68 - И жить торопится
28 февраля 2022 г. в 06:09
Примечания:
Джокер из х/ф «Темный рыцарь» (2008)
«Тук-тук-тук» — компьютерная игра в жанре survival horror, разработанная российской студией Ice-Pick Lodge
Монолог Моники ⅩⅩⅩⅥ (Свидание)
Депутат: "Извините, у нас Россия…" https://www.newsru.com/russia/14jan2016/deputat.html
Абоба – мем, появившийся благодаря стримеру Гладу Валакасу. Валерий Абоба – кандидат в президенты от партии “Пожилая ветка сакуры”
М/ф "Винни-Пух идёт в гости"
Михаил Булгаков «Собачье сердце»
Первоначальное накопление капитала — согласно Карлу Марксу, исторический процесс, в ходе которого создавались условия для капиталистического производства. Понятие впервые введено в трудах Адама Смита
Х/ф "Хранители"
Сериал "Во все тяжкие"
Эмпатия — осознанное сопереживание эмоциональному состоянию других людей, способность распознать, что они чувствуют, и выразить сострадание
Земфира — Хочешь?
Т/с "Солдаты"
"12 стульев", фраза - я не ел 6 дней
Игра "Мор (утопия)"
Кровавые эльфы из игры WoW
Игра "HellTaker"
Исполнитель желаний из игры "S.T.A.L.K.E.R."
Катава Сёдзё — визуальная новелла жанра бисёдзё производства Four Leaf Studios
Шмели - Девочка с чёрными бантиками
Ария - Тебе дадут знак
Заказ Биг Смоука из GTA:SA
Разговорное название предпринимателей в Советской России и СССР в период НЭПа (1921—1931)
Нувориш — быстро разбогатевший человек из низкого сословия
Бородач из "Наша Russia"
Первый снег — Вяземский (эпиграф к гл.1 "Евгений Онегин" Пушкина")
Пригибаясь под тяжестью пакетов с покупками, Семён и Моника наконец добрались по скользкому белому кафелю до лавочки и со вздохом плюхнулись.
– Нет, я категорически отказываюсь нести это дальше, – простонала девушка.
– Да я и не собирался даже предлагать: перенесёмся домой – и дело с концом.
Моника прищурила глаз.
– То есть мы могли сбежать, не расплатившись?
– Да, но зачем? – Семён развёл руками. – Да, не было бы переполоха, но… у нас достаточно денег, так что можно быть щедрыми настолько, чтобы радовать себя законно и не причинять другим дискомфорт. – И улыбнулся устало, но по-доброму. – Ты или я перенесёшь?
Выпучив глаза, Моника замахала руками.
– Нет-нет-нет. Я, наверное, могу, но – с высокой вероятностью – мы окажемся в «Совёнке» в домике, если всё действительно связано настолько, насколько ты говоришь. А после того, как выложим вещи, что? – и наклонила голову, тряхнув хвостом.
Вожатый ухмыльнулся.
– Я похож на человека, у которого есть план?* – и добродушно рассмеялся.
Японка улыбнулась.
– Ну, как минимум на человека ты теперь точно похож!
Смеясь, Семён обнял её.
– Ладно, отбываем!
– А проблем не будет?
Ухмылка.
– Скажи, если б ты в реальной жизни увидела телепортацию, ты бы пошла всем об этом рассказывать, раструбила бы газетам и учёным? Или попыталась бы это скрыть, чтобы не загреметь в психушку? – Моника поджала губы и кивнула. – Как и в лагере, боты игнорируют паранормальные явления – беспокоиться не о чем.
Дождавшись, пока девушка соберёт свой груз, и прихватив все пакеты, Вожатый коснулся и переместился. Открыли глаза уже в большой комнате.
– Знаешь… – Моника критически осмотрелась, – а ты уверен, что у нас всё войдёт?
Наклон головы и ухмылка – Пионер.
– О, это отличная квартира! Вместительная и функциональная! И для жизни, и для репетиций, и для смерти! А-о-а… – Моника тряхнула его за плечи. – Ты чего?
Взгляд строгий, суровый, зубы сжаты.
– Это мне ты говорил не зацикливаться на прошлом? Ты живёшь им, упиваешься… болью, смертью… Да, они дали тебе великую силу, но взамен взяли жизнь и человечность! Сёма! – выкрикнула девушка в лицо. – Скажи честно! Что было бы, не найди ты меня? Или если бы я ушла одна?
Вожатый кивнул. Вздох.
– Я бы попросил отключить меня вместе с концом программы. Отпустить в бескрайнюю темноту и закончить всё. – В глазах Моники читалась боль, но она кивнула, мол, продолжай. – Прекратить жуткую неправильность последним неправильным, радикальным, но верным способом…
Вожатый больше не чувствовал сил говорить и положил ладони на бёдра Моники.
Два вздоха.
– Ясно. Но я понимаю. Не знаю, частью меня, программы или и то, и другое… но я ведь не просто так давала подсказку, как окончить мой акт, растоптать мою выстраданную и болезненную концовку… – Она уткнулась лбом в плечо парня. – А ведь я так хотела в реальность… но что бы я там делала? Если даже не знаю, что делают люди в своих городах…
«Стараются сделать вид, что они живые и что им приносит радость достижение каких-то вымышленных целей, – с какой-то злостью подумал Семён. – Группы, например, сколачивают, ради одного дня, ради одного шанса».
Он одёрнул себя. Да, это то самое прошлое, от которого стоит оттолкнуться и идти дальше. Всё случилось именно из-за блуждания кругами, как зацепленный за пружину.
«Нельзя идти дальше, если внутри ночь».*
– Я тоже не знаю, как жить, – признался… Семён, просто Семён, не Вожатый. – Давай пробовать, учиться. За нас это не сделает никто.
Они посмотрели друг другу нежно глаза в глаза.
– Тогда предлагаю начать с целебного полежать: спина и ноги… нога гудят. – Моника пожала плечами. – Потом бы поесть.
– Чего-то конкретного? – девушка помотала головой. – Чем питаются японцы? Сушами? – Вот тут на лице Моники показался страх. – Ладно, боюсь, местные вариации на их тему травмируют твою психику не слабее опытов! Хм… Ты ведь… – память-память-память, помоги. – Ты ведь любишь сладости? Кондитерские!*
Моника закивала.
– Только руки с талии убери, а то ещё жамкнешь за бока… – тон стал грустноватым. – Я читаю в твоих глазах любовь, спасибо. – Девушка покачала головой и кинула взгляд на выключенный экран. – Но я и так знаю, что в этой квартире старый толстый моник – это я!
Семён, прикрыв глаза и сжав рот, посмеялся.
– Значит, полежим и сходим. Заодно и прогуляемся. – Девушка благосклонно кивнула. – Только бесплатных образцов не жди: как говорится, простите, у нас Россия.*
Пожали плечами и улеглись прямо так, не раздеваясь, на так и не заправленную кровать.
Семён поднялся на локте и с умилением посмотрел на отдыхающую японку. Пружины проскрипели что-то неопределённое типа «а-бо-ба».*
– Пожилая постельная сцена!
Посмеялись и перелегли поближе – обнявшись.
Только через некоторое время Моника, порычав, наконец собралась с силами.
– Семён! Хороши же мы! Вот так обсудили бардак и запах, но вместо уборки принесли ещё больше вещей и развалились тут!
– Ну, хоть не разложились! – рассмеялся парень.
Девушка вздохнула.
– Кажется, эта шутка теряется при переводе. Встаём и начинаем! – Она потянулась и, поборов порыв сказать «после тебя!», поднялась. – Се-мён!
Тот кивнул и встал следом.
– Уборка так уборка… И незачем так орать: я и в первый раз прекрасно слышал…* И всё-таки прав был профессор, прав… Разруха не в квартирах, не подъездах – она в головах.* – Вздох. – Чтобы убраться из атмосферы беспорядка, нужно убраться! – И улыбнулся. Каламбур – это творчество, первый шаг к настоящему – например, текстам песен.
Вожатый недовольно окинул взглядом бардак – непонятно кем устроенный, но мешающий жить конкретно им. Устранить – и жить: простая формула, остальное – лишь бегство от ответственности. Ты просто делаешь мир понемногу лучше. Ты не герой. И никогда им не был. Но дышать – станет легче всем. Важен не монумент, не шаг или плевок в вечность. Улыбайся и дай улыбаться другим – и это будет значить, что хоть какая-то часть механизма мироздания работает правильно.
Даже если это противоречит чьим-то замыслам. Например, того же всемогущего и всеблагого бога, сославшего за нарушение инструкции своих же созданий на вечные мучения. Эти злобные пердуны – пусть исходят слюной от бессильной злобы, а если начнут действовать – выкусят, встретив истинно праведный отпор. Законы и богов рисуют, в конечном счёте, всё равно люди.
И даже сраный закон всемирного тяготения не помеха!
Ну, есть исключения. Например, когда джинсы, отказываясь занимать своё место, падают с полки шкафа назад – прямо на лицо.
Наконец парень гордо встал перед шкафом, упираясь руками в бока и улыбаясь.
– Ну, вроде всё.
Ему кивнула закончившая раньше (как, каким волшебным образом или при помощи манипуляций со временем – Семён не знал) Моника.
– В целом, получилось. Ну, для первоначального…
– Накопления капитала?* – ухмыльнулся Вожатый.
– Что?
– Да так, литература из библиотеки о себе даёт знать. – И отмахнулся. – Дурная у меня привычка: Пионеры готовы болтать и слушать по факту только себя, а это – понятно – ни к чему хорошему не приводит. Так что ты хотела сказать?
Японка кивнула, поморщившись. Да, видимо, каждый пленник, склонный к сумасшествию и насилию, должен пройти через такую агрессивную фазу. «Это не меня заперли с вами, это вас заперли со мной!»* «Я не в опасности, я и есть опасность!»*
– В общем, я имела в виду, что заселились и принесли вещи мы неплохо, но я бы предпочла иметь больше шкафов для одежды, а не непонятного мусора.
– Хе-хе… – парень почесал затылок.
Его соседство с чужим мусором не очень напрягало. Место для сна есть, гитара в углу, костюмы и прикид для улицы есть, комп работает – что ещё требуется мужчине от комнаты? Разве что выход в ванную и на кухню. В наличии. Но жить одному… А точнее существовать одному в ожидании сладкого мига встречи, очередной попытки – совсем другое, чем делить время и пространство с кем-то, особенно с девушкой.
– Если тебя это успокоит, – начала Моника, – у меня тоже не очень чисто, опрятно, зато функционально – кроме пыли, ничего лишнего: ни вещей, ни животных, ни друзей. – Она кашлянула. – Если спросишь, был ли у меня специальный ящик с игрушками для секса, я укушу тебя, – Ухмыльнувшись, японка прикрыла глаза. – Предвосхищая вопрос, отвечу: – За то, чем думал, задавая почти приличной девушке такой неприличный вопрос. – Развела руками. – От меня давай не совсем ко мне? Не знаю, как это получилось, но я снова хочу есть. А ты?
Семён прислушался к себе. Польщённый вниманием, желудок решил выдать саксофонное соло.
– Вообще, да… – произнёс парень смущённо.
– Но нет? – с улыбкой ответила Моника, подавшись вперёд.
– Но я не знаю, что и где.
Девушка развела руками и щёлкнула пальцами.
– Тогда у меня есть для тебя совет дня! Если знаешь, что что-то хочешь, но не знаешь конкретно, просто выбери наугад или по рекомендациям, но не топчись на месте: от этого не станет лучше никому! – она подняла палец. – Я могла бы выдать второй совет дня, относительно еды, но в меня не встроена реклама: похоже, никто не оплатил!
Оба рассмеялись.
– Давай закажем еду. Никогда не пробовал, но почему бы нет.
– Откуда? – заинтересованно спросила Моника.
– Ещё б я знал! – пожал плечами Семён. – Начать стоит по твоему совету – с адреса службы доставки. А что там внутри, на сайте, для меня загадка.
Несколько минут спустя.
– …Итак, ты не ешь мясо, но ешь рыбу. – Кивок. – Это как не трогать людей, но убить ботов?
Моника нахмурила брови.
– Ваше мнение чрезвычайно важно для нас, а теперь можете засунуть его туда, откуда достали, – произнесла она сурово. – Ты говорил, что уважаешь и принимаешь мой выбор, но сейчас буквально смеёшься над ним.
Семён поджал губы.
– Прости. Скорее я просто не могу выражать свои мысли нормально. Я хотел показать эмпатию,* мол, было и со мной такое. Я ж программист, а не доктор словесности. Прости.
Вздохнув, девушка погладила его по макушке.
– Давай не делать друг другу больно. Мы это и так часто делали с собой и другими… – Вздох. – Не надо расшатывать мои принципы. Они ведь возникли не просто так, а чтобы поддержать мысль, что моё существование не ущербно, что не наносит так уж много вреда миру и не должно быть прекращено как можно скорее…
Семён обнял Монику.
– Живи. Пожалуйста, живи. Да и, в конечном счёте, всем ведь лучше, что ты ешь рыбу – и мне, и тебе, и её производителям, и, вероятно, рыбе с её естественным отбором, и флоту…
Прикрыв глаза и усмехнувшись, Моника тряхнула головой.
– В эфире Семён и его рубрика «оправдать существование за десять секунд». Спасибо. – Японка чмокнула любимого в щёку. – Кажется, ты не назвал ещё одну причину, главную для себя.
Щёки парня покраснели, и он кивнул.
Наигрывая пальцами на воображаемом пианино, Моника запела пришедшую в голову песню.*
– Пожалуйста, не умирай,
Или мне придётся тоже.
Мы, конечно, сразу в ад,
Ведь мы, чудовища, так схожи…
Они обнялись.
Наконец меню было согласовано, а заказ отправлен. Время доставки – час.
Поигрывая бровями, Моника прикусила нижнюю губу и, перекинув ногу, оседлала бёдра Семёна.
– Они могут не очень торопиться: я тут подумала, что хочу не только рыбку съесть, но и… удачно занять место.
Для убедительности девушка даже подвигала тазом вперёд-назад.
В таких обстоятельствах даже Семён всё понял и решил не уточнять, чем является фраза – особенностями перевода или продуктом общения с Виолой. Одной рукой он гладил спину девушки, а второй – бедро и попу. Парень нежно касался шеи губами и отпускал, выдыхая горячий воздух, отчего Моника вздрагивала и постанывала. Запрокинув голову, девушка тряхнула волосами и аккуратно, томно приподняла блузку, оголив животик. Не тот, что в лагере… вернее – не такой, но тот, тот, её! А это ведь главное!
Высвободившись из рук, Моника поднялась и игриво провела пальцем по губам Семёна. Нагнулась и расстегнула пару пуговиц сверху, показав часть груди, ниже – простой чёрный лифчик.
Парень поднялся следом и попытался обнять свою японку.
Увернувшись от ладоней со змеиной ловкостью – ещё пятьдесят очков Слизерину! – Моника привалилась к шкафу и на глазах облизнувшегося Вожатого расстегнула и сбросила юбку.
– Тебе нужно и раздеться, и приодеться, красавчик.
Шаг в сторону девушки. Исчез и появился чуть ближе, уже с пачкой презервативов в руке.
Если Моника благосклонно кивнула, то Семён хмыкнул сам себе. Мог ведь купить, используя время и деньги, но нет – взял. Как хищник, по праву сильного. Просто потому, что мог сделать это безнаказанно.
Страстные поцелуи Моники, припавшей к его шее, заставили отбросить эти мысли как несущественные.
– Я люблю тебя, – прошептал Семён.
– Я люблю тебя, – прошептала в ответ Моника.
И оба знали, что это правда: любят они только друг друга и больше на самом деле никого. В целом мире. Во всех мирах. Даже себя.
Помогая друг другу раздеваться, они покрывали друг друга поцелуями… Наконец Моника толкнула Семёна на кровать и облизнулась.
– Сегодня я сверху! – И провела по груди пальцем. – Рада, что мои висиськи не вызывают у тебя импотенцию.
– Не такие и…
– Ш-ш-ш…
Моника положила палец Семёну на губы и, постанывая, ввела член в себя, помогая рукой…
Комната наполнилась стонами, криками, скрипами, а глаза и сердца – счастьем.
…обнимаясь, они поцеловались.
– Да, ты был прав. По-ку-рить… – вздохнув, произнесла Моника. – Нет, не вставай. Головой хочу, не телом. Чего мне правда хочется – не отпускать тебя, держать… Я люблю тебя…
Они поцеловались, и тут абсолютно бесцеремонно раздался звонок в дверь.
– Твою ж дивизию…* – пробурчал Семён и начал вставать, потирая копчик.
Перемещение. Перед дверью парень стоял уже в свитере и джинсах. С непривычки долго возился с замком и наконец смог открыть.
– Ёб***! – только и выпалил он на выдохе.
Лена, Маша, Славя, Ульяна, Алиса – повзрослевшие, настоящие. Справа – она, та самая, к которой он не подошёл…
Тряхнуть головой, моргая.
Открыть глаза.
Как ни странно, наваждение пропало, и перед собой Семён увидел лишь усталую недовольную девушку-курьера.
Что произошло и почему – кто б знал. Но знак точно плохой.
– Ваш заказ! – напомнила о себе курьер.
Вожатый ещё раз тряхнул головой и принял пакет.
– Простите… – смущённо произнёс он, фактически пролепетал. Девушка пожала плечами. Нет, не простит. – И ещё раз простите, красавица… – наклонив голову, он улыбнулся. – Но не угостите ли страждущего… – тут бы прибавить робкое «же не манж па сис жур»,* но это про другое, про еду, а обед в руках как раз, – сигареткой. Вопрос жизни и смерти.
Посмотрела с недоверием, ещё чуть-чуть – и бросила бы высокомерно: «Смотрите, как я подписываю вам смертный приговор!»*, но услышала голос Моники из комнаты.
– Блин, больно, особенно без ноги, я и забыла. Эх, убила б за сигарету…
Прикрыв рот ладошкой и едва заметно втянув голову в плечи, курьер улыбнулась. После небольшой паузы зашептала.
– Так ты меня не клеишь? Ладно, страждущей помогу. Но только одну! – покопавшись в кармане, она выудила белую пачку тонких сигарет. На чёрном квадратике были связанные женские руки и надпись «зависимость». Что ж, символично. – Прошу! – девушка протянула сигарету. – Можешь считать, что я добрая фея еды и курения, – добродушная улыбка, – и что ты потратил уже два желания. Распорядись третьим потом мудрее!
– Обязательно! – с улыбкой ответил Вожатый и кивнул.
Поправив рюкзак, курьер развернулась и направилась вниз по лестнице. Семён закрыл дверь и пошёл к Монике.
Девушка стояла, упираясь рукой в шкаф и сплетя ноги. Хитро прищуренные глаза горели на этот раз не золотом, а будто изумруды, напитанные энергией хаоса или ада* – того ада, который Вожатый заслужил и куда готов был погрузиться, чтобы покорить – ко всеобщей радости.*
– Я выручила тебя: твой пикап действует, определённо, только на пару девушек.
Вожатый развёл руками. Ясно каких – она и Алиса. Что ж, ему всё равно больше и не нужно никого соблазнять.
– А сейчас я, кажется, спасу тебя, – с улыбкой Семён показал добытую сигарету и свою зажигалку.
Моника послала воздушный поцелуй.
– Мой герой! Твой путь завершается, иди ко мне, ты обретёшь то, что заслуживаешь!*
«Заслуживаешь», – улыбнулся Семён слову, которое сначала подумал он, но озвучила Моника.
Что ж, то, что началось как обычный симулятор свиданий на лоне бесконечного лета, пришло к чему-то совсем иному. Перед ним его любимая красавица, инвалид (физически и социально), с которым он (всё же менее покалеченный, просто нытик и дурак) хочет провести всю жизнь, прожить то, что им отмерено. Что-то это напоминало,* но… какая разница!
– Я люблю тебя!
Сигарета во рту, между парнем и девушкой огонь. Тоже что-то напоминает, и тоже плевать. Все сюжеты уже давно не первичны, и что с того – не писать, не проживать их? Счастье важнее обстановки и чьего-либо мнения.
Мы начинаем свой путь меж «нельзя» и «не надо»,
Сциллу с Харибдой избегнуть пытаемся вновь.
Между забвением с бездной разверзшейся ада
Мы выбираем то главное, что есть, – «любовь».
Средь разбивающих в щепки мечты волн из буден,
Через соблазнов палящий, засушливый зной
Мы продираемся в место, где счастливы будем,
Там, где спасёт от тревог и лишений любовь.
Пусть – не окончен, и сам он отнюдь не конечен,
Жизнь – это только процесс с очевидным концом;
К горну скорей, сжавши молот покрепче кузнечный, –
Счастье накуй, чтоб остаться (остаться!) творцом.
*
– А сам-то будешь? – блаженно жмурясь и прогнувшись в спине, спросила Моника.
Семён убрал зажигалку в карман и покачал головой.
– Не сейчас. Никогда не связывал секс и дым.
– А зря! – с ухмылкой ответила Моника. – Много кто дымит после, а если заснут с сигаретой, так вообще дымище на славу. – Парень поморщился. – Впрочем, грустно это. Кстати, мои родители не курили никогда.
Она вздохнула и поднесла сигарету поближе к глазам. Скопившийся пепел готов был отпасть.
Коротко кивнув, Семён достал с подоконника пепельницу и поставил рядом.
– Много вспомнила ещё? – спросил печально и с тревогой в голосе.
– Нет, на самом деле. – Девушка затянулась. – Просто в калейдоскоп навалили больше осколков, а в наушники – шумов. Странное ощущение: вроде бы должна понимать больше, а теряюсь, кажется, сильнее.
И тут с улицы начала греметь музыка.*
Возвращаются назад
Озорные каблучки.
Током
Бьют бездонные глаза,
В памяти одни клочки,
Но их много!
Отпусти сама себе грехи...
Ты можешь!
И за всё себя прости...
Ведь можешь
Плакать, когда все смеются,
Наслаждаться когда слёзы льются...
Ленточки все узелком…
Пара резко бросилась к окну, но машину с бешеной стереосистемой так глазами и не нашла. Можно было списать этот феномен (как и то, что песня резко оборвалась) на особенности мира, но было проще и лучше просто списать – со счетов.
– Нам дадут знак, – Семён хмыкнул. – А также кол и лом.* – Махнул рукой. – В телефоне песня. Даже если выключим комп и телефоны, достанут.
Моника улыбнулась.
– А почему твои, а не мои песни?
– Думаю, тут всё просто: хотя тебе и прописали всё твоё «имущество», когда передавали из проекта в проект, триггеров наш проект не имеет. Да мы все, в конце концов, не умеем читать по-японски, а тем более понимать на слух, что там, потому кто б заморачивался.
Девушка избавилась от догоревшей сигареты и нежно положила ладони на скулы Семёна.
– Надеюсь, однажды мы изучим языки друг друга.
– Обязательно.
Они поцеловались.
– Еда не ждёт! – Моника щёлкнула пальцами. – Хотя лучше подождёт, пока я оденусь, а то ещё замёрзну… – Затем девушка с улыбкой посмотрела на батарею. – Ваше центральное отопление – это просто потрясающе! Заботливо! Не ты ищешь крупицы тепла, стараясь не остыть, а оно просто есть, просто обнимает… – девушка резко вздохнула и улыбнулась. – Да, как ты сейчас… Спасибо…
…Примерно через полчаса японка похлопала себя по животу и виновато опустила глаза.
– Не переживай, – успокоил её Семён. – Мы и так догадывались, что это случится, но приняли последствия.
Девушка пожала плечами.
– Жизнь, действительно, жестока: хочется всего и сразу, особенно если быть лишённым чего-то, а потом дорваться, а приходится принимать правила… такие как неизбежный исход.
Парень положил свою ладонь поверх её.
– Не стоит переживать по поводу того, что не можешь изменить. Что до еды… Все мы такие в мыслях: «Два номера 9, большой номер 9, номер 6 с экстра соусом, номер 7, две 45, один с сыром и большая содовая».* Нэмпаны,* нувориши,* что сказать. Только понять, простить* и оставить полпиццы на потом.
Вздохнув, Моника отодвинула тарелку.
– Ты прав. Даже если это не нравится мне… – она замахала пальцами. – Не так выразилась. Я рада, что хоть кто-то из нас прав, просто не очень приятно оплошать. Хотя греет сердечко то, что тебя не осудят и не станут меньше любить.
Они с улыбкой кивнули друг другу.
– А ещё жизнь хороша тем, что у тебя есть заветное «завтра», когда ты можешь, например, доесть пиццу или встретиться с друзьями, на которых не хватило времени на этой неделе.
– Волшебно… – Моника сложила из рук сердце. – Пожалуй, и полторта на завтра.
– Я рад вашей рассудительности, леди, – ухмыльнулся Семён.
– Мы стоим друг друга, товарищ Вожатый, который тоже был не против заказать всё это.
Он почесал затылок.
– Ну, дык… Мы оба хотели попробовать всё. Как там? «И жить торопится, и чувствовать спешит».*
Они обнялись.
– Знаешь… – виновато произнесла японка. – Сейчас мы или уснём, или погуляем. Я бы предпочла увидеть твой город и… прогулять обновки. А ты?