но находится поздновато.
– Э… Э… Не убивайте меня: я вам ещё пригожусь.
Алиса подмигнула.
– А ты не бойся. Бить буду аккуратно. Но сильно.*
– А мы не убьём, – заверила Моника. – Даже на этом витке, – добавила она с улыбкой маньяка.
Выставив ладони перед собой, Семён кивнул.
– Понимаю. Был неправ, исправлюсь, искуплю. А теперь пока: буду на острове, проверю, чтоб Ленка не вскрылась.
И исчез.
Двачевская тряхнула головой, поморгала, но ничего не изменилось, после чего девушка испуганно поникла и обняла себя за плечи.
– Свечку бы… в церкви поставить… Чертовщина какая-то…
Моника фыркнула.
– Ничего, не трусь: я этому чёрту рога-то пообломаю. Он же, небось, спать-то всё равно придёт.
Алиса с уважением кивнула, вытянув губы.
– А ты молодец, бойкая девчонка и соображаешь. – Она похлопала Монику по плечу. – Мир?
– А я с тобой и не ссорилась!
– И то верно! – отозвалась Двачевская с улыбкой. – Пошли к костру, а то замёрзнем и мимо картошки пролетим.
И девушки без зазрений совести позволили мраку ночи поглотить и Лену, и Семёна, и обиды. Пусть всё, что мешает жить, просто растворится в этой ночи: в её темноте, в её прохладном ветре, в её симфонии запахов – затеряется и забудется. Жизнь – это не то, что следует посвящать скандалам и неосуществимым желаниям.
– Наверное, стоило взять гитару, – Алиса перешла на шёпот: – Да Ольга бы опять начала ругаться, что план мероприятия сбиваю, или Мику – что инструмент отсыреет… или что потеряю или разобью.
Моника неодобрительно покачала головой.
– Это неправильно: нельзя к человеку относиться только как к опасности, беде… – Двачевская, грустно поджав губы, кивала, – тому, кто может только испортить. – Но японка хмыкнула: слишком много сахара для хулиганки. – А то ведь человек привыкнет, даже наказания перестанут действовать, ведь не поступки плохие, а человек уже «плохой», так что всё как с гуся вода. Вот ты зачем памятник взрывала? Скучно?
Рыжая пионерка недовольно пожала плечами.
– А вот так – скучно.
– И ведь даже не подумала, что могла бы сама, наверное, Шурика за это время найти и за ухо этого оболтуса в лагерь привести. А? Сильная, смелая, умелая?
Алиса вздохнула.
– А ведь это был бы номер, – наконец согласилась она. – Взрыв похлеще динамитной шашки – утереть нос всему лагерю. Дважды утереть: ещё и потому что я – это я.
Моника улыбнулась.
– Именно. Всё равно бы не вошла в строй, в толпу, но встала перед ней и всех щёлкнула по носу. Ай!
Японка начала перебрасывать горящую картофелину из одной руки в другую, в то время как Алиса, выдерживая жар, чистила свою.
– Уметь надо, – подмигнув и отложив свою, она помогла Монике справиться с едой. – Наверное, кто-то из пионеров-героев был именно таким – задиристым человеком, а не бронзовым памятником. Знаешь, теперь, кажется, моя жизнь станет куда веселее и осмысленнее.
«Считай это героическим и воспитательным советом дня».
Над девушками нависла Ольга Дмитриевна.
– И чего это мы делаем? – недовольно спросила вожатая.
– Сидим, – ответила Алиса.
– Просто сидите? – недоверчиво прошипела женщина.
– И едим, – добавила Двачевская.
– А могли бы сидеть со спецэффектами, – прищурившись, с улыбкой ответила Моника.
Ольга Дмитриевна упёрлась ладонями в бока.
– Чего дерзишь? Настоящий пионер должен всегда уважительно относиться к старшим!
Моника усмехнулась.
– А может, я пионерка фальшивая? И вообще – девушка без возраста!
Алиса усмехнулась.
– Моника! – недовольно выпалила вожатая. – Да как ты…
– Неплохо, спасибо, – ответила она.
Чувство безнаказанности, как оказалось, помогает получать удовольствие от жизни не хуже чувства вкуса или даже зрения.
--Да я тебя накажу!
– И как? Запрёте? В библиотеке или медпункте? Или в домике?
Наблюдавшие за происходящим Виола и Женя усмехнулись.
– Занято, – произнесла пионерка.
– И у меня! – весело сказала медсестра. – Оль, не порть людям детство в целом и поход в частности!
Вожатая, покачав головой, лишь вздохнула, махнула рукой и отошла.
– А ты бойкая, – похвалила Алиса. – Работаешь головой и кулаками… И при этом в беду не попадаешь, молодец.
Моника вздохнула.
– Думаю, просто самые страшные вещи со мной уже произошли.
Так они проболтали весь вечер, а в лагерь девушки возвращались уже как подруги.
Вернувшись в свой домик, Моника, к своему удивлению, не нашла там никого. Печально вздохнув и посмотрев на пустую кровать, она тихо пожелала ей спокойной ночи, разделась и легла под одеяло. Сон не шёл: то ли слишком много событий за день, то ли тревога не отпускала, то ли не хватало Семёна, который мог развеять страх перед отключением системы.
«Это ты здесь героиня. Не я», – прозвучало в голове его голосом, и стало спокойнее. Мир не исчезнет, не превратится в мерцающий пищащий ад.
И тут рука почувствовала прикосновение через ткань – тяжёлую руку.
– Пусть ты сильная, пусть тебе ничего не угрожает, я всё равно буду рядом, чтобы тебе было спокойнее. Никудышный демон-хранитель прибыл на пост. Сладких снов.
Улыбнувшись и ничего не успев ответить, Моника уснула.