122 - Я никогда...
14 февраля 2024 г. в 14:32
Примечания:
У Бога нет других рук, кроме твоих (афоризм)
Булгаков "Собачье сердце"
До дна
Х/ф "Пила"
Долой стыд - организация нудистов в Москве в 1920-30-е годы
Прежде чем войти, Алиса хлопнула себя ладонью по лбу, цыкнула и покачала головой.
– Эх! Плохо вы на меня влияете... Причём все. Высшая лига, высшая лига... Позабыла-позабросила я свою подружайку Улю. Нехорошо. – И тут же Двачевская схватила колебавшуюся, войти ли, Монику за запястье. – Я ей должна и сделаю то, что смогу, ради неё. Наш домик – только наш. – Она смотрела невероятно строго. – Даже если мы выйдем и начнём обмазывать людей пастой. – Тяжёлый вздох. – Вас – не обмажем. Но вы и так и подшутите, и накажете друг друга сами.
Будто ничего и не было, она отпустила руку, отвернулась, нацепив беззаботную улыбку, протиснулась вперёд и открыла дверь.
– Кто последняя, та тухлый помидор!
Ольга только покачала головой, а Моника кивнула и, понимая, что время на рефлексию истекло, зашла следом.
Как оказалось, девушки добрались последними.
Женя в домике вожатой была впервые, так что не находила себе места… а точнее знала, что место её – рядом с Моникой, но где конкретно, понять не могла. Кровать Ольги? Вторая кровать? Стул? В итоге дождалась того, что японка усадила её рядом с собой на постель рядом со странным плакатом, где был запечатлён парень с пакетом на голове.
Напротив Жени села вожатая, напротив Моники – Виола, а Алиса выдвинула стул на середину комнаты, секунду поколебалась, не рассесться ли провокационно, разведя ноги и опираясь на спинку руками… и передумала.
– Ну, что, граждане алкоголики, хулиганы, тунеядцы, кто хочет хорошо провести время? – весело обратилась на правах старшей Виола к собравшимся.
Моника рассмеялась, Двачевская довольно хмыкнула, а Ольга и Женя смутились.
– Эх, хорошо сидим! – рассмеялась Куратор, качнулась и спрыгнула с постели. – Но у алкоголизма нет иных рук, кроме наших,* а у общения – иных голосов, кроме наших.
Избавившись от крышки «Столичной», Виола на всякий случай принюхалась и улыбнулась, подтвердив слова подчинённой: водка пахла водкой.
Женщина наполнила рюмки и вручила их присутствующим.
– Эх, безобразие! Нарушаю режим с пионерами, – грустно вздохнула Ольга.
Её осадила Виола, покачав пальцем.
– Режим, дорогая, нужен, только пока он делает хорошо, как режим труда и отдыха. Никому же не надо, чтоб как на параде… – произнесла она. – Это только мучить себя и других, как при царском режиме!*
Моника подалась вперёд.
– А как надо?.. – неуверенно начала вожатая.
– По-настоящему! – с улыбкой отозвалась японка.
Куратор благосклонно кивнула.
– Да.
Алиса рассмеялась, подняла рюмку на вытянутой руке.
– Желаю, чтобы все! – воскликнула она и тут же опрокинула содержимое себе в горло.
– Кампай,* – тихо произнесла Моника и тоже выпила залпом.
За ней последовали и остальные.
Женя поморщилась и прикрыла глаза. И лишь едва слышно произнесла: «Вот так, мама, я почти как ты. Только компания получше. И я – как минимум, пока».
По щекам скатились едва заметные слёзы.
Алиса, растопырив глаза, тяжело дышала, словно раненый зверь, и пыталась занюхать рукавом.
Ольга отвела взгляд, а Куратор и Воспитатель переглянулись.
– Моника! Я хочу сыграть с вами в одну игру.* Позволишь своим подругам присоединиться? – игриво спросила Виола.
Ничего хорошего её слова не сулили. Но и плохого, вроде, тоже не могли…
– Вообще-то, они мои пионерки… – неуверенно возразила вожатая.
Вздохнув, медсестра смерила её взглядом.
– Ты ведь не хочешь, чтобы я спрашивала, чьи они и кто – пионерки или подруги? – и подмигнула. – Давай считать, что все мы здесь – просто люди, хотя и чуточку разные!
И вместе с Моникой грустно усмехнулась.
Два человека и три бота, три взрослых (чуть ли не состарившихся) и две девушки, три работницы лагеря и две пионерки – вот и весь их псевдоравный состав.
– Знаете, чем мы отличаемся от тех, кто снаружи? – наклонив голову и дьявольски ухмыляясь, спросила Виола. – Тем, что нам что-то интересно в нас самих и друг друге. Потому предлагаю игру… – Она щёлкнула пальцами. – По очереди говорим «я никогда не» и продолжаем тем, чего не делали ни разу в жизни. Если у кого-то такое было, та выпивает рюмку, обновим и продолжим.
Моника хмыкнула. Случалось такое и с ней, но больше она эту игру видела в фильмах.
– Да-а-а, – протянула Алиса. – После такого наутро будет сильно болеть голова… Да и сердце… И то, и другое лечится пивом. У нас его, надеюсь, вдоволь? – и тут же со страхом покосилась на свою вожатую, но та только поджала губы: приняла правила – сегодня они равны.
Виола царапнула ногтями по столешнице.
– В этой сраной бесконечности
Мы найдём всё то, что надо.
И отравимся мы вечером,
Ну, а утром – как стекло…
Ольга фыркнула.
– Вилка! Не при детях! – И махнула рукой. – К чёрту. Ну, не при мне хоть… Ладно. Долой стыд*. Кто начинает? – Она наклонила голову и, дождавшись, пока медсестра поставит на стул рядом с собой бутылку, ткнула в бок. – Придумываешь ты, а испытываем на мне? – Куратор выпучила глаза и стыдливо прикрыла рот. – Ладно!
– Я… никогда не сбегала из дома.
Девушки переглянулись.
Лишь Женя закрыла глаза, залпом осушила рюмку и молча протянула её – обновить.
Никаких расспросов: это лишнее. Садовод отличается от могильщика глубиной копки.
Рюмку подняла Виола.
– Мне никогда не делали клизму в процессе эротических игр.
И подалась вперёд, с усмешкой глядя на Монику. Та тряхнула головой и выпила. После чего с удивлением пронаблюдала, как Ольга то поднимала, то опускала руку, а Куратор едва заметно подтолкнула локоть, после чего вожатая осушила рюмку.
Обновили. Алиса заговорила:
– Я до этого ни разу не пила водку… Эй! – выкрикнула она, видя, как все остальные приготовились осушить рюмки. – Давайте это останется забавным фактом, а мы не будем так уж накидываться? – она смущённо улыбалась. – Меня никогда не пороли… – все вновь начали поднимать руки, – родители.
Моника опустила хрустальную ножку себе на бедро. Виола поколебалась и сделала то же. Ольга и Женя кивнули друг другу и выпили.
Вздох. Женя, обведя всех помутневшим взглядом, наконец улыбнулась.
– Я никогда не видела, как кто-то умирает.
Моника истерично, надтреснуто усмехнулась и единственная опрокинула водку в горло.
Смотря с ужасом, Женя пролепетала:
– …не становилась причиной смерти…
Виола выпила молча, а японка, вырвав рюмку у библиотекарши, осушила и её.
Закрыла глаза и, не совладав с движениями, Моника уронила голову на руки.
– Ну же! Спрашивайте, если хотите! Как была причиной… как была участницей… И готова ли повторить…
Куратор вскочила.
– Моника! Довольно!
Японка вздохнула и покачала головой.
– Нет, не довольна… Но это нормально: мы взрослые, это часть пути – быть неидеальными, быть недовольными, страдать и утешаться в дороге, если повезёт. Я никогда… никогда…
Она с минуту сидела молча, тяжело дыша и смотря в пол.
Когда все заняли свои места и приготовили рюмки, Моника всё мялась, подбирая, что было в её жизни, а что – нет.
Виола с какой-то тоской посмотрела на пустую бутылку и положила её на стол.
– …не останусь здесь.
Глаза Ольги, Жени и Алисы остекленели, они кивнули. Моника и Виола потянулись друг к другу, изображая, что чокаются. И выпили. За ними выпили и остальные, после чего отставили рюмки.
Больше не будет общих алкогольных признаний.
Попробовав выпрямить спину, Куратор почувствовала лёгкое головокружение, от которого стало почему-то самой смешно. Женщина тряхнула головой и оперлась рукой на кровать.
– М-да, развезло нас, – констатировала Виола. – Думаю, это значит, что пора расходиться.
Остальные вяло покивали.
Моника бросила недовольный взгляд в окно, на темнеющее небо, будто это оно крало у неё последние часы смены, рыкнула, достала сигарету, резко чиркнула зажигалкой и затянулась.
– Ну не здесь же... – простонала Ольга.
– А лучше снаружи, на виду у пионеров? – устало пробурчала японка.
Вожатая печально вздохнула.
– Твоя логика меня просто убивает...
– Она и её саму убивает, так что не удивляйся, – усмехнулась Куратор. – Эх! – она взмахнула руками. – А теперь пошли вон!
Алиса резко поднялась. Слишком резко. Отчего чуть не рухнула, но удержалась, намертво вцепившись в спинку стула.
– Ой… И что, мне теперь идти с этим? Как дедушка? – она демонстративно сделала шаг и переставила стул, рассмеялась, запрокинув голову. – Ну нафиг! У меня есть я! Вместе мы справимся! – Медленно, контролируя себя, но пионерка направилась к дверям почти твёрдой походкой. – Спасибо этому дому! Посплю… в дурдоме… – произнесла она, обернувшись, и вышла.
Моника ловко спрыгнула с кровати, прикидывая, что это тело, невысокое, худенькое и непривычное к алкоголю, могло бы испытывать куда большие неудобства от пьянки, но ничего – обошлось. Только лёгкость и неловкость.
Японка подала ладонь Жене, и та встала не менее твёрдо, что наводило на нехорошие мысли – например, не требовалось ли дома через силу составлять компанию…
– Счастливо, – попрощалась библиотекарша.
– Спасибо. Пока, – кивнула Моника коллегам.
Шаг. И за ними захлопнулась дверь.