maniae infinitae sunt species

      Глаза Сонхва жгло от яркого света, к которому нелегко привыкнуть, находясь несколько дней в полумраке. Он чувствует, как что-то туго затянулось в области его плеча. Сонхва жмурил глаза изо всех сил, заставляя их привыкнуть к свету. Он чувствовал многочисленные прикосновения к своей правой руке, будто кто-то пытался нащупать вену и сделать укол. Как только Сонхва осознал эту мысль, он начал вырываться из рук, которые щупали его бледную кожу. Его глаза привыкли к свету, и он увидел Хонджуна. — Не надо. Нет… — Сонхва оттолкнул Хона свободной рукой, — Я устал. Чего ты хочешь от меня? Прекрати, я больше не хочу их видеть.       Рука Хонджуна потянулась к шее Хва, который наклонялся в разные стороны, чтобы избежать хватки. Это заставило Хона пододвинуться к нему ближе. Он крепко схватил челюсть Сонхва, фиксируя положение его головы, а другой рукой раскрыл карманный ножик и приставил его к шее. Это заставило Сонхва успокоиться и застыть, почти не дыша. — Ах, какой ты пугливый. Я даже ничего тебе не сделал. Видел бы тебя Ёсан, а, стоп, Ёсану же плевать на тебя. Как я мог забыть. Прости, я забыл тебе сказать, но у него уже новый дружок. Теперь ты ему не нужен, поздравляю, — рассмеялся Хонджун, отходя от Сонхва, — Отныне у меня есть право делать с тобой всё, что мне захочется, и мне никто ничего не сделает. — Почему ему плевать? — тихо пробормотал Хва, — Он говорил, что мы друзья. — Ну, не расстраивайся. Он обязательно придёт сюда. Наверное, — Хонджун расплылся в улыбке, — У меня есть кое-что, нужное ему. Ни одна его развлекаловка без этого не проходит. Ёсан весь город прошерстит, чтобы найти эти штучки, — Хон вытаскивает из карманов несколько ампул, некоторые из которых упали на пол, — Не бойся, тебе понравится. А может и не понравится. В любом случае, мне очень интересно посмотреть, что с тобой случится; те, у кого я это взял, сказали, что даже сами не пробовали эту хрень. — Хватит! Я не подопытный! — Сонхва немного сполз вниз, стараясь дотянуться ногой до ампул, — Я устал! — послышался хруст стекла, и вокруг него блестела прозрачная жидкость. — Ты разбил её? — Хон медленно повернулся в сторону Сонхва, начав подходить к нему ближе, заставляя того испуганно на него взглянуть, — Знаешь, какого труда мне стоило достать эту херню? Знаешь, сколько я заплатил за это? — Да мне насрать! — Хва чувствовал, что его тело охватывала слабость, крик забрал у него бо́льшую часть энергии; его сил почти хватало, чтобы подвинуться ближе к стене. — Так тебе насрать? Ну, в таком случае, мне тоже насрать, — с усмешкой говорил Хон, наполняя шприц, — Введу-ка я тебе двойную дозу. Сдохнешь — хорошо, не сдохнешь — ещё лучше, — Хва повернул голову так, чтобы наблюдать за манипуляциями Хонджуна, но увидел острие ножа краем глаза, — Если дёрнешься — выколю твои прекрасные глазки, поэтому сиди тихо.       Сонхва почувствовал, как бинт туго затягивается на его плече. Он внимательно рассматривал свою руку, на которой красовались тёмно-фиолетовые пятна. Хва чувствовал приятный холодок проспиртованной ваты, которая касалась его кожи, оставляя влажные следы. Он на автомате начал сжимать ладонь в кулак, немного напрягая её, чтобы доставлять меньше проблем и Хонджуну, и себе. Сонхва немного напрягало то, что он был свободен в действиях и ничего сейчас ему не мешало. Оно-то и понятно: силы почти всегда были на исходе, порой, даже обычный разговор мог изрядно вымотать парня. Что же касается уколов, то тело Хва сотрясалось при каждом увиденном им шприце. Ёсан и до этого предлагал ему начать пробовать разные вещества, но Пак отнекивался, говоря, что он и без этого чувствует себя прекрасно. Сейчас он больше начал в этом убеждаться: видения его были не о радужных мирах с единорогами и бабочками, а о огромных насекомых, ползающих на потолке и о глазах, наблюдающих за ним из-за каждого угла комнаты. — Мне сказали, что этот препарат довольно сильный, поэтому я останусь здесь, на всякий случай, — сказал Хон, аккуратно вводя иглу внутрь, чем вызвал болезненное шипение Сонхва, — Главное, сиди спокойно, и всё будет хорошо, — Пака напрягал такой добрый и заботливый Хонджун.       Сонхва поднял свой взгляд наверх и увидел перед собой то, что заставило его вскрикнуть и пятиться назад. Внутри его рук было шевеление, будто кто-то огромный залез под его кожу. Спустя мгновение, всё его тело покрылось испариной, а шевеление внутри становилось всё сильнее и сильнее, из-за чего Хва стало трудно дышать. Тело адски зудело, а в глазах будто поселился рой жуков. Парень изо всех сил начал чесать глаза, чтобы убрать неприятные ощущения хоть на секунду. Ногти стали сильнее впиваться в кожу, царапая её. Комнату наполнил отчаянный крик. — Какого хрена ты просто сидишь и смотришь? — кричал Сонхва, упав на пол, корчившись от боли, — Помоги мне! Помоги! — он закрыл мокрые, покрасневшие глаза ладонями, — Во мне черви! Это точно черви!       Сонхва устремил взгляд на Хонджуна. Его бледная кожа была вся покрыта язвами, из которых выползали небольшие жучки, издалека напоминающие мух. Сонхва подполз ближе, чтобы рассмотреть лицо парня, которое выглядело неестественно бледным для него, словно Хонджун умер, а Сонхва просто держал его труп невесть для чего. Глазные яблоки Хона стали будто бы больше и, как только он моргнул, они окрасились в ярко красный цвет. Из его глаз начала литься некая жидкость вперемешку с кровью. Сонхва, тяжело дыша, отвернулся, увидев перед собой такие метаморфозы. Он ощутил чьи-то прикосновения, которые заставили его сердце биться ещё сильнее. Парень начал размахивать руками, пытаясь нащупать того, кто касался его тела, но сзади него была лишь пустота. Всё его тело до сих пор терзали непонятные шевеления внутри, кожа Хва горела от царапин, которые он оставлял на себе. Обессиленный, он повалился на пол, устремив свой взгляд на потолок, который стал полон маленьких глаз, пристально наблюдающих за каждым движением парня. Голова его гудела, а в гудении проскакивали слова, такое чувство, что кто-то пытался помочь Хва, пытаясь протолкнуть свой грубый, приказной голос сквозь этот шум. Он снова посмотрел на Хонджуна, который сидел в дальнем углу комнаты, рыская глазами по комнате. Он искал свой нож, который забыл взять после введения препарата.       Отчасти он был прав, рассказав Сонхва о том, что и сам не знает о том, как действует средство, а пробовать на себе он не стал, так как ему было очень страшно вводить себе что-то такое. Хонджун всегда выходил из комнаты, когда Хва был в подобном состоянии, игнорируя его крики, проклятия и увечья, которые он наносил себе, стараясь привлечь внимание. Он не хотел себе признаваться в том, что Сонхва ему надоел. Его бесило видеть его лицо, слышать его голос, такой громкий и уверенный в начале и такой хриплый и неуверенный сейчас. Хон смотрел на нервно озирающегося по сторонам Сонхва. Глаза его блестели, болезненно худое тело дёргалось от любого соприкосновения со стеной. Он повернул свою голову в сторону Хонджуна, и рот его расплылся в широкой улыбке. Во взгляде Сонхва не читалось ничего, блестящие глаза просто рассматривали Хонджуна, у которого же в глазах начал читаться лёгкий страх. — Знаешь, ты сейчас так необычно выглядишь. Как эдакий король насекомых. По тебе ползает столько всякой живности, сколько я не видел за всю свою жизнь, — Сонхва подползал ближе к Хонджуну, заставляя того немного сжаться, — Во мне ползают точно такие же. Они съедают мои глаза изнутри, из-за чего они очень болят. Их стало настолько много, что они начали выползать из меня. Вот один только что это сделал, — проговорил Сонхва, проводя указательным пальцем по руке, — Он мне сказал, что это всё из-за тебя, — Хонждун почувствовал болезненную хватку на своём плече. — Кто «он»? — Он сказал мне убить тебя. Сначала я не обратил внимания на его слова, — Сонхва говорил, не обращая внимания на вопрос Хонджуна, — но потом голос стал громче. Он говорил мне: «Убей, убей, убей его», — взгляд, полный безумия, закрадывался в разум Хонджуна, парализуя тело; он наконец-то понял, что чувствовал Сонхва, когда отходил от препаратов, — Хонджун-а, голос такой громкий, я не могу ему сопротивляться. Помоги мне! — тихий голос резко сорвался на истеричный крик, от чего Хонджун вздрогнул.       Сонхва чувствовал, как сильно колотилось его сердце, и как сильно болела его голова. Голос стал настолько громким, что заставлял парня издавать надрывные, громкие смешки. Зуд в теле стал невыносимым, до кожи было невозможно дотронуться. Хва резко оттолкнул Хонджуна и, встав на ноги, начал внимательно осматривать комнату. Взгляд его упал на небольшой ножик. Хонджун же тихо приподнялся и, стараясь не издавать лишнего шума, направился к двери, но сильная хватка потянула его назад, бросая на пол. — Куда ты намылился? — рыкнул на него Сонхва, — Он мне сказал ни в коем случае не отпускать тебя, — Хон почувствовал холод на своей шее. — Пусти меня-ах, — Хонджун ощутил, как что-то вошло внутрь его тела, лишив его дыхания.       Во рту чувствовалось обилие жидкости, которая мгновенно полилась наружу, стоило Хонджуну приоткрыть рот. Глаза его опустились вниз, и он увидел воткнутый внутрь него нож. Его собственный нож. Рука Сонхва резко вытащила оружие из тела и также резко вогнала его обратно, но уже повыше. Тело налилось энергией, Сонхва начал неистово вгонять нож в мёртвое тело сильнее и сильнее. Он сменил хватку и начал новую волну ударов. Тело Хонджуна обмякло, голова склонилась вниз, а в районе живота было месиво из ткани, крови и мяса. Сонхва на мгновение остановился и начал проталкивать свободную руку внутрь, нащупывая внутренние органы. Он не торопился вытаскивать её, даже наоборот: он внимательно нащупывал внутренности, пытаясь дотянуться даже до печени, что Сонхва удаётся сделать. Всё ему чувствовалось таким склизким и мокрым, и он вынул руку, которая окрасилась в красный цвет. Он всё ещё оставался покорным голосу, всё ещё звучавшему внутри, и решил закончить начатое. — Умри, — удар в шею, — умри, — удар посредине переносицы, — умри.       Сонхва вытащил нож из тела, откинув его в сторону. Глаза его внимательно рассматривали раны, оставленные на лице Хонджуна, ловя на себе стеклянный взор тёмных глаз. Парень наклонился к животу, где поблёскивала кровь, и начал вылизывать большую рану, оставленную им, стараясь запечатлить вкус крови на своём языке. Язык проталкивался глубже, стараясь захватить больше густой жидкости. Разум Сонхва был сильно затуманен, голос вместе с зудом пропал, но он всё ещё не отдавал отчёта своим действиям. Парень отстранился от живота, переводя взгляд на свою руку, ставшую багровой от запёкшейся крови на ней. Сонхва поднёс кисть руки ближе к лицу и начал облизывать её, будто леденец. Его начало крыть от вкуса, оседавшего на его языке, поэтому он схватил нож и начал собирать остатки крови с его обуха и лезвия, случайно поцарапав свой язык. Почувствовав лёгкую боль на языке, Сонхва отбросил нож и придвинулся ближе к лицу Хонджуна, принявшему синевато-бледный оттенок. Он обхватил лицо руками и коснулся своими губами холодных губ Хонджуна. Легонько надавив на нижнюю челюсть, Сонхва немного шире приоткрыл рот Хона, проталкиваясь внутрь языком и ощущая вкус крови на своём языке. Хва углублял поцелуй, касаясь одной рукой затылка, а другой — щеки. Он ощутил сильное жжение в своих красных, то ли от препарата, то ли от царапин, глазах. Две крупные слезы скатились по его щекам, оседая на грязной, пропахшей по́том и сыростью футболке. Сонхва обнял мёртвое тело, ложась на пол. Силы резко покинули тело, держать тело в своих руках стало безумно тяжело.

Сонхва сразу же провалился в глубокий сон.